Внимание

      Размеренные шаги по коридору в направлении кабинета Трансфигурации. Незапланированное болезненное торможение при взгляде на застывшую в проеме пару, словно поезд сходит с рельсов, когда машинист теряет управление. Непредвиденное крушение, смертоносный, уничтожающий все живое взрыв. Каждый взгляд Грейнджер в сторону Уизела переворачивал его внутренности. Каждый двусмысленный жест и касание.        Казалось, силой своей разрушающей ненависти он способен был разорвать Уизли в клочья, не оставляя ни единого живого места, ни дюйма кожи, которой касалась она.       Нежные бледные пальцы Грейнджер ласково поправляют его такие противно правильные гриффиндорские волосы. Огненные. Уизли непростительно довольно улыбается и слишком счастливо смеётся. Грейнджер отвечает смущенной улыбкой и щёлкает Рональда по усыпанному веснушками носу.       С какой нечеловеческой радостью Драко бы оставил от него лишь серый невзрачный пепел.       В голове лишь одно: только бы не сорваться.       Последний беглый взгляд, брошенный исподтишка, словно сворованный. Как будто он мальчишка, подглядывающий непристойную сцену через щель незапертой комнаты.       Если бы Малфой только мог со всей силы её захлопнуть, заставив содрогнуться каждый нерв в его теле.       — Драко, чего ты застрял? — мурлыкающий голос Пэнси, приторный, ядовито-сладкий, выводит из охватившего ступора.       Она кокетливо улыбается и приглашающе машет рукой — зовёт присоединиться к остальной компании слизеринцев. Забини и Нотт посмеиваются и бросают неприятные взгляды в их Пэнси сторону.       Драко думает, что они похотливые и поверхностные кретины: Паркинсон, безусловно, красива, но за кукольной внешностью лишь хитрость и желание выгоднее устроиться, найдя богатого идиота.       Звонок колокола оповещает о начале урока и спасает от неправильных — нелюбимых — касаний и низкого шепота Пэнси.       Столпотворение студентов сбивается в дверях, стараясь протиснуться внутрь. Кто-то легонько задевает Драко плечом, и аромат душистых волос просачивается в ноздри.       Каждый обонятельный и осязательный рецептор устремляет все свои силы на запоминание и сохранение в памяти и каждой клетке свежего запаха леса и ощущения прохладной кожи Грейнджер.

***

      — Итак, класс, сегодня мы будем проходить... — четкий и выдержанный голос профессора Макгонагалл заглушает настойчивый шёпот Грейнджер, упорно старающейся объяснить что-то бездарному, отвлекшемуся на спортивный журнал Уизли.       Драко всегда раздражал её комплекс мамочки.       Один.       Мелодичный голос Гермионы просачивается в вакуум глупости, безраздельно царящий в голове рыжего ублюдка.       Два.       Он резко и несколько испуганно поворачивается, пересекаясь с ней взглядом. И розовые мягкие губы вместо уха касаются мужской щеки.       Три.       Вдох Драко застревает в горле, не в силах прорваться наружу. А руки неприятно холодеют и сжимаются.       Гермиона мгновенно отскакивает назад. Её глаза взволнованно — испуганно — мечутся по лицу Уизли. Она страшится нарушения границ, совершения преступления.       Уизел ободряюще улыбается и проводит указательным пальцем по скуле Гермионы.       Трепетно. Нежно. Мерзко.       Малфой не мог поверить. Не хотел видеть. Не был в состоянии быть безмолвным наблюдателем их развивающихся, до отвращения милых отношений.       Блять, как же до одури паршиво.

***

      Драко лежит в своей кровати и бездумно следит за беспорядочными и неправильно живыми языками огня, заточенными под бездушное стекло. Они с напрасным упорством разбрасывают бестелесные блики по каменным стенам спальни.       Он его — Малфоя — огонь.       Это он отчаянно бьется за право окутать Грейнджер, безраздельно захватить.       И согреть.       Ласкать незащищенными искрами.       Гермиона зажигает его. Она сжигает Драко внутри, не давая пламени выхода.       Малфой научился прятать его.       Лишь иногда особенно неутомимые и безумные слабо отражаются в радужке привычно холодных глаз Драко. ***       — Малфой! — знакомый до жжения между лопаток голос врезается в спину. — Профессор Дамблдор просил к нему зайти.       Драко поворачивается и окидывает Грейнджер внимательным взглядом.        От быстрого бега по безлюдному коридору её волосы ещё больше растрепались, и одна каштановая прядь постоянно падает на глаза.       Малфою хочется нежно, едва касаясь высокого лба, подхватить ее пальцами и медленно заправить за маленькое ухо. Провести большим пальцем по линии челюсти и оттянуть нижнюю пухлую губу.       Как совсем недавно это сделал он.       — Ладно, — сухо бросает Малфой и пристально смотрит, ожидая продолжения или я-не-испытываю-к-тебе-ненависти-Малфой-взгляда.       Какой ебаный абсурд иногда лезет в больную голову.       Гермиона не уходит. Придирчиво вглядывается в его лицо, пробегается внимательным прищуренным взглядом по каждой мимической морщинке, останавливается на его глазах и неопределенно хмурится.       — Что-то ещё, Грейнджер? — ехидный вопрос обманчиво небрежным тоном.       А сам изнутри уже покрывается коркой колючего льда от её недосягаемости и невозможности прикоснуться.       Драко видит несмелые догадки Грейнджер — они беспорядочно оседают на темной радужке глаз. Кружатся и неуверенно опускаются, будто осенние листья на промерзшую землю.       — Ммм... Нет, это все, — бормочет, неловко кивает и отчего-то ускоренными шагами скрывается за поворотом, ни разу больше не оглянувшись.       Все тише и тише отдаётся эхо тошнотворно испуганных шагов под молчаливыми и угрюмыми сводами замка.       За окном сухие, болезненно тощие ветви отчаянно бьются в закрытые окна Хогвартса.       Мать всегда говорила, что его выдают глаза.