Я хочу забыть

Сегодня. Это случится сегодня. Гектор решил давно. И хотя в мире мертвых понятие времени просто терялось за иллюзорной ненадобностью, как только занялся рассвет, знаменующий начало Día de los Muertos, он встал со своей койки, где, смотря в потолок, пролежал всю ночь с нарастающей резью в том месте, где должно быть сердце. Одернув пыльный пиджак, Гектор покинул свой новый дом среди тех, кому так же не повезло после смерти оказаться никому не нужной грудой костей. И сегодня он собирался это исправить, собрав в кулак всю свою решимость. Сегодня он хотел, во что бы то ни стало, пробиться на ту сторону. Он провел здесь уже три года, которые казались настоящей вечностью. Гектор содрогался, стоило только подумать о том, как еще долго ему существовать таким образом: одному, без каких-либо возможностей. Он два года пытался пройти охрану мирно, договориться, пошел даже на подкуп, но все было напрасно. Он безумно хотел увидеть семью, и после своей нелепой смерти, которая отдалила его на неизвестное расстояние от нее, это желание только крепло. Он завидовал другим мертвецам, чьи фотографии исправно появлялись на алтарях каждый год. Они уходили и возвращались счастливыми. Бродя в унынии по улицам, где не кончалась фиеста, в которой таким, как он, не было места, Гектор ловил обрывки их восторженных рассказов о своих семьях. Он старался не думать, почему за два прошедших праздника он так и не смог пройти контроль. Но сегодня, он был уверен, обязательно все получится. И он увидит Коко и Имельду, услышит их голоса, узнает, как они живут без него. В любую свободную минуту он размышлял о том, какой будет эта встреча, и у него все внутри замирало. В такие моменты Гектор как никогда чувствовал себя живым. Все произошло так стремительно, что Гектор успел понять только часть, но почувствовал огромную радость, которая заставила его еще быстрее бежать прочь от охранника, беспомощно свистящего в свисток ему вслед. Гектор расталкивал скелетов на пути к такому близкому, ярко светящемуся мосту. Еще немного! Его теперь никто не остановит. Он позволил себе торжествующе оглянуться через плечо, чтобы сказать «adiós» своим преследователям. А в следующее мгновение у самой кромки цветочного моста Гектор в кого-то врезался и вместе с этим кем-то тяжело повалился на землю. Кости Гектора разлетелись в стороны, и он, разочарованно вскрикнув, принялся как можно скорее собирать их. Мертвец же, которого он сбил, остался цел. «Надо же, и здесь я в дураках!» – с негодованием подумалось Гектору. Оказавшись на ногах, он кинул беглый взгляд на этого счастливчика. То была девушка, она отряхивала подол своего изящного сиреневого платья. Когда она, недовольно скрестив руки на груди, повернула к нему свое лицо, Гектор чуть не потерял сознание и безнадежно застыл на месте. Это был не скелет. Это был живой человек. Это была Имельда. Прежде чем Гектор пришел в себя, стараясь понять, галлюцинация это или нет, его подхватили под локти и поволокли обратно к пропускному пункту. Он даже не пытался вырваться, а только во все глаза смотрел на отдаляющуюся от него фигуру жены. – Имельда! – выкрикнул он, наконец совладав с голосом. Она, похоже, и вовсе не узнала его. Сверлила Гектора этим серьезным взглядом, который он так любил. – Имельда, это же я! – он стал усиленно сопротивляться хватке охранников. Красивое лицо Имельды вытянулось, ее глаза блеснули, и она опустила руки, шагнув в его сторону. – Гектор? – ее сильный голос пронзил его насквозь. Да, это она. Она здесь. Как такое возможно? – Вы его знаете? – ее слова поразили охранников больше, чем ее абсолютно живой, из плоти и крови, вид. Имельда какое-то время молчала, стоя на месте, но было видно, как ее тело напряглось, словно она с трудом решалась сделать еще один шаг. Гектор не отрывал от нее взгляда, повиснув на руках скелетов. Он будто со стороны слышал свое несуществующее дыхание, ему казалось, что его ребра болят от бешеного боя несуществующего сердца, а в ушах шумит несуществующая кровь. В конце концов Имельда скользнула по нему равнодушным взглядом и проговорила: – Да. Это мой муж. Гектор знал, что прошло довольно много времени с их последней встречи, но он совсем не ожидал увидеть, какой прекрасной стала Имельда. Это сияние смуглой кожи, блестящие карие глаза, пухлые губы, густые темные волосы в сложной прическе, точеная шея, прямая осанка. Он чувствовал легкий аромат ее духов, которые напоминали ему те, что он подарил ей в день свадьбы. Гектор с тоской подумал, что, похоже, время в разлуке пошло его жене на пользу. Он не мог до конца поверить, что это вправду она, и он так хотел обнять ее. Он был уверен, что почувствует тепло ее тела. Они вдвоем находились в кабинете главы охраны, и до Гектора с большим трудом доходили его слова. – Как хорошо, что вы обнаружились, señora, а то пришлось бы с ним провозиться половину праздника, – облегченно вздохнул охранник. – А так, подпишете пару документов, поручитесь за него, так сказать, я выдам ему штраф, и, полагаю, он отправит вас домой, раз вы с ним семья. Имельда, поджав губы, кивнула. Гектор заерзал на месте. Он совсем забыл о том, что она жива и ее нахождение здесь, в мире мертвых, противоестественно и совершенно невероятно. – И как он, – она прочистила горло, – может это сделать? Охранник упорно избегал взгляда на Гектора. Как и Имельда. Словно его вообще не существовало. – Возьмет мертвоцвет – не беспокойтесь, у нас уже бывали подобные случаи, – произнесет ваше имя, скажет: «Благословляю тебя», – и все. Может, еще, конечно, задать вам какие-то условия, которые вы должны будете выполнить, как вернетесь… – Нет-нет, – хмыкнула Имельда, и в ее голосе Гектор отчетливо уловил презрение, – обойдемся без условий с его стороны. – Как скажете, – пожал плечами охранник. Когда вся бумажная волокита была закончена, Имельда, так больше и не посмотрев на своего мужа, как бы сильно он ни нуждался в ее взгляде, гордо направилась к выходу. Гектор поплелся за ней следом, но в дверях его остановил насмешливый голос охранника. – Знаешь, amigo, я не удивлен, почему она не ставит твою фотографию который год. Гектор до скрежета сжал зубы и вцепился пальцами в дверной косяк. Хотел развернуться и поговорить с наглым мертвяком по-мужски, но тут увидел край сиреневого платья, исчезнувшего за поворотом, и мигом подорвался с места. Он обнаружил Имельду в тени на ступенях департамента. Она стояла к нему спиной, сгорбившись, обхватив себя руками. Она выглядела такой хрупкой, беззащитной – такой, какой она позволяла себе быть только рядом с Гектором. Он сглотнул, почувствовав, как что-то болезненно дернулось в груди, призывая поскорее подойти к Имельде. – Mi amor, – мягко позвал Гектор, на что она отшатнулась. – Не смей называть меня так, – резко бросила она, и у Гектора все внутри рухнуло. Он ощутил горечь во рту, хотя откуда ей было взяться. Имельда все еще злится на него за то, что он тогда ушел? Но это же было так давно, и он ведь хотел вернуться! Гектор попытался улыбнуться, протянув к ней руку. Имельда не обернулась, но, словно почувствовав его ладонь, повела плечом, не давая дотронуться. – Да брось, Имельда… – Просто верни меня домой, – перебила она, и Гектор совсем сник. Встреча, которую он так ждал, состоялась. Он в самых смелых своих мечтах представить не мог, что сможет пообщаться с Имельдой, коснуться ее, иметь возможность поцеловать… Но в итоге оказалось, что он не вызывает ничего, кроме ненависти и желания поскорее избавиться от его общества. Он хотел было спросить: «Ты совсем не рада меня видеть?», – но передумал. Слишком жалко и нелепо звучало. Вместо этого Гектор вздохнул: – Нам понадобится мертвоцвет. – И что это такое? – по тону Имельды он понял, что она закатила глаза. – Увидишь, – на пространные объяснения Гектора просто не хватило. Он обошел ее, с болью понимая, что даже дотронуться до нее теперь не имеет права. Однако он намеренно свернул на узкую второстепенную улочку, где сложнее всего было найти бархатцы, которые, разумеется, из каждой щели сегодня торчали. Потому что Гектор совершенно не хотел так скоро расставаться. Имельда поравнялась с ним, к его удивлению. Она не стала делать вид, что не знает его, идя где-то позади. Гектор принял это за хороший знак. Вообще, Имельда выглядела так, как будто ничего необычного не происходило. Она держалась ровно и твердо, в то время как скелеты шарахались от нее в удивлении. Ей было все равно. Гектор всегда восхищался этой собранностью. – Как ты здесь оказалась? – решился он на вопрос. – Не знаю, – коротко ответила Имельда. Замолчала, но потом продолжила: – Полагаю, в этом виновато твое барахло, которое я сегодня сожгла. Гектор поперхнулся. – Что? – Ничего. – Подожди-подожди, – он обогнал ее и, легонько взяв за плечи, остановил. Она тотчас нахмурилась. – Даже фотографии? – Все. Во всем ее тоне сквозило раздражение. Имельда продолжила путь, а Гектор отчаянно пытался задавить это сосущее чувство безысходности, которое все сильнее тянуло его вниз. – Но… как же я теперь попаду туда?.. – он беспомощно остановился, посмотрев на свои костлявые босые стопы. «Неужели ты настолько меня ненавидишь, Имельда?» Она тоже замерла на месте, как будто наткнулась на стену. Вцепилась в ткань платья пальцами, но поспешила их разжать и выпрямить спину. Однако, стоило ей заговорить, голос ее дрогнул: – Я же не знала, что ты… умер. Она пристально посмотрела ему в глаза, когда Гектор осмелился перевести удивленный взгляд на нее. Впервые за все время, проведенное в мире мертвых, Имельда смотрела напрямую. И в ее глазах горело нечто такое, что заставило Гектора тут же шагнуть навстречу. Но она торопливо опустила голову, заправив за ухо прядь волос. Такой беззащитный жест... – Как это? Разве Эрнесто тебе не сказал? – Гектор безуспешно пытался вновь заглянуть ей в лицо. – Я умер фактически на его руках. – Эрнесто, – судя по тому, как было произнесено это имя, Имельда ненавидела его еще больше, чем своего горе-мужа, – не появлялся в Санта-Цецилии. И даже до письма не снизошел. – Это очень странно, – задумчиво проговорил Гектор. – Ничего странного. Побоялся смотреть в глаза мне и Коко. Все вы музыканты такие, трусливые и безответственные натуры, – последние слова Имельда буквально выплюнула. К ней возвращалась ее колкая злость. Гектор только сокрушенно головой покачал, сжав губы. – Мы идем дальше или как? – Имельда раздраженно скрестила руки на груди, и он вдруг заново оценил сложившуюся ситуацию. Его кости затряслись от волнения и нежелания отпускать Имельду, несмотря на ее холодный прием. Она степенно пошла вперед, Гектор не спешил ее догонять. Он заметил возле каких-то ящиков совсем маленький кустик бархатцев, скрытый в тени. Гектор метнулся туда, сорвал цветок и запихал в свой карман. Странно, что Имельда до сих пор не поняла, что такое мертвоцвет. И Гектор всем сердцем надеялся, что она просто тоже не хочет с ним расставаться как можно дольше. Он хотел верить, что все еще нужен ей. Он вернет ее домой, конечно, но только не сейчас, когда они впервые за долгое время смогли сказать хоть что-то друг другу. Он нагнал ее, и его почему-то сильно смутило то, как громко стучали кости при беге по брусчатке. – Как там Коко? – спросил Гектор, почувствовав, как у него перехватило дыхание. Он столько времени не видел свою дочь. И, по правде сказать, его самым страшным кошмаром было то, что она повзрослеет без него. Он не будет делать с ней уроки, он не станет свидетелем того, как она сыграет свою первую мелодию на своем первом инструменте, как выйдет замуж… Гектор отогнал эти мысли, переключаясь на тяжкий вздох Имельды. – Учится. Так что я планирую вернуться домой до того, как она придет с занятий. Она многозначительно приподняла брови, покосившись на мужа, а у него инстинктивно рука потянулась к карману. – Разумеется. Я уверен, она здорово играет. Что она выбрала? Гитару, пианино, может, скрипку? Да, скрипка бы ей отлично подошла… – мечтательно тараторил Гектор, пока Имельда не прервала его, чуть ли не зашипев. – Мы с ней ни на чем не играем и не поем. В нашей жизни больше нет музыки. И о тебе мы не вспоминаем, – она, видимо, хотела задеть его побольнее. – Как? – Гектор потерял дар речи. Последняя ниточка, что объединяла его с семьей даже после смерти – музыка, – с треском оборвалась. – Что же вы делаете? – Коко учится, – с нажимом повторила Имельда, голос ее звенел непередаваемой гаммой эмоций, – а я мастерю обувь, Гектор. Она назвала его по имени, но это было совершенно не так, как хотелось бы Гектору. Зло, ядовито, так, как говорят с заклятым врагом. – Обувь? Все еще? Мне писала Коко об этом когда-то, но я не думал… – Да. Тебе бы ботинки не помешали, – Имельда, не скрывая насмешки, окинула взглядом его потрепанную одежду с чужого плеча, босые ноги. Гектор замялся. Ему было нехорошо, и в горле что-то скреблось. – Но ты же так красиво пела, mi а… Имельда. – Не будем об этом, Гектор, – прикрикнула она. – Музыка разрушила нашу семью! Мой муж променял семью на музыку. Как я могу ее любить после такого?! Имельда резко вскинула голову и встала напротив него, уперев руки в бока. Из ее прически выбились пряди, спадая на лицо; между бровей пролегли складки, ее потемневшие от гнева глаза метали молнии, которые, казалось, пронзали все слабое существо Гектора насквозь. – Но я хотел вернуться к тебе и Коко, – в его голосе появились нотки отчаяния и мольбы. – Я взял билет на поезд домой, я был уже на вокзале, когда умер, отравившись какой-то ерундой! Я хотел быть с вами, я хотел вернуться домой! Гектор начинал злиться, полнясь обидой, смотря в карие глаза жены, в которых отражались яркие огни украшенной улицы. Имельда какое-то время пребывала в удивлении, даже ее розовые губы приоткрылись, а подбородок дрогнул. Но потом она словно очнулась и скептично протянула: – Ну конечно! Хотел он. – Это правда, Имельда, – Гектор старался придать своему голосу всю проникновенность, на которую был способен, и прикрыл глаза. – Прости меня. Я очень вас любил и очень хотел вернуться. Прости. – Раз так хотел вернуться, зачем уходил? – процедила Имельда. Когда Гектор рискнул посмотреть на нее, подавив тяжелый вздох, он заметил, что в ее глазах стояли слезы. – Имельда, – начал он ласково, но, глянув через плечо жены, увидел, как проходящая мимо пара мертвецов в шоке смотрит в их сторону и шушукается. Ушедшие далеко вперед скелеты постоянно оборачивались, а некоторые выглядывали из окон, выходивших на улицу. Да, живой человек здесь – сродни мертвому там, в «реальном» мире. А они еще и всячески привлекали к себе внимание разговором на повышенных тонах. Гектор осмотрел улицу и с облегчением узнал ближайший переулок. Из него можно было попасть в заброшенный, полуразвалившийся дом, в котором кантовался Гектор первое время с момента своей смерти. – Пойдем, – он взял Имельду за руку, и его пальцы закололо от осознания того, что он наконец-то прикасается к ней. – Что? Куда это ты меня тащишь? – она вырвала ладонь, но он снова ее схватил, увлекая в переулок. – Нам нужно поговорить там, где никто не будет греть уши. – Никуда я с тобой не пойду! Мы уже выяснили все, что было нужно, – уперлась Имельда. – Отправь меня домой сейчас же! – Никуда я тебя не отправлю, – Гектор рывком развернулся к ней лицом, нависнув над женой в своей вырывавшейся наружу злости, – пока мы не поговорим! Я, между прочим, мертв, если ты не заметила, и мы не виделись четыре чертовых года! – Я уже сказала, – Имельда взвилась пуще прежнего, потирая запястье, вырванное из захвата костлявых пальцев, – что мы уже поговорили достаточно. И если ты не хочешь помогать, то я найду другую родню. А от тебя мне ничего не надо! Она развернулась на каблуках, сжав кулаки, и двинулась к выходу из переулка, но Гектор не намерен был так просто все оставлять. Он догнал ее и сильно дернул за руку, отчего Имельда вскрикнула, шмыгнув носом. «Плачет?» – проскочила испуганная мысль в голове Гектора, но Имельда, с ругательствами заколотив по его груди, заставила его приблизиться к той грани, за которой неминуемо следует взрыв. Гектор, стараясь сдерживать себя, распахнул знакомую дверь, втолкнул туда Имельду, закрылся и только потом убедился, что комната, в которой они оказались, действительно пустует. Он, тяжело переводя дух, обошел жену и встал от нее на расстоянии, попав в косой квадрат света с улицы, падающий на пол. Имельда прислонилась спиной к двери, спрятавшись в тени. Ее глаза блестели из темноты, а грудь вздымалась в такт рваному дыханию. Она обняла себя, слегка согнувшись, и смокнула веки. Гектор остался стоять на месте, хотя все его нутро вопило о том, что он должен утешить и обнять ее, как бы упорно она ни отбивалась. – Зачем ты мучаешь меня? – тихо прошептала Имельда. Ее плечи дрожали – Гектор ясно видел это. – О, это ты меня мучаешь, – с грустью усмехнулся он, наконец отвернувшись к окну, чтобы не видеть, насколько она сейчас была уязвима и недосягаема. – Я? – она подавилась воздухом, и Гектор зажмурился, ожидая очередного всплеска ярости. – Ты бросил меня с маленьким ребенком, не моргнув и глазом! Я рыдала по ночам, пока Коко спала, я хотела вырвать все воспоминания о тебе из сердца! Ты целый год где-то болтался, а потом умер! Ты поставил славу и песенки выше самого дорогого, что у тебя было! А теперь ты, мертвый, стоишь передо мной и извиняешься! Как такое можно простить? Как, Гектор, черт тебя возьми?! – Я не виноват в том, что умер и ты ничего об этом не узнала. Я не виноват в том, что ты сюда попала, и в том, что мы встретились. Я прошу прощения у тебя за то, каким идиотом был при жизни, я поплатился за свой неправильный выбор. Я был честен с тобой, когда говорил, что собирался вернуться! Я тогда все решил. А сейчас я перед тобой на коленях стою и умоляю о прощении. Я ведь даже без сердца, а ты все равно умудряешься раздавить мне его! Гектор ощущал, как его разрывают на части злость и боль. Он смотрел… он говорил с любимой женщиной, которая не желала больше видеть его, не желала слушать его. Не желала простить его. Он готов был вцепиться себе в волосы и завыть, но не смел разорвать их зрительный контакт. Имельда ослепляла его своими сверкающими карими глазами. Потом она задрала подбородок и рванулась к Гектору. Ее пощечина чуть не сбила его голову с плеч. Имельда попыталась скрыть боль от удара руки о голую острую кость, но ее глаза наполнились слезами, и ей пришлось с силой прикусить нижнюю губу. – А тебя совсем не волнует, что ты сделал с моим сердцем, мерзавец? – ее тихий голос звучал угрожающе, и сейчас, когда она тоже оказалась в квадрате света, она выглядела мистически пугающе. Гектор продолжал смотреть на нее со всей решительностью, но молчал, потому что боялся выдать то, что на самом деле было у него на душе. Он уже чувствовал, как щиплет глаза – а думал, что плакать больше не в состоянии. Глаза Имельды бегали по его лицу, и было непонятно, собирается ли она кричать, ругаться или награждать его очередной пощечиной. Вдруг ее брови изогнулись, и она коротко всхлипнула. А затем притянула Гектора к себе за странный красный галстук и поцеловала. Она довольно сильно вре́залась в его рот и замычала от дискомфорта, но продолжила целовать его, и сквозь ее поцелуи слышалось приглушенное «Сукин ты сын!» Гектор сначала растерялся, но потом теплые губы, усыпающие поцелуями все его лицо, совершенно не такое, какое запомнила Имельда, сорвали всякие тормоза. Он крепко прижал ее к себе и попытался ответить на поцелуй. Выходило не очень хорошо, ведь он мало представлял, как можно целоваться, когда у тебя, по сути, нет ни губ, ни языка, но Имельда подалась ближе и издала тихий стон. Тронула своим влажным языком рот Гектора, и ему стало нестерпимо жарко. Он действительно чувствовал ее живое, женское, родное тепло. А еще ее слезы, струящиеся по щекам. Он все чувствовал. То, что происходило между ними, было невозможно. Вернее даже сказать, иррационально, противоестественно. Но это было. И походило на сон. Они пытались выплеснуть эмоции, пытались показать, как сильно скучали, как сильно любили и как сильно ненавидели. Гектор, уже не помня себя, накрываемый любовью вперемешку с горечью, переместил свои губы на горячую шею Имельды. Она послушно откинула голову, хватаясь пальцами за его плечи. Гектор прикусывал ее кожу, ощущал быстрый пульс и мурашки, пробегающие по ее телу, слышал в ответ стоны, становящиеся все менее скромными. Он готов был поклясться, что его кости свело от желания, а разум совсем помутился, рисуя притягательные образы. Гектор не обнимал, не целовал ее четыре года. Почти забытые, но возрожденные с новой силой ощущения, подогретые скорой разлукой. Его руки сжали ее талию крепче, на что Имельда слегка зашипела – наверняка останутся синяки. Гектор, не желая сбавлять обороты, прикусил мочку ее уха и прошептал: – Ты – мое сердце, Имельда. Она отстранилась и отступила от него. Ее взгляд был таким, будто она только что поняла какую-то истину, пробудившись ото сна. Имельда склонила голову набок, и на ее сережках заиграли блики. Гектор, сглотнув, невесомо провел костяшками пальцев по ее гладкой щеке, на которой виднелась дорожка от слез. Только он хотел убрать ладонь, как Имельда перехватила ее и прижалась к ней щекой, судорожно вздохнула. Потом ее пальцы потянулись к шнуровке платья. Легкими движениями Имельда ее развязала, а затем скинула с плеч, стянула с бедер и перешагнула упавшую на пол ткань. Гектор окинул свою жену завороженным взглядом. Она осталась в одном нижнем белье, ее кожа искрилась и манила к себе. Взгляд на ее четко очерченные ключицы и тонкую шею заставил Гектора издать глухой стон. Она смотрела на него, и он просто не мог противиться этому взору. Он снова прильнул к ней, стараясь действовать как можно нежнее. Имельда обвила его руками, и Гектор поднял ее над землей, перенося на кровать, которую нашел по памяти. Она была скрипучей и жесткой, от удара спиной Имельда снова застонала, зарывшись пальцами в волосы Гектора. Он сухими, но чувственными поцелуями вновь спустился к ее шее. Имельда заерзала под ним, когда он подцепил края верха ее белья. Она с готовностью выгнулась и вытянула руки. Оставив ее топлес, Гектор принялся покусывать кожу в ложбинке между грудей и пересчитывать пальцами ее ребра, слегка царапая. Имельда с новым стоном тесно прижалась к нему. Он вмиг почувствовал, как желание сильнее заломило кости. Он несильно прикусил сосок Имельды, зная, что это ее самая чувствительная точка. Пыльную комнату прорезал вскрик. Гектор улыбнулся, услышав, с какой страстью Имельда кричала его имя. Она требовательно притянула Гектора к себе для очередного поцелуя. Одной рукой он уперся в матрас, а второй заскользил по ее напрягшемуся животу к тому месту, где сосредоточилось, накрепко завязавшись узлом, все ее возбуждение. Он прикоснулся к ней и тут же почувствовал жар. Имельда схватила Гектора за руку и отстранилась, взглянув на него подернутыми пеленой вожделения глазами. Она облизнула губы и, направляя его ладонь, быстро стала спускать с себя низ белья. Почти дрожа, Гектор смотрел на свою прекрасную Имельду и не понимал, как он мог променять дни и ночи с ней на какую-то дурацкую славу. Все это сейчас казалось таким незначительным, сиюминутным и неважным по сравнению с этим пылким, но серьезным взглядом, с этим пронизывающим до самого мозга костей голосом. У Гектора заболело в груди. И пусть там на самом деле была мертвая пустота, он знал, что он человек – Гектор никогда еще не чувствовал себя настолько живым. – Гектор, – удивительно нежно позвала Имельда, и он тут же приблизился к ее раскрасневшемуся лицу, – я ведь тебя узнала по глазам. Глаза такие же. Ты весь такой же, каким я тебя помню. Он в оцепенении моргал, тщательно рассматривая каждую черточку ее лица, чтобы запомнить надолго, на ту вечность, которая была ему отпущена, стоит только ей уйти отсюда. Гектор убрал прилипшие к ее лбу волосы и прижался к ее губам. Потом опустился ниже, поцеловал выступающие ключицы, еще ниже, мягко коснулся вздрагивающего живота, дошел до ее лона. Имельда перестала дышать, разведя ноги шире, и Гектор огладил ее бедра, наслаждаясь тем, как идеально скользит его ладонь по смуглой коже. Потом он обжег дыханьем ее и без того разгоряченную плоть. Имельда прогнулась в пояснице, и Гектор понял это как сигнал к скорейшему действию. Он боялся, что не сможет доставить ей удовольствие на должном уровне, но с готовностью решил постараться. Гектор, с нажимом проведя кончиками пальцев вдоль ее входа, царапнул зубами ее нежную, влажную кожу, и Имельда шумно выдохнула сквозь зубы. Он осторожно прихватил зубами ее клитор, и она почти сорвалась на крик. Имельда была очень чувствительна и податлива, что напомнило о том, как им было хорошо вместе, и это снесло крышу окончательно. Гектор сразу ввел в нее два пальца, ее стенки плотно обхватили их, и он прерывисто вздохнул. Принялся поступательно работать пальцами, надавливая большим на клитор как можно аккуратнее и иногда целуя, слушал стоны и вскрики Имельды. Он то наращивал, то сбавлял темп, полностью вынимая пальцы. Гектор стремился довести Имельду до исступления и сам сходил с ума от нее, от того, как она реагировала на его прикосновения, стонал в голос вместе с ней. Она металась в кровати, прикусывая губу, свои пальцы или край старой подушки. Наконец Гектор почувствовал, как Имельда содрогнулась, а ее мышцы, обхватывающие его все еще двигающиеся пальцы, начали сокращаться. Ее очередной стон вышел особенно протяжным и громким. Гектор подтянулся к ней, потной и уставшей, и лег рядом, неотрывно смотря на ее расслабленное лицо. Имельда обернулась к нему, проведя языком по своим покусанным красным губам, и у Гектара сперло дыхание, такой неземной и идеальной она выглядела. Он не мог поверить, что это его жена, что вот она, рядом с ним, несмотря ни на что. Даже на смерть. Он не мог осознать масштабы своей любви к ней. Имельда перевела взгляд на деревянный, покрытый плесенью и кое-где паутиной потолок. Гектор с упоением изучал ее профиль с таким милым вздернутым носом и тихонько улыбался, не думая ни о чем. Хотя нет. В его голове поселилась одна мысль, повторяющаяся многократно, и он не в силах был насладиться ей: «Имельда. Имельда. Имельда». Она же, отдышавшись, вдруг нахмурилась и села на кровати, свесив ноги на холодный пол. Гектор забеспокоился и тоже сел, положив руку на ее плечо. – Все в порядке? – участливо спросил он, ожидая легкую улыбку, умиротворенный кивок и теплое тело, прижавшееся к нему. Но Имельда отрицательно качнула головой и, встав с постели, начала одеваться. Пустота в груди Гектора наполнилась липкой болью. «Ты – мое сердце, Имельда». Он подскочил к ней, уже натягивающей платье. – Я не понимаю, – жалобно произнес он. – Мне надо домой, – сдавленно пояснила Имельда, стоя к нему спиной, на которой красовались следы от его пальцев. Вскоре их скрыла плотная сиреневая ткань. – Mi amor… – Гектор, я устала. Он замер в шаге от нее. Что это значит? Почему она отталкивает его? Разве она не скучала по нему так же безумно, как он по ней? – Ты не простила меня, – утвердил Гектор, склонив голову. – Пожалуйста, – чуть не плача попросила Имельда, повернувшись к нему, – не надо… – Зачем тогда все это было? – прервал Гектор, поднял на нее глаза, и она отшатнулась, громко всхлипнув и тут же зажав рот ладонью. – Что ты хочешь от меня? Имельда зажмурилась и замотала головой. Она подошла к нему ближе, и в ее глаза невозможно было смотреть. Гектор отвернулся. – Я люблю тебя, Гектор, но я не могу тебя… не могу все, что ты сделал, забыть. Он смог только мрачно кивнуть. Имельда прижала ладони к лицу и отбежала к окну. Она всегда была принципиальной и гордой. Она многое воспринимала близко к сердцу и тяжело переносила обиды. Гектор не знал, что сейчас творилось в ее голове, но зато он теперь точно знал, что по-прежнему уже ничего не будет, что бы ему ни казалось. Это было ясно, еще когда они только встретились у того треклятого моста. Но Гектор и не хотел становиться прежним, он хотел сохранить в ее и своей памяти весь сегодняшний день, чтобы, когда она придет сюда после смерти, они, возможно, смогли бы быть вместе. – Было бы лучше, если бы мы с тобой здесь никогда не встречались, – Имельда запнулась, проглатывая слезы. – Я бы думала, что ты где-то далеко с другой женщиной покоряешь сцену. Тогда я смогла бы тебя ненавидеть. Его как будто тараном ударили в грудь, и он рассыпался на части. Вот так рушатся надежды, превращаясь в костяную муку. Гектор все же хотел попытаться в последний раз, в самый последний. Он раскрыл рот, чтобы переубедить Имельду, рассказать ей о своих бушующих чувствах, но она с мученическим выражением лица выставила перед ним ладонь. Гектор смотрел на нее, как на надгробную плиту, не в силах больше сдвинуться с места. В глазах медленно закипали слезы. – Я хочу забыть тебя. Отправь меня домой, – свистящим шепотом произнесла Имельда, словно прочла эпитафию. Гектор, казалось, услышал, как трещат его кости, ломаясь под тяжестью этих неподъемных чувств. – Я тебя понял. Он дрожащими пальцами выудил из кармана помятый мертвоцвет. Со второй попытки у Гектора получилось оторвать от него лепесток. Лицо Имельды исказилось – словно она только сейчас по-настоящему поняла, что произойдет в ближайшие секунды. Гектор не стал дожидаться, когда она подойдет к нему. Он преодолел расстояние между ними сам. – Имельда, я благословляю тебя, – лепесток занялся оранжевым сиянием и высветил слезы, текущие по ее щекам. Гектор отвел глаза, смирившись с тем, что не в его власти добиться прощения и ее воспоминаний о нем. И все равно было ужасно больно. – Возвращайся домой и забудь обо всем, что случилось в мире мертвых. Лепесток нагревался, его свет разгорался все ярче. Гектор поднял измученный взгляд на лицо Имельды, чтобы запечатлеть его в последний раз, когда он видит ее живой. Она вдруг округлила глаза в неподдельном ужасе, отступила назад и уперлась спиной в стену. Гектор протянул к ней руку с сияющим лепестком. – Нет, постой, Гектор, – она опять шагнула к нему, качая головой, но лепесток коснулся ее груди, и Имельда испарилась в вихре оранжевых цветов. Гектор понадеялся, что она услышала, как он сказал, что любит ее. Чем больше секунд проходило с момента ее возвращения в свой мир, тем больше Гектору казалось, что все, что произошло, было его безумным сном. А может, ему действительно это приснилось? Черепную коробку распирала гудящая пустота, во рту чувствовался горький привкус, а ребра пронзала нарастающая пульсирующая боль. Призрачные лепестки бархатцев с шелестом плавно опускались вниз и, касаясь пола, исчезали, вскоре оставив Гектора совсем одного в прогнившей комнате, наполненной затхлым воздухом, где не осталось и следа пребывания здесь Имельды. Он сделал нетвердый шаг назад к двери и заметил что-то белое, слегка переливающееся на свету. Это был прямоугольник бумаги. Подняв и перевернув его, Гектор ахнул – это была фотография, которая, видимо, выпала из платья Имельды. Его фотография, на которой он нелепо, слегка глуповато улыбался, смотря прямо в объектив. Это было его первое в жизни фото, и он тогда совершенно не знал, как себя вести перед камерой. Гектор смотрел на живого себя и видел только неудачника, который смешно умер, расплачиваясь за свои отвратительные ошибки. Он перевернул фото изображением вниз, чтобы не видеть собственного лица. На обороте была надпись. Точно. Он вспомнил, что подписал эту фотографию, подарив ее Имельде. Вот оно что. Она наврала ему, сказав, что сожгла все его вещи. Он позволил себе слабую улыбку, а в груди снова все сжалось. Она носила его фото с собой. Но теперь оно осталось здесь, и Имельда никогда не вспомнит об этом. Как и о Гекторе, который на самом деле находился совсем рядом с ней и Коко. Она будет считать, что он последняя тварь, строящая себе музыкальную карьеру на другом конце света, а он никогда не сможет попасть на ту сторону. Гектор с силой сжал в пальцах фотографию, рвано выдохнул и вылетел из дома, пропахшего пылью и совсем немного женскими духами.

***

Голова шла кругом, когда Имельда разлепила глаза. Она увидела знакомый пейзаж своего пустоватого двора, солнце, склоняющееся к горизонту, и железную бочку, из которой вяло поднимались последние клочки дыма. Имельда в неудобной позе лежала на скамейке и пыталась прийти в себя. У нее было такое чувство, что она посмотрела какой-то удивительный сон, но, чем сильнее она пыталась ухватить его детали и образы, тем быстрее они ускользали все дальше. Она села, потерев глаза. Бросила взгляд на бочку. И тут ее как током ударило. Имельда, путаясь в подоле своего платья, подлетела к бочке и, надеясь непонятно на что, заглянула внутрь. На дне серой массой лежал только пепел и жалкие почерневшие остатки каких-то вещей ее мужа, который… который… Бросил ее ради музыки?.. Да… Что-то… что-то еще должно быть. Она не могла вспомнить что-то очень важное. Она даже чувствовала то саднящее место в голове, где должны были быть эти воспоминания. Имельда прижала похолодевшие ладони к своим щекам, которые почему-то были влажными. Ее сознание наполняла только одна, как будто внушенная, мысль: «Гектор. Гектор. Гектор». Имельде стало больно, невероятно больно, и она не могла толком сказать, откуда исходила эта боль. Она побежала в дом, споткнувшись о порог, и принялась шарить во всех шкафах и столах, выдергивая ящики, вытряхивая их содержимое на пол. Из одного из них со звоном выкатилось обручальное кольцо. Имельда подхватила его и быстро надела на безымянный палец, прижав руку к груди. Но она так и не смогла найти то, что так отчаянно хотела. Ей казалось, что она сходит с ума. С упавшим сердцем Имельда опустила руку в кармашек своего платья, который был странно раскрыт. Там было пусто. И эта пустота тут же выбила землю из-под ног. Горло сковало спазмом, из глаз брызнули слезы, больше похожие на раскаленные песчинки, и Имельда, зажимая себе рот, чтобы сдержать отчаянный всхлип, опустилась на колени. Это чувство… словно что-то важное, что-то, от чего зависела и жизнь, и смерть, теперь никогда не случится. Ее разрывало на части, но она не знала, что это. Не помнила.