Неа. Нет.

      Я курил донской табак, она курила мальборо с кнопкой. Я сидел на холодном куске бетона, ее лицо было на уровне моего лица, хотя она стояла. Я выдыхал дым ей в лицо, обрамленное выпавшими из косички темными волосами. Она смеялась. Эта мелкая сучка, черт ее дери, смеялась, когда Я выдыхал едкий дым ей в лицо. Она держала сигарету так аккуратно, и так развязно, как ее держат шестнадцатилетние девочки со своими сверстниками, когда точно знают, что их никто не заметит. Она и была шестнадцатилетней девочкой. Мне почти тридцать. Мои засаленные волосы клочьями спускаются на плечи. Я небрит. Свитер я не снимал лет двадцать, в некоторых местах он порвался, и оголял футболку, всю в пятнах. Некогда модные джинсы-варенки доживали последние годы. Она одета в простое, но так подходящее ей розовое платье. Она выглядит как ангел без крыльев. — где твои крылья? Я задал вопрос достаточно громко, чтобы она услышала. — можно тебя поцеловать? Ответила она вопросом на вопрос. Я отказал. Она поцеловала меня в щеку, в опаленную зажигалкой рыжеватую бороду. Она поцеловала меня в губы. Я выбросил сигарету и засунул руки в карманы. Она сказала, — я никому не скажу. Я сказал, что я не сомневаюсь. Она выбросила сигарету и села на бетон между моих ног. — обними меня. Я лениво обнял ее одной рукой. Она положила свою маленькую потную ладошку на мою шершавую и сухую ладонь. Я подавил вздох. — зачем ты делаешь это со мной? Мой хрипловатый голос едва отражался от стен заброшенного завода. — делаю что? — это. — люблю тебя? Она обернулась и без тени насмешки спокойно взглянула мне в глаза. Я отвел взгляд и снова закурил. Она отвернулась, и легла на меня. Я сбивал пепел на ее платье. Без тени раздражения, она стряхивала его рукой.