Месть Тёмного Лорда.

Утро… этим, в принципе, всё сказано, но я могу ещё и поматериться в добавок ко всему прочему ибо это… ну, утро. Пра-а-а-авда потом не особо захочу слышать это же в ответ, но более прилично и витиевато, с жирными намёками на мою мозговую деятельность от Севушки моего дорогого. Так что я просто тихо-мирно потопал в ванную под контрастный душ будить то, что забыли разбудить при поднятии. Стоя и ловя лицом холодные упругие струи, я окончательно сбросил с себя морок сна. Помыл голову, так как я и её случайно намочил, а то, блин, если этого не сделать, потом волосы будут у меня неимоверно жёсткие и «прилизанные», хуже, чем от геля. Эх, вот вечно я так время трачу зря… жаль только, что обрезать невозможно. А всё из-за трёх кровопийных дурёх! «Видите ли, Гарричка, братик наш дорогой, ты так мило выглядишь с такой копной, что нам аж завидно становится», — тюфу, блин, гадство! Какая вообще кому разница как я выгляжу? Меня и моя прошлая длина устраивала и даже очень. Так нет, мы всё по-своему…ух, пигалицы поганые! Хоть и древние, как сам мир. Выключив воду, промокнул волосы полотенцем и, обмотав его вокруг бёдер, вышел в спальню, отдавая банную эстафету Северусу. Ну, и, как всегда не удержавшись, шлёпнул его по заднице (блин, на неё у меня уже фетиш развился такой знатный, да-а-а, дела…). Правда после этого моего действия чуть не получил подзатыльник знатный такой, но я увернулся, да, я гад ещё такой вёрткий. — И тебе с добрым утром, любимый, — взмахнул я ему рукой и улыбнулся перед тем, как он скрылся в ванной с недовольным бубнежом: «Вот нынче молодёжь извращённая пошла», эх, это мне в пору так трындеть, а не ему, «молоденькому». Да-а… Такой расклад дел, если честно, скоро в традицию войдёт, так как я не перестану претендовать на его аппетитные булочки! Госпадя, только бы слюной не захлебнулся. Не нужна мне смерть идиота, вот! Засмеют же перед тем как переродить, я знаю, все Высшие такие. Ну ладно, хватит о прекрасном, пора переходить к делам насущным, а то есть к шмоткам. Значит так-с, мой вчерашний «лук» тут, а вещи там… далеко… ну, короче, мне лень сегодня по десять раз переодеваться, так что, домовики! Ваш сольный выход, мои хорошие. — Микки, — на мой зов тут же с лёгким хлопком появилась моя любимица в платьице, которое мне напоминает горничную. Даже фартук и чепец в наличии есть, ну такая прелесть. — Принеси из моих вещей… — я посмотрел на брюки, что висели на спинке кресла, и прикинул, что постирать их можно и в конце недели…надеюсь этой, — …тёмно-синюю хлопковую рубашку с серебристой вышивкой и нижнее бельё, потом можешь быть свободна до следующего призыва, — махнул я рукой, и она тихо исчезла. Одевшись, я принялся «драть» свои лохмы. Вот вроде терпеть их не могу, а когда начинаешь шёлковые пряди сквозь пальцы пропускать, так прям в астрал впадаешь. Правда, болезненное это занятие… причёсываться, но что поделать? Терпеть и радоваться, что у тебя такая завидная шевелюра, да, дела… Прядь за прядью, расчёска начинает идти плавно, разрезая серебристыми зубчиками «бархатную ночь» с множеством бликов — звёзд. Они волшебным каскадом падают на плечи и спину, глаз не оторвать от этого действия. Я будто заворожённый. Ушную раковину обдало горячим воздухом, от чего я вздрогнул и покрылся мурашками. — И долго ты будешь разглядывать себя ненаглядного? — вывел меня из транса бархатный чувственный баритон моего чуда. Его глаза с искорками восхищения смотрели на меня с зеркальной глади. Хмыкнув, я положил руку на его затылок и прижал его щёку к своей, потёрся сначала об неё, а потом носом начал вдыхать его несравненный аромат. — Ты уже успел одеться, а я не заметил, — я с нежной улыбкой разглядывал наше с ним отражение. У него незабываемая улыбка, она мне чем-то напоминает «Джоконду» — такая же еле уловимая, но именно его, родная. Он молча забрал из моих рук расчёску и отстранился. Разогнувшись, он нежно провёл по моей голове рукой, лаская. Взял одну из моих прядей и стал расчёсывать. Я готов был мурлыкать от того, как же стало трепетно на душе. Я не заметил, как в моей голове начала играть музыка, а с моих губ сорвались строчки песни: …Я отвергаю мораль, что извне мне навязана Сущность свою осознав Я ненавижу тот хаос и ложь Тот хаос! Я жду пришествие того, кто сможет поскорей Очистить этот грязный мир, что сгнил во лжи своей Сгнил во лжи своей! И я не изменюсь, не вкушу ту боль Нет, я не отступлюсь, став самим собой! Я отказался от всего, буквально от всего, буквально от всего! Я жду пришествие того, кто сможет поскорей Очистить этот грязный мир, что сгнил во лжи своей Сгнил во лжи своей! Я жду пришествие того, кто сможет поскорей Очистить этот грязный мир, что сгнил во лжи своей Сгнил во лжи своей! * — Ты красиво поёшь, — сказала моя жизнь, когда я закончил. — Я вслух пел? — нет, ну вроде у меня не было такой привычки… или всё же была, а я не замечал? — Да… — он собрал все мои волосы в конский хвост, — …где артефакты? — деловито поинтересовался он, закрепляя хвост протянутой мной магловской резинкой. — На тумбочке, — сказал, развернувшись. Если честно, то я никого ещё не подпускал к волосам, кроме пару раз сестричек. Как-то мне было не особо приятно, когда до них дотрагивались посторонние. Конечно, не до критичного, но неприятно. Странно, когда именно он делает всё это, мне даже на ум не приходит, что это может быть мне как-то противно или неприятно. Я сам себя иногда не понимаю, но принимаю всё так, как должно быть, а иначе просто сойду с ума от всего происходящего вокруг. Наверное, именно из-за этого я стал таким пофигистом по жизни. Северус аккуратно закрепляет заколку-артефакт поверх резинки, дальше начинает плести косу, попутно вплетая в неё цепочку с тёмно-зелёными камнями. — Где ты научился плести «колосок»? — спросил я, старательно разглядывая ход работы и его эмоции в это время. Его руки уверенно и слаженно всё делают. — Тренировался на Лили, она любила в детстве… ещё до Хогвартса, играть в «парикмахера», — грустно, с ноткой ностальгии проговорил он. — Она часто делала меня тем самым парикмахером, а сама была клиентом, — на его губы легла грустная усмешка. — Знаешь, как-то раз я ей даже отстриг почти все её волосы под ноль, и нам даже попало от её родителей. Но на следующий день она вновь хвасталась своей длиной. Тогда это было волшебно… — Интересно, когда Лили так изменилась? — спросил я пустоту. Я понимаю всё и свою ненависть, но для него она была лучиком света… хоть и фальшивым. — Ведь по множеству рассказов она была хорошей… даже тётя говорила, но всё как-то пошло не так после Хогвартса. Да и в дневнике были записи, только, если я не путаю, с курса третьего. Чем больше я начинаю действительно задумываться над этим, тем гуще мне кажутся силки Светоча. Раньше для меня это всё было горьким прошлым… — мой голос слегка задрожал: всё же трудно мне даются истинные мои откровения, а не вся бравада, что я вечно на себя напускаю, — …сейчас же это всё настоящее, — ладонь Северуса легла мне на плечо и легонько сжала его. — Всё не кажется таким, как было тогда, всё обретает новые краски и другой смысл. Я не знаю, как всё объяснить… — Я откинулся спиной на него, а его руки обняли меня поперёк груди. Подбородком мужчина устроился на моём плече. Как же сразу тепло на душе стало, — …Понимаешь, тогда всё, что мне было нужно — это месть, и мне было глубоко наплевать, что он делал, мне главное было найти «что именно». Я даже сам толком не запоминал, что находил, только помнил, что сливал то или иное тем-то людям и существам. Всё как-то так, а мотивы его меня интересовали в последнюю очередь, ну и что греха таить, другие жертвы, кроме тебя и меня, вот… — устало улыбаясь, я повёл плечами, заставляя его перестать меня обнимать. Когда он принял вертикальное положение, я встал и посмотрел ему прямо в глаза снизу в вверх, — …Я полный эгоист, да? — Ты тот, кто ты есть, чудо моё, — сказал он, положив свою ладонь на мою щёку. Он принял такого меня, надеюсь в будущем, ты сможешь не только принять меня как эгоиста, но и как монстра. Я никогда не был белым и пушистым, даже те воспоминания не передают всё, что я делал со своими врагами и врагами Рода. — Да кто же спорить-то будет? — засмеялся я. — Меня например всё очень даже устраивает! — прижался я к нему и зарылся носом в его сюртук, жёстковат, надо будет в будущем не допустить такого, чтобы он надевал его ещё когда-нибудь, кроме как для «прикрытия».