— Бун, подкинешь меня? — ты сидишь на бордюре и устало смотришь снизу вверх на суетящегося друга.
— Блин, уже так поздно… — виновато начинает он, — а Эшли ждёт меня, уже миллион раз позвонила… и это абсолютно в другую сторону… прости?
— Да ничего страшного, — раздосадованно отмахиваешься и нехотя поднимаешься на ноги.
— Джордан, подвести? — Майк хлопает тебя по плечу и слегка приобнимает — точно так же, как на только что завершившихся съёмках; в этот момент тебе кажется, что даже через много слоёв одежды ощущается его тепло.
— Если не сложно… — неуверенно бубнишь ты.
— Да что тут сложного, мы не так далеко друг от друга живём. Пошли.
У его мерседеса просторный светлый салон, и создаётся впечатление, что тут абсолютно стерильно. Всего десять минут назад вы были на крытой парковке в ДиТиЭлЭй, безумствовали на съёмочной площадке: прыгали, кричали, орали, пели; теперь вы едете в полной тишине, каждый погружён в свои думы. Заметь: с ним уютно молчать, и, как бы банально то ни звучало, ты хочешь читать его мысли. И одновременно не хочешь, чтобы он читал твои.
Майк, этот непостижимый гений музыки, — он сам врывается в твою жизнь, сам предлагает записать совместный трек и снять клип на получившуюся песню, сам вызывается тебя подвести; с ним ты узнаёшь много нового: о музыке, о продакшене, о менеджменте, о промоушене, о чарующей тишине вдвоём, о себе.
— Мы можем взять пиццу и колу на вынос и посидеть на пляже, сегодня безветренно и тепло, — улыбается он, паркуясь у круглосуточной пекарни на углу большого супермаркета, который удобно расположился в семистах метрах от берега.
— Как романтично… — мечтательно протягиваешь ты, и он смеётся в ответ.
Четверть часа, и пицца готова. Гавайская (его любимая), с ананасами, на пышном тесте, одна на двоих (и неважно, что ты терпеть не можешь ананасы), порезанная на восемь кусочков, в компании с четырьмя баночками колы без сахара (и кого вы обманываете?!).
Чуть меньше десяти минут, и вы на пляже. Солоноватый запах прибоя, шипение пены прибрежных волн, перина песка, один бумажный пакет, разорванный, чтобы уместить вас двоих — и вы невероятно близки: плечо к плечу, локоть к локтю, бедро к бедру.
Пара слегка неловких мгновений, и вы ведёте непринуждённую беседу за нехитрым ужином. Сначала ты никак не можешь смириться, что он давно прошёл девятый уровень в той самой стрелялке, где ты застрял на седьмом, а он никак не может вспомнить, в чём там фишка. Потом вы спонтанно обмениваетесь композициями, которые впечатлили вас за последний месяц. Наконец, вы хвастаетесь своими грядущими выступлениями, и ты как-то особенно восхищён, что он заявлен на LoveLoud. В этот момент он внезапно замолкает.
— Майк, ты в порядке? — встревоженно спрашиваешь ты.
— Нет, — отрезает он, и тебе становится не по себе: таким Шиноду ты наблюдаешь впервые.
— Поделишься? — произносишь осторожно, косясь на него вполоборота. Его тихие слова в ответ тонут в гуле переливающейся воды:
— Мы так с Честером однажды сидели…
— С парнем, который…? — ты запинаешься, не решаясь продолжить.
— Да. Я люблю его, — отчаянно признаётся он, и в твоих висках пульсирует кровь.
— То есть вы… — излишни громко — почти — вскрикиваешь ты.
— …заткнись! — зло сквозь зубы шепчет он. Спустя мгновение успокаивается. — Знаешь, прошло всего десять месяцев, но иногда я действительно думаю, что вот я — прежний, что всё вернулось на круги своя, всё хорошо: сочиняю музыку, записываю песни, снимаю клипы, готовлюсь к туру… И вдруг — бах, и кажется, что меня разорвёт на мелкие кусочки от миллионов взрывов внутри. Далее, когда боль отступает, приходит пустота, я ощущаю себя словно полым — будто совсем ничего нет в области грудной клетки, под ребрами — вакуум. И я зарываюсь в плед, пытаясь почувствовать хоть что-нибудь, немного тепла… его тепла…
— Ты дрожишь… — и твой голос дрожит. — Наверно, кола была из холодильника, и воздух тут сырой… тссс, не дрожи так, — ты неуверен, что он слышит тебя; он отрешённо смотрит вдаль.
— Я боюсь забыть, — спокойно произносит он.
— Что? — не понимаешь ты.
— Его тепло… Мне страшно, что я однажды проснусь без этого… воспоминания, — горечь последнего слова заставляет твоё сердце сжаться.
— Майк… — начинаешь ты, но не находишь, что сказать.
— Мне внезапно так холодно… — твои руки плотно обхватывают его плечи. — Что ты, чёрт возьми, делаешь?
— Обнимаю тебя, — выдыхаешь ему в щёку, касаясь носом щетины.
— Зачем? — недоумевает он.
— Тебе не кажется, что это глупый вопрос? — ты жмёшься крепче.
— Не знаю, — немного расслабляется.
— Поехали ко мне? — самоуверенно предлагаешь ты.
— Зачем? — недоумение сменяется удивлением с нотками лёгкого раздражения. Но ты идёшь ва-банк:
— Ты такой умный мужчина, но задаешь такие глупые вопросы… Как вариант: тебе надо выпить горячего чая, чтобы согреться, а тут его нет. Поехали, я напою тебя крутым чаем по бабушкиному рецепту.
— Джордан, зачем? — не отступает он, и тебя прорывает:
— Это не жалость, Майк. Я просто хочу проявить немного заботы… Я… так благодарен… за этот шанс… выпустить с тобой песню, поучаствовать в клипе, быть хотя бы песчинкой на берегу твоего спасения от волн, что вымывают песок из-под ног… Чёрт, какой пафос! Да блин, понимаешь, меня сейчас миллионы твоих фанов увидят, узнают… Кому нужен начинающий музыкант из Торонто? Настоящее имя-то и то в интернете не найдешь… А теперь… И все твои советы…
— Ты хочешь переспать со мной? — от его прямолинейности холодеет внутри.
— Ты видишь меня насквозь? — слегка отстраняешься ты.
— Да, — констатирует он.
— Да, — констатируешь ты.
— Зачем? — вскидывает брови он.
— Ты мне нравишься, — признаешься, наконец. — Мы… с ней… расстались чуть меньше года назад, и я болезненно переживал разрыв, а она теперь с Буном… и я ни с кем не общался… ну ты понимаешь…, а тут… честно: у меня просто встает на твою крутизну. Но парней у меня никогда не было.
— У меня тоже, — звучит как едкая усмешка.
— А как же он? — недоверчиво спрашиваешь ты.
— Дружеские объятия и мимолетные поцелуи в макушку, да и те в водовороте эйфории — это всё, что было у нас с Честером, если уж мы завели разговор о физическом контакте.
— Неужели ты не хотел его? — он отворачивается от твоего пристального взгляда.
— Честер был стопроцентным натуралом, Джордан, и от моих желаний и фантазий мало что зависело, — снова сквозит горестью, и ты жалеешь, что опять затрагиваешь эту тему.
— Блин, это так…
— Ладно, поехали! — он встаёт на ноги.
— Куда? — глупые вопросы, — это, оказывается, заразно.
— К тебе? — предполагает он.
— Ты согласен?
— По крайней мере — на горячий чай по бабушкину рецепту, — улыбка озаряет его лицо.
Твоя квартира — это вечный бардак, и тебе стыдно показывать её Майку; но предложить заняться сексом в его сверкающей чистотой машине не хватает духу. Тем более ты обещал ему чай.
Ты вешаешь ваши курточки на плечики в шкафу в прихожей и провожаешь в гостиную, отделенную от кухни барной стойкой. Пока ты завариваешь каркаде, он звонит домой.
— Энн, привет! Прости, что так поздно. Мы сняли клип, но Джордан затащил меня к себе показать пару треков, и мы зависли: тут есть, над чем поработать… Ты не обидишься, если я приеду утром? Хорошо, спасибо, спокойной ночи!
— А она у тебя покладистая, — бестактно отмечаешь ты, и он слегка хмурится.
— Я ни разу не дал ей повода усомниться в себе. Другие женщины меня не привлекают, а мужчины… Я всегда любил только его.
— Незавидная доля, так-то, — неуверенно произносишь и чувствуешь себя идиотом.
— Но я не хочу сейчас скрывать рвущийся наружу факт: ты мне симпатичен, меня к тебе тянет; я понял это, когда лайкнул порядка пятидесяти фоток в твоем интраграмме.
— Да, ты король онлайн-пикапа, — впрыскиваешь ты.
— Не дерзи! — заходится весёлым смехом он.
— Мне было приятно, но интересно, чем я тебя зацепил?
— Я сразу понял, что с тобой можно безболезненно сходить с ума… в противовес тому, как я схожу с ума, когда переживаю очередной прилив боли.
— Средство восстановления баланса? — ты ставишь на стол две кружки с дымящейся красной жидкостью и садишься рядом.
— Типа того, — он обнимает тебя.
— Слушай, а ты любишь жёстко?
— Что именно?
— Ну… сорвать одежду, расцарапать кожу, оставить кучу засосов, прижать к стене и резко взять? — удобно устраиваясь в его руках, поясняешь ты.
— Ой, не, тут я вообще скучный: исключительно в кровати, в миссионерской позе, ровно пятнадцать минут, два раза в неделю, — с непробиваемым видом произносит он. — Ты будешь разочарован! — и заходится смехом.
— Ты серьёзно?
— Скажем так: творческая жизнь у меня всегда была более насыщенной чем жизнь между ног, — он по-прежнему широко улыбается, и ты знаешь, что он сейчас шутит.
— А я люблю! — прикусываешь его мочку.
— Мелкий извращенец! — хихикает он.
— Но-но-но, я повыше тебя! — парируешь ты.
— И почти в два раза моло…
— Ой, да ладно, твои сорок вообще никак не ощущаются, ты такой же молодой придурок, как и я, — ты смотришь в его глаза, — Майк? — его губы такие мягкие, его руки такие сильные, и ты стонешь ему в рот, наслаждаясь вашим первым поцелуем. Он упоенно зарывается пальцами в твои кудряшки и шепчет на ухо: «Джордан, ты чудесный мальчик!», развеивая тем самым остатки разума.
***
— Тэд… Я творю полную безоговорочную хуйню.
— Ого! Как самокритично! Что это, Маэстро?
— Джордан. Я вспыхнул к нему, и… от этого мне… не очень.
— Вау! Полегче на поворотах! Он что — тоже по мальчикам?
— Он — би, но девочки у него нет, и, в общем, мы с ним…
— Ебётесь?
— Фу, Тэдди… но, в общем, да.
— Давно?
— Пару месяцев…
— И? Что тебя тревожит?
— Во-первых, я изменяю жене…
— Ну, такой трах… с мальчиком — точняк не измена! Тем более, значительная часть Лос-Анджелеса верит, что у тебя роман со мной. На стороне. И никто не судит.
— Во-вторых, я предаю память… и от этого чувствую себя отвратительно. В высшей степени мерзко.
— Майк… Чез всегда хотел, чтобы ты был счастлив. Он не мог ответить взаимностью на твои чувства, но он любил тебя — как брата, лучшего друга и родственную душу. Поэтому если ты встретил кого-то, с кем тебе хорошо, это не является предательством.
— Но мне плохо… Мне хочется сбежать на край света и спрятаться в самой неприступной расщелине — от этого ужасного ощущения: мне нечего предложить Джордану, кроме секса без обязательств… Я ищу в себе хоть что-то, что мог бы ему дать, но ничего не нахожу… И так нечестно получается — потреблять его молодость, энергию, сексуальность…
— Ты делишься с ним опытом.
— Ты серьёзно? Каким, к чёрту, опытом?! Он же не шлюха, чтобы спать со мной за то, что я немного помогаю в раскрутке его проекта. Тэд, он самодостатный талантливый исполнитель и невероятно интересный человек. И уж точно не мальчик на пару-тройку (десятков) ночей.
— Ну-ну…
— Чёрт… Я не хочу делать ему больно. Ведь я знаю, что такое больно… Но он не Честер.
— Никто не Честер, Майк, но…
***
— Кажется, Шинода на тебя запал, — Страйкер, этот сумасбродный ведущий с радио KROQ, с размаху ударяет тебя по плечу, и ты едва не роняешь свою только что закуреную сигарету.
— В смысле? — наигранно удивляешься ты.
— Ну… нравишься ты ему. Или ты ещё не в курсе, что ему могут быть интересны парни? — скороговоркой пропевает Тэд.
— В курсе. А с чего ты взял, что он на меня, как ты говоришь, запал? — скованно произносишь, стряхивая пепел в урну.
— Абы кого он на интервью с собой не притащил бы, плюс он тараторит о тебе без умолку, — лёгкое негодование собеседника не ускользает от твоего внимания.
— Ну… так это ж хорошо? — неуверенно спрашиваешь ты.
— Джордан, я знаю Майка столько, сколько ты живёшь. Он никогда ничего не делает просто так. Даже если, на первый взгляд, это абсурд, это осмысленный абсурд, просчитанный абсурд, если позволишь. И он всегда добивается своего.
— Ну так это ж офигенно! Я так горжусь им! И рад, что мы познакомились! — ты заливаешься краской раньше, чем осознаёшь свой невероятный восторг.
— Можно почти дружеский совет? — серьёзность собеседника немного отрезвляет тебя.
— Валяй! — однако ты всё ещё не понимаешь, куда он клонит.
— Не обнадёживай себя и не вздумай привязаться, — звучит как приговор.
— В смысле? — столбенеешь ты.
— Ты смотришь на него глазами влюбленной фанатки. Это опасно, Джордан, — без прикрас отвечает он.
— Почему? — кажется, тебе стоит научиться лучше контролировать свои эмоции.
— Майк любит Честера. Почти двадцать чёртовых лет и без единого шанса на ту самую взаимность. Абсолютно безусловная любовь; наверно, его сердце полностью состоит из неё. Это чувство выдержало триллионы испытаний, пережило миллиарды взлётов и падений и по сей день держит Майка на плаву. Да, в настоящий момент он чувствует себя брошенным, временами им управляют отчаяние и злость; возможно, он совершает глупости. Но… Короче, перенимай опыт, получай удовольствие, но помни: ты не Честер. Никто не Честер, — отправив тебя в глубокий нокаут, Страйкер стремительно покидает ринг.
Конечно же, ты ничего не рассказываешь Майку.
Конечно же, той ночью — по стечению обстоятельств — вы вдвоём отправляетесь на твою квартиру «поработать над очередной демкой».
Конечно же, вы вместе готовите вкусный ужин, смеётесь, когда он в миллиардный раз подкалывает тебя, дескать «тот, кто клялся, что любит пожёстче, на самом деле такой неженка», принимаете душ, занимаетесь сексом, но засыпает только он. Ты лежишь к нему спиной, крепко прижатый к его груди, его руки лежат на твоём животе, воздух спальни пропитан негой, покоем и теплом. Его щетина приятно щекочет твою кожу, и тут ты слышишь: «Чеззи… солнышко моё… Чеззи!» — кажется, он жмётся к тебе ещё плотнее, но в этот момент ты летишь вниз и разбиваешься вдребезги.
«Ты не Честер. Никто не Честер!» — водоворот сознания увлекает тебя в сон, который истошным кошмаром впивается в воспалённый мозг; ты не вспомнишь ни утро того дня, ни последующие несколько суток.
***
«Привет! Прости, что вот так… Но я тут с девушкой познакомился, и, в общем, Майк, мы с тобой больше не сможем встречаться», — буквы на экране пляшут перед взором сюрреалистичными кляксами. Зачем ты привязался к нему? Зачем теперь бежишь? Нелогичный ты, Джордан.
«Отправить-не отправить, отправить-не отправить… Да отправляй уже! Тряпка… Переживёшь как-нибудь, не такой уж он незаменимый, жил же без него раньше, и теперь проживёшь… Чёрт, сука, ненавижу тебя!!! Ненавижу! «Джордан, ты чудесный мальчик!» Старый мудак! Бесишь! Бесишь… Ёбай из моего сердца!»
Ты даже не успеваешь швырнуть телефон на кровать, как на экране загорается: «Окей».
«Как всё оказывается просто: «Окей». Ни звонка, ни вопросов. Всего лишь «Окей», — и он спокойно оставляет тебя в прошлом. Ему было всё равно. Пофигу, есть ты в границах его реальности, или тебя нет. Похуй на тебя. Ты — пустое место. Дырка для члена. И он с самого начала тебе об этом говорил. Блять, Джордан, ты вёл и продолжаешь вести себя как сопливая девчонка — со своими тупыми надеждами и невероятными ожиданиями. Скорее мишки Гамми посыпятся из твоих ушей, чем Майк-ненавижу-тебя-сука-Шинода добавит тебя в свою жизнь с пометкой «важное». Относительно его жизни ты в оффсайде, на обочине, в глубоком овраге. Нет тебя в его жизни. Не было и не будет».
Холод кафеля ванной комнаты впивается в кожу твоей спины, когда, умывшись, ты прижимаешься к стене в поисках опоры. Тёплые капли скользят по шее вниз, оставляя влажные тропинки на обнаженной груди. В зеркале перед тобой всё тот же кудрявый мальчишка с выразительными серыми глазами — симпатичный, кстати, — только огонька во взгляде стало вдруг значительно меньше. Сколько раз ты влюблялся? Нет, этот точно не первый. Но, если взять в расчёт стихийность и интенсивность чувств, предыдущие опыты твоих привязанностей непременно поблекнут. Хотя… возможно, тебе так кажется из-за свежести испытываемых переживаний. В любом случае, ты уверен: время ляжет ровными швами на эту рану, оставив лишь небольшой рубчик где-то в совсем далёкой складочке души.
Перетерпеть.
В спальне слишком много его вещей: та белая футболка со съёмок клипа, неудобные синие вэнсы, часы, которые он вечно забывал, и — апофеоз — красная рубашка в клетку. Ношенная куда-то. Источающая легкий аромат его парфюма и его кожи. Её-то ты и наденешь. «Я боюсь забыть его тепло», — память бьёт наотмашь, и сейчас ты каждой клеточкой своего существа понимаешь, что он имел ввиду. А ещё понимаешь, что он окружал тебя заботой, дарил чувство безопасности и был самым уютным человеком на свете. Но он такой не только с тобой, он такой со всеми. Ты зол. Не на него. На Честера. Как можно было бросить Майка?
Улица встречает тебя промозглой изморосью. Пятнадцать минут на такси, и вот ты в центре Лос-Анджелеса. Небольшой бар, неприметный снаружи и роскошный внутри; сюда пускают только селебрити, здесь тебя знают как друга Майка Шиноды и Тэда Страйкера, и никому нет дела, что ты grandson, автор собственных песен. До вершин головокружительной известности тебе далеко. Бармен наливает виски и шутит про погоду, дескать, на Калифорнию напал дерзкий Лондон; в этот момент, как раз на слове «дерзкий», твои глаза встречают его ослепительную улыбку, направленную всеми лучами в твою сторону. Отвернуться. Ускользнуть. Испариться. Но он уверенно держит свой путь в твою сторону.
«Привет! Как дела?» — ни упрёка, ни намёка — будто ничего и не было, а вы — просто приятели, которые случайно встретились. И ты молчишь, а он смотрит на тебя — кажется, это длится вечность, мысли хаотично порхают в голове, он что-то говорит тебе, но ты никак не можешь сфокусироваться на его словах, и тебе вроде нечего сказать… Круговорот мира, пара его глаз, которые напоминают тебе спелые черешни глубоко-коричневого оттенка, ты чувствуешь, что шевелишь губами, ты видишь, что он шевелит губами, ты не слышишь — ни его, ни себя, до тех пор пока вдруг вакханалия реальности яркой вспышкой фиксирует простую фразу:
«Я тебя люблю».
