Женя больше не верит

Женя верит: в этом что-то есть. В этих совершенно непродуманных заранее касаниях. В этих неловких взглядах. В этом чувстве, что все заметили. Женя смотрит всегда порой на Васю, и у него дыхание перехватывает. От чувства: не мой. И никогда не будет. Васе тридцать, он взрослый человек, который знает, что хочет от жизни. И последнее в его планах – Женя, влюблённый в него. Он ведь даже не подозревает. Женя ведь смотрит, только когда Вася не видит. Женя ведь касается как бы случайно. Женя ведь делает вид, что ему всё равно на этого «кретина». Женя ведь больше не верит. Не верит, что Вася когда-нибудь всё-таки поймёт и ответит тем же. У Васи ведь девушка. По какой-то странной иронии тоже Женя. Жене порой кажется, что вселенная насмехается над ним. И с этой Женей, и с тем, что, наверное, все кроме самого Васи уже заметили, что что-то здесь не так. Что друзья так не смотрят. Даже если это шутка и он хочет вывести его из себя. Вася не гомофоб, но ему всё это отчаянно не нравится, когда происходит с ним. Поэтому Женя и не пытается. Были какие-то надежды, да давно ли это было. В прошлой жизни, наверное. Женя постоянно закусывает губу, почти до крови, чтобы избавиться от ощущения ноющей боли где-то глубоко в грудной клетке. Женя сильно сжимает в кулаке ткань толстовки, чтобы просто не заорать от ощущения безграничной пустоты, ведь зрители не оценят, а так – вроде и не видно. Женя греется будто в лучах солнца, когда Вася касается его. Когда прижимается к нему плечом, когда он просто рядом, когда смотрит на него. Только тогда Женя живёт. Но это не может длиться вечно. У всех когда-то заканчивается терпение. Даже у Жени. Тем более у Жени. Он на протяжении нескольких недель смеётся в Инстаграмм-историях Гришечкиной (той самой «другой Жени», которая не должна была заменить Шакулину Калинкина, но у неё получилось). Он снимается в каких-то видео, где он весёлый и полный сил. Вот только эти видео не выходят. Женя никогда не пропадал с канала на такой долгий отрезок времени. И чёрт его знает, почему это так происходит. Возможно, силы ждать закончились. Верить уже больше не хочется. Жить уже как-то в тягость. Но Женя живёт и даже как-то верит, что всё когда-нибудь будет хорошо, что всё образуется, что станет легче. Ведь всегда по закону жанра должно становиться легче, так ведь? Да и хотелось бы, чтобы так было, да только у нас не очередной бульварный роман в тонкой обложке и давно истёртом переплёте с какой-то ужасно привлекательной девушкой лет двадцати, кричащей о своих трудностях. Ведь у нас жизнь, а там один чёрт знает, как будет. Но Женя предпочитает не думать об этом. Женя не заморачивается настолько сильно. Женя не хочет покончить жизнь самоубийством где-то в грязном подъезде ничем не примечательной пятиэтажки на окраине Москвы. Женя всё-таки хочет жить, хоть и так, не совсем чудесно, как рисовалось во сне лет в пять, когда мама пела колыбельную, хоть и вот так, когда Шакулин чувств его не замечает от слова «совсем». Шакулин же ведь «чудовище» и «идиот», а на таких не обижаются. Женя больше не верит в то самое «долго и счастливо», потому что так не бывает. Но в жизнь – вполне себе. Это просто переболеть должно, не мальчик пятнадцатилетний уже, который страдает от неразделённой любви к какой-то смазливой девчонке из параллельного. Бывало уже, плавали. И в этот раз переплывём. Даже без Шакулина.