The Ballad of Mona Lisa

Скамьи в церкви давно в паутине и пыли, фасад потрескался и стены покосились. Это случилось сорок лет назад в N. В этой самой церквушке мы с Мери и обвенчались. Она была довольно известной тогда певицей, и я, конечно, не упускал случая посещать все ее выступления. Я был ослеплен ее красотой. У нее была идеальная белоснежная кожа без единого изъяна, красные чувственные губы, четко очерченные от природы, и шелковистые кудрявые черные волосы. Черные, как ее душа. Тогда я не понимал, почему такой ангел выбрал именно меня, когда вокруг нее крутилось множество более успешных и красивых молодых людей. Ослепленный, я называл ее Моной Лизой. Она была всегда мила со мной, нежна и, казалось бы, искренна, но на самом деле настоящее ее существо таилось под розовыми и бежевыми пышными платьями и бантиками, готовое накинуться и растерзать в удобный момент. Я узнал свою настоящую жену через неделю после свадьбы, когда уже все мое имущество принадлежало и ей тоже. В тот день мы не ждали гостей, в нашем доме не было ни души кроме нас, ведь даже слуг Мери велела распустить. Я заранее купил ей дорогое колье с серьгами и уже ждал обеда, чтобы достать их из комода. Но все пошло совсем по-другому. Мы уселись за стол, она разлила вино по бокалам. Я произнес тост и вынул из шкафчика коробочку с украшениями. Мери была очень рада и наградила меня сладким поцелуем. Глаза ее светились. Тогда я еще не представлял, что это за свет и что случится дальше. Мы чокнулись бокалами и выпили. Только я приступил к лососю, как горло мое сжалось, дыхание прекратилось. “Мери”, – только и мог выдавить я в надежде на помощь, хватаясь за горло и падая на пол. Я не понимал, что происходит. Но жестокая жена только улыбнулась и склонилась надо мною, словно стервятник. Я мучился, хватался за ковер, подол ее платья, пытался приподняться, но она только укладывала меня обратно, гладила и приторно шептала: “Ш-ш.… Успокойся, дорогой, ты умрешь быстро. Все наследство перейдет ко мне, и я буду счастлива. Ха-ха! Спи дорогой, я тебя никогда не любила”. Наконец, глаза мои закатились, и я испустил дух. О, за что ты так со мной, Мона Лиза? Ты захватываешь города*, при желании можешь поставить на колени всех монархов, но на что тебе я со своим мизерным состоянием? Я был слеп и за это теперь поплатился. Но не думаю, что это можно назвать концом. Торжество справедливости все же совершилось, и я вам расскажу как все было. Тотчас же, когда дыхание мое прекратилось (а она это проверила), Мери бросилась к телефону и вызвала врачей. Те зафиксировали смерть и увезли меня в морг. Там выяснили, что умер я от аллергической реакции на креветки. Какая ирония! Совершенно здоровый и крепкий человек умер от одной лишь чертовой креветки, да еще притом, что аллергии на нее у меня не было! К тому же нужно учесть то, что креветки я даже не успел съесть. Три дня я лежал в морге, пока меня вновь не привезли в дом. В нем было много знакомых лиц, зал был полностью наполнен людьми. Все были заняты делами и ходили со скорбными выражениями лиц. Я встал со стола, где очнулся, и обошел дом. Естественно, никто меня не видел, я был всего лишь вышедшей из тела душой. Зато все хорошо замечал я. Моя Мери хорошенько приготовилась к похоронам. Но когда ее никто не видел, на ее лице не было горя или сожаления, оно было полно тихой радости. Моя женушка принимала соболезнования от родственников, играя роль бедной вдовы. И ей это удавалось. Как всегда жестокая Мона Лиза была прекрасна: черные кудрявые волосы покоились, забранные на затылке, на великолепном теле пышное черное платье с оборками, пленительные губы чувственного красного оттенка. Она останавливает часы, накрывает зеркала и уже строит планы по обустройству своего нового дома. Вдруг с моего тела снимают простыню, расстегивают рубашку и подворачивают штаны. Мери берет тряпку и воду. Она и еще одна гостья, ее подруга, обтирают мое тело, заворачивают его в белую ткань и кладут в гроб. Ох, горе мне. Я дал себе слово отомстить ей любым способом. Ведь это из-за нее я теперь был черти чем, даже не смесью газов! А тело мое лежало неподвижно, уже приобретя мертвенно-бледный оттенок. Тем временем все собрались у моего гроба, встали на колени и принялись оплакивать меня горючими слезами. В первых рядах моя Мери. Ее слезы были фальшивы. Фальшивы так же, как и ее “искренняя” любовь ко мне. Я был в бешенстве, метался по всему дому, пытаясь хоть как-то привлечь внимание к этому маскараду. Но, пытаясь коснуться кого-нибудь, моя рука непременно пролетала сквозь него. Гости сновали туда-сюда, проходя через меня и даже не чуя моего присутствия. Конечно, такова доля призраков, оттого и хуже. Но вдруг внимание мое привлекла малышка Долли, дочь нашего соседа Смита. Она совершенно точно смотрела на меня, клянусь вам! Ей было лет десять, не больше, и она не побоялась открыто взглянуть в глаза духу, коим я и являлся. Тогда я улыбнулся ей, и она тоже улыбнулась. Вспомнив песенку старика Смита, которую он часто ей пел, когда они шли мимо меня в сторону сада тети Петуньи, я попробовал ей спеть ее. Долли тогда улыбнулась еще шире и сказала: “Вы ведь умерли, мистер Гарри, но вижу вас только я”. “Правильно, детка”, – ответил я, и меня озарило. - “Тетя Мери оказалось очень злой, вот и убила меня. Ты же хочешь, чтобы ее наказали? Ты поможешь мне наказать ее, солнышко?” “Конечно!” – с готовностью согласилась милая девчушка. Когда я рассказал ей план, она живо принялась исполнять его. “Мери сделала это!” – крикнула Долли во весь голос, вставая прямо у моего гроба, и толпа оплакивающих быстро обернулась к ней. Старая миссис Бигль, души во мне не чаявшая и ненавидевшая Мери, с чувством воскликнула: “Я знала!” Моя Мона Лиза, как я и надеялся, поступила очень глупо, испугавшись, и быстро направилась к выходу, расталкивая гостей. Отец Долли, наш сосед, а по совместительству еще и шеф полиции, мистер Смит, живо оказался у двери и намертво вцепился в руку Мери, несмотря на то рвение, с которым она брыкалась и пыталась вырваться. Вмиг образовалась тишина, прерываемая только криками моего темного ангела, когда его заковывали в наручники. Позже под подушкой стула у зеркала Мери нашли пузырек с ядом, которым она меня напоила, и сомнений в ее вине больше не осталось. Я смотрел в окно, как ее увозили в тюрьму, и на лице моем расцветала торжествующая улыбка вперемешку с болью и удовольствием. Но я уверен, что нет ничего плохого в наслаждении тем, за что вы заплатили. Теперь все стало на свои места, справедливость восторжествовала, как и должно было быть. Мое состояние по завещанию отошло моим племянникам, а Мери ждала казнь. Пройдясь по своему дому в последний раз, я встретил у своего гроба малышку Долли, мою спасительницу. Поблагодарив ее и получив в ответ лучезарную улыбку и пожелания счастья на том свете, я ушел. Зачем я это все рассказал? Пусть такие же, убитые без вины, знают: правда всегда станет известна, вопрос в том, как быстро. А это уже вы в силах изменить, пусть даже и не можете прикоснуться и сказать слова взрослым. В таких случаях всегда обращайтесь к детям. Порой они способны увидеть и понять куда больше, чем доступно взгляду взрослых. --- *Примечание: строка из песни Panic! At the Disco - The Ballad of Mona Lisa