My little windmill

«Я в пизде», думает Гарри, и эта мысль крутится у него на повторе, как проклятый заведенный ротор или как вечный двигатель, не пропуская ничего иного в черепную коробку. «Я в полной, мать его, пизде». Он стискивает зубы, поправляет на носу черные новомодные очки и подставляет лицо закатному солнцу. Его локти уже ноют от неудобной позы, оттого, что он опирается о них слишком долго и гадкие песчинки впиваются в кожу, зад затек и онемел, и копчику тоже нихрена не комфортно, но черта с два Гарри подаст вид, что ему неудобно. Он знает, что выглядит круто: типа расслабленно, в кепке задом наперед, майка с крупными прорезями пристает к широкой груди и не скрывает татуировки и загорелую кожу, обрезанные выше колена шорты задрались еще выше из-за согнутых в коленях ног, бицепсы напряжены и слегка сияют на солнце, потому что перед выходом Гарри намазался маслом для загара. Его скейт небрежно валяется рядом вверх колесами, но Гарри нет до этого абсолютно никакого дела, потому что все его внимание сосредоточено на противоположной стороне скейт-пула. Вернее, всего на одном человеке. На двух. И у Гарри в венах уже закипает кровь. «Блядь». — Йо, чувак, — Зейн лениво пихает его ступней в голень. — Ты в них дыру проделаешь. Расслабься. Гарри морщит лицо и никак иначе не реагирует на комментарий, потому что на той стороне происходит что-то, что ему абсолютно не нравится. Белобрысый ирландец Хоран сидит со скрещенными ногами, снова барабанит по днищу гитары и наверняка распевает похабные ирландские песни, но ржет слишком сильно, чтобы можно было разобрать слова. Другой парень, явно новенький в их тусовке, услужливо держит его бутылку Гиннеса и даже пытается подпевать, пока длинноволосая брюнетка снимает на видео их, затем закат, затем себя, пока еще один позер с косой челкой — кажется, Клиффорд — пыркает себе в ладони, изображая битбокс; Луи Томлинсон сидит, свесив ноги с края пула, и звонко смеется, запрокинув голову и обнажив острые зубы, и этот верзила Лесли (по факту, Лиам, но Гарри ни за что не признает, что помнит его имя) не сводит с него восторженных глаз и выглядит чрезмерно довольным, как перевозбужденный щенок лабрадора. Разве что у лабрадоров не бывает таких накачанных мускулов, и они не играют ими при каждом удобном случае. Гарри щелкает челюстью. — Какого хрена происходит, — цедит он, садясь ровнее. — Забей. Колесико зажигалки тихонько чиркает левее от него, и сладковатый запах травки доносится до Гарри спустя мгновения. Он молча протягивает руку, и косяк оказывается у него между пальцев — вязкий дым заполняет рот и легкие. По ощущениям приятно и кайфово, но и на йоту не так дурманяще, как когда он вдыхал плотное облако из тонких обветренных губ, не так соблазнительно, как в укромном полумраке, не так крышесносно, как если бы нетерпеливые пальцы снова зарывались в его волосы. Закатывающееся солнце бросает лучи на высокие пальмы, бежит ими по скейт-парку, лижет Гарри в лицо, делает долгими тени, растягивает вечер. Океанский бриз треплет выбивающиеся из-под кепки кудри, ветер пахнет песком, и солью, и утихающей жарой, звонкий голос несется через пул и отбрасывает Гарри на две недели назад: он за рулем, жаркий воздух врывается в салон авто сквозь открытые окна, и тот же самый голос возбужденно распевает «All the small things»; ветер плещется в его волосах, солнце бликует в зеркальных авиаторах, и его ноги как всегда на пластиковой панели. Зеленый дорожный щит указывает на Неваду, и он сжимает в руке билеты на трехчасовой концерт blink-182 в «Палладиуме» в Лас-Вегасе, переполненный восторженного, заразительного предвкушения. «Это будет феерично, Хаз, слышишь?! Фе-е-рич-но!» Гарри маневрирует в потоке машин и улыбается краешком рта. Он не сомневается ни секунды. Гарри запрокидывает голову, и под коркой яростно бьется «я в пизде». Луи катает ступней скейт и выглядит так, будто в самом деле наслаждается компанией этих людей, этого Лесли, который трогает его постоянно, каждую минуту, каждую гребаную секунду. Все это типа по-дружески, незначительно — тычок в плечо, приятельская рука на шее, пальцы на локте и все в таком духе, и от всего этого у Гарри во рту набегает слюна и отчаянно тянет сплюнуть. Желательно кому-то в морду. Гарри затягивается снова и выпускает плотный дым, подняв подбородок и вытянув шею всем на обозрение. Он коротко облизывает губы и ловит в свою сторону быстрый взгляд и острую улыбку с той стороны — столь мимолетные, что он едва не воет. У него тоскливо тянет в груди оттого, что в Вегасе взгляды были долгими и томными, по-летнему удушливыми, прикосновения горячих ладоней — смелыми и решительными на талии, или плечах, или рука в руке со скрещенными пальцами; глаза сияли воодушевлением и прозрачно-лазурным, и Гарри притягивал его к себе одной рукой — среди кишащей толпы, раскованно и гордо, без оглядки. Он демонстративно закатывал глаза, но льнул с готовностью и с острой улыбкой — у Гарри екало в груди каждый раз. Он красовался, хвастался им в этом огромном, чужом городе неона, пропахшим бензином и хот-догами; несдержанно целовал его в макушку в очереди в «Палладиум», сжимал его пальцы между своими, заключал в кольцо рук во время шоу фонтанов и, окрыленный, не мог прекратить улыбаться хоть на секунду. Его кожа была бархатистой на ощупь, и пах он гелем для душа из их номера в мотеле, пока он с яркой улыбкой во весь голос распевал самые неприличные песни blink-182, привлекая к себе тонну внимания. Гарри вторил ему сквозь смех и без раздумий, во всю глотку. — Блядь, — вслух произносит он, и Зейн хмыкает, забирая у него самокрутку. — Ты в дерьме, Стайлс. По уши. — Отвали. Зейн затягивается, закрывает глаза и выдыхает дым кольцами, наслаждается каждой секундой, вечером, собой. Он лежит совсем рядом, засунув под голову скейт и черный рюкзак, беспечный и как всегда сногсшибательно привлекательный в своем мнимом безразличии. В другой жизни Гарри бы точно с ним спал, но в этой его кровать уже занята. — Никому нет дела, кого ты трахаешь, чувак. Всем похер. Гарри переворачивается, подбирает скейт и садится на него, опускает локти на согнутые колени и даже не пытается скрыть направление своего внимания. Его спина, зад и локти ноют, противные иголочки уже покалывают кожу изнутри, но Гарри слишком занят, чтобы обращать на это внимание: на той стороне опять что-то происходит. Луи уже не сидит: он поднялся на ноги и оживленно жестикулирует, указывает на рейл в другой стороне парка, изображает скольжение, затем по очереди показывает локоть и колено, приспускает шорты, чтобы продемонстрировать всем желающим кусок наверняка ободранной задницы и спины. Гарри сжимает кулаки и раздувает ноздри, когда Лесли фривольно задирает его майку, чтобы лучше рассмотреть, затем шутливо дергает Луи на себя и стискивает в медвежьих объятьях. Тот поддается легко, без протестов, смеется заливисто и не слишком правдоподобно пытается высвободиться. — Я убью его, — Гарри стискивает зубы до скрипа, что даже играют желваки. У него зудит все внутри и гудит в башке, в груди удушливо клокочет, и он жалеет, что не умеет испепелять взглядом. Он реально в пизде. Зейн равнодушно протягивает ему остатки самокрутки и снова пинает его в голень, ощутимей. Наверняка будет синяк. — Приди в себя. Парень наверняка даже не в курсе, что вы вместе. — Зато он в курсе, — цедит Гарри, не отводя взгляда. Сегодня Луи в вытянутой майке Джек Дениелс, широких шортах и убитых вансах на босу ногу, его потная челка зачесана наверх и щеки красные от недавнего катания, татуировки кажутся чуть выцветшими на загорелой коже. Под защитой очков Гарри скользит по нему взглядом откровенно, не боясь быть пойманным, его воображение по памяти дорисовывает скрытые одеждой участки тела Луи, интимные татуировки, бледнеющие синяки засосов, трогательно темнеющую дорожку волос под пупком. Он даже не замечает, как отщелкивает суставы на пальцах, не видит новую компанию скейтеров с бумбоксом у соседнего пула, не слышит шума колес по рампам, когда Лесли по-свойски захватывает голову Луи под мышку и трет костяшками макушку — сквозь смех и явно не сильно, но у Гарри кровь шумит в ушах и пересыхает во рту. Какого хуя. — Чувак, ты ведь сам запретил ему рассказывать про вас. Теперь мысли Гарри состоят из зацикленного «я в пизде» и «какого хуя», поэтому до него не сразу доходят слова Зейна, не сразу доходит его похуистично-насмешливый тон, вообще не сразу доходит. Луи приглаживает волосы, задиристо пинает Лесли под зад и отбегает в сторону, за спину Клиффорда и Хорана, отбирает бутылку Гиннеса у безымянного парня и присасывается к чужому пиву — никто не говорит ему ни слова, потому что все смотрят ему в рот. Лесли сейчас больше всего похож на счастливого щенка и наверняка вилял бы хвостом, если бы он у него был — он смотрит на Луи почти с обожанием и безоговорочной преданностью и следует за ним, как на привязи. Гарри кажется, что картинка пульсирует у него перед глазами. — Знаешь, что самое смешное? — отстраненно говорит Зейн в пространство, закидывая руку за голову и будто даже не обращаясь к Гарри. — Ты мог бы быть сейчас с ним, если бы не вел себя, как мудак. Пение и смех напротив дополняются улюлюканьем и одобрительными женскими возгласами, Хоран долбит по днищу гитары, как в барабан, когда этот в край охреневший Лесли закидывает смеющегося Луи себе на плечо, как будто у него есть на это полное право, и придерживает его за колени другой рукой — его наглая рожа сейчас треснет от радости. Гарри резко выдыхает, сдергивает очки и рывком встает на ноги — скейт катится в противоположную сторону. — Заебал. У Гарри быстро стучит в ушах и яростно свербит в груди, когда он широкими шагами идет вокруг пула. У него сухо во рту и в горле, премерзко сосет под ложечкой, но он почти не замечает этого за маревом злости, окутавшим его настойчивой пеленой. Он игнорирует голос Зейна в отдалении, не реагирует на широко и удивленно улыбающегося Хорана, на его протянутую в приветствии руку, на возобновившийся битбокс и женский смех. Он видит лишь запыхавшегося от смеха Луи в метре от себя, уже на земле, его блестящее в закатном солнце лицо, влажные волосы и вздымающуюся грудь, как он деловито упирает руки в бока и смотрит на Гарри с удивленным интересом, его глаза искрятся озорством, ресницы и брови чуть выгоревшие на солнце. Лесли маячит у него за спиной и разминает мышцы, сияя начищенной монетой и тоже тяжело дыша; его рука опускается Луи на холку и треплет излишне панибратски. Гарри передергивает. Луи склоняет голову и выгибает бровь, смотрит на Гарри исподлобья с кривоватой улыбкой, стоя гораздо ближе к откровенно задолбавшему Лесли, чем к Гарри.  — Хотел чего, Стайлс? — его голос звучит хрипловато-елейно, и у Гарри бегут мурашки по загривку. Он в пизде. Хоран стоит чуть сбоку, прижимает к себе гитару и уже не протягивает руку, но все так же приветливо улыбается, Клиффорд крутит в объятиях визжащую брюнетку, Лесли маячит все так же навязчиво и улыбается по-прежнему радостно, чуть озадаченно, неспешные шаги Зейна приближаются со спины. Луи выдыхает через рот и облизывает губы, глядя Гарри в глаза — из-под ресниц, с хитрым прищуром, улыбка вот-вот расползется по его лицу; и в этот момент Гарри мысленно стонет: все вечернее представление было только для него. Он выдыхает ошеломленно и поверженно, опускает голову и тут же вскидывает ее снова. Он в пизде, но уже по барабану. — Да, вообще-то. Гарри делает шаг навстречу, бесцеремонно спихивает руку Лесли с шеи своего парня и притягивает его к себе рывком. Луи выдыхает от неожиданности, врезаясь грудью в Гарри, но не выглядит ни капли удивленным, его смеющиеся глаза сияют лазурно-голубым. — Я тебя ненавижу, — бормочет Гарри еле слышно, только для Луи, и получает ухмылку в ответ. Его руки бережно оборачиваются вокруг улыбающегося лица, и с замиранием сердца он целует приоткрытые губы, без колебаний. Статический шум в его голове не дает сосредоточиться ни на чем, кроме Луи: его вкуса, его близости, его податливости. Гарри целует настойчиво, но без языка, сминает губы Луи и ловит ртом его удивленный, невольный вздох, его улыбку, чувствует его теплое дыхание на щеке и привкус Гиннеса на губах, слышит солоноватый запах кожи и ощущает горячие ладони на своих плечах. Ветер треплет его волосы и майку, кто-то кричит и смеется в отдалении, волны глухо разбиваются о берег, и у Гарри по спине бегут мурашки и сердце заходится оттого, что он целует Луи на улице, у всех на виду, на глазах у их друзей и всего скейт-парка. Под его прикосновением Луи горячий, липкий от пота, реальный и родной и обнимает его так уверенно за плечи, приникает ближе, даже не думая отстраняться, и это ощущение кружит Гарри голову хлеще, чем дурь. Гарри отстраняется, не убирая рук от щек Луи, зарывается пальцами в его влажные волосы и неверяще закусывает чуть пульсирующую губу. Сердце колотится у него в груди, губы покалывает, и он не может оторвать взгляд от лица Луи, от его довольной улыбки и счастливо сощуренных глаз. — Так, эм, — Гарри слышит озадаченного Хорана и нехотя переводит на него глаза. Найл выглядит ошеломленным, таращится на них с маниакальной улыбкой и стискивает гитару. — Что это было? Вы типа… вместе или что? Лесли… Лиам неловко потирает шею, но не выглядит удивленным, Клиффорд с брюнеткой смотрят на них с любопытством, безымянный парень замер в ожидании с вытянутым лицом, Зейн курит в стороне со скучающим видом. — Ой, Найлер! Не «или что», но ты суешь нос не в свое дело! — звонко отзывается Луи, не размыкая объятий. В его голосе сквозит неприкрытая озорная радость, и Гарри смущенно цокает. — Вау, эм, — Найл моргает оторопело, но быстро приходит в себя. Он поднимает гитару и несколько раз с энтузиазмом бьет по струнам. — Тогда поздравляю! Он начинает играть что-то быстрое и фальшивит пару раз, Клиффорд вновь возвращается к брюнетке и битбоксу, безымянный парень и Лиам направляются к Зейну, чтобы вернуться обратно уже с ним. Солнце закатилось за дома, окрасив небо в розово-оранжевый и голубой и забрав с собой долгие тени и жару, оставив соленый бриз и высокие пальмы, шумный скейт-парк с запахом травки и мексиканской еды. Гарри обнимает Луи за плечи, утыкается носом ему в висок и втягивает полные легкие воздуха — облегченно и свободно, с легким сердцем и теплом в животе, и единственная мысль в его голове: «Неужели».