О простуде и не только

      Арес — падла, — первым делом подумал Танат, проснувшийся на холодных каменных плитах пола чьего-то дворца. Развязал десять войн разом, теперь не знает, что с ними делать. В результате армии вырезают друг друга под корень, а бог смерти не успевает резать пряди. Вот и вчера не было сил даже на то, чтобы доползти до постели. Отрубился прямо на полу. Хоть бы в своем дворце, а не у Владыки, а то неудобно получится.       Танат через силу поднял голову, отметив, что двигаться было примерно вдвое тяжелее, чем обычно. Поднялся на ноги, схватившись за стену. Огляделся: нет, все-таки у себя. Вздохнул облегченно…       …и через секунду осознал, что лучше бы оказался у Владыки. Или в Стиксе. Потому что сложно придумать что-нибудь хуже, чем отрубиться на полу во дворце Смерти!       Холод этих плит может дать фору знаменитой реке. Человек за ночь замерзнет насмерть. Полубог — как повезет. Бог же… Бог схватит такую простуду, что позавидует смертным.       Внутри шевельнулась робкая надежда: может, пронесет? Все-таки он не кто-нибудь там посторонний. Впрочем, не важно. Все равно надо идти, вернее, лететь. Работа сама себя не сделает.       Танат отлепился от стены, сделал шаг. Перед глазами тут же поплыли фиолетовые пятна. Бога смерти ощутимо качнуло, но на ногах он все же устоял. А через минуту пришла боль. Стиснула огненным обручем голову, залилась в горло раскаленным свинцом. Разгорелась, как воды Флегетона, потом чуть утихла и снова накатила, обещая: мы еще повеселимся, Убийца. Я сделаю все, чтобы ты не заскучал.       Несмотря на полыхающий в глотке пожар, стало зверски холодно. Будто в Стикс влез, а потом пошел обсыхать на сквозняке в собственном дворце. Таната, кажется, впервые пробила дрожь. Он тяжело вздохнул и призвал «какую-нибудь тряпку, чтобы можно было завернуться». С мрачным удовлетворением пессимиста констатировал, что не сработало. Тряпка упала на пол, так и не прояснив своей загадочной природы.       Танат расправил крылья. День обещал быть невыносимым. ***       Логика сегодня тоже дала сбой. Это он понял, вытащив голову из Стикса. Все невольные свидетели сего странного действа, подтянувшиеся было поближе, бросились в разные стороны, будто вспугнутые воробьи. Охочие до зрелищ жители подземного царства («Кто там около Стикса околачивается? Кто, повтори?! Танат?! Что он там забыл? Что-что?! Мать-Нюкта, я должен это видеть!») как-то сразу вспомнили, что Убийца очень не любит, когда на него пялятся. А еще является обладателем самого страшного меча Эллады. И предпочли быстро и по-тихому ретироваться. И если первый пункт был соблюден безукоризненно, то по поводу второго возникали серьезные вопросы.       Танат тяжело вздохнул. Ловить любопытных по кустам и вваливать положенное нет ни сил, ни желания. Хотелось лечь прямо тут и уснуть. Сознание «плыло», мысли еле ворочались, и даже просто оставаться в вертикальном положении было сложно. Он ведь и в реку сунулся для того, чтобы вернуть уму какую-никакую ясность, охладить раскаленный металл, сдавивший лоб и виски.       Облегчение действительно пришло. Когда он, стоя на коленях на берегу, погрузил голову в ледяные вязкие воды реки, обруч ослабил хватку и будто бы немного остыл. Однако стоило богу смерти вынырнуть, как ощущения вернулись. Полыхающая полоса вернулась на прежнее место, сжалась только сильней. Танат попробовал еще раз. Потом, чисто по инерции, еще раз. Бесполезно. Теперь боль не отсупала даже в момент погружения.       Убийца оставил попытки и обернулся, наткнувшись взглядом на титаниду. Стикс стояла, позой и мимикой выражая крайнюю степень шока. В ее глазах явственно читалось, что Ананка, конечно, дама с весьма специфическим чувством юмора, но когда в твоей подведомственной реке топится бог смерти — это перебор. Даже для мира, где Судьба конкретно двинута по фазе. Наконец Стикс прервала основательно подзатянувшееся молчание:       — Что это было?       Танат пожал плечами. Стикс молча развернулась и гордо удалилась, окончательно определив себя единственным адекватным существом в этом театре абсурда. ***       Меч свистнул над головой очередного воина, отсекая прядь и исторгая душу из погибшего тела. Свистнул еще раз — над головой его товарища. Танат замахнулся и в третий, но удар был жестко прерван. Приступом кашля.       Тени воинов, еще не до конца осознавшие свою кончину и неуверенно стенающие, шарахнулись в сторону и вытаращили бесплотные глаза. Потому что не каждый день увидишь бога смерти, кашляющего в ладонь с таким выражением лица, от которого хотелось как минимум зашиться под половик. А лучше — провалиться прямо в царство Аида. Гермеса не гонять лишний раз, опять же. Танат заметил взгляды, направленные на него. Тени дружно сделали еще шаг назад. Сразу как-то захотелось отправиться… куда-нибудь. Подальше. В Тартар, например. Милое, уютное место.       Убийца наконец поборол приступ кашля и поднял меч. Тени дружно сглотнули и попытались утешиться тем, что они уже мертвы. Вышло слабо. Меч свистнул, и еще одна душа отделилась от тела. Где-то на заднем плане послышался облегченный вздох. Танат расправил крылья и, напоследок пронзив тени взглядом в духе «если кто-то об этом узнает, вы пожалеете», отбыл в неизвестном направлении. Оставив тех метаться между страхом, недоумением и истерическим ржачем. ***       Наконец душа последнего воина отделилась от тела. Нити, звеневшие до этого в висках пакостным аккомпанементом творящемуся в голове беспределу, стихли. Танат взмахнул крыльями. Приземлился на холме неподалеку от поля боя. Меч удалось пристроить на пояс лишь с третьего раза — так дрожали руки. Опустился на землю. Голова болела просто адски. Перед глазами все плыло. В горле, кажется, открылся филиал Полей Мук. Еще и озноб вернулся — его трясло так, что даже перья чуть слышно звенели.       День в целом претендовал на статус редкостно мерзкого. А тут еще Арес. Удружил, зараза. Опять развязал три войны разом и завершил две старые — привычным способом, то есть положил обе стороны под корень. Теперь сил не было даже на то, чтобы подняться. Хорошо хоть можно посидеть, пока нет вызовов.       Словно в насмешку, тут же прозвенела перерезанная Неотвратимой нить. Танат мысленно помянул Тартар, заключенных там узников и некоторые ценные части тела этих самых узников. Тяжело поднялся, едва не рухнул обратно, качнулся, но устоял. Хаос, даже утром было не так плохо. А он ведь думал, что хуже уже не будет. Мойры явно решили удовлетворить тролльские наклонности. Бог смерти, мысленно поминая причиндалы Крона и размышляя о сложных отношениях Прях с нитями, ножницами и его мечом, расправил крылья. И красиво удалился по траектории сложной формы, больше всего напоминающей путь Гипноса, нажравшегося с Дионисом. Из собственной чаши.       По дороге Танат собрал остатки интеллекта в кучку и проверил «клиента». Чуть заметно облегченно вздохнул. Умерла какая-то молодая женщина. У себя в доме. Это означает — толос, возможно, жертвенная кровь и — о да! — никаких воинов, никаких богов, никакой расчлененки, а самое главное — никаких ушибленных детей Зевса!       И, конечно, Мойры в очередной раз продемонстрировали, что облегченно вздыхать раньше времени не стоило. Особенно когда в твоем мире Судьба и ее дочери наделены сволочистым характером. Таната поджидал большой сюрприз. ***       Полет вымотал окончательно. Мысли вынесло из головы. Остались пустота да гефестов горн. Хотелось блевать. А лучше — лечь. А еще лучше — сначала блевать, а потом лечь. Хотя вообще-то было уже без разницы. Что угодно, только не вот это всё.       Когда за открывшейся дверью толоса обнаружился внеплановый герой в львиной шкуре, Танат даже не удивился. Когда тот поднялся с корточек и начал надвигаться на бога смерти — тоже. Убийца был сосредоточен на том, чтобы стоять вертикально и не стошнить-таки на пол.       Попытку несколько обескураженного героя задушить Таната в стальных объятьях Убийца воспринял как возможность повисеть на этом самом герое и не заботиться о равновесии. Он даже прикрыл глаза (все равно никто не видит) и позволил разуму провалиться в жаркое багровое забытье. Реальность переплеталась с бредом, образуя причудливые видения. Геройские обнимашки сработали и как теплое одеяло — озноб чуть отпустил.       Находясь на зыбкой грани между сном и явью, Танат пропустил момент, когда Геракл (а это был именно Геракл*) прекратил выполнять функцию подпорки. Бог смерти не сразу осознал, что лишился точки опоры, и почетная обязанность держать равновесие снова возложена на него, поэтому с глухим стуком грохнулся на пол. Даже не успел зажаться, так что приземление вышло довольно мягким. Вообще-то, стоило бы подняться или хотя бы глаза открыть, но до ужаса не хотелось, и Убийца остался лежать лицом в каменные плиты.       Кто-то рывком перевернул его на спину. Тут же отпустил и, судя по звуку, отскочил на случай, если богу смерти придет в голову проявить агрессию. Проявлять агрессию было лень, и Танат продолжил прикидываться веником. Его в меру осторожно тронули за плечо. Не видя реакции, чуть встряхнули.       — Эй, — неуверенно позвал герой.       Танат понял, что подавать признаки жизни все-таки придется. Открыл глаза и узрел перед собой виноватую и немного удивленную физиономию Геракла. Во взгляде героя явственно читалось: «Ой, я, кажется, испортил бога смерти». С обликом огромного и могучего истребителя редких видов такое выражение лица не вязалось.       — Это, — смущенно начал сын Зевса. — Ты вообще как? Я, это, не хотел тебя… того. Я, наверное, немного перестарался с удушающим. Ты, того, не обижайся.       Смотреть на сконфуженно объясняющегося Геракла было выше танатовых сил. Убийца собрал силу воли в кулак и поднялся, качнувшись в процессе и этим нечаянно побудив сына Зевса к дальнейшим извинениям. Танат оглядел вначале толос, потом Геракла и понял, что говорить все же придется.       — Нормально, герой, — морщась, произнес он. Великий герой вздрогнул, услышав хриплый голос давешнего противника, и пробормотал: «А, теперь понятно…» Танат мысленно приложил ладонь к лицу и тут же перешел к делу: — Чего надо?       — Алкесту, — с энтузиазмом выдал Геракл. — Ну, ту женщину, за которой ты прилетел. Она жена моего друга.       — Мойр спрашивал?       — Не-ет, — все так же радостно протянул спаситель. И добавил недоуменно: — А что, надо было?       Убийца тяжело вздохнул, поняв, что легко отделаться не выйдет, и принялся мысленно перебирать вопросы: «Отца спрашивал? — нет, не то. Иначе был бы приказ не трогать сына. Аида спрашивал? — нет, я бы знал. Гермеса спрашивал? — не то; знал бы Гермес, знал бы весь Олимп. И средний мир. И море. И подземное царство. И каждая собака в Тартаре. И…»       — Хоть кто-нибудь знает? — обреченно спросил Танат, уже догадываясь об ответе.       — Не, — расплылся в улыбке герой. Веско пояснил: — Это ж сюрприз.       И очень удивился, когда бог смерти таки смачно закрыл ладонью лицо, громко и с размаху.       — Понятно, — хрипло резюмировал Танат. — К Мойрам не полечу. Зови брата.       На вопрос: «Какого брата?» последовал терпеливый ответ: «Гермеса». Геракл послушно воззвал к богу воров и приготовился слушать дальнейшие указания. Указания последовали незамедлительно и были максимально коротки и четки:       — Разговаривать не стану. Объяснять, чего тебе надо, будешь сам. ***       Гермес был очень озадачен. Гермес только что выслушал сбивчивый рассказ Геракла о событиях ночи. Желание спать у Гермеса пропало начисто после слов героя: «И я решил дождаться Таната и, — здесь последовала многозначительная пауза, — поговорить». По мере дальнейшего изложения бог воров несколько раз менял цвет и моления, мысленно возносимые к Ананке. Наконец сын Зевса неловко закончил:       — И он сказал, чтобы я звал тебя и объяснялся сам. Вот я и объяснился.       — Ик, — резюмировал Гермес.       — Чего? — не понял великий герой.       — Понятно. И где… сам… Танат? — «Интересно, если спрятаться в самой удаленной точке мира, он успеет остыть, пока доберется?»       — А он улетел, — махнул рукой Геракл.       — Улете… В смысле?! — «Он же должен был тут все порушить после такой наглости… И вообще, какого этот еще жив?!» — Что тут вообще было?       — Да подрались мы, — повторил герой.       — Не понял… То есть ты, — Гермес обвиняюще ткнул пальцем в героя, — ты пытаешься меня убедить, что сцепился с Убийцей и отбил у него тень смертной? Ты меня за кого держишь?!       — Да он вообще какой-то странный был… — задумчиво проговорил Геракл.       — В смысле — «странный»? — бог воров непонимающе нахмурил брови.       — По-моему, он заболел.       — Забо… Чего?! Кто?! Мы сейчас вообще о ком говорим?! — Гермес ощутил, что уровень бредовости ночи зашкалил примерно трижды. — Ты уверен, что это был Танат? Такой высокий, чернокрылый. Еще меч у него и рожа хмурая.       — Ну да, — уверенно подтвердил герой.       — Тогда это бред какой-то, потому что ты не мог остаться живым!       — Да говорю же, заболел он!       — Да?! — Долий дошел уже до того состояния, в котором готов поверить во что угодно. — И чем он заболел?       — По-моему, — солидно проговорил герой, — он простудился.       — Простудился… — машинально повторил Гермес, осоловело глядя мимо Геракла. — Простудился… Чушь собачья. Ладно, — посланец богов тряхнул головой, решив разобраться с гипотетически больным Танатом позже. — Значит, говоришь, ее зовут Алкеста? ***       Вообще-то Убийца присутствовать на судах не любил. Во-первых, в том, чтобы торчать за троном Владыки подобно доселе неизвестному предмету мебели, не было никакого смысла. Во-вторых, его там было просто не видно (хотя это был скорее плюс). В-третьих, если тень его все же замечала, это отнюдь не добавляло ни связности, ни правдивости ее словам. Скорее даже наоборот. И, наконец, в-четвертых, у него просто не было времени. Но иногда Владыка настаивал, и приходилось тащиться в Зал Судов и блюсти традиции.       Танат вот уже третий час изображал памятник непонятно кому и про себя крыл последними словами Прях, которые до того резали без остановки, а теперь внезапно сделали длительный перерыв. Потом бог смерти переключился на себя: ну кто его дернул лететь сразу домой, а не задержаться на поверхности? Ах да, он надеялся, что от него все отстанут, дадут заползти в самый темный угол дворца, завернуться в… во что-нибудь и оставаться в таком состоянии как можно дольше. Такая наивность была просто неприлична для бога, знавшего Насмешниц в лицо. Неудивительно, что вернувшийся Танат с порога угодил в цепкие руки Владычицы, которая и была причиной его текущего местоположения.       Убийца неслышно вздохнул и прислонился к стене. Тошнота накатывала волнами. Желание спать возросло примерно втрое после ночи, проведенной в толосе со странным героем. Он уже дважды порывался смыться и дважды терпел поражение. Не получалось даже отговориться нитями: Атропос свои обязанности вредно игнорировала, а врать Танат не любил и не умел.       Глаза закрывались сами собой. Веки будто налились свинцом, стали тяжелее Урана-Неба. Хорошо еще его лицо оставалось в тени: присутствующие бы знатно удивились, увидев, что бог смерти клюет носом.       Он не заметил, как провалился в сон. Только что стоял за тронами Владык, как вдруг оказался на каком-то поле. Вокруг лежали тела убитых солдат. Тени уже были исторгнуты, и Танат хотел лететь, но тут в висках зазвенела еще одна срезанная нить. Он оглянулся. Вокруг не было никого, только мертвецы, души которых наверняка плывут через Стикс или уже бредут ко дворцу Аида. Но зов явно доносился отсюда. Танат закрыл глаза и попытался сосредоточиться на ощущениях, но выходило плохо. Он неловко побрел, спотыкаясь, но звон не приближался и не удалялся. Нога зацепилась за что-то внизу, и он едва не полетел на землю. Открыл глаза. Тела исчезли. Зов — нет. Поле было абсолютно, совершенно пустым, но песня перерезанной нити и не думала утихать, наоборот, лишь усилилась, ввинчиваясь в виски, заставляя голову отзываться болью. Вокруг потемнело, перед глазами замелькали какие-то тени, чьи-то лица, обрывки фраз, и вдруг из всей этой круговерти вынырнул герой, вцепился в плечи, тряхнул раз, другой…       …Танат вылетел из сна. В глаза больно ударил свет, которого, вообще-то, было мало в полумраке зала. Перед богом смерти стояла дочь Подземных Владык, сжимая его плечи - во время сна он сполз по стене, так что сейчас Макарии не надо было подпрыгивать, чтобы до них дотянуться.       — Убийца! — позвала царевна. — Чего ты тут дрыхнешь?       — А? Что? — спросил Танат отчего-то шепотом.       — Я говорю, спишь чего в Зале Суда? — уже мягче ответила та и поспешно добавила, взглянув на его лицо: — Не волнуйся, тени уже кончились.       Танат чуть расслабился после этого заявления. Высвободился из рук царевны и хотел уйти, но Макария надежно преграждала путь. Убийца посмотрел на нее, намекая, что неплохо бы освободить дорогу. Дочь Владык не отреагировала. Она для чего-то внимательно вглядывалась в лицо бога смерти, а потом вдруг положила узкую ладошку ему на лоб. Танат дернулся, как от удара, но отступать было решительно некуда.       — Убийца, у тебя жар… Ты что, заболел? — спросила Макария каким-то странным тоном. В нем слышались удивление и... забота?       Танат кивнул, не пытаясь отрицать очевидного.       — Как ты умудрился?       — Арес. Войны. Пряди, — выдохнул Танат. Подумал и дополнил: — устал. Заснул на полу. В моем дворце, — еще помолчал и отчего-то поделился: — Холодный.       — Заметно, — поежилась царица, впечатлившись голосом вестника. — Что ж ты сразу не сказал? Нет, не отвечай, и вообще заткнись, тебе сейчас вредно… Нет, к себе нельзя. Что значит «почему»?! Лечиться! Ой, нечего на меня так смотреть. Пойдем. Пошли-пошли!       И, сцапав бога смерти за руку, бодрым шагом удалилась куда-то вглубь дворца. ***       Через несколько минут Танат был укутан в хлену** и напоен какой-то гадостью приготовления Гекаты. Вялые попытки сопротивления были пресечены на корню бодрым: «Нечего-нечего, потом спасибо скажешь, и вообще, я твоя царевна, ты должен меня слушаться». Макария была счастлива. Макария лучилась энтузиазмом. Макария в упор не воспринимала попыток объяснить, что зелья здесь не очень-то и помогут. В конце концов Танат сдался и решил оставить все как есть. Тем более что мечта всего прошлого дня, плавно перетекшего в новый, таки сбылась. Как минимум наполовину (ту, которая звучала как «лечь»). До второй половины («и чтобы все отстали»), судя по косвенным признакам, тоже оставалось не очень долго. Дочь Владык должна была рано или поздно утолить страсть и к врачеванию, и к заботе о ближнем своем. По крайней мере, Танат очень на это надеялся.       — Вот теперь, кажется, все, — довольно резюмировала царевна Подземного мира и тут же перешла на деловой тон: — Значит так. Ты лежи тут и спи, понятно? Сон — лучшее лекарство, — глубокомысленно повторила она известное изречение. — И не пытайся никуда убежать. А то знаю я тебя…       Убийца смотрел в одну точку и тупо моргал — на большее его не хватало. Ни о каком побеге не могло идти и речи. Макарию, видимо, удовлетворила реакция вестника, поэтому она, просияв, изрекла:       — Поправляйся, Убийца!       И чуть ли не вприпрыжку удалилась, оставив бога смерти медленно засыпать и думать, что день неожиданно оказался не таким уж поганым.