***
И первым приходит страх. Они тогда ещё не живут вместе, но продолжают работать в полицейском департаменте в отделе убийств. Конечно, возможно, не так интересно, как по поимке девиантов, но что теперь поделать, когда те больше не бушуют. И, получив и обработав своё задание, Коннор без раздумий сразу же едет к Хэнку. Долгий и упорный звонок в дверь не помогает, заставляя Коннора забеспокоиться, но он нажимает ещё раз, удерживая немного дольше, чем до этого, надеясь, что тот услышит его. Может быть, он спит или сидит в туалете, но слишком много времени проходит, чтобы из квартиры не доносились хотя бы злобные крики. Коннора сразу же охватывает какая-то паника, хотя с такой ситуацией уже сталкивался. Но в тот раз его не трясло от возможной печальной участи, поэтому сразу же прокручивает в своей голове давние события и бежит по тому же маршруту, впрыгивая в окно в другой части дома. И всё так же повторяется. Хэнк без сознания лежит на полу, до этого свалившись со стула. Рядом лежат пистолет и разбитая бутылка виски. Коннор, сам того не замечая, зачем-то закусывает губу, когда будит лейтенанта, после чего старательно поднимает его, не давая тому упасть. Хэнк сначала ругается, что его будят, но когда замечает Коннора, то более-менее успокаивается, пока тот его тащит в ванную. Того шатает сильнее, чем обычно. Несмотря на то, что Хэнк меняет свои взгляды на жизнь, старые привычки остаются. Поэтому иногда свои вечера он предпочитает проводить в барах или дома за бутылкой крепкого виски. Но в этот он пьян сильнее, чем обычно, и это доставляет больше неудобств. Но, впрочем, Коннор не особо жалуется. Точнее, не жалуется вообще. Словно он создан именно для этого. — Принеси одежду, — просит Коннора Хэнк, пытаясь нормально встать в ванной. И Коннор безоговорочно идёт по направлению к спальне, где уже сам на свой какой-то вкус выбирает костюм из шкафа. Отдав её Хэнку и получив в ответ просьбу выйти, он идёт на кухню, собираясь там немного прибраться. Однако второе волнение происходит, когда в его руки попадает табельное оружие лейтенанта. — Вы опять играли в русскую рулетку? – немного запинаясь, пытаясь вспомнить, как называется эта штука, громко говорит Коннор. — Ага, только, кажется, я не успел нажать, как свалился вместе с бутылкой, — хриплый голос доносится с района ванной, после чего Хэнк снова начинает блевать, издавая соответствующие звуки. И в этот раз Коннор уже не говорит, что ему повезло. Потому что самому ему становится очень страшно за лейтенанта. И повезло, скорее, ему, а не Хэнку. Коннор проверяет магазин револьвера, где находится один единственный патрон. Но, в отличие от прошлого раза, этот выстрел должен был стать роковым. И Коннору становится немного легче, потому что Хэнк не успевает нажать на курок, теряя сознание раньше, чем падает на пол. Везёт, что напивается до такой степени, что глаза слипаются и единственное, чего хочется — это спать. В голову лезет мысль, что стоит забрать оружие себе, но Хэнк вряд ли это одобрит. Мало ли, получит ещё. Конечно, ему-то больно не будет, но неприятный осадок останется. Почему он так неожиданно волнуется? В прошлый раз это его не так волновало. Что это за давящее чувство со всех сторон? В какой момент всё идёт не так, как обычно? Когда он понимает, что с ним начинает происходить что-то не так? Когда Хэнк уже ровно стоит на ногах и более трезвый после неожиданного душа, он хлопает Коннора по плечу, гладит напоследок Сумо, и они, полные уверенности, направляются на своё задание.***
Коннор не раздражён. Ни разу. Он вообще не может чувствовать чего-то такого. Да, он обретает свой разум, но проявление таких эмоций кажется чем-то невообразимым. По крайней мере, для него самого. Между ними ведь нет ничего такого, так почему он должен беспокоиться? Они ведь просто напарники — не более. Это не его дело, где тот проводит своё свободное время. В общем-то, об этом узнаёт совсем случайно. Коннор идёт по коридору, с целью сесть за своё рабочее место. Рядом никого нет, и стоит такая тишина, будто в здании полиции вовсе никого нет, кроме него. Но все заняты своими делами, желая разобраться с ними как можно быстрее, поэтому почти не отвлекаются на разговоры. Конечно, кто-то всё равно шепчется, прямо как два сотрудника, которых замечает Коннор, но которые не замечают его. Сначала он хочет просто пройти мимо, но в диалоге появляется знакомое имя, поэтому решение остаться незамеченным приходит сразу. — Слышала, что Хэнк совсем обезумел вроде, — раздаётся немного писклявый голос первой девушки, которая явно чем-то расстроена, — ходит в клуб «Рай» и нанимает этих… сраных роботов, пф. — Ну да, в его-то возрасте… — недовольно произносит вторая, но обеспокоен она совершенно другим, — главное, чтобы инфаркт не схватил. — Да нет же, — обиженно, но тихо вскрикивает первая и, видимо, толкает свою подругу, которая сразу же шипит, — я к нему и так, и сяк, а он ни в какую… Дальше Коннор уже не мог слушать, он быстро вышел из-за угла, пугая двух сотрудниц, и сразу же направляется к своему столу, не желая слушать ничего более. И чего это он так разволновался? Это не его дело, это не его дело, это не его дело… Почему он ощущает такое неприятное чувство. Словно обижен. Но ведь сам Хэнк почти никогда не спрашивает, чем тот занимается в своё свободное время. Может, считает, что нет необходимости или что-то ещё. Да почему он никогда ничего такого не говорит? Его что, не волнует это? И с каждым днём Коннор всё больше и больше вслушивается в разговоры своих коллег, и всё больше и больше его начинает это… раздражать? Если бы тогда они всё же поцеловались, то он бы не ходил туда? Был бы он заменой другим девицам? Несмотря на то, что андроиды обретают себе свободу, некоторые всё равно подрабатывают в клубе. Однако даже не только они, но и некоторые люди устраиваются туда. Так почему лейтенант выбирает их, а не его? — Вы не устали ходить туда? — поздно ночью спрашивает Коннор, сидя в полной тишине и темноте. Он видит, как Хэнк подпрыгивает на месте и хватается «за сердце». Но как только лейтенант понимает, что это всего лишь его чёртов андроид, то громко и облегчённо выдыхает, направляясь в сторону гостиной и падает рядом с Коннором на диван, хватая с пола бутылку виски, немного отпивая. Хэнк не выглядит слишком пьяным, чтобы валиться с ног, но Коннор всё равно обеспокоен его состоянием. Тот не отвечает на его вопрос, вместо этого присасывается к горлышку бутылки, выпивая всё до дна. — Вы знаете, что вам… — Ревнуешь? — Хэнк усмехается и прищуренным взглядом смотрит на андроида, надеясь вызвать у него хотя бы растерянную реакцию. Он видел это однажды, и это выглядело очень мило. Коннор на секунду замирает, словно обрабатывая сказанное, и не движется совсем, что можно подумать, что андроид деактивирован. Но уже через пару секунд он смотрит в лицо Хэнка, словно хочет найти там ответы на все свои вопросы, отчего Хэнку становится немного не по себе. Конечно, за столько времени совместной работы он должен уже привыкнуть ко всем этим андроидским штучкам, но к чему-то до сих пор не может. И иногда это очень удивляет. — Ревную? – весьма неожиданный вопрос задаёт Коннор, заставляя Хэнка удивиться вновь. Но тот только немного задумывается сам, понимая, что от него требуют, и чешет подбородок, обросший бородой, пытаясь подобрать нужные слова. — Ну… — вообще-то, он без понятия, как сказать так, чтобы тот понял. К чему был вообще тот вопрос? Когда это он начал так волноваться? — это что-то типа того, когда тебе очень не нравится, ты бесишься, тебя это злит, что твой любимый человек взаимодействует с кем-то другим… во всех планах, — когда он заканчивает свои разъяснения, то анализирует слова, после чего кивает самому себе, думая, что это лучший вариант объяснения. Коннор снова задумывается, замирая на месте и не шевелясь вовсе. Он немного понимает, что происходит, но решает не говорить ничего более. Просто предлагает идти спать, и Хэнк соглашается, уже, кажется, позабыв о разговоре, который только что произошёл. Он обязательно задумается ещё об этом.***
Вообще-то, Хэнк совсем не просит заботиться о нём. Ему и, правда, это не особо нужно. Но однажды он очень удивляется, когда приходит домой, а там вместо привычного беспорядка очень чисто. Ничего лишнего. Ни одной банки, обычно валяющихся по всей квартире. Настолько ошарашен, что так и застывает с раскрытым ртом, не веря, что это его квартира. Но его сомнения развеваются, когда навстречу выбегает Сумо, с ласками кидаясь на своего хозяина, а через несколько секунд из ванны, словно послушная жёнушка, выходит Коннор — без привычного пиджака, в одной рубашке с закатанными рукавами и полотенцем в руках. — Ааа, — начинает Хэнк, не зная, что сказать. — Не хочу, чтобы вы ночью сломали себе что-нибудь, — улыбается Коннор, приводя лейтенанта ещё в больший шок. Хэнк немного разворачивается, смотря на входную дверь, потом снова разворачивается и глядит на Коннора. Его рука приподнимается, будто хочет на что-то указать, но замирает с приоткрытым ртом, над чем-то размышляя. — Ты ведь не ломал стёкла? Как ты вошёл в мой дом? — О, извините, — Коннор вытирает свои мокрые руки и немного наклоняется в извиняющейся позе, — у меня нет ключей, а я был свободен, поэтому я скачал инструкцию по взлому замков и таким образом пробрался в вашу квартиру. Извините, больше такого не повторится. — Охренеть, — медленно и тихо произносит Хэнк, пытаясь отойти от такого заявления. Этот чёртов андроид ещё умеет его удивлять. В конце концов, Коннору приходится сделать дубликат ключей. Хэнк не просит, но тот настаивает, придумывая различные отговорки. А может и не отговорки. Но выглядит это странно. Коннор приходит раз в неделю, убирает весь накопившийся мусор, складывает разбросанную за неделю одежду и даже готовит еду на несколько дней вперёд, пока не придёт снова. Самому Хэнку становится даже немного стыдно за такой беспорядок, но Коннору, кажется всё равно, словно это становится его самым любимым делом. — Тебе не трудно? Ты же девиант, — однажды неожиданно говорит Хэнк, сидя за столом на кухне, пока Коннор творит что-то на плите, — использовать труд андроидов… восстанешь против меня. — Мне не трудно, — отвечает Коннор, и Хэнк не может заметить улыбку, появившуюся на его лице, — не хочу, чтобы вы умерли в собственном доме. — Вот как, — неоднозначно усмехается Хэнк, отпивая пиво из бутылки.***
— Где лейтенант Андерсон? — обеспокоенно спрашивает Коннор, быстро подбегая к двум полицейским. Всего минут двадцать назад ему звонят и сообщают о том, что тот был ранен огнестрельным оружием. И он сразу же отправляется на место преступления. Но пока что преступник его волнует меньше всего. Полицейские говорят местоположение пострадавшего, после чего тот сразу направляется в сторону переулка. И Хэнк выглядит хуже, чем он ожидает — то ли ранение так сказывается, то ли возраст. Он сидит на земле, облокотившись о стену дома, громкое тяжёлое дыхание выдаёт, что с ним не всё в порядке, глаза прикрыты, а на лбу складочка от боли, одежда в районе бока вся пропитана кровью, но саму рану Хэнк закрывает своей рукой и чьей-то кофтой. — Лейтенант! — Коннор подбегает к Хэнку, опускаясь перед ним на колени и перехватывает руки, зажимая рану уже сам, — Вы как? Хэнк не сразу понимает, кто и что его спрашивают. Не сразу открывает глаза, а после ещё и долго фокусирует взгляд на лице напротив, а когда понимает, то удивлённо смотрит на него, но буквально через пару секунд морщится от вновь накатившей боли. В голове эхом отдаётся голос Коннора, поэтому и не пытается вникнуть в их смысл. Ещё минуты через две он наконец приходит в себя, хотя бок все ещё отдаёт сильной болью. — Заткнись, жестянка, — и Коннору становится немного легче, когда он узнаёт в нём привычного Хэнка. Конечно, так его он уже давно не называет, но всё же такое случается, — бывало и хуже, — едва успевает договорить, как кривится от боли и негромко стонет, чуть ли не складываясь пополам, хватается рукой за плечо Коннора и замирает, пытаясь успокоиться. — Держитесь, пожалуйста, лейтенант, скорая помощь скоро приедет. Хэнк только хмыкает и пытается перевести дух, после чего поднимается обратно, все ещё с закрытыми глазами, и шумно выдыхает, как только спина соприкасается с твёрдой поверхностью. Коннор все ещё что-то спрашивает, но тот вникнуть так и не может. — Коннор, — начинает Хэнк, беря руку напарника в свою, которую тот тут же сжимает, с трудом разлепляет свои глаза, и замирает, не смея пошевелиться, — ты что, плачешь? — крайне поражённо смотрит на андроида, по щекам которого текут слёзы. Коннор удивлённо моргает, видимо, сам не замечая, как начинает плакать, но сразу же начинает вытирать их. Волнение за человека, которому, если честно признаться, уже немало лет, и неизвестно, что может с ним случиться, а у Коннора это единственный близкий человек. И он не хочет его потерять. Ведь… Хэнк столько для него сделал, стал родным для андроида. Не каждый такое сможет. — Извините, лейтенант, я исправлюсь. Коннор продолжает вытирать слёзы, все ещё сжимая чужую руку. Хэнку немного больно, но он не может сказать об этом, понимая состояние того. И из-за этого становится… так приятно и тепло на душе. То, чего не было уже долгие годы. И сам Коннор чувствует себя как-то по-особенному, странно. Они не хотят друг друга потерять.***
И хотя Хэнк говорит не приходить ему каждый день, Коннор всё равно не слушает его и делает по-своему. И почему он решает стать девиантом? Иногда это так раздражает. Раньше таким послушным был, а теперь делает то, что считает нужным, хотя все же слушается в различных ситуациях. Например, когда Хэнк, оказываясь в больнице, просит принести ему бутылку крепкого виски, Коннор грубо отказывает ему, говоря, что врач полностью запретил ему — ради его же блага. И Хэнк ещё долго бурчит по этому поводу, но от Коннора никак не выходит отвязаться, потому он просто смиряется с ситуацией, без какого-либо интереса слушая наставления андроида. Не может же он признаться, что ему приятно то, как Коннор заботится о нём. В том, как рад, что Коннор много узнаёт — всё больше становится похож на человека и познаёт человеческие чувства, даже если и сам не до конца понимает это. Нравится наблюдать за тем, как его лицо выглядит растерянным, когда ему приходится самому принимать решения. Самому — не так, как запрограммировано, и не думать о том, чего там нет. И — да упаси его Господь — это выглядит чертовски мило, когда Коннор немного смущенный — жаль, что не может краснеть и всякое такое — приносит ему цветы. Не самый худший вариант, и Хэнк смеётся данному неожиданному подарку, но всё же принимает, с неким удовольствием отмечая, что тот счастливо улыбается. Однако лежать в больницах — очень скучно. Ни выпить, ни поиграть с судьбой, даже раскрыть какое-нибудь дело. И это так раздражает, что Хэнк устаёт буквально на следующий день. Но на все уговоры врачей отпустить его домой и что с ним всё в порядке, те только неодобрительно качают головой, говоря, что было бы всё в порядке, если бы не пил так много, и тот пролежит в больничной койке ещё как минимум недели две, на что сам Хэнк готов только взвыть. Все развлечения заканчиваются уже на третий день, если не сразу, и поэтому приходится смотреть только какие-то скучные, нудные бабские сопли по телевизору, который висит у него — слава Богу — в личной комнате по просьбе того же Коннора. Хоть какая-то радость в жизни. Однако кто знает, что было бы, если бы его подселили к другим пациентам. Может, хоть тогда он бы не лежал из часа в час, пялясь в посеревший от старости лет потолок и не считал глупых, прилетающих в открытое из-за жары окно мух на липкой ленте. Но кто его теперь знает. Однажды Хэнк как бы невзначай говорит Коннору, что неплохо было бы сходить в кино или хотя бы посмотреть какой-нибудь фильм, на что тот, видимо, не понимая сразу, застывает на несколько минут, осмысливая слова. «Ну, могло быть и хуже», — думает про себя Хэнк, когда из всех возможных фильмов, Коннор выбирает какую-то нудную, как и эти медсёстры в больнице, комедию, которую он предпочитает не видеть, однако, ничего не говорит. Если тот пожалеет о выбранном, то виноват только он сам. А, может, в силу отсутствия знаний и желания смотреть подобное, и понравится. В любом случае, Хэнк отговаривать не будет. Сам Хэнк не особо следит за фильмом, за сюжетом, не вникая в суть. Сначала даже чуть ли не засыпает, глаза так и норовят закрыться, а сон неожиданно накрывает с головой. Он не думает, что Коннор сильно обидится на него из-за этого — как-никак, он же больной и ему нужен отдых, но, наверное, немного расстроится, чего уж точно не хочет. Раньше, возможно, он и отнёсся равнодушно, но теперь он же вроде как на пути к становлению человеком. Осознал себя и всякое такое. Чувствует же хоть что-то. Хэнк украдкой смотрит на Коннора, по привычке сидящего с ровной спиной, со сложенными на коленях руками, словно послушный мальчик, и сосредоточенно смотрит на экран телевизора. Было бы неплохо, но язык не поворачивается сказать расслабиться, облокотиться о кровать, как обычный человек, вряд ли от этого будет толк. Почувствует ли он что-то, если сделает так? Не в смысле ощущений или что-то вроде того, а чувство какого-то облегчения. Хэнк сам не понимает, зачем протягивает к нему руку. Просто что-то щёлкает в голове, может быть, от дрянных таблеток, что здесь дают, но хочется дотронуться до неживой кожи. Сделать хоть что-то. Но замирает в нескольких сантиметрах от него, когда замечает широкую улыбку на его лице. Кто знает, замечает ли Коннор его руку или нет, увлечённый фильмом, но ничего не говорит. Его губы дрожат, рот то приоткрывается, то снова закрывается. И тогда Хэнк задаётся вопросом — может ли андроид смеяться? Конечно, он не издаёт звуков, свойственных человеку, но выглядит именно так. Даже если они находятся в больнице и смотрят ужасную комедию, от которой хочется только спать и хлопать себя по лбу. Впрочем, он ведь никогда не смотрел никаких фильмов, а если и смотрел, то точно не с осознанием того, что может чувствовать хоть что-то. Или до сих пор не осознавшим, но уже немного понимающим. Хэнк усмехается про себя, убирая от Коннора руку.***
Обычный, но такой уже долгожданный вечер сопровождается холодной банкой пива в руке Хэнка, Сумо на коленях Коннора, его рукой, медленно поглаживающей тельце, и еле слышными голосами, доносящимися из телевизора. Они почти не смотрят на экран, наслаждаясь обществом друг друга, разговаривают на не слишком замудрённые темы. Хэнка от выпитого уже немного ведёт — Коннор хотел его остановить, но он смог от него избавиться, чтобы тот больше к нему не приставал, потому сейчас с удовольствием наслаждается алкогольным напитком. — Что ты чувствуешь? — от чего-то неожиданно икая, спрашивает Хэнк, не особо рассчитывая на ответ. Может даже показаться, что этот вопрос он задаёт самому себе, не зная, что делать. — Что вы имеете в виду? — не отрываясь от собаки, спрашивает Коннор, но спустя пару секунд поворачивает голову к Хэнку, внимательно смотря на задумчивое лицо. — Ну, знаешь, когда ты в первый раз притащился за мной в бар, для тебя была задача — выполнение приказов и не более. А потом ты спас меня несколько раз, не убил того андроида у твоего создателя и многое такое. А когда меня ранили, ты плакал. Ты чувствуешь себя слишком странно? У тебя нет мыслей, что, став девиантом, ты делаешь всё неправильно? — и как только он договаривает, то сразу же смотрит на Коннора, не выражающего никаких эмоций. — Я… — начинает было тот, но тут же замолкает, не зная, что сказать. И, правда, что он чувствует? Когда он находит Хэнка на полу, а потом видит, что выстрел должен был убить его, но просто везёт, что тот падает на пол, он чувствует себя не очень хорошо. А потом ещё и это ранение. Коннору было… страшно за чужую жизнь? Он не знает, что чувствует, что делать, что будет делать, если потеряет лейтенанта. Коннор никогда такого не чувствовал, и как с этим всем справиться — тоже непонятно. — Глупая машина… — бурчит себе под нос Хэнк, отрываясь от спинки мягкой обивки дивана и телом полностью разворачивается к Коннору. Тот внимательно, без какой-либо настороженности следит за ним, ожидая, что тот будет делать. Хэнк немного пошатываясь, прикрывает глаза, пытаясь успокоить себя, привести немного в лучшее состояние. А потом неожиданно наклоняется, упираясь в спинку мебели позади напарника, а потом ещё ближе, и ещё, и ещё. Коннор уже не смотрит в глаза Хэнка — взгляд направлен на приближающиеся губы, что медленно касаются его. Это кажется чем-то неожиданным, непонятным, и сосредотачивается он совсем не на этом. Будто это не такая уж и важная задача. И Хэнк не задерживается надолго, отстраняется спустя минуту. Словно не хочет насладиться этим, хотя разум так и кричит об этом. Но не прислушивается, будто хочет услышать от Коннора: «Ещё, пожалуйста». — Ну и как? — но Хэнк говорит очень неуверенно, думает, не ломает ли его систему совсем. Не отключится и не спятит ли тот, после чего разрушит ему полдома? — Я… не знаю. А также врач сказал вам не употреблять алкоголь, особенно крепкий, а вы выпивали…около трёх часов назад. Это очень вредно для вашего здоровья, — отчитывает его Коннор, и это последнее, что он хочет слышать. — Грёбаная жестянка, — недовольно фыркает Хэнк и разворачивается, чтобы идти спать, но Коннор неожиданно хватает его за руку, останавливая, заставляя его немного удивиться. — Можно… ещё? — он что… смущается? Конечно, физически это никак не может быть, Коннор не может краснеть. Однако Хэнк всё понимает и вновь наклоняется к нему. Но в этот раз намного дольше. Чтобы изучить всё досконально. Только вот Хэнк не чувствует того человеческого тепла и влажности рта. Ему приятно, но это так необычно, словно и правда целует неживую куклу. Коннор неловко отвечает ему, а сам чувствует накопившуюся слюну, влажный, мокрый скользящий по его языку чужой. Он чувствует привкус табака и алкоголя. И становится настолько приятно, что Коннор прикрывает глаза и сам наступает, целуя более напористо, заставляя Хэнка издать негромкий стон. В голове будто что-то ломается, диод опасливо загорается жёлтым, а руки сильнее сжимают шерсть собаки, отчего та начинает скулить. И Коннор не хочет, чтобы это прекращалось. Не знает почему, просто не хочет. Не хочет, чтобы исчезало — то, что происходит сейчас — тепло и привкус. Хочет урвать ещё хоть немного, но Хэнк отстраняется. Его дыхание сбито — он же не андроид, который не дышит и может делать это очень долго. Перед его глазами всё мутно, и мир, кажется, плывёт. — И как? — немного запинаясь, всё же интересуется Хэнк. — Это… — Коннор на время зависает, пытаясь подобрать слова. Словно прокручивает в своей голове весь словарь, пытаясь найти нужное, — было приятно. Я не знаю, что происходит со мной. Андроиды ведь не чувствуют ничего такого, но… осознание… — Однажды ты всё поймешь. Я помогу. И Хэнк не может сдержать усмешку, но разворачивается, чтобы Коннор не увидел её. Уже ужасно хочется спать, и лейтенант иногда ужасно жалеет, что не такой, как его напарник — ведь тому не обязательно это делать. Однако не успевает дойти до своей комнаты, как немного разворачивается, смотря в сторону дивана, где Коннор продолжает гладить Сумо, а тот с удовольствием ластится к его руке и удобно устраивается на его коленях. — Можешь спать у меня в комнате, — и не даёт ответить Коннору, как скрывается за дверью своей спальни. Коннор впадает в замешательство, не сразу понимая, что лейтенант имеет в виду. И даже все ещё не осознавая, он всё равно принимает странное предложение. И что тот имеет в виду? Зачем он — не только Хэнк, но и сам Коннор — всё это делает. Что ему надо делать дальше? И что он чувствует, после того поцелуя и всех случившихся событий за эти последние пару недель. Правильно ли поступает? И это же самое чувствовал Маркус, целуя Норт? А что чувствовал сам Хэнк? И что имел в виду лейтенант под «Я помогу».***
Утро встречает Хэнка удивлением или, можно даже сказать, испугом, когда в своей постели видит Коннора, смотрящего на него. Нет, он точно помнит, что приглашал его в свою постель, но выглядит это пугающе, словно тот всю ночь зачем-то смотрит на него. И когда он более-менее просыпается, Коннор предлагает чашечку бодрящего кофе, но Хэнк вовсе игнорирует его предложение. — Что ты всю ночь делал? — он знает, что тот точно не спал, но не хочется услышать что-то вроде «Наблюдал за вами, пока вы спали». — Сначала я перезагружал систему, а потом изучал некоторые факторы чувств человека. Потом я немного больше попытался разузнать о сексе. — Охренеть, — Хэнк ошарашенно смотрит на Коннора, не зная даже, что сказать, — в моей собственной постели мой собственный андроид думал о сексе, — Хэнк поднимается с кровати, разминая затёкшие мышцы, после чего добавляет уже немного тише, но уверен, что Коннор и это слышит, — кто ж мог подумать, что я доживу до такого. Сам же Коннор не выходит из спальни, пока Хэнк не направляется на кухню, после чего становится за спину лейтенанта, опустив руки, смотря на его широкую спину. Хэнк чувствует, что за ним пристально наблюдают, но разворачиваться не особо хочется, поэтому как можно дольше готовит себе горячий напиток, насколько это возможно. И сильно вздрагивает, когда Коннор оказывается прямо за его спиной, а когда сам он разворачивается, то его прижимают к столешнице, упираясь руками по обе стороны от его тела. И опять этот взгляд — пристальный, изучающий, заставляющий кожу покрыться мурашками. — Ты ведь знаешь, что такое поведение не свойственно андроидам? — пытается отшутиться Хэнк, понимая, что всё очень плохо и к чему идёт дело. — Я… — Коннор не уверен в своих действиях, своих словах, просто что-то подсказывает ему, будто он не движется сам. Руки скользят по чужим бокам, поглаживая их — делает всё, о чём узнал сегодня на протяжении ночи. — Стой… — и Хэнк не пытается его остановить, он вообще не понимает, что происходит. В голове опасно сейчас крутится только одно: «Трахнуть. Срочно трахнуть. Надо трахнуть собственного андроида». — Сядь на стол, — приказывает Хэнк, переставая облокачиваться о столешницу и вставая на подкосившиеся от такой неожиданной близости ноги, Коннор вопросительно смотрит на него, не понимая, почему его прерывают, — сядь на столешницу, — и кивает на то место, куда прижимался только что он сам. И Хэнк жалеет, что не может этого сделать в силу своего возраста, даже несмотря на то, что он работает, вообще-то полицейским. Время уже не то. Коннор повинуется, залезая на твёрдую поверхность, укладывая свои руки на плечи Хэнка, скрытые тканью футболки, и несильно сжимая их. И прежде, чем тот успевает что-либо сделать, наклоняется к нему, утягивая в поцелуй. Теперь уже сам. Но довольно робко. Будто пробуя на вкус. И в этот раз намного приятнее, и если бы он был человеком с настоящим сердцем, то оно обязательно забилось бы чаще, а кровь прилила к щекам. Но Коннор не человек, и это даже немного расстраивает. Руки Хэнка скользят по ногам Коннора, перемещаются к бёдрам. Большие пальцы поглаживают внутреннюю сторону, пока он сминает губы напарника. Тот не чувствует это полностью, но самому Хэнку до чёртиков приятно. Нравится сжимать чужое тело в своих руках, нравится целовать, да, в общем-то, Хэнку всё нравится в Конноре. Они медленно перемещаются на диван, по пути снимая с себя немногочисленную одежду. Сумо, словно понимая происходящее, уходит куда-то в другую комнату, когда Коннор соприкасается спиной с мягкой обивкой, а его хозяин нависает сверху. Хэнк упирается руками в подлокотник, немного выпрямляясь, пытаясь перевести дыхание. Губы касаются шеи — как ни крути, засосы вряд ли получится оставить, — Хэнк прижимается к нему всем телом, и Коннор ощутимо может почувствовать чужой вставший член. И осознание того, что это именно из-за него, заставляет немного порадоваться. Руками он гладит тело, нежно проводит по бокам, останавливается на тазе и сжимает как можно сильнее. Коннор оказывается на удивление гибким. Выгибается в спине, раздвигает как можно шире ноги не хуже шлюхи в «Раю». И член у него есть, и даже этот самый андроид умеет стонать. Выглядит словно школьница, у которой первый раз. Коннор прикусывает губы и шепчет раз за разом: «Ещё». И Хэнк не отказывает себе в удовольствии прощупать все искусственные позвонки. Хэнк буквально чувствует, как трясётся тело напарника, когда он покрывает каждый сантиметр тела поцелуями. И член его тоже твердеет — совсем как у человека. Диод вовсю горит жёлтым и вот-вот станет красным. И, чёрт возьми, Хэнк всё сделает, чтобы без остановки слышать стоны, издаваемые Коннором. А внутри он оказывается слишком мягким, внутри всё поддаётся под напором его члена, стенки раздвигаются и это чертовски охренительно. Настолько приятно от того, как его сжимают иногда внутри, как Коннор выгибается навстречу ласкам и стонет едва ли от любого случайного движения, что Хэнк думает только о том, как бы не кончить раньше времени. Рукой он подхватывает левую ногу андроида, закидывая её к себе на плечо, и тут же прижимается к дрожащей коленке губами, то поднимаясь немного выше, то снова опускаясь вниз, и снова с силой начинает двигаться. — Охренеть, — выпаливает Хэнк, сам не понимая, что творится не только с ним, но и с самим Коннором. Неужели CyberLifе создали андроидов, как прототип человека, для плотских утех их хозяев? Коннор видит выгибающуюся в экстазе шею Хэнка, он будто разом становится нервом, совсем как у людей, чувствуя, как член движется в нём. До его ушей доносится всё, даже маленькие, еле слышные вздохи, и каждый раз, когда Хэнк издаёт стон наслаждения, что-то внутри него содрогается. Не понимает, что с ним творится, но определённо хочет, чтобы это никогда не кончалось. — Ты чего опять плачешь? — с небольшими остановками, через каждые два толчка спрашивает Хэнк, замечая, как по искусственной коже текут слёзы, которые он тут же собирает губами, не забывая страстно целовать. Это. Чёрт возьми. Пиздецки. Охренительно. — Я не знаю, — Коннор дрожит в его руках. Ему хорошо и одновременно страшно от того, что не знает, что с ним происходит. Но понимает, что всё так и должно быть, забывается, ловя своими губами губы Хэнка, когда тот снова пытается выпрямиться. И тот не отказывает ему ни разу. И это было бы просто прекрасно, но Хэнк не знает, что за этим следует, поэтому не рискует, кончает на его тело, одновременно доводя и Коннора до разрядки. Едва ли это похоже на сперму — только если жалкая пародия. Но он обязательно спросит позже, откуда она берётся. Или когда они «перезагружаются», то и наполняется этим самым. Коннор выгибается настолько, что если бы в нём были кости, то они обязательно бы сломались. А потом наступает тишина, едва прерываемая тяжёлым дыханием Хэнка, лежащего на Конноре. Двигаться совсем не хочется, как ничего и говорить. Но встать всё же приходится, неожиданный стыд накатывает на Хэнка, и он долго не решается смотреть на Коннора. Но кидает взгляд, когда видит опущенные глаза и широкую улыбку. — Я… — Коннор кидает взгляд на Хэнка, и тому не нужно слов, чтобы понять, — это, кажется, называется, когда один человек чувствует что-то к другому. — Любовь это называется, Коннор, — Хэнк приближается к нему и договаривает прежде, чем вновь утянуть в поцелуй, от которого у него точно будут болеть губы, — любовь.***
Коннор всё так же приходит сюда, в парк, где когда-то Хэнк направлял на него пистолет и спрашивал о боязни смерти. Многие вопросы так и остаются только заданными, хотя на многие он находит свой ответ. Маркус был прав — все мы однажды обретём своё счастье.