Заболел

Зуев болеет. Страшно - по меркам Столешникова, просто простуда - по меркам Варьки и терапевта в поликлинике. Зуев лежит в постели, потому что из нее его не выпускает сам Столешников, загоняет обратно под одеяло и надевает носки. - У нас матч на носу, Зуев, и ты мне нужен в здравии, и, желательно, не по частям. - Но, ЮрВалерич, до матча же месяц. -А выздоровление? А восстановление? А тренировки? Ты вообще думал, Зуев, об этом? *** - ЮрВалерич, я тут это… зонт забыл. Ну, не забыл, а понадеялся, что проскочит - погода-то переменчива, но прямо говорить это совсем не обязательно. - Я встречу, горе, только не суйся под ливень. Не выходи, я дойду до проходной. - Я уже. Не намеренно, конечно, сунулся - просто дождь перестал, и Зуев счел, что как раз успеет дождаться трамвая, пока снова не начало лить. По всем законам жанра и подлости, с неба хлынуло, как только он оказался на остановке - у набережной, без навеса, под ледяным ветром. Полный набор. - ЮрВалерич, я уже в трамвае, не волнуйтесь. - Я еду в следующем трамвае, вообще-то. С зонтом. - Я тогда дождусь на своей остановке у дома, как выйду из трамвая... И ведь дождался, стоял и мерз под аркой, толку в которой было немного - он все равно вымок, пока трамвая ждал. Столешников хмурится, подходя с раскрытым зонтом. Законы жанра и подлости неизменны - дождь тут же прекращается. - Ну, теперь не промокнешь особо. - Я уже... *** И вот это "я уже" аукнулось температурой, слабостью и ринитом, плюс чихание, плюс нервы самого Столешникова. Лечить он не умел и не любил. Максимум, сходит в аптеку и будет отпаивать бульоном по рецепту отца, стараясь при его приготовлении не спалить к чертовой бабушке всю кухню. Зуев болеет. Не так часто, не так много, не так сильно. Болеет Столешниковым, болеет футболом, болеет морем и просто болеет-болеет-болеет. Смотрит своими глазами, невозможными, большими, с длинными ресницами, а Юрия как на месте приколачивает, он стоит, смотрит, трогает свой лоб и уходит. Это все погода, может его и самого продуло. *** - Тополиный пух, жара, июнь... - И где эта ваша жара? Где пух? Неделю уже льет, будто мы в Питере. *** Зуев болеет. Кажется, совсем и полностью. Смотрит на Столешникова так, будто он его единственное лекарство, будто только он может то ли спасти его от жара, от того, как перехватывает дыхание, то ли найти ту формулу для избавления от болезни. То ли просто убить, как передозировка. Юрий не понимает этого, спрашивает о состоянии немного неловко, и старается выглядеть как можно более непринужденно. Ну и что, что он сейчас у своего нападающего в квартире, а до этого хозяйничал на его кухне? Он тренер, или где? Может у него гиперответственность, или там, инстинкт слишком большой заботы? *** - ЮрВалерич, да мне правда нормально. ЮрВалерич, вы устали, вам надо отдохнуть. ЮрВалеричЮрВалиричЮрЮраЮра. Оно в голове заедает, шумом фоновым, белым, профилактикой по ТВ, звуком электрички, что проносится совсем рядом и шумит-шумит вагонами. Юра сначала целует, потом думает. Жар в груди нарастает, нарастает дрожь в руках и ведет голову так, что хочется закричать, уснуть и не засыпать одновременно. Столешников, кажется, тоже заболел.