Два одиночества

Маратель Хакс пила уже вторую неделю. Не то чтобы Ализия о ней волновалась — мэм ей житья не давала ровно с того момента, как узнала, что она понесла от господина коменданта. Но жить им на что-то надо было, а мэм сначала пропила то, что нашлось в поместье (нашлось немного, потому что она пристально следила за употреблением алкоголя господина коменданта), а затем начала покупать спиртное у чернушников — по баснословным ценам. Ализия знала точно — нашла пару выписок и наклеек на бутылках, когда мэм лежала в отключке, пьяная вдрызг. Поэтому Ализия решила, что с этой проблемой стоило разобраться. В конце концов, кредитов у них оставалось не так уж и много: господин комендант, удирая вместе с ее сыном, прихватил столько кредитных чипов, сколько мог. А значит, их с мэм финансы были очень ограничены. А еще Ализия чувствовала себя очень одинокой сейчас. Поместье, раньше полное слуг, опустело — все сбежали, стоило господину коменданту покинуть планету. Остались только они с мэм, но той словно и не было — с ее-то запоем. Ализия не понимала, почему она осталась здесь, когда могла спокойно уйти и оставить мэм и дальше заливать горе. Наверное, потому что в этом поместье прошла вся ее жизнь, и она не знала, куда еще податься. Разве что в шлюхи, но ее останавливала мысль, что сын, когда подрастет, этого не одобрит. Она вздохнула и пошла наводить порядок. Вообще-то в ее обязанности это не входило, но она знала, что мэм с похмелья будет в бешенстве, если обнаружит бардак. Мэм вообще ненавидела любой беспорядок, наказывала даже за крошечную пылинку. Нэн приходилось нелегко — наверное, именно поэтому она первая и унеслась прочь из поместья. Ализия тихо прошла в гостиную, стараясь шагать бесшумно. Остановилась на пороге: мэм лежала на диване в какой-то совсем уж детской позе, свернувшись и обхватив руками колени. Спала. Рядом валялись бутылки из-под вина, а еще ощутимо несло перегаром и сигаретами, которые так любил иногда покурить господин комендант. Мэм было жалко, и Ализия осознала это только сейчас. Она вздохнула и подошла к дивану. Осторожно коснулась плеча мэм, пытаясь ее разбудить. — Брендол… — пробормотала та. — Оставь меня в покое. — Я не Брендол, мэм, — Ализия старалась говорить мягко. — Пойдемте. Ляжете в кровать, а то утром опять будете жаловаться на спину. — Отвали, — сиплым голосом ответила мэм. Ализии все-таки удалось заставить ее сесть. Затем она пригнулась, закинула руку мэм себе на плечо и потянула вверх. Мэм поднялась вместе с ней, пошатываясь — штормило ее будь здоров, как бы им обеим не навернуться. Но Ализия была крепкой, хоть и, как говорил господин комендант, худосочной, и им удалось добраться до спальни, не растянувшись. Она уложила мэм на кровать и, поддавшись порыву, укрыла ее одеялом. — Отдыхайте, — пожелала она и шагнула прочь из спальни. — Зачем тебе все это? — от хриплого голоса мэм она вздрогнула и замерла на пороге. Медленно обернулась. — Сбежала бы, как и все остальные, но нет, торчишь тут, мозолишь глаза и раздражаешь. Почему ты все еще здесь? — Вам очень одиноко, — честно призналась Ализия. — Мне тоже. А вместе мы как будто… в старые времена. — Дура, — пробормотала мэм. — Добросердечная испорченная дура. Когда-то давно эти слова обидели бы ее, но она привыкла, что после того, как она родила сына, мэм то и дело бросалась оскорблениями. Поэтому Ализия улыбнулась и тихо прикрыла за собой дверь. К ее удивлению, на следующий день мэм лично вынесла все запасы купленного у чернушников алкоголя в утилизатор и больше с тех пор не пила.