Live&Evil

- Ты всегда был плох в хранении чужих секретов, не так ли, Каччан? - Изуку растягивает губы в понимающей улыбке, слегка прищуривая глаза. - С самого детства. Что тебе не расскажи, остальные сразу же узнают это. Тебя словно распирало изнутри... Так почему же сейчас ты так удивительно молчалив? Язык проглотил? - выражение его лица плавно перетекло из понимающего в недоуменное. И только глаза у Деку остаются прежними. Холодными. Спокойными. Мёртвыми. - Но, в противовес тебе, я в этом всегда был хорош. Сколько твоих секретов я храню прямо здесь, - облачённые в чёрную кожаную перчатку пальцы постукивают по виску. - И не только твоих. Там есть секреты твоих замечательных новых друзей. И всех присутствующих здесь доблестных героев. Ну разве не чудесно?! - голос Мидории становится громче, когда второй рукой он обводит стоящих в отдалении от них учеников 1-А класса и про героев. Это должна была быть спасательная операция, Катсуки прекрасно это понимал. Герои не могли сидеть сложа руки, когда его похитила Лига Злодеев, но такого быстрого реагирования не ожидал ни он сам, ни они. Так же, как герои не ожидали того, что злодеев телепортируют прямо у них из рук вместе с пленником. И снова неожиданности — его одноклассники, попытавшиеся его спасти. И всё вышло бы. Если бы не Деку. Если бы не его причуда. - С тобой неинтересно разговаривать — стоишь молчишь, словно воды в рот набрал, - обиженно тянет Изуку, хмуря брови. А Бакугоу чувствует лишь гнев и вкус собственной крови во рту, которую он не может сглотнуть. Он вообще не может ничего сделать — тело соединено с едва видными нитями, идущими от рук Мидории. «Кукловод» - так он назвал свою причуду. И из-за неё же его не смогли спасти. - Но я на тебя не обижаюсь, - почти мгновенно оттаял Изуку. - В конце концов, мы с тобой друзья детства. Я не обижался тогда, когда ты разболтал всем, что я беспричудный. И не обижался, когда избивал меня каждый день в школе. Я не обижался даже тогда, когда ты попытался меня убить в прошлый раз. Потому что мы друзья, - улыбка на чужих устах чрезвычайно добрая, но когда он снова открывает глаза, то по телу против воли идёт холодок. - Но ты предал меня, Каччан. Ты пытался рассказать тот секрет, который нельзя знать никому. Сейчас, говорящий внезапно низким голосом и кружащий вокруг него, словно акула, Деку пугает. До дрожи, до вспотевших ладоней и желания сглотнуть. И другие тоже это чувствуют — Шигараки и его приспешники не приближаются к ним, Тога смотрит почти со священным трепетом, Учитель стоит в стороне, давая ему волю к действиям, а герои боятся сделать лишний шаг. Потому что за несколько минут до этого Мидория уже обезвредил достаточно глупых учеников ЮЭЙ, но милостиво отпустил их понаблюдать. К их сожалению, изначально беспричудный умел крайне хорошо пользоваться подаренной причудой. - Ты меня предал. Несмотря на всё, что я для тебя делал. Несмотря на то, что я никому не рассказывал, что ты со мной делал. Как ожоги не сходили месяцами, а трещины в костях и синяки никогда не заживали до конца. Как одно моё ухо стало хуже слышать после всех тех раз, что ты наступал мне ногой на голову. Как я стал периодически терять сознание от постоянных сотрясений. Как ты затаскивал меня в классы, несмотря на все мои крики и мольбы и... - ХВАТИТ! Катсуки на секунду кажется, что он смог переселить чужую причуду. Кровь, до этого бывшая во рту, частично выливается по подбородку, капая на одежду и землю, а частично скатывается по гортани вниз. От последнего его тошнит. Но от Изуку больше. От его слов. И от того, что он позволил себе ослабить контроль специально. Мидория смотрит на него снисходительно, как на ребёнка, и слегка наклоняет голову вбок, словно побуждая высказаться. Но Бакугоу не нужно его разрешение. - Что ты от меня хочешь?! Извинений?! Раскаяния?! Что бы я на коленях вымаливал у тебя прощение и каялся в грехах?! - порывисто кричит Катсуки, но Деку нисколько не меняется в лице, лишь слегка улыбается. - Я знаю, что натворил много дерьма в прошлом. И творю до сих пор. И мне жаль, - ему трудно говорить это, но парень решает хоть раз переступить через свою гордость. - Я думаю, что тебе стоит почаще быть честным с самим собой, Каччан, это довольно полез... - КОНЧАЙ ПИЗДЕТЬ! - вновь обрывает Мидорию Катсуки, теперь буквально всем своим существом источая гнев. - Только не тебе говорить мне о честности! И знаешь что? Зная, чем ты стал, я нисколько не жалею о том, что делал именно с тобой! - он тяжело дышит, словно пробежал марафон и скалится, желая размазать чужое лицо по стене и выбить всё дерьмо. Деку всё так же не двигается с места, но улыбается с каждым словом всё шире. И всё его существо источает радость — именно этого он хотел сейчас. Честности. Грязной, жестокой честности. Изуку больше не выглядел безобидным и эмоциональным подростком — он выглядел мерзкой сгнившей тварью. И в своём истинном уродстве он был прекрасен. Но с Катсуки никогда нельзя быть ни в чём уверенным. - Если бы я знал, что ты сделаешь, я бы придушил тебя руками ещё в первую нашу встречу! Ты — последний ублюдок на земле! Я знаю, что за дерьмо ты сделал. Я всё знаю, - в глазах у Бакугоу загорается торжество, а улыбка медленно соскальзывает с чужого лица. - Я знаю, что ты убил свою м... Парень не успевает даже моргнуть — чужая рука накрывает его рот, и вкус крови мешается с отвратительным вкусом кожаных перчаток. Но в данный момент ему глубоко плевать. Потому что Деку стоит слишком близко. Потому что он почти прижимается к нему. И смотрит. И в глазах его — беспросветная тьма, холодная и затягивающая. - Ты снова меня предал, Каччан, - голос его — сухой и бесцветный, коим в древности затребовали драхм за пересечение мёртвой реки. - Ты совсем не имеешь хранить секреты. Я дал тебе второй шанс. Но ты снова это сделал. Изуку отнимает руку от его рта и кладёт обе ему на щёки, плавно соскальзывая ниже, на шею. Катсуки уверен, что под черной слегка пахнущей кожей перчаток пальцы у него тонкие и костлявые, ледяные, словно у трупа. - Мне жаль, Каччан. Но ты не оставил мне выбора. Бакугоу знает, что Мидория не отнял у него вновь возможность говорить. И что все стоящие вокруг них люди: злодеи, герои, ученики, подоспевшая и стоящая в отдалении пресса, - не под властью чужих нитей. Но всё равно стоят словно статуи и почти что не дышат, то ли завороженные, то ли напуганные до дрожи. Но Катсуки нет до них дела. Весь мир его сейчас — зелёные глаза и обманчиво мягкая хватка рук на шее. Он заворожен до ужаса и напуган до восхищения. - Скажу тебе по секрету, Каччан, - Изуку наклоняется совсем близко и обжигает горячим шепотом ухо. - Двое могут хранить тайну только в том случае... если один из них мёртв. Глаза Катсуки расширяются от удивления одновременно с хрустом сломанных позвонков.