Хрустальный Соловей

Балман приходил в себя постепенно. Сначала к нему вернулось сознание, а уж потом способность управлять своим телом. Парень открыл глаза и с трудом сел, испуганно оглядываясь по сторонам. Он находился в пустой темной комнате с синими, как вечернее небо, стенами, черно-белой мебелью и плоской круглой люстрой под потолком. В углу стояла просторная двуспальная кровать с высоким изголовьем из кованого металла. На ней сейчас и устроился Гидрас. Справа от него в стену, вместо окна, был вставлен большой аквариум. Он же являлся единственным источником света. Спереди в полумраке виднелась белая дверь, а в левую сторону уходила прихожая. «Как я здесь оказался?» Он вспомнил, как сел к отцу и Брону в машину. Но когда юноша начал расспрашивать Седрика, тот резко замолчал и отвернулся к окну. Ничего не понимающий сын какое-то время пытался выяснить причину столь странного поведения, хотя у самого на спине сжалась чешуя от непонятного страха. Когда блондин протянул руку, чтобы коснуться мужчины, то пальцы прошли рукав его пиджака насквозь. Понимание молнией вспыхнуло в голове мальчишки: «Голограмма!» — Брон, останови машину! Однако между водительским креслом и пассажирскими сидениями возникло черное силовое поле. Балман принялся дергать ручку двери и увидел, как начали темнеть окна, погружая салон во мрак и отрезая его от окружающего мира. — Выпусти меня! Попытка выбить окно не увенчалась успехом. Телефон не ловил связь. Как такое возможно?! В конце концов, мальчик оказался в полной непроглядной темноте. Словно в багажнике. Темнота пугала, парализовала, мешала понять, что происходит. А происходит очевидное — его похитили. В воспоминаниях надолго запечатлился удушающий запах газа… А теперь он здесь. Балман придвинулся к стене и обнял колени. Встать и получше осмотреть помещение он боялся. Кроме того, если Брон так ловко смог обмануть его на глазах у множества людей и камер, то уж на своей собственно территории определенно подумал о безопасности. Итак, его похитили. Вопрос, зачем? Похищать ребенка архонтов себе дороже. Известны случаи, когда похитителей могли искать десятилетиями, даже если дитя удавалось вернуть домой. А если преступники умирали, то родителям приносили их сгнившие трупы. Идти против Венца Атлантиды означало жизнь в вечных скитаниях и поисках укрытия от властей, которые были готовы достать буквально из-под земли тех, кто осмеливался покуситься на жизнь их семей. Послышался тихий шорох, издаваемый обычно дверью лоджии. В комнате появился сам Кроус в простой рубашке и брюках. Выглядел он весьма доброжелательно. У Балмана даже настроение бы поднялось, если бы он не учитывал ту ситуацию, в которой он из-за него оказался. — Что я здесь делаю? — На данный момент обнимаешь ноги на моей кровати. Но мне бы хотелось, чтобы эти ножки приняли иное положение. Если бы взглядом можно было убивать… Лицо Балмана Брону не понравилось. Хотя, такая реакция весьма предсказуема. — Вы похитили меня. — Не стану отрицать. — Верните меня домой. — Боюсь, это невозможно. — Вы понимаете, что подвергаете свою жизнь огромному риску? — Вполне. — Для чего? Деньги? Месть? — Ой, что ты. Я выше этого. — Тогда что вам нужно? — Не что, а кто. Брон улыбнулся и наклонился, опираясь руками о край матраса и заглядывая в серо-голубые глаза. — Мне нужен ты. Балману понадобилось несколько секунд, чтобы переварить сказанное. — Я?.. — тихо обронил он. — Да, мой малыш. Парень отполз по стене вбок, шокировано глядя на мужчину. — Вы с ума сошли, — полушепотом ответил он. — Поверь, любовь многих сводит с ума. Кроус сбросил обувь и забрался на кровать. На лице всё та же улыбка. В глазах пленника мелькнула паника. — Я годами смотрел, как ты растешь. Я видел твои первые концерты, слушал песни, читал о тебе в сети и, наконец, разговаривал с тобой лично. Меня пленили твой взгляд, твоя невинная и непорочная внешность, твой поистине потрясающий голос. Я полюбил тебя и очень надеюсь, что ты ответишь мне взаимностью. — Любимых людей не похищают, — начал Балман, чувствуя, как пересыхает горло. — Их не ловят обманом, не травят газом и не увозят из семьи неизвестно куда. Тем более, против их воли, — огромные глаза смотрели с мольбой. — Если любите — отпустите на свободу. Брон тихо произнес: — Я уже сказал тебе, что это невозможно. Вот он. Вот его хрупкий, хрустальный соловей. Совсем рядом, достаточно только протянуть руку. Ох, сколько же всего он хотел с ним попробовать. Сколько различных поз и игрушек. Но обожаемые глаза смотрели с нескрываемым страхом, и это огорчало. Он мог дать ему немного времени. Подумать, пересмотреть приоритеты, и может, тогда юноша ответил бы взаимностью. Однако Балман прав. Совсем скоро его начнут искать, если уже не начали. Тогда у них осталось совсем мало времени. А он так и не успел в полной мере насладиться своим любимым соловьем. Горячая ладонь прошлась по босой щиколотке, задирая штанину. Балман тут же отскочил в сторону, вжавшись в самый угол кровати. — Ч-что вы делаете? — Пытаюсь сделать тебе хорошо. — Не надо со мной ничего делать. Прошу, отпустите. — Вот же заладил. Брон схватил обе ноги парня и резко дернул на себя. И тут же получил кулаком в грудь. Мужчина захрипел и отшатнулся. Мальчишка, пользуясь моментом, буквально слетел с кровати и в секунду оказался посреди комнаты в оборонительной позе. — Не смей. Меня. Трогать! — отчеканил он, выставляя вперед руки. — Еще как посмею, — прошипел Кроус. Однако Брон не учёл, что пацан, оказывается, владеет техникой рукопашного боя. Целый час он крутился вокруг него по комнате, соблазняя, увещевая, угрожая и, в конце концов, нападая на упрямого юнца. Последнее оказалось самой плохой затеей, так как Балман ловко отражал все атаки. За прошедший час Брон успел получить один удар пяткой в живот, пару ударов кулаком, разбитую губу и едва не сломанный нос. Зато на Гидрасе ни царапины. — Ах ты, щенок, — прорычал Кроус, вытирая кровь. Знал бы Балман, что ждало его впереди из-за столь ярой защиты, то ни за что не стал бы так злить Брона. Если в начале блондина ждали поцелуи и прикосновения в интимных местах, то теперь развращенная фантазия Кроуса заиграла новыми красками. Теперь сын архонтов не казался слабым и хрупким. Иллюзия того, что его так легко сломать, пропала. А значит, освободила место для новых нездоровых идей. — Ну, всё, с меня хватит. А ведь я хотел по-хорошему. Брон закатал рукав рубашки, оголяя черный ремешок, походивший на глянцевый браслет, и нажал на невидимую кнопку. Охрана ворвалась почти сразу. Четверо людей в черной форме с закрывающими лица шлемами разом накинулись на парня, в минуту скрутив ему руки. Балман продолжал изворачиваться до тех пор, пока один из них не приложил хорошо в солнечное сплетение. Бедняга рухнул на колени и затих. — Не бить! — строго сказал Брон. — Разденьте его и несите в ванную. Можете даже разорвать ему одежду, не критично. Услышав это, Балман ожил и принялся изо всех сил вырываться. Но куда один против трех пары рук, которые крепко держали его конечности, и еще один расстегивал пуговицы, ширинку и ремень. — Отпустите меня! — кричал пленник. — Отпустите! Смотреть на такое было бы больно человеку хоть с каплей совести. Мальчишка верещал, пинался, всячески изворачивался, пока с него стаскивали штаны, разрывали блузку (потому что иначе снять не представляло возможным) и стягивали нижнее белье. Абсолютно голого его потащили в ванную комнату, ту самую за белой дверью. Балман мельком успел заметить просторный душ, унитаз, кушетку и еще одну дверь, только голубую. Страх в груди несчастного перерос в настоящую истерику. Похолодевшими от ужаса конечностями он чувствовал на себе жесткие пальцы похитителей. В ушах сумасшедшим барабаном билось сердце, а взгляд метался по помещению в надежде найти хоть какой-нибудь шанс на спасение. Шанса он не нашел, зато увидел то, что повергло его в еще больший ужас. Рядом с кушеткой, у самой стены, стоял неизвестный аппарат с трубками и квадратными ёмкостями. Рядом пристроили белую тумбочку с закрытыми на ключ дверцами. Парня насильно уложили на кушетку, заставив повернуться на бок и согнуть колени, крепко перевязывая кисти и ступни, и всё еще продолжая держать. Рядом замаячил Брон, который натягивал перчатки. — А ведь я тебя предупреждал, — услышал он ровный холодный голос. — Но раз уж ты не хочешь действовать мягко, что ж… будем действовать жёстко. Одной рукой Кроус открыл замок тумбочки и достал ампулу со стерильным вазелином. Легко убрав крышку такими же стерильными ножницами, он вылил часть содержимого себе на пальцы. Затем мужчина подошел к своей жертве, которую давно била мелкая дрожь. — Расслабься. Балман вскрикнул и содрогнулся всем телом, сжимаясь, когда скользкие пальцы коснулись входа. — Умоляю, не надо, — взвыл он. — Не переживай, дорогой, — произнес Кроус, вводя один палец и преодолевая сопротивление мышц. — Тебе понравится. Палец проник на две фаланги. Балман дергался, скулил, но мужчина был непреклонен. К указательному пальцу добавился средний, юноша громко задышал, следя за каждым движением теней на стене, посколько не мог видеть происходящее за спиной. Голова шумела от переполнявших его чувств. Беспомощность, животный ужас и самое невыносимое… унижение. Пальцы исчезли. Брон сменил перчатки и вскрыл пакет с двумя пластиковыми трубками. Твердый белый наконечник диаметром больше двух сантиметров и длиной в пятнадцать, имел три отверстия: в начале и в конце, которые перекрывались обтуратором с кольцом, третье отверстие, совсем маленькое, уходило веточкой в сторону. Смазав наконечник вазелином, Кроус приподнял ягодицу и приставил его к анусу. В этот раз Балман просто окаменел, сверля кафельную плитку широко распахнутыми глазами и ощущая, как что-то, намного больше пальцев, неумолимо проталкивается вовнутрь. — Умница, — произнес садист, вытаскивая за кольцо обтуратор. Далее дело шло за трубками: толстая и ребристая присоединялась к наконечнику вместо затычки, а более тонкая, отдаленно напоминавшая систему для капельниц, к веточке-отверстию. Обе он подключил к аппарату. Затем Балман почувствовал, как в кишечник заливается вода. Бедняга больше не пытался вырваться, понимал, насколько бесполезно. Его топил мучительный позор. Вода заполнила прямую кишку, появились позывы, которые усиливались с каждой секундой, пока Брон не отрегулировал поток воды и лишние каловые массы по толстой трубе начали переливаться в герметичный контейнер. Как только аппарат осушил ректальную полость, Кроус надавил на наконечник, погружая его глубже. — Не сжимайся, а иначе будет больно, — предупредил он. Напор воды с новой силой ударил в нежные стенки и юноша тихо захныкал. Медленно, с каждой минутой его живот раздувало от наполнения жидкостью. Появилось тошнота, и дальше парень заботился лишь о том, чтобы не выплеснуть содержимое желудка на кушетку. Пытка продолжалась больше получаса. За это время через кишечник парня прошло около двадцати литров воды. Вытянув почти весь раствор, аппарат отключился. Брон осторожно извлек наконечник, охрана развязала Балмана. Усадив его на кушетке и спустив ноги, Кроус завязал ему глаза черной лентой, а затем завел его руки за спину и вновь перетянул веревкой. Закончив, он махнул рукой своим псам, приказывая им покинуть апартаменты хозяина. — А теперь послушай меня, — сказал он, наклоняясь к самому уху напуганного мальчика. — Возможно, тебе интересно, где мы находимся. Так вот, мы плывем на подводном корабле в нескольких километрах от Атлантиды. Если вздумаешь бежать, то единственное, куда тебе удастся попасть, так это в открытый океан, — он провел рукой по жаберным дугам на ребрах Гидраса. — Я знаю, вы, атланты, можете дышать под водой так же легко, как воздухом. Но не забывай про давление, течение и температуру воды за бортом. Про землетрясения и подводные вулканы. В твоих же интересах слушаться. — Меня найдут, — несмело возразил Балман. — Вероятность мала. Советую смириться со своей судьбой. Закончив, он заставил паренька подняться и усадил на унитаз. — В тебе еще осталась жидкость. Я вернусь через двадцать минут. Попрошу не делать глупостей. Хлопнула дверь. Оставшись один, Балман готов был заплакать. Он проклинал себя последними словами. За глупость, за трусость. Если бы он тогда не сел в машину, кто знает, вернулся в тот же вечер домой. К маме, папе, сестре… Его не покидало ощущение, что всё происходящее — это всего-навсего кошмарный сон. Скоро он проснется в своей кровати с окнами, выходящими на станцию-водопад. На кухне его будет ждать Ливия с новыми идеями и открытиями. Маленькая девочка воплощала собой фразу «ходячая энциклопедия». Она знала всё обо всём и щедро делилась знаниями с братом. Мама собиралась бы на работу. Отец обычно не завтракает. Но раз в неделю они обязательно собираются всей семьей. В мягких диванах у огромного, до самого потолка, круглого аквариума с пестрыми декоративными акулами. Боже, как он хотел быть дома сейчас… Но не здесь, сидя на холодной крышке унитаза и мрачно осознавая, что из тебя течет вода. Балман чуть не подпрыгнул на месте, когда услышал голос Брона: — Ну что, дружок, продолжим процедуры. Схватив пленника за перевязанные руки, он поднял его с туалета и завел в душевую кабину, рывком поставив на колени. Запустив пятерню в белокуры волосы, он заставил его опуститься едва ли не до самого пола. Едва ли, потому что шея коснулась деревянной дуги, а сверху на нее опустилась вторая. Балман всхлипнул, поздно понимая — он в ловушке. Прочно зафиксировав свою жертву, Брон включил душ. Теплые струи разбивались о сложенный перламутровый плавник атланта. Прозрачнее ручейки потекли по голубой чешуе, изящной кольчугой покрывавшей спину. Чешуя… для атлантов она была вместо волосяного покрова у наземных людей. Толщина и площадь определяла генетика, на одних она покрывала руки, ноги, спину, а порой грудь, живот и шею, в то время как на других была почти незаметной, кроме зоны позвоночника, оставляя на коже едва мерцающий след. Кроус заскользил ладонями по ромбообразным чешуйкам, заворожено смотря, как они сверкают. Потом пошел дальше, минуя связанные запястья и касаясь копчика. Балман дернулся, вжимаясь в колодку. К его счастью, он не видел за собой Брона. Полностью раздетого…. — Ты просто потрясающе красив, — сказал Кроус, доставая баночку гель-масла для душа. — Пожалуйста, прекратите, — взмолился Гидрас. — Вы же были деловым партнером по бизнесу моего отца. — Да, ты прав, — ответил Кроус, открыв баночку. Содержимое было бледно фиолетового цвета, а на запах и консистенцию напоминало детский сироп. Зачерпнув полную ладонь геля, он щедро полил её между ягодиц парня, сверху вниз. Балман вздрогнул, когда холодная, и почти сразу становясь теплой, густая жидкость потекла по нежной коже. — Седрик несомненно хороший человек, вечно пляшущий под дудку Амфитриты. Мне интересно, твоя бабушка, являясь всемогущим архонтом, хоть беспокоится сейчас о своем внуке? Говоря, Брон медленно размазывал гель-масло по промежности пленника. Балман начал всхлипывать, и мужчина уже представлял, как по лицу мальца текут слезы. — Зачем вы это делаете? — Ты мне нравишься. Юноша зажимался, вилял задом, пытаясь уйти от прикосновений, чем только больше возбуждал мужчину. Привинченная к полу душа колодка не давала ему разогнуться. Брон прошелся подушечкой пальца по сжатому колечку мышц и принялся медленно вводить палец. — Нет! — воскликнул Балман, изо всех сил напрягая мышцы. Однако мучитель оставался непреклонен, нетрудно преодолевая преграду, с каждой фалангой продвигаясь всё дальше. — Прошу вас, остановитесь, — взвыл юноша. — Балман, ответь мне, ты девственник? — Кроус начал неторопливо двигать пальцем, то почти полностью выходя, то, наоборот, входя до самого основания. Балман лишь заскулил. — У тебя когда-нибудь были интимные отношения? С девушками или парнями? Гидрас почувствовал, как в него начал входить второй палец, вновь пробуждая естественные позывы кишечника, которые не вызывали ровным счетом совершенно никакого удовольствия. Двигаясь уже двумя пальцами, Брон неторопливо расширял проход. Парень до невозможности узкий, поэтому ответ на его вопрос очевиден. — Тебе лучше сказать. От того, был у тебя опыт или нет, зависит то, как я буду двигаться в тебе. — Не надо, прошу… Третий палец и бедняга взвыл больше от отчаяния, чем от боли. — Отвечай. Брон принялся вталкивать пальцы сильнее. — Нет, — провыл Гидрас. — Нет, никого не было. Прошу, отпустите меня. Я никому ничего не скажу, только, пожалуйста, прекратите. — Малыш, не бойся, — Брон прильнул губами к пояснице. — Тебе понравится. Дальше Кроус принялся ополаскивать парня. Подставляя кожу под струи воды, он водил рукой по ягодицам, снова входил фалангами в анус, смывая гель. Балман беззвучно плакал. Брон выключил воду. Он расстегнул колодку и выпустил Гидраса, поднимая его за связанные руки и заставляя в слепую, затекшими ногами, шагать обратно в комнату. В следующую секунду несчастного толкнули на кровать. Упав на мягкие подушки, Балман сразу же попытался отползти назад, но Брон тут же навалился на него сверху, вминая в постель своим весом. Гидрас заметался под ним, пытаясь вырваться. Бил ногами, тщетно попадая лишь по матрасу, извивался, и даже пытался укусить. Наконец, Кроусу надоело, и он с размаху влепил ему пощечину. — Лежать! — рявкнул он. На мгновенье парень притих, но вскоре начал сопротивляться снова, с отвращением чувствуя на себе голое мужское тело. Брон сел на него верхом, запустил пальцы в волосы и с силой откинул голову, впиваясь зубами в шею. — Остановитесь! — закричал атлант. «Размечтался, — зло подумал насильник». Он сжал челюсти, слыша отчаянный крик. Во рту появился солоноватый привкус крови. Стиснув в кулаке белокурые пряди, он принялся покрывать укусами молочную кожу, захватывая её, втягивая воздух, оставляя засосы. Балман под ним уже откровенно рыдал и продолжал что-то лепетать про пощаду. Но теперь Кроус точно не собирался останавливаться, сильнее прижимаясь к молодому телу. Балмана накрыло темной волной ужаса. Он чувствовал на себе эти руки, эти зубы, которые причиняли невыносимую боль. Балман истерично кричал, погружаясь в черную бездну унижения. Он просил о милосердии, пытался уйти от обжигающих прикосновений. Гидрас изо всех сил старался сбросить мужчину с себя, но их весовые категории существенно различались. Брон опустился ниже, кусая грудь и ключицы. А когда клыки прищемили сосок, бедняжка не выдержал и истошно завопил. Вскоре насильнику стало скучно, и он отпустил постельную игрушку. Но лишь для того, чтобы перейти на следующий уровень пытки. Пока Балман лежал на кровати и хныкал от боли, Брон достал из шкафа кольцо для члена, лубрикант, а также прибор для массажа простаты, представлявший собой овал, слитый толстым «горлышком» с плоской поперечной рукояткой. Вернулся к пленнику. — Перевернись. Нет реакции. В живот прилетел кулак. Балман охнул и согнулся пополам. — Исполняй приказ! Скуля, как собака, юноша медленно перевернулся. Брон забрался на кровать и в пару движений заставил его подмять под себя колени. — Хватит хныкать. Глаза юноши по-прежнему завязаны, сквозь черную ленту текли слёзы. Брон нырнул рукой под подушку. Гидрас услышал звук металлической цепочки. — Начнешь брыкаться, изобью так, что ты у меня неделю не встанешь. Шею стянули ошейником. Конец цепочки-поводка мужчина прицепил к кованому изголовью. Затем обильно выдавил на ладонь лубрикант и нанес на промежность. Игнорируя всхлипы, он, крепко держа за ягодицу, другой рукой одним тугим движением ввел вибратор. — Не смей выталкивать. Надев кольцо на член, и закрепив, Брон поднялся с кровати и сел в кресло, где его ждал пульт управления. Удобно устроившись на мягком сидении он нажал на первый уровень. Балман вскрикнул, почувствовав вибрацию внутри себя. Парнишка рухнул на бок, крепко сжимая зубы. Кроус медленно прокрутил колесико, увеличивая колебания игрушки. Пленник застонал отнюдь не от удовольствия. Прибор вплотную прижался к простате, но его вибрация вызывала не наслаждение, а дискомфорт. То, что с ним творили, было унизительным и жестоким, и ни о каких приятных ощущениях речи не шло. Мальчик хныкал, прижимая к телу колени. Тогда раскрывалась прямая кишка, вибратор находился в ней свободней, уменьшая давление на многострадальную простату. Кроус поставил скорость на максимум. И тут Балман закричал. Тогда начались настоящие муки. Бешеный прибор сотрясал нежные стенки, тревожил нервные окончания, позывы в туалет смешивались с непередаваемой болью. Гидрас метался по кровати, словно раненое животное, свалиться с нее ему не давал натянутый поводок. Агония внизу живота становилась просто невыносимой. Ошейник сдавливал горло, мешая дышать. Кроус подскочил к мальчишке и схватил его за волосы. — Да ты у нас редкостный извращенец! — прорычал он, сжимая в руке напряженный член парня. — У тебя встал! Черная лента промокла насквозь. Балман окончательно заревел. Кроус мигом перевернул его на живот и хлестнул по ягодицам. Воздух прошил горький крик. — Нравится, когда тебя унижают, да? — выплевывал он, нанося один удар за другим. — Нравится, когда делают больно? — Не-е-ет! — прорыдал Балман. — Да неужели?! Конечно же, Кроус нагло врал. Мужской организм удивительная вещь. Возможно, каждому урологу, да и не только, известно, что при стимуляции простаты может возникнуть эрекция, даже если сам представитель сильного пола совершенно не возбужден. Только Балману сейчас далеко не до уроков физиологии. Ягодицы горели огнём. Ухватившись за рукоятку, Брон резко извлек вибратор из ануса, и снял кольцо, давая Гидрасу кончить. Осталось последнее: Кроус до сих пор не удовлетворен. Возле кровати стоял широкий стол с зеркалом и офисным стулом на одной ножке. Брон отрегулировал стул так, чтобы он оказался на одной высоте со столом. Затем поднял с пола свои брюки и вытащил из них ремень. Тем временем Балман пытался прийти в себя после недавнего насилия. К сожалению, он не догадывался, насколько плохо будет дальше. — Иди сюда, — приказал Кроус, снова хватая жертву за перевязанные предплечья и ставя на негнущиеся ноги. Подведя его к рабочему месту, он с силой уложил его животом вниз на мягкую кушетку стула, грудью на стол. Потом быстро стянул ноги ремнем, пристегивая их к единственной ножке того же стула. Зафиксировав пленника, Брон натянул презерватив. Красные ягодицы, стекающий между ними прозрачный гель, содрогающееся тело. Такое горячее. Такое юное. Такое доступное. Брон нанес еще больше лубриканта, Балману даже стало немного легче от прохладной желеобразной субстанции. Мужчина провел по своему стоящему колом члену и приставил его к входу парня. Жертва почувствовала это, отчаянно сжимая мышцы, но теперь Брону стало абсолютно всё равно. Он уже не хотел отвлекаться на угрозы и битье. Он желал получить то, о чём грезил целыми годами. Кроус медленно ввел головку, с трудом раздвигая узкие стенки. Балман снова закричал. Кажется, он что-то говорил, но насильник не слышал — что. Головка погрузилась в анус, и как ни странно с этого момента стало легче. То ли там уже не столь сильные мышцы, то ли сам мальчишка устал сопротивляться, но дальше медленно он входил в горячее лоно. Он не дал Балману хотя бы немного привыкнуть. Последнее, что помнил в ту ночь несчастный мальчишка — боль. Боль. Одна лишь боль. Когда Кроус входил в него, ему казалось, что в него медленно вонзают осиновый кол. Длинный, широкий, полный заноз, которые раздирали кожу изнутри. А после кол двигался в нем, протыкая острым концом все внутренние органы. Наверное, так себя чувствуют женщины, которых насилуют. Такой невменяемый ужас испытывают животные, оказавшись на бойне. Так себя ощущают бабочки, когда их насаживают на иголку. Боль пожаром полыхала ниже пояса, стрелой пронзала поясницу. Балман не слышал даже собственного крика. Член насильника вторгался в него снова и снова, с каждой минутой двигаясь быстрее. Нельзя было даже выгнуть спину, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Черная лента спала и юноша увидел в зеркале своё лицо. Заплаканное и с широко раскрытыми полными ужаса глазами, на искусанных губах виднелась кровь. Но страшнее наблюдать лицо Брона. Балман мог поклясться, в то краткое мгновенье он увидел всю его суть. Казалось, за его спиной был даже не человек, а безумное дикое животное. Кроус вдалбливался в него со всей силы. На боках и ягодицах оставались синяки. Балман смирился. Он лежал щекой на столе, содрогаясь от толчков и застекленевшим взглядом смотря на огромный аквариум. Большие радужные рыбы мирно оплывали круги в своей прозрачной тюрьме. Говорят, память рыб всего три секунды… Как бы Гидрас хотел стать рыбой и забыть весь этот кошмар. Постепенно его мысли становились вязкими. Они растекались внутри головы горьким сиропом, насильственные муки вязли в них, словно попавшие в ловушку осы. На глаза опускался мрак. Поруганное тело уже не ощущало боли, уставшая нервная система перестала доносить её до мозга. Оно стало ватным, невесомым. Осип голос, отказал слух. А дальше Балман с неземным облегчением потерял сознание…