*
В первый раз Хэнк кашляет кровью, когда они находятся в офисе. Коннор осматривает файлы о недавнем преступлении. Закрыто и открыто, дело об убийстве мужа женой, в то время как тот жестоко избивал ее. Преступление страсти, как-то говорит Хэнк, когда он отходит от кашля. Каждое слово в наше время является борьбой, думает Коннор, когда старший мужчина пытается говорить сквозь стискивающую боль в горле и груди. Внезапно слышатся резкие звуки удушья, Коннор мигом подрывается на ноги, замечая, как Хэнк тяжело опирается на свой стол, не в состоянии уверенно стоять на ногах, а изо рта снова льется красное, капает на стеклянную поверхность. — Лейтенант! — он в считанные секунды оказывается рядом с мужчиной, пытаясь осторожно повернуть его лицом в свою сторону и так же усадить на стул. Ему удается сделать последнее, Хэнк склоняется вниз и заходится сильным удушающим кашлем, в то время как Коннор опускается вниз, на колени, кладя руку на спину. — Вы в порядке? Андерсон отрицательно качает головой, его лицо сильно краснеет от прилива крови; он держит руку у рта и кашляет, кашляет, кашляет, глотку до одури сжимает в тисках, он громко и глубоко глотает воздух, достаточно громко, чтобы Коннор мог услышать без включенных сенсоров. В один момент Хэнк опирается на грудь Коннора, затем держится за плечо и, не в силах выговориться, без слов неуверенно ступает на ноги. Капитан Фаулер, заметив что-то неладное, постепенно надвигался в их сторону, но Хэнк лишь вяло отмахнулся. Коннор замечает красное и синее между его пальцев и его несуществующее сердце будто пропускает удары. Сервопривод мигает, поступают сообщения об ошибке, когда Коннор застывает на месте. Он озадачивается. Это не голубая кровь, он точно знал, что это не она. Это не рационально и не реалистично. Коннор замечает каплю голубого цвета на полу и инстинктивно тянется к ней. В памяти всплывает обещание, которое он дал лейтенанту, но он старательно подавляет его, ведь сейчас это важно. Вместо жидкости его пальцы натыкаются на что-то более твердое и форменное, бархатное, мягкое и скручивающееся под его прикосновением. Он берет нечто между пальцев и поднимает предмет до уровня глаз, чтобы можно было сканировать информацию с «обидчика»: ги-а-цинт существительное: гиацинт; множественное число: гиацинты. луковичное растение семейства лилий, с крутыми листьями и колоколообразными ароматными цветами. родом из Западной Азии, гиацинты выращиваются на открытом воздухе и используются в качестве комнатных растений. светло-пурпурно-голубой цвет характерен для данных растений. другие термины по запросу «jacinth». Хэнк никогда не разводил цветы. И в отделении никто не держал цветы. Бутон идеальной формы, но он был покрыт алой кровью и слюной Хэнка, поэтому вряд ли это был цветок из чая. Знания исчерпываются, что ведет к системному сбою. Что-то не так с Хэнком. Что-то не так с Хэнком, и он не хочет, чтобы Коннор знал. Что-то не так с Хэнком и Коннор не может понять, что именно. Коннор крутит цветок гиацинта между пальцев, сидя на корточках. Он ощущает потрясение и какой-то шок. — Коннор? Что-то не так с Хэнком и Коннор не может помочь. Что-то не так. — Господи, Коннор, брось! Можно было увидеть вздутые из-за давления вены на его лбу. Коннор моргает и сосредотачивается на странно приближенном лице Хэнка. — Лейтенант? Хэнк вздохнул с облегчением, плюхаясь в кресло; вздох вырывается из него бурей. — Не пугай так. Если бы не светодиод, который моргает, как сумасшедший до сих пор, я бы подумал, что ты откинулся. Коннор смотрит вниз и замечает, что в его руке нет цветка, поэтому он возвращает свой взгляд на уставшее лицо Хэнка. Он снова нарушает свое обещание. Вокруг все будто замерзает и останавливается во времени, становится серым, и Коннор начинает свой анализ. В горле Хэнка Коннор замечает небольшое количество крови, сама же глотка сырая и разодранная из-за постоянного кашля. Лепестки цветков цепляются за трахеи, частично блокируя дыхание. В легких виднеются корни. Они растут на глазах, цепляются за альвеолы и причиняют ужасную боль. Текущий объем легких — шестьдесят два процента. — Вы умираете. Хэнк не удивлен. Он выглядит подавленным и не более. — Поехали домой, Кон, — устало произносит Андерсон, но нотки мягкости в его голосе заставляют Коннора ощутить себя крайне странно. — Не хочется говорить об этом в этом сраном офисе.*
Дома напряженно так же, как и в офисе. Зайдя в дом, Коннор наблюдает, как Хэнк лениво скидывает с себя пальто и целенаправленно движется на кухню. Без единого слова. Он подходит к шкафчику, в котором, Коннор знает наверняка, хранится виски, и в системе происходит какое-то перегревание — не то, что обычно происходит при перегреве от напряженного алгоритма или простого напряжения. — Лейтенант, я не думаю, что это лучшее решение. Ваше нынешнее состояние здоровья… — Я знаю свое состояние здоровья, мудак, и не нуждаюсь в совете. Коннор делает еще пару шагов и останавливается. Он чувствует все безжизненные и бесчеловечные жестянки в суставах. — Вы умираете, и я хочу знать, почему… почему вы… — он заикается, застыв взглядом на лопатках Хэнка. — Почему вы ничего не сказали мне?.. — А-ах, Коннор, — его вздох грубый и уставший, после чего следует приступ кашля, и Коннор слышит шуршание чего-то твердого, что скатывается по керамической поверхности раковины и не пропадает в сливе. Хэнк небрежно вытирает рот и разворачивается: на его рту разводы от крови, а внутри Коннора — непонятное чувство. Это так похоже на то чувство, когда его копия направляла пистолет в сторону Хэнка. — В этом нет ничего плохого, я обещаю. — Тогда что это? — с настойчивым тоном говорит Коннор. Эмоции, сообщения об ошибках, засорение кэша и все то, с чем он не имел понятия, как справиться, все перемешивается как будто в большой ком, и Коннор делает шаг вперед. — Почему вы не обратились за медицинской помощью? Почему вы продолжаете работу в таком состоянии? Почему мне нельзя помочь вам? — Потому что ты засадил это в меня! Поднятый тон голоса заставил Хэнка снова зайтись отвратительным кашлем, в один момент он отворачивается, кровь окрашивает его губы и стиснутые зубы в розовый, как красное маленькими и средними каплями падает на столешницу и разбивается в маленькие лужицы. Он снова разворачивается лицом к Коннору, опираясь на столешницу до побеления суставов в пальцах. Он прокашливается, прочищает горло и откашливает немного помятое цветение гиацинта на пол между ними. Коннор неподвижен. Вроде бы единственный, кому не нужно дышать, может подойти. — Что? — Поищи-ка в своей базе данных цветочную болезнь, — едва ли проговаривает Хэнк и горько усмехается. Звучит смешно и по-детски. Об этом ходит много мифов, легенд, рассказов, есть редкие случаи и летальные исходы. — Вы можете вылечить ее, — мягко проговаривает Коннор, подбирая тональность. — Было достаточно случаев, которые привели людей к гибели, но есть и те, которые вылечились от цветения и жили здоровой жизнью. — Вы много узнали о нас, людях, и о наших гребаных сложных человеческих эмоциях, Коннор, — когда Хэнк смотрел на него, Коннор видел что-то, что не видел ни у кого из людей, — но это, пожалуйста, оставь в покое. Коннор делает еще шаг, обходя диван, изучая пол, на котором находился ковер, ступая, наконец, на плитку. — Я не могу этого сделать, Хэнк. Вы же знаете: ваше благополучие превыше всего. Андерсон откашливается, и это напоминает рык; Коннор обеспокоен, он замечает изменения. — Да-да, вся твоя миссия — брехня собачья, — он в очередной раз заходится кашлем, едва ли не теряя сознание — в глазах мутнеет. — Вот почему это не поможет, Кон. Это не твоя миссия. Это я настолько влюблен в сраного андроида, что моему телу, походу, не наплевать способен ли ты что-нибудь вернуть, когда уже и так понятно, что я, мать его, неудачник. Болезнь Ханахаки, Цветущая Смерть; рост растений в легких человека, когда есть невоздержанные чувства любви и привязанности. Вызвана мутацией в легочной ткани, которая сопровождается потерей серотонина и допамина, связанного с отрицательной эмоцией. Это определение оставляет желать лучшего, и Коннор в растерянности. — Говорите, у вас чувства к андроиду? Нередко люди привязаны к андроидам-компаньонам. Почему бы просто не извлечь корни? Не могу понять. — Не хочу терять это чувство. Коннор моргает. Болезнь Ханахаки. Единственное известное лечение — удаление роста растений у корня. Удаление корней также приводит к удалению положительных чувств к соответствующему человеку. Есть редкие случаи, когда их обнаруживают достаточно рано, где чувства могут сохраняться, но уровень успеха составляет ниже десяти процентов. В очень редких случаях признание этих чувств иногда может привести к тому, что условия станут поддающимися лечению. — Но если чувства не вернутся, то почему вы хотите сохранить чувства таким способом? — Потому что это единственная позитивная вещь за последнее время, ладно? Это не имеет смысла. Это совсем не логично. — Кто этот андроид? Хэнк заливается гавкающим смехом. — Лейтенант, я не думаю, что мой вопрос был смешон. — Неужели ты так глуп, а… — прохрипел Андерсон, затем последовала мрачная улыбка. Это был не вопрос. Когда он улыбается, засохшая кровь трескается в уголке рта. Он ловит взгляд Коннора и проговаривает: — Уже сказал. Это ты, придурок. Коннор хмурится и делает шаг вперед. В какой-то момент уверенность улетучивается. Его тело было запрограммировано не дрожать, но сейчас его пробирает слабая дрожь. Месяцы улыбок, слабых дружелюбных пиханий и прочие короткие моменты прокручиваются в голове мгновенно, словно пленочная кинолента, разрозненные и разбитые, но они до сих пор не могут собраться в единый смысл. Коннор знает определение любви, но с ним ничего не сравнится, чтобы понять, что в реальности чувствует Хэнк. Он продолжает двигаться вперед, не думая и не анализируя, как сделал бы старый он. Старый он, который долго не мог развидеть. Но сейчас он пробужен, и ничто не сможет снова зачистить его память, как он подходит к Андерсену и кладет руку на его плечо. Это то, что Коннор ожидал, и одновременно — ничего подобного. На его губах ощущается тепло и пульсирующее давление, его датчики читают кровь Хэнка, прежде чем он отключит функцию. Глаза Коннора открыты, он наблюдает за тем, как Андерсон закрывает глаза, но спустя несколько секунд мужчина отталкивает андроида. — Какого хрена, Коннор?! Коннор не отходит далеко. Лишь на удобное для разговора расстояние, но не отступает. Что-то подсказывает ему, что если он уйдет сейчас, то наступит конец. — Вы сказали, что любите меня. Если чувства будут взаимны, то ваше самочувствие улучшится, — это просто логично. — Ты не можешь просто взять и внезапно полюбить кого-то за две секунды, — частота сердечных сокращений Хэнка поражает, повреждает легкие, работая в два раза быстрее, чтобы насытить воспаленный орган толикой воздуха. — Это не так… это не так работает. — Сильное чувство глубокой привязанности. — Что? — Любовь определяется как интенсивное чувство глубокой привязанности, — повторил Коннор. — Я никогда не знал, что такое любовь, но я знаю, что в моем программировании есть что-то, говорящее мне, что я не буду функционировать правильно, если… я потеряю вас. Хэнк сглатывает и резко хватает Коннора за воротник, слабо встряхивая, проговаривая: — Не делай этого, ты, ведро с болтами. Я повторяю… — Разбитое сердце определяется как страдание от подавляющего бедствия; очень расстроен. Может, у меня и нет сердца, но есть это странное чувство, когда я думаю о том, что же я буду делать, если вас не будет рядом, — пальцы, сжатые на воротнике, все еще дрожали, и Коннор опустил свои пальцы на пальцы Хэнка; тот смотрел ему в глаза, замерев. — Ничто из этого не имеет смысла, и я все больше и больше смущен каждой новой эмоции или встрече, и если бы мне пришлось проходить через все это одному… я бы не был собой, не будь вас рядом. Он выдерживает секундную паузу, а затем добавляет: — Вы мне нужны, Хэнк. Он прижимает свои руки к груди Андерсона и снова поддается вперед. На этот раз Хэнк позволяет ему. Под пальцами Коннора Хэнк вдыхает, глубоко, без трещин и взломов, без заблокированных дыхательных путей. Лишь полный, глубокий вдох.И не единственный.