I kissed a boy

Хуже затянувшейся вечеринки быть ничего не может. Когда в доме, среди пустых бутылок из-под пива, кучи мусора, и множества разного барахла, осталось лишь несколько человек, хотя бы пару из которых настолько пьяны, что спят где-нибудь в ванной и даже не думают отправляться сегодня домой. Колонка давно разрядилась и музыка слабо играет на притащенном кем-то старом радио. Оно было сделано ещё задолго до динозавров, судя по его периодически исчезающим звукам и репертуару, Луи уверен. Когда лампочки мигают из-за неуплаты за электричество и готовы вот-вот выключиться, в комнате стоит неприятный запах, на полу валяются осколки разбитой посуды, а в инстаграмме уже распространенно видео Джексона, танцующего на столе с черт знает откуда появившейся розой. Найл старается перекричать радио и, по крайней мере, ирландские песни куда лучше того, что там играет. Зейн сидит у холодильника и открывает его каждые десять минут, старательно изучает содержимое, а после, так и не одобрив ничего из предложенного, закрывает и ждёт следующей попытки, будто от этого что-то изменится. Лиам сидит на высоком стуле, опираясь локтями о стол (тот самый, на котором ещё недавно вытанцовывали ноги Джексона). У него в руках какая-то газета, наверняка ещё 90-х годов выпуска. Он пробегает глазами по анекдотам, начинает читать их вслух, и не заканчивает даже одного предложения, когда начинает смеяться с новой силой. Но есть всё-таки то, что делает затянувшуюся вечеринку немного лучше, чем могло бы быть. Гарри Стайлс, сидящий на диване и наблюдающий за всем этим со стороны. Он также пьян, но алкоголь действует на него скорее успокаивающе, чем так, как на остальных ребят. По крайней мере в этом то они с Луи и схожи. Томлинсон почти заснул уже несколько раз. И у него бы это получилось, если бы не нескончаемый запас ирландских песен Найла. Луи просидел на полу около телевизора, листая ленту инстаграма и смотря все эти видео, которые к утру уже, вероятно, будут удалены. Как раз тогда, когда люди протрезвеют, чтобы рационально оценить ситуацию и осознать, что, вообще-то, надо было думать, прежде чем выкладывать такое. Но сейчас даже Луи все равно. Он также пьян, как и его друзья. Внезапно ирландец перестаёт петь. В комнате слышно только хихиканье Лиама и звук открывающейся двери холодильника. Вероятно, это ангелы снизошли на землю, чтобы спасти Луи, он думает. Но его предположения, к сожалению или к счастью, оказываются не верны. Найл вдруг громко прокашливается (у него это плохо получается), чтобы привлечь внимание, и, когда никто даже не думает слушать его, тот начинает тарабанить ложкой по пустому стеклянному стакану. — У меня есть отличная идея! — восклицает он, и все вздыхают и закатывают глаза. — Эй, придурки, вы хотите продолжения вечеринки или собираетесь смириться со своим бесцельным существованием? — Что ты придумал? — поворачивается к нему Гарри, прежде сидевший спиной. — Так как тут валяется не открытая бутылка пива, а оставлять алкоголь после вечеринки — это плохая примета, мы должны сыграть в «я никогда не…», — объявляет Найл. — Где ты слышал о таких приметах? — Мне абсолютно все равно, кудряшка. Я уверен, что она существует, — немного погодя, он не получает ответной реакции, так что решает все взять в свои руки. — Ну что? — Ладно, давай, — соглашается Лиам, и в глазах Найла почему-то читается несказанная радость по этому поводу. Зейн пожимает плечами и тоже соглашается, так что Луи и Гарри остаётся присоединиться к игре. Хоран протирает стол красной тряпкой, достаёт из шкафчика пять стаканов, раздаёт каждому, кто уже сел в круг, и разливает пиво из новой бутылки. — Правила всем известны? — спрашивает он. — Да, давай начинать. — Хорошо, я начну, — говорит Найл. — Я никогда не жалел о сделанной татуировке. — Да, потому что у тебя их нет, — закатывает глаза Луи и Хоран злорадно смеётся. Лиам, Зейн и Гарри пьют. Никто это не обсуждает, потому что они говорили об этом уже кучу раз, а слушать одну и ту же историю снова желания не возникает ни у кого. — Моя очередь? — спрашивает Лиам. Надо кивает, и тогда он, подумав немного, говорит: — Я никогда не пел The Rolling Stones в душе так, что это было слышно на весь дом. — Эй, — возмущается Гарри, пока выпивает свой стакан. — Это направлено на слив одного человека. Так не честно. — На войне все средства хороши, — пожимает плечами Лиам. Очередь доходит до Луи, и он думает довольно долго. Сразу вспоминает о том, что придумывать вопрос для игры ещё сложнее, чем аргументы для эссе, которые он писал в школе. Скорее, тратил около двадцати минут, стуча карандашом по парте, а потом, заметив то, что все уже начинают по-тихоньку сдавать работы, вдохновение вдруг посещало его, и в конце каким-то неведомым образом выходило «отлично». Луи выдерживает паузу, обдумывая в голове вопрос, но не находит ничего лучше, чем: — Я никогда не целовал парня. Он очень удивлён, когда Гарри пьёт. Как и все, наверное, потому что стаканы остальных всё ещё полны. — Я бы никогда не поцеловал парня, — первым реагирует Найл. — Эй, не говори пока не попробуешь, — Гарри в шутку толкает его в колено и улыбается. Луи наблюдает за Гарри ещё некоторое время, прослушав, что говорил Зейн и сам Гарри после. Может, ему следовало выпить. Он бы знал от этом, если бы слушал о чем они говорят, но он был сильно занят разглядыванием губ Гарри и осознанием того, что они касались чьих-то чужих губ. Губ какого-то парня. У Томлинсона вдруг в голове появляется безумная идея: он должен тоже поцеловать кого-то мужского пола. Потому что, а почему это Гарри можно, а ему нет? Почему это Гарри делал это, а он нет? И ему даже все равно, что он запал на Молли, которая всегда помогает ему с учебой и это вроде как должно послужить причиной того, чтобы влюбиться, разве нет? И он целовался с Элеанор, когда был в средней школе. Луи по факту натурал вообще-то, и это даже не должно обсуждаться. Он хочет поцеловать парня скорее из-за интереса. Да, интереса. Просто попробовать и всего-то. Так же все натуралы делают, правда? Неужели никто не пробует? Это же до безумия интересно. Внезапно, организм Зейна решает освободиться от излишка находящегося в нем алкоголя, и игру приходится прекратить. Лиам идёт показывать ему, где находятся ванная комната (чего он сам не знает, так что они блуждают в её поисках ещё долгое время), а Найл случайно задевает локтем и разбивает пару стаканчиков. Он вспоминает, как видел метлу где-то на заднем дворе и чувствует острую необходимость избавиться от осколков. Теперь Гарри и Луи остаются одни, и это не должно быть таким неловким, учитывая то, что они — лучшие друзья. Гарри вероятно думает, что отношение Луи к нему изменилось после того, как он узнал о том, что пол для Гарри не так уж и важен. В любом случае, его это не волнует. — Хаз, а ты… — произносит Луи, но не знает как даже начать. — А ты давно? И специально? То есть, я понимаю, что не случайно. Я имею ввиду… Ох, черт. — С кем я целовался? — спокойно спрашивает он, и Луи кивает, после чего с благодарностью выдыхает, позволяя себе расслабиться. — Это Элайджа. На выпускном. Мы оба ушли оттуда немного пораньше, чтобы встретить рассвет. Он был склонен все романтизировать, совсем как я. А когда протрезвел, оказалось, что он «вообще-то натурал и между нами ничего не было». Но мне понравилось в любом случае. — Как думаешь, нормально если я тоже хочу попробовать? — Не знал, что тебя привлекают парни. — О, нет. Они меня не привлекают. Это просто как бы… Эксперимент? — Эксперимент? — Гарри вздергивает бровью и Луи смущенно прячет взгляд. — Ну да. Знаешь, просто попробовать. — Не думаю, что это хорошая идея, — признается Гарри. — Ты дашь человеку надежду, а потом просто разобьешь сердце. Луи понимает, что его друг прав, и на секунду даже расстраивается. Непонятно из-за чего. Это ведь не должно его расстраивать, да? Надо же, грустит из-за того, что не может поцеловать парня, потому что это разобьёт ему сердце. Будь он трезв, он рассмеялся бы прямо сейчас, но пока в крови бушует алкоголь, Луи не собирается отступать от своих замыслов. Именно осознание этого и толкает его на гениальнейшую, по его мнению, идею. — Тогда поцелуй ты меня, — говорит он. — Ты ведь не рассчитываешь ни на что. Знаешь о том, что это лишь эксперимент. Мы можем обойтись и без разбитых сердец. — Ты уверен? — спрашивает Гарри, подсаживаясь ближе. Голос в голове Луи кричит «нет», но тот лишь кивает, и, в свою очередь, тоже подвигается к Гарри. Он колеблется некоторое время и смеётся каждый раз, когда смотрит в глаза Гарри, поэтому все время отводит взгляд. Луи смешит и Стайлса, так что вся ситуация выглядит куда более нелепой, чем можно было представить сначала. Он дёргает ногой, закусывает губу, не знает, куда деть свои руки, пока наконец не решается, и касается щеки Гарри, ещё более неуверенно, чем совершал все действия раньше. Улыбка пропадает с лиц обоих, когда тот обвивает руками шею Луи и наклоняется совсем близко, так что, крепко зажмурив глаза от страха, Луи чувствует его горячее дыхание и это успокаивает. Он перестаёт робеть и отвечает на поцелуй, когда Гарри наконец касается своими губами его губ. Они такие мягкие и нежные, и, когда он запускает руки в волосы Гарри, все кажется ещё более прекрасным, чем было до этого, и он просто не хочет, чтобы этот момент заканчивался. Возможно, им стоит сидеть здесь и целоваться всю ночь, до тех пор, пока они не протрезвеют, думает Луи и улыбается Гарри в губы. Томлинсон расстраивается, когда тот первым отстраняется. Щеки Гарри красные, будто это была его ненормальная идея, и… Что это? Ему неловко? Ему не понравилось? — Ого, — выдыхает Луи. — Поцелуй меня ещё раз, пожалуйста. Гарри, до этого ожидавший иной реакции, расслабляется и, улыбаясь, наклоняется к Луи, чтобы продолжить. Он думал, что, вероятно, Луи не понравилось. Поцелуй был слишком ленивым и со вкусом пива, вместо какой-то куда более приятной клубники, и это, конечно, должно было испортить первое впечатление. Но Луи, кажется, просто наслаждается происходящим, потому что он смелеет, и его руки начинают блуждать по телу Стайлса, спускаясь с шеи на спину, и прогоняя тысячи мурашек по его телу. Луи уже почти перелазит на колени друга, когда Гарри снова отстраняется. — Что скажешь? — спрашивает он. Луи какой-то расстроенный из-за того, что происходящее прекратилось, и это просто самая милая картина, которую приходилось видеть кудрявому: раскрасневшейся надутые губки, щеки с румянцем, и сияющие голубые глаза. Луи — искусство, отмечает он про себя. — Не уверен, — отвечает Толминсон. — Надо сделать это ещё раз. Гарри совсем не против сделать это ещё раз. И, возможно, потом ещё пару раз, и, может быть, ещё несколько. Возможно повторить даже завтра, и, желательно, каждый день до конца жизни. — Ну как? — спрашивает Гарри, когда на этот раз Луи отстраняется первым с таким лицом, будто только что узнал тайну мироздания. — Гарри? — говорит он с идиотской улыбкой, поправляя свои волосы. — Да? — Я гей. Просто гейский гей. Самый большой гей из всех геев. Да я просто гей парад. Гарри громко смеётся и понимает, что притянуть Луи в объятия будет очень даже неплохой идеей сейчас. — Или это просто я? — шутит он и Луи кивает. — Да. — Поцеловать тебя ещё раз? — Каждый день до конца жизни, пожалуйста, — улыбается Луи. Возможно это алкоголь, может правда. Луи плевать на самом деле, пока он чувствует губы Гарри на своих губах. Но на следующее утро он трезв, а провести каждую минуту своей жизни, целуя Гарри, ему по прежнему хочется.