Поднять паруса

Представьте, что вы оказались в лодке. Маленький деревянный оплот посреди обезумевшего океана. Волны поднимаются и солеными брызгами оседают на итак соленых от слез щеках. Лодка маленькая, безумно маленькая (и кто только делает такие ужасные лодки?) и может вместить максимум двух человек. Вы-то уже внутри и сидите, вцепившись в деревянные борта так сильно, что болят пальцы. А прямо перед вами, захлебываясь морской пеной, тонут два человека. Одного вы любите, любите до хрипа в груди и дрожи в коленках. Любите страстно, любите безумно, но вот незадача. Вы ему абсолютно безразличны. В пустых глазах только гордость и самодовольство. Он тоже любит. Увы, лишь самого себя. Но тут же, рядом, тонет еще один человек. Тот, который любит вас. Он доказывал вам свою любовь столько раз, он совершал ради вас такие подвиги, жертвовал всем. Но, жизнь жестока. Как бы вы ни пытались вызвать в груди бурю при взгляде на него, все напрасно. Он вам безразличен. Итак, что же делать? Вы на секунду прикрываете глаза и смаргиваете слезы. Пора принимать решение… *** Корабль завораживал. Он расправил свои белоснежные паруса и гордо смотрел вперед, в ясно-синий бесконечный океан. Чайки описывали над ним ровные, будто циркулем нарисованные круги, звонкими криками обсуждая происходящее на палубе. А там и правда происходило что-то интересное. Женщина стояла в центре и испуганно теребила в руках широкополую шляпу. Лицо было невероятно красивым, но бледным и измученным: под глазами пролегли темные круги, скулы остро выступали вперед, так что она казалась уже не просто худенькой, а истощенной. Не так должна выглядеть счастливая жена, только что вышедшая замуж за успешного и популярного во всем городе капитана. Этот самый капитан стоял сейчас подле нее, статный, стройный, с лихо загнутыми усиками и браво спорил с толпой матросов в грязных тельняшках. - Женщина на корабле, куда ж это годится! - К несчастью, товарищ капитан, точно к несчастью! - Ничего не знаю, черт подери, вы жалкое сборище трусливых калек или настоящие морские волки? При каждом грубом слове, щеки женщины заливал болезненный, какой-то слишком яркий румянец и она все сильнее сжимала в руках свою шляпку. Ей было мучительно неловко и неудобно, что весь этот сыр-бор разыгрался из-за ее присутствия. Тем более стоять на качающейся палубе было непривычно, и она уже начала чувствовать легкое головокружение и хотела, чтобы ей разрешили пойти отдохнуть, а лучше, чтобы они вообще поехали домой: в маленький, но уютный особнячок. Она ведь только-только начала закупать новую мебель и наняла полненькую дружелюбную служанку. Вообще вся идея с круизом в честь их свадьбы ей не нравилась: она жутко боялась хоть ненадолго отлучиться от привычно твердой и привычно безопасной суши, но перечить мужу боялась еще сильнее, поэтому лишь молчала и кротко улыбалась. Молчала, когда угрюмый дворецкий вынес из комнаты наспех собранный чемодан («А зачем тебе много вещей? У меня на корабле есть всё»), молчала, прощаясь с тяжело больной матушкой и суровым, неодобрительно поглядывающем на мужа отцом («Ты же у нас совсем домашняя, куда он тебя везет? Тем более maman совсем плохо себя чувствует…»), молчала и сейчас, несмотря на то, что в глазах плясали ослепляющие звездочки, а к горлу то и дело подкатывал горячий и горький ком. - Мэм, вы плохо себя чувствуете? – она подняла голову и встретилась взглядом со смутно знакомыми ярко-черными глазами. В голове вихрем взорвался фонтан воспоминаний. Их с Симоном бал в честь помолвки, улыбающиеся лица гостей, строгие фигуры во фраках и точеные - в платьицах. Оркестр играет вальс, но она не с женихом, ведь он пошел пригласить баронессу («Столь высокая гостья, мы просто обязаны выказать ей свое уважение»). Да, все так и должно быть, она верит ему, он ведь такой утонченный и изысканный, лучше разбирается в тонкостях «большого света», но в горле неприятно скребет. - Как глупо, - говорит она сама себе и отворачивается от танцующих пар, ведь просто невыносимо смотреть, как Симон прекрасен рядом с пожилой баронессой. Так ослепительно улыбается и что-то шепчет ей на ухо, - как глупо, - вновь повторяет она самой себе, но в уголках глаз собираются горькие слезинки. («Ты такая плакса, дорогая, надо держать себя в руках. Это ведь просто глупая ревность, не расстраивай меня»). Она и не расстраивает, молчит и лишь часто-часто смаргивает непрошенные слезинки. В конце концов, скоро вальс закончится. Сквозь мутноватую пелену слез она видит, как к ней приближается высокая крепкая фигура во фраке. Мужчина не похож ни на одного из присутствующих кавалеров, он шире в плечах, угрюмее и явно чувствует себя неуютно. Обветренное квадратное лицо кажется лицом дикаря, челюсть агрессивно выдвинута вперед, нос крупный и мясистый. Он протягивает свою широкую крепкую ладонь и, смущенно прокашлявшись, выдает хрипловатым голосом. - Может быть, потанцуем, мэм? Она и сама не замечает, как начинает кружиться в крепких, но нежных объятьях незнакомца и вдруг совсем забывает о том, что Симон сейчас не с ней. Потом, правда, разгорается настоящий скандал. («Почему ты, моя будущая жена, позволяешь себе на нашей помолвке танцевать с другим? Причем, с моим помощником! С каким-то жалким помощником!») Она испугана, потеряна и со слезами клянется никогда больше не танцевать ни с кем, кроме будущего мужа… Черные глаза смотрят в душу с ужасающей добротой, и эта непривычная всеобъемлющая доброта выворачивает наизнанку самые сокровенные тайны и страхи. Правда ли ее муж так хорош, как думают об этом в городе? Правда ли он так внимателен и нежен к своей молодой жене? Правда ли он ЛЮБИТ ее? Она улыбается, теперь уже не смущено и устало, а искренне и хочет протянуть вперед руку, прикоснуться, извиниться за тот глупый случай на балу, но все вдруг переворачивается и женщина проваливается в темноту.