Под куполом

– МакКиннон. – Блэк. Два слова, брошенные в широких, мрачных, холодных коридорах Хогвартса, превращались для них обоих в некую молитву, срывающуюся с губ непроизвольно, словно по волшебству. Как правило, он курил, сидя под свежей ивой у Черного озера. Раскидистое дерево роняло свои ветви на землю, образуя зеленый купол. Там можно было найти частичку уединения посреди сутолоки и суматохи замка. Только она знала об этом убежище, спасительном и, вопреки ледяной близости к воде, уютном и теплом. Откуда он брал сигареты, она не знала. Да и не спрашивала никогда. Молча рухнув на смятую траву, она быстрым и легким движением высвобождала тонкий огонёк мятной сигареты, плавно выпуская дым, который тут же, промерзнув, переливался в причудливых силуэтах. Он смотрел за этим ритуалом с насмешкой и неведомой нежностью. Потом прижимал к себе её пепельно-русую макушку, целуя в непослушные, спутавшиеся от влаги и ветра волосы. Потом находил родные, пьянящие губы, с капельками запекшейся крови. И целовал, целовал, целовал, словно забывшись, пытаясь вобрать в себя аромат духов, пыльных книг, свежести озера, мятного дыма и легкого металлического привкуса крови. А она зарывалась пальцами в знакомую черноту волос. Мгновения, проведенные в оглушающей отрешенности от внешнего мира, длились не более получаса. Они почти ничего не говорили друг другу в эти минуты. Только иногда, робко, почти неслышно, она спрашивала его обо всех тех вещах, которые прятались плотным комком где-то в солнечном сплетении: о семье, о страхе, о войне. Когда время истекало, и он, и она спешили в Общую гостиную. Разными дорогами. Она – короткой, он – делая крюк и пользуясь непредсказуемостью тяжелых лестниц. Наспех переодевшись, они неслись вниз, на поле для квиддича, усыпанное дождевыми жемчужинами. Он смотрел на её бледное веснушчатое лицо, озаренное молчаливым нетерпением перед полётом. Тогда он нарочито отбрасывал непослушные пряди своей тёмной гривы, чтобы привлечь её внимание. На какую-то долю секунды иссиня-чёрные глаза встречались с ореховыми. Его губы вспыхивали в усмешке. Он украл её запретный взгляд. Он победил. Затем они взмывали в воздух, наслаждаясь уже не одиночеством, а осенним ветром. Во время тренировок воздух наполнялся дождевыми парами, разбухал, как губка. Древко метлы намокало и предательски скользило. Они – охотники. Практически не глядя, но чувствуя друг друга на расстоянии, они перебрасывают квоффл, лавируют, скользят, рассекают воздух совсем свободно. Каждый член команды, даже Сохатый, списывают такое безупречное нападение на ловкость, коммуникабельность. Но он и она знают, что дело совсем не в этом. Тренировка заканчивается. Она совсем продрогла: её худенький силуэт заметно подрагивает под огненной тканью формы. Он хочет её согреть, но его руки всегда остаются ледяными. В Общей гостиной она сидит у камина и с горящими глазами перелистывает старую книгу по зельеварению. Рядом с ней сидят Эванс, МакДональд. Мародёры же облюбовали противоположный угол комнаты. Часто оттуда доносятся смех, взрывы непрерывного хохота и улюлюканье. Туда слетаются все гриффиндорцы, как пчёлы на свежие, тугие, брызжущие мёдом соты. Она выжидает, когда смех и шуршание разговоров, похожее на треск поленьев в камине, утихнет. Ловит момент. Вскидывает дымчато-золотые волосы и громко захлопывает том по зельеварению. Вверх взмывает сноп многолетней пыли, переливается в свете солнечных лучей. В успокоившейся гостиной этот шум кажется громовым. Чёрные, звёздные глаза смотрят пристально, резко. Пронзают бархатную ткань её юбки, сетчатых колготок, сквозь которые можно рассмотреть черничные пятна синяков на коленках. Скользят вверх по блузке, задевая мятый галстук. Она проходит мимо уголка мародёров, самодовольно задрав веснушчатый нос. Медово-ореховые глаза лениво, гордо встречают его пытливый взгляд. Она позволяет себе эту секундную слабость, момент торжества. В этот раз победа осталась за ней. Покусанные, суховатые губы, еще сохранившие нотки мятного дыма, смеются. – Блэк. – МакКиннон.