***
— Что значит ты не будешь заносить свою подпись в банк?! — Виктор, я бракованный! У меня только росчерк и, кстати, мой! Природа просто ошиблась. — Такого не бывает, чтобы природа ошибалась. Юри, как ты не понимаешь — ты избран природой; я бы дорого заплатил, чтобы быть таким счастливчиком. — Виктор, это означает, что я ищущий. Скажи мне, где искать — у меня даже намека нет. У всех есть, а у меня нет! Я не буду регистрироваться, это не реально — по подписи найти родственную душу! — Юри, я помогу… — Нет, Виктор! У нас не на такую помощь договор был.***
Отабек родился с полноценной меткой. Страна — Япония, место встречи — остров Окинава, судя по подписи — японец. Как из кучи народу найти своего? Непонятно. После восемнадцатилетия в его сторону долетело чужое волнение и боль. Боль его родственной души началась с утра и долго оставалась в сердце застрявшим осколком. Человек по ту сторону связи почему-то страдал, и это чувствовалось. Алтын решил устроить себе выходной в этот день и послать своему соулу что-нибудь хорошее.***
Сказать — нет, просто, но не так же легко забыть о черных полосах на плече. Юри думал, что справится, но грусть его одолевала до полудня. Вдруг он почувствовал прилив сил и чужое хорошее настроение, а ещё чьё-то присутствие. Он сбежал от Виктора в балетный класс Минако-сенсей и запёрся там отрабатывать элементы, знакомые с детства, но в расстройстве из-за поражения на гран-при заброшенные. Чувства были сильные и уверенные, били через край. В ответ Отабеку прилетело чувство вины и отказ принять его эмоции. Не мог принять Юри поддержку соулмейта, когда отвёрг возможность искать его. Да, просто нужно было зарегистрироваться и искать своего человека, а он был занят исполнением своей мечты. Эгоист как есть эгоист, и нет в том вины его родственной души — только его, Юри. Отабек не понял, в чем дело, но решил не настаивать, просто забирал грусть своего соулмейта и растворял в себе. Результатом стала новая тема для сезона «Родственная душа». Совсем неожиданно грустная и лиричная. Не подходящая ему по стилю, но подходящая по настроению. Юри вышел на лёд с темой «Поиск», удивляя всех тем, что выступал он последним ради одной фишки: каждый раз после него на льду оставалась его подпись; он всё же решил искать своего соулмейта, но выбрал, как ему показалось, более действенный способ. Кацуки пришлось выступить в своей стране, чтобы пройти на межнациональные соревнования. На острове Окинава Юри сделал первый шаг к своей мечте.***
— Юри? — позвал его Виктор, когда зашёл к ученику и увидел, как тот утирает слёзы, глядя в сумерки за окном. — Всё нормально? — Нет, не нормально! Я ничего не понимаю, почему природа так глупо связывает людей, зачем это нужно, почему он мне помогает?! Я ничего не понимаю! Глупо, я не хочу так, я эгоист, а он, чёрт возьми, обо мне заботится! — Юри, успокойся, тебе завтра нужно быть в форме и никакого раздрая. — Он этого не видел, — утыкаясь носом в грудь Никифорова, проговорил парень. В объятьях русского было тепло и спокойно. — Юри, ты только что выступил; кто знает, может, он не смотрит фигурное катание. — Я не знаю! И что мне делать? — Зато я знаю. Не отчаиваться, иначе завалишь завтра произвольную и продлишь наш контракт на год, и этот год не сможешь искать соулмейта. — Мне страшно, — продолжая быть в кольце рук сильного мужчины, прошептал японец. — Почему? — удивился Виктор. — Вдруг я буду ему обузой? Ведь это такая ответственность. — Юри, ты не можешь быть в тягость своему соулмейту. Ваша связь всё решает за вас; вы идеальны друг для друга, какими бы не были разными. Все будет хорошо, я верю в это и ты должен верить. Юри, ты пойми, что природа нашла тебе истинную пару — человека, которого ты по определению совершенно точно полюбишь. — Виктор, я большую часть жизни грезил тобой. Я не представляю человека, который мне будет более симпатичен. Это человек, которого я не знаю. — Меня ты тоже не знал, пока я к тебе не приехал. Я на публике и я тет-а-тет разные люди — и ты это знаешь. — И всё же я за тобой наблюдал. — И видел маску. Давай, собирайся с духом, завтра важный день, нужно выкарабкаться на этапы гран-при. Все будет хорошо, вот увидишь, — отстранив парня от себя, Никифоров вышел из комнаты.***
Юри-таки откатал программу на золото и прошёл на этапы межнациональных. Сегодня был день отдыха, и поэтому младший Кацуки растянулся звездочкой на полу, слушая, как кипит чайник на плите. В голове не было ни единой мысли. — Юри, ты там уснул? — спросил Виктор. — Нет, мне лень вставать. — Да... А я хотел тебе кое-что показать. — Потом покажешь, — пробормотал Юри, зная Виктора, который мог показать что-то интересное, а может, просто прикол какой-нибудь — совершенно не смешной, кстати; нехотя встал и направился к чайнику. — Интересно, как ты завтра с тренировкой справишься? — наблюдая, как японец медленно плетется к плите, произнёс задумчиво русский. — Завтра и посмотришь, — проговорил парень, налил себе чаю, отрезал кусочек пирога. Прихватив всё это, вышел с кухни, но застыл на пороге, опершись о косяк двери одной рукой и держа кружку в другой. — Что это? — указав на книгу, спросил он. — То, что я хотел показать тебе. Её ещё не напечатали для распространения, но у меня есть знакомый, который мне её прислал. Юри смерил Виктора взглядом, посмотрел на книгу — толстенный фолиант, кстати — на светящееся подозрительной улыбкой лицо Никифорова и, вздохнув, проговорил: — Показывай, что там у тебя. — У тебя такой неприветливый вид! Не буду показывать, — сделав вид, что обиделся, проговорил Виктор. — Бака, не хочешь — не показывай, ты никак не смотришься вместе с толстенной книгой в руках и такой улыбкой. — Ты жестокий, Ю-ри-и, — подойдя к парню, протянул имя русский, — смотри кто тут есть, — показал разворот книги. Книга была действительно новой, и запах был соответствующий, но не это заставило затаить дыхание, а содержание страницы. На ней был он сам, Юри Кацуки, фигурист из Японии, его победы и достижения, коротенькая биография. Просмотрев страницу, Кацуки наткнулся ещё на кое-что. — Виктор! — Что? — Откуда здесь моя подпись? — Я-то тут при чём? Здесь у всех одно и тоже оформление. Смотри, вот я, а вот Юрочка Плисецкий и Джакометти, — листая страницы с закладками называемых фигуристов, тараторил русский, — у всех есть подпись. Юри взял книгу и начал листать страницы сам. И правда, подписи были у всех. Закрыв книгу, японец прочитал название: «Фигуристы, участвовавшие в гран-при с начала соревнований и до 2016 года». — Что случилось, Юри? Я думал, ты обрадуешься. — Просто я тогда занял шестое место, совсем не справился со своими заданиями, провалил прыжки… — Ты не о том думаешь. — А о чем ещё думать? — О том, что ты вырвался на гран-при, дошёл до финала и, несмотря на обстоятельства, откатал обе программы. — Лучше б не катал. — Нет, нет и ещё раз нет. Ты всё сделал правильно, ты молодец, а последнее место — это не показатель. Это просто бездушная оценка без учёта обстоятельств. Об этом не нужно думать — просто оторвать и выбросить. Юри смотрел на Виктора и снова верил в свои силы. Такой решительный человек и рядом с ним!.. Всё портило только одно чувство — это временно. — Я не хочу искать соулмейта, Виктор, я его уже нашёл. — Нет, Юри, — печально улыбнувшись и качая головой, проговорил Никифоров, — ты путаешь восхищение с любовью, и это неправильно. — Откуда ты знаешь, что я чувствую?! — Я это вижу, Юри. К тому же меня ищут, я искомый, — его нашли, ещё бы — просто найти знаменитость, особенно если ты фанат и соперник в одном лице. Скрыть свои чувства к соулмейту очень сложно, но, похоже, ему удалось. И только уход Виктора в тренеры, видимо, расшевелил его родственную душу на присвоение его себе. — Поздравляю, — сник японец, — это, наверное, очень круто… — Юри? — Пойду прогуляюсь. Не ходи за мной, Виктор, — Юри наблюдал за тем, как тот хочет что-то сказать. — Хорошо, если так тебе нужно. Юри бродил по Хассецу и смотрел вдаль, чувствовал порывы солёного ветра с моря, жмурил глаза на солнце, а потом решился и вернулся домой, написав коротенькую смс Виктору: 15:55 Юри Кацуки Выйди, пожалуйста, я хочу тебе кое-что показать. Жду тебя у входа. 16:00 Виктор Одеваюсь, жди. Виктор не ожидал, что его приведут в волшебное место детства Юри. Здесь было действительно удивительно. Это оказалась пещера в скале, аккуратная выемка сферической формы. До неё было не просто добраться, нужно было спускаться уступами вниз; на такое путешествие решится не каждый, ведь один неверный шаг — и пропасть. — Юри, ты сумасшедший. — Я знаю, но зато сюда никто больше не ходит, — стоя на краю пещеры и, смотря на море, ответил японец. — Тебе не нравится? — Нравится, — присев на коврик, признался Никифоров, — но тебе не кажется, что это безрассудно? — Мои родные знают, куда я хожу, и есть уговор, что я хожу сюда в определённое время и ухожу тоже, чтобы было видно, куда я иду, — Юри уселся рядом с Никифоровым. — Ясно. Как-то это грустно — укладываясь головой на ноги Юри, проговорил Виктор. Он чувствовал, что так будет правильно, а в сердце поселилось что-то странное, похожее на влюбленность, но ещё не сформировавшееся в неё. — Что грустного, Виктор? День солнечный, мы отдыхаем вдвоём, — поглаживая и перебирая шелковистые пепельные волосы, спросил Юри. — Получается, что это место одиночества — твоего одиночества. — Это место мечтаний, Виктор. Я хотел привезти тебя сюда ещё когда участвовал в первом гран-при. Как и многие, надеялся, что ты мой соулмейт. — Юри? — Ммм? — О чем ты жалеешь? — проведя рукой по щеке парня, спросил Виктор. — Это слишком очевидно, но, кажется, я смирился, — ложь; конечно же, он не смирился, нужно сменить тему. — Виктор, я тебя хотел спросить: почему ты отрезал свои волосы? — Конечно, вариант, что они просто надоели, не рассматривается? — со вздохом спросил русский. — Да. Я хочу услышать правду. — То, что я гей, мы оба знаем. А то, что я неудачно в молодости влюбился, знают лишь несколько людей в мире, теперь будешь знать и ты, — вздохнул мужчина. — Он оказался жестоким. Я провёл с ним только одну ночь, в течении которой он меня не выпускал из комнаты, таская за волосы с одного места на другое, с садисткой улыбкой наматывая их на кулак. После этого я не мог смотреть на них спокойно, отрезал и больше не отращивал, — Никифорова передёрнуло от воспоминаний, и его очень удивила рука, накрывшая его глаза. — Отдохни и забудь обо всем. Море тебя услышало и просит отпустить это воспоминание. Виктор послушно прикрыл глаза и, повернувшись на бок, свернулся калачиком, слушая шум воды. Успокоился и заснул. Сон был безмятежный и лёгкий — тот, которого давно уже не было. Но короткий, как показалось Виктору, очень короткий. Его потрясли за плечо, и он проснулся из-за голоса Юри. — Виктор, просыпайся, пора домой. — Ну вот… А было так хорошо. — Если не уйдем сейчас, то околеем здесь за ночь. — Нет, я не готов умирать во цвете лет, да и ещё не встретившись с соулмейтом, — вставая, проворчал Виктор. Оказывается, его укрыли пледом, и спал он на подушке, а рядом был разожжён маленький костерок для тепла. — Ты очень милый, когда спишь, Витя, но время цигель. — Да, да, айлю-лю-лю. — Правильно, — смеясь, сказал Юри, свернув покрывало и маленькую подушку в компактный рулончик, затолкал его в наплечный рюкзак. — К тому же я проголодался. — И я, и я того же мнения, — рассмеялся русский, и они стали выбираться из пещеры.***
Юри помог Виктору освободиться от самого большого в жизни кошмара. Улыбка на его губах уже не казалась больной, и Кацуки почувствовал новые нотки в чувствах Никифорова. Юри иногда ловил на себе странные взгляды Виктора, которые расшифровать не мог. Вроде бы в них к веселью примешивалось что-то ещё. Это настораживало, но Юри не мог вот так вот в открытую спросить об этом. Время летело быстро, и приближался финал гран-при. Прибытие в Барселону было волнительным для каждого из участников. Кацуки тоже волновался, чувствуя, что это не только его чувство — соул тоже отчего-то переживал. — Что такое, Юри? — спросил Виктор, увидев, как беспокойно озирается его подопечный. — Он здесь, я чувствую… — Соулмейт? — вскинул брови Никифоров. — Да! Виктор, что мне делать, как его найти?! — в панике парень не знал, куда деть свои руки. — Юри, не теряй голову, — приобняв его за плечи, тихо сказал Никифоров и увёл Кацуки в номер. Виктор и сам не понимал, почему ему так плохо и отчего зарождается эта ревность в груди. Ведь они с Юри не истинные, но слова японца о поисках соулмейта не давали спокойно жить дальше и радоваться жизни. Юри не спалось: чувство, что всё в скором времени решится, его не покидало. Он смотрел на спящего Виктора и не мог понять, что к нему чувствует. Хотелось погладить по голове этого взрослого ребёнка, выслушать лекцию о пользе сна и почувствовать тепло его объятий, простых, без страсти, тёплых и уютных. — Виктор, — позвал ночью Юри, но отклика не было, — я понял, Виктор, я тебя люблю, но не так, как любят родную душу, а как спасателя. Ты меня спас, Витя, — глупо, но Юри думал, что если так скажет вслух, то так оно и будет, но это ни разу не было так. — Ты чего не спишь, Юри? — откликнулся всё-таки Никифоров. — Быстро глазки закрыл и баинькай. — Не хочется. Вздохнув, Виктор подвинулся на кровати и раскрыл одеяло, приглашая к себе. — Иди сюда, не хочется ему, — обнимая и грея японца, проворчал он. На самом деле он был рад, ему хотелось вот так проводить ночи напролет и не думать о своём и Юрином соулмейте. С Никифоровым было тепло и приятно засыпать, но чувствовалось, что они всё ещё друзья, а не любовники.***
— Юри, смотри, сколько народу собралось на тебя посмотреть. — Виктор, мне и так плохо, а ты ещё масло в огонь подливаешь. Ты такой спокойный, а меня вдвойне потряхивает — за себя и соулмейта. — Я просто в тебе уверен. К тому же родственная душа тебя должна поддержать. — Я не уверен, но мне кажется, что мы сегодня не на одной стороне баррикад, а на разных. — То есть? — удивился русский. — Он меня недолюбливает, словно знает, как я выступил на прошлом гран-при. — Юри, успокойся, сейчас твой выход, пойди и докажи, что он ошибся на твой счёт! — Я… А вдруг не получится? — уверенность таяла с каждым мгновением. Виктор слегка сдвинулся с места, и взору Юри предстал суровый фигурист из Казахстана. Волна неприязни снова окатила Кацуки. — Юри? — увидев побледневшее лицо японца, позвал Никифоров. — Это он, Отабек Алтын. — Что? — Отабек Алтын — мой соулмейт. Он дружит с Юрием Плисецким, и потому меня презирает. Виктор начал впадать в панику. Юри не такой человек, который выйдет и откатает программу на таких нервах и без поддержки соулмейта. Но с другой стороны, если настрой будет правильным, он всё вытянет и докажет. — Юри… — Пусть думает что хочет. «Родственная душа» — какая ирония, как жаль, что ею оказался я, а не Плисецкий! — Юри разозлился; в таком состоянии тоже катать программу нельзя, но он вышел на лёд и успокоился после того, как его в качестве поддержки обнял тренер. Кацуки старательно выводил свою подпись на льду, он сверкал и блистал обаятельной улыбкой, играл правильно и четко, жил мелодией, теперешним моментом. Виктор очень волновался за этот прокат и за следующий тоже, ведь если Алтын обратит внимание на подпись, то житья спокойного Юри не даст. Нужно продержаться до конца соревнований. Радовало то, что Юри не раскис, собрался, молодец. С ним-то он и хочет бороться в следующем году. Не с Плисецким, нет, он будет скучным в следующем сезоне и предсказуемым до безобразия, именно с Кацуки будет интересно.***
«Это ни на что не похоже. Мой соулмейт Кацуки Юри?! Тогда почему Окинава? При чём тут всё это? Природа явно дала сбой. Нужно поговорить с этим японцем». Мысли метались в голове, пока казах пробирался между рядами к уголку слёз и поцелуев, но Виктор успел увести своего подопечного раньше опомнившегося соулмейта. Кацуки его сам попросил это сделать, чувствуя, что сейчас он не выдержит этого разговора. Юри колотило — а всё потому, что связь между ним и Алтыном он совсем не хотел воспринимать как одну-единственную истину. Природа не давала отказаться от соулмейта. — Юри, — позвал Виктор — ты спишь? — Нет, мне нехорошо. Отабек злится, и я не хочу принимать эту связь. Всё рушится, Виктор. Я не знаю, как завтра выступать. И так холодно. — Юри, выпей снотворного — в забытьи же природе не сопротивляешься. Сможешь спокойно отдохнуть. — Ты же знаешь, что нам нельзя, — зарываясь в одеяло с головой, глухо сказал фигурист, — за что мне это, Виктор? — Не знаю, Юри, — сев на кровать японца и, притянув завернутого в одеяло Кацуки в объятия, задумчиво сказал Виктор. — Почему нам не дано обоюдно расстаться? — Юри, может, всё образуется? Вы привыкните друг к другу… — Не хочу, да и он не горит желанием. — Может, это всё от того, что ты сопротивляешься? — Виктор, я устал от его чувств. И от разговора о нём мне не легче. Мне нужно дожить до окончания гран-при; раньше, чем начнётся банкет, я с ним говорить не хочу. — Хорошо, я тебя понял. Юри всё же уснул, а Виктор, попросив номер Отабека у Юры, написал ему смс: 00.00 Неизвестный абонент Отабек, это Виктор. Юри поговорит с тобой после награждения. Сейчас вы друг другу только помешаете, но я надеюсь, что всё изменится. 00.10 Неизвестный абонент Почему он сам со мной не поговорит? 00.12 Неизвестный абонент Он чувствует, что ты его презираешь, опираясь на мнение Плисецкого. 00.13 Отабек Алтын А ничего, что он изначально меня отвергал? 00.15 Виктор Юри очень боялся не соответствовать твоим требованиям. 00.16 Отабек Алтын Так, что решил просто жить как жил, без меня? 00.17 Виктор Меня Юри не уполномочивал вводить тебя в курс дела по поводу его чувств и размышлений, просто попросил оградить от тебя до конца соревнований. 00.18 Отабек Алтын Хорошо, я понял тебя, Виктор. Постараюсь не бередить нашу связь. Заботиться о неизвестном тебе соулмейте проще, чем об известном с предвзятым к нему отношением. Отабек запер все свои чувства за железную дверь; ему тоже надо было катать программу и получать оценки, а такая связь только сбивала весь настрой. Юри выступал сегодня первым; побил рекорд Никифорова и сидел теперь подбадриваемый самим многократным призером. Они были в ложе фигуристов и тихо переговаривались. Виктор ободряюще поглаживал Кацуки по плечам и спине, а у Отабека начало сводить зубы от странной ревности. От этого связь снова начала работать, Юри обернулся и послал ему улыбку. Не ехидную, не горькую, а тёплую, солнечную. Так что казах, который уже направлялся к японцу, вернулся на своё место. Ему скоро самому выступать, скандал был ни к чему. Ещё бы чувства у Кацуки к тренеру были бы дружескими — так нет же, эмоции бьют не в том направлении, но их можно перенаправить или отгородиться. Лишнее всё это — они поговорят позже и, возможно, разбегутся по своим странам. Виктор тоже обернулся вслед за Кацуки, увидел, что всё в порядке, а заодно заметил своего соулмейта и приветственно помахал ему. Кто бы сомневался — Джакометти от посылаемых связью чувств чуть не задохнулся и лезть с обнимашками не стал. Всем нужно было поговорить, но всё будет после того как, закончатся соревнования. Не так уж и долго осталось ждать. Юри всё же поддержал своего соулмейта, и тот оглядывался на него. Впереди был нелёгкий разговор о чувствах, и, кажется, бунтарей будет не двое. Виктор поглядывал на Юри, пытаясь прочитать его мысли, но как-то не получалось. Кацуки сидел, отгородившись от внешнего мирах и, сведя брови, досматривал выступления остальных своих соперников. Связь тронула его за живое, а в голове стоял гул из голосов: все они говорили о важности жизни с родственной душой и так далее, и тому подобное. Но всё равно голос сердца кричал в разы громче. Ему не нужен был Отабек, он всю жизнь любил Виктора, даже такого блистательного эгоиста. Осталось только узнать, что чувствует сам Никифоров, а проверить это он может только одним способом — и чем раньше, тем лучше. Встав, Юри взял за руку Виктора и вывёл его из зрительного зала. Удивительно, но тот не сопротивлялся; заглянув в первую попавшуюся дверь, Кацуки затащил туда и Виктора. — Юри? — только и успел проговорить Никифоров, как его губ сначала коснулись пальцы, призывая к молчанию, а затем губы. Целовали его мягко, нежно; японец стоял на носочках, приобняв за плечи. Виктор ответил так же нежно и ненавязчиво, обняв парня за талию. Закончился воздух. Юри покраснел и, чтобы Виктор этого не увидел, спрятал лицо у него на груди. — Ты мне ответил, — прошептал Кацуки. — Да, и больше не стану отрицать: я в тебя влюблён, — поглаживая ободряюще по плечам и голове, признался Никифоров. — Тогда вместе? — спросил Юри, с надеждой заглянув в голубые глаза. — Да. До конца.