Гарри Поттер и глина Эдема

— Просвещенный Вейсгаупт, я помню наш последний разговор на эту тему, — упрямо проговорил Гарри, — однако с тех пор ситуация изменилась. По-прежнему непроницаемое лицо главы академии было обращено к нему, однако создавалось впечатление, что мыслями Адам Вейсгаупт где-то далеко за пределами обыденного мира. Есть ли ему вообще дело до каких-то сиюминутных проблем вроде выживания ордена и сохранения существующего миропорядка? — Поймите, я не предлагаю ничего абстрактного, — не дождавшись ответа, вновь обратился к нему Гарри, в голосе которого появились умоляющие интонации. — Нам всего лишь нужно найти одного человека по имени Альберт и поговорить с ним. Здесь работы на один день, даже я сам могу справиться, если… — Вам не следует покидать Айзентурм, мистер Поттер, — спокойно ответил Вейсгаупт. — Это было бы в высшей степени безответственной авантюрой. — Но я ничего подобного и не предлагаю. Пусть это сделает один из просвещенных или любой из штатных сотрудников в Швейцарии. Я знаю, что они там есть. Гарри показалось, что на всегда бесстрастном лице Вейсгаупта промелькнуло подобие какого-то эмоционального состояния, но выяснение его природы оказалось неразрешимой задачей. Просвещенный подался вперед в своем жестком экзоскелете, и металлические крепления, соединявшие остатки его тела с системой жизнеобеспечения, угрожающе скрипнули. — Мистер Поттер, — наконец сказал он, — мы, конечно, проверим все разумные гипотезы при возможности, но взгляните на ситуацию с моей стороны. Вы предлагаете найти в Швейцарии… — В Дорнахе, просвещенный, — непочтительно перебил его Гарри. — Гётеанум расположен в Дорнахе, и Альберт наверняка обитает поблизости. — …Хорошо, пусть в Дорнахе. Нам требуется найти человека по имени Альберт и спросить у него, что он знает об Аненербе. Я правильно вас понимаю? — Да, — Гарри, сжав губы, кивнул. В такой формулировке идея ему самому показалась на редкость глупой, поэтому он поспешил дополнить: — Однако население Дорнаха — чуть больше пяти тысяч человек, это, по сути, большая деревня. — И единственное основание для вашей гипотезы, насколько я понимаю, состоит в том, что письмо, которое вы нашли на Броккене, было подписано Альбертом? Гарри глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Нет уж, он не позволит Вейсгаупту делать из него идиота такими формулировками. — Не только, просвещенный Вейсгаупт, — стараясь сохранять спокойствие, ответил он. — Основание для гипотезы — это необычное сочетание ряда фактов. Альберт, которого мы ищем, то есть старый друг отца Урсулы, — напрямую связан с движением, которое легло в основу общества Туле, а значит и Аненербе. Идеология движения основывается на идеях Гёте, которого вы сами знали лично — вам не нужно объяснять, что это значит. Этот человек — очень вероятный кандидат на авторство письма. — Даже если так, мистер Поттер, откуда он может знать об Аненербе больше того, что пишут в желтой прессе? В лучшем случае мы услышим от него архаичные проповеди на тему духовного поиска. Наконец-то лед тронулся, и Вейсгаупт проявил хоть какой-то интерес к делу, задав вопрос по существу! Гарри, мысленно поздравив себя с грядущей победой, выложил последний аргумент Гермионы: — В той же пачке документов было письмо из Освенцима об экспериментах над заключенными, помните? Его, по идее, вообще не должно там быть: оно ничем не связано с другими бумагами. Мало того, Эрше Ширман, пражский раввин, откуда-то знает его содержание, поскольку видел оригинал. Просвещенный Вейсгаупт, я думаю, что этот загадочный Альберт владеет интересующей нас информацией. Он наверняка в курсе не только об Аненербе, но и обо всей этой истории с големами: слишком уж много нитей ведет к нему. И он определенно на нашей стороне. Выпалив все это, Гарри утер пот со лба. Никогда не считавший себя мастером по части убеждения, сейчас он был доволен: уж теперь-то Вейсгаупт не сможет просто взять и отмахнуться от всех этих аргументов. Двухсотпятидесятилетний директор академии имеет право быть осторожным и консервативным, но не враг же он сам себе, в конце концов! — Все это, конечно, интересно, мистер Поттер, — после короткой паузы проговорил Вейсгаупт голосом, не внушавшим никаких надежд на благоприятный исход переговоров, — однако в этой гипотезе предположений куда больше, чем фактов. Простите меня, но в данный момент я не могу распылять силы Айзентурма. Может быть, чуть позже, когда мы найдем вход в Фиглинум. Это было сокрушительное фиаско. Гарри не мог понять, что он сделал не так. Конечно, иллюминаты сейчас очень заняты, но речь идет о коротком визите! Почти автоматически поблагодарив Вейсгаупта за аудиенцию и попрощавшись, Гарри вышел в коридор и без сил прислонился к косяку двери. Что теперь делать? Пассивно ждать развязки? Надеяться, что иллюминаты все сделают сами? — Я говорил, что рано или поздно что-нибудь подобное случится, — услышал Гарри тихий голос Вейсгаупта за дверью. — Вы же знали, что нельзя скрывать свою личность вечно. И теперь я вынужден действовать вразрез с интересами организации, чтобы выполнить свое обещание. Я не отказываюсь от него, но лучше бы вам вернуться к активным действиям. Заявите миру о себе. Хуже уже не станет. Гарри, затаив дыхание, вслушался в тишину за дверью, надеясь услышать ответ, но его не последовало. Кто бы ни был таинственным собеседником директора, он хранил молчание, и, вероятно, вообще находился в другом месте. Помрачнев, Гарри осторожно отошел от двери и направился к лекционной аудитории: через десять минут должно было начаться занятие по метрической магии. Проклятье! Адам Вейсгаупт при всех своих особенностях внушал доверие. Теперь же выясняется, что он заговаривал Гарри зубы. Тайну чьей личности он столь бережно хранил, что был готов поступиться интересами ордена? Все еще в задумчивости, Гарри вошел в аудиторию и поискал глазами Гермиону. Она уже разместилась на своем месте, со скептическим выражением лица пролистывая учебник по метрической магии — один из немногих по-настоящему плохих учебников Айзентурма. Причина ее отношения к тексту была очевидной: его содержание имело довольно мало отношения к тому, чему их учила Цао Шу, и было пропитано голым теоретизированием, нисколько не помогавшим освоить даже простейшие из навыков. Их загадочная преподавательница к учебнику относилась ничуть не лучше Гермионы, и на памяти Гарри никогда на него не ссылалась, предпочитая формулировать задачи самостоятельно. — Гермиона! — окликнул он подругу, подходя к ее парте. — Я только что от Вейсгаупта. — И как? — с надеждой в голосе спросила она, оторвавшись от нудного чтива. Он сокрушенно покачал головой и со вздохом сел рядом. — Снова отказ. И это еще полбеды. Вкратце он пересказал ей подслушанные слова главы иллюминатов, но в конце, видя, как расширились от удивления глаза Гермионы, запнулся. — Гермиона, я не шучу, — тихо сказал он. — Я не говорю, что Вейсгаупт предатель, ничего такого. Но у него есть тайна, которой он не хочет делиться. Тайна, имеющая отношение к этому нашему Альберту. Мне уже начинает казаться, что здесь у всех поголовно скелеты в шкафу. — Надо рассказать Квирреллу, когда он вернется, — помолчав, ответила Гермиона. — А пока… Придется ждать, как и раньше. Как и раньше. Сколько будет продолжаться этот период выжидания? За месяц, прошедший со времени вторжения дрона Аненербе в Сумрак, ничего примечательного в академии не произошло. Учебный процесс шел по запланированному графику, не считая того, что занятия профессора Квиррелла, постоянно отлучавшегося в Глинско для помощи экспедиции, пришлось уплотнить: группа Гарри тренировалась совместно с учениками восьмого курса. Это не замедлило сказаться на трудоемкости. Практически все его сокурсники после очередной такой тренировки гуськом брели в медицинский корпус для обработки многочисленных гематом от попадания пластиковых шариков, имитирующих пули, и царапин в результате интенсивных маневров в кронах деревьев. Вкупе с массой нового материала, который, не давая передыху, обрушили на головы несчастных учеников, это почти лишило их возможности думать о чем-то еще, кроме остервенелого совершенствования самих себя во всех возможных областях разом. Поначалу Гарри с трудом понимал, каким чудом он до сих пор не сломался и не выгорел от запредельных учебных нагрузок, но в какой-то момент осознал: его держит на ногах азарт. Каким бы тяжелым ни был процесс обучения, он приносил массу удовольствия: видеть, как совсем недавно недоступные тебе возможности обращаются в навыки, такие же естественные, как дыхание, давало необходимые силы для следующего шага. И так далее — пока сам этот стиль жизни не впитывался в плоть и кровь, превращаясь в образ мышления, а любые ему альтернативы все чаще вызывали искреннее недоумение. И все же никакая учеба не могла вытеснить из его сознания навязчиво тикающий таймер. Где-то там, за пределами Сумрака, его друг Эрше Ширман ждет казни в застенках Аненербе. Где-то там нацисты собирают силы для сокрушительной атаки на Башню с намерением стереть ее из реальности. Где-то там продолжается жизнь — совсем иная жизнь, нежели их призрачное рафинированное бытие, и в любой момент может случиться катастрофа, которую они призваны предотвратить. Гарри не считал себя всезнающим и не страдал излишней самонадеянностью, но сейчас ему казалось, что единственная зацепка, которая у них есть, связана с человеком по имени Альберт и старой книгой прадеда Урсулы. — Напомни, как там было в книге Майснера? — вновь обратился он к Гермионе. — В конце главы с благодарностями? «…Ангелу, показавшему мне страшный и прекрасный свет Черного Солнца», — процитировала она. — А почему ты спрашиваешь? — Не могу перестать думать о создателях глины Эдема, — наморщив лоб, ответил Гарри. — Ты же помнишь историю с моими видениями. Мне тоже являлось это существо, показавшее свой мир. Не мог ли Дитрих Майснер быть с ним знакомым? Если кто-то из этих ангелов-атлантов уцелел до наших дней, он наверняка знает местоположение Фиглинума и все остальное тоже. — Если и уцелел, то он явно не спешит делиться своими знаниями, — пожала плечами Гермиона. — И вряд ли мы в силах изменить это. Придется докапываться до истины самим. Голос Цао Шу за спиной заставил их подпрыгнуть. Сидевшие на задних рядах ученики прыснули со смеху, а Гарри покраснел от стыда. Проклятье, ну когда он привыкнет к этим внезапным появлениям просвещенной из воздуха в любое время суток? — Вы уверены, что вообще нужно искать Источник, мисс Грейнджер? — тихо спросила она. — Такие места скрыты от людей не просто так. На секунду Гермиона опешила: Цао Шу редко заговаривала о чем-то за пределами своего предмета. Уж точно она никогда не делала суждений о том, какой политики должен придерживаться Айзентурм, не говоря уже о том, чтобы обсуждать это с учениками. — Просвещенная Цао Шу, — почтительно склонив голову, отозвалась наконец Гермиона, — даже если забыть о знаниях, которые мы можем обнаружить в Фиглинуме, это для нас вопрос выживания. Если не найдем мы, найдет Аненербе. И тогда… — Кто бы ни нашел, — столь же тихо проговорила просвещенная, — он должен помнить судьбу Атлантиды. Она сделала несколько неуверенных шагов к доске, словно бы отвыкла ходить за годы использования телепортации, развернулась к ним и погрузилась в молчание, как всегда в начале занятия. От Гарри не укрылась легкое дрожание ее пальцев, поразившее его до глубины души: до этого дня Цао Шу казалась ему несгибаемым и отрешенным от мира восточным божеством в обличии молодой женщины. Но сейчас… Что с ней? Она болеет? Последствия какого-то магического эксперимента? — Освободите свой разум, — сказала она. — Остановите внутренний диалог. Слушайте. Сегодняшнее занятие будет посвящено основам темпоральных манипуляций. Никто не проронил ни звука, но ошарашенные лица учеников подтверждали первое впечатление Гарри: происходило что-то из ряда вон выходящее. Прямая работа со временем требует огромного магического мастерства. В Айзентурме этой темы касаются лишь на последнем курсе, и то в рамках дополнительных занятий. Что-то получается лишь у единиц. Что они смогут усвоить на седьмом курсе? — Скорей всего, сегодня ни один из вас не сможет повлиять на метрику времени. Но вы запомните, а запомнив, когда-нибудь сможете повторить. Тревога, которую и без того испытывал Гарри, теперь достигла апогея. Почему у него такое чувство, будто Цао Шу с ними прощается? Что-то неладное творится в академии в последнее время. Он украдкой огляделся, убедившись, что все остальные разделяли его смутное впечатление, в растерянности глядя на просвещенную. Ее лицо, совсем недавно будто высеченное из мрамора, теперь отражало что угодно, только не безмятежное созерцание. Нет, оно по-прежнему не носило печати человеческих страстей — скорей внутренний излом, скверну, пустившую корни в этот безупречный холодный ум. — Большинство людей полагают время чем-то принципиально отличным от направления в пространстве. Их мозг так устроен, что мешает видеть истинную природу времени, и это делает темпоральные манипуляции настолько сложными для непосвященного, — вновь заговорила Цао Шу. Ее голос казался тише и слабее обычного, но сохранял прежнюю твердость, и это отчасти вернуло Гарри спокойствие. Он перестал вглядываться в изменения, поразившие просвещенную, и сосредоточился на смысле ее слов, пытаясь чувствовать и воспринимать время в соответствии с услышанным. — У каждого из вас на столе экземпляр интерференционных часов, — продолжала Цао Шу. — Ваша задача — вызвать их рассинхронизацию с часами над доской. Для этого осознайте единство пространства и времени, станьте его частью... Успехи Гарри в метрической магии ни для кого не были секретом, и он пытался изо всех сил — как и все прочие. Он предельно очистил свой разум, погрузился в такие глубины транса и отрешенности, что едва не достиг просветления. В этот момент он, наверное, мог бы сдвинуть дом с места силой своего телекинеза. Проклятое пятно света на индикаторе прибора, отмечавшее степень замедления или ускорения времени относительно эталона, не сдвинулось ни на йоту. Не у одного Гарри — ни у кого вообще. Время оставалось неприступным бастионом, и он не мог даже просто подступиться к этой задаче. Стало понятным, почему Цао Шу использовала столь экзотическое устройство вместо обычных механических часов: невольно он мог бы повлиять телекинезом на их механизм, получив ошибочные результаты. Увы, результатов не было вообще: Цао Шу оказалась абсолютно права. Эта магия определенно превышала их способности, и едва ли много большие успехи в этой сфере мог продемонстрировать даже сам Квиринус Квиррелл. Однако, как и говорила просвещенная, он запомнил все, с чем имел дело, хотя с трудом представлял себе, чем эти заведомо обреченные попытки могут пригодиться ему в ближайшей перспективе. Когда занятие закончилось и Цао Шу, не сказав ни слова на прощание, просто растворилась в воздухе, сокурсники обступили Гарри. Он уже привык к своему стихийно возникшему лидерскому статусу и нисколько не возражал. — Что с ней такое? — обеспокоенно спросила Эрика, нервно теребившая край учебной мантии. — У нее что, смертельная болезнь? — Больше смахивает на проклятие, — мрачно буркнул Курт. — Надо бы разузнать у других просвещенных. Если у нее что-то со здоровьем, она наверняка доложила ареопагу. — Мы обязательно это выясним, — кивнул Гарри, — однако сейчас у нас другая проблема. Мне понадобится ваша помощь, поддержка и способность хранить тайну. С молчаливого согласия Гермионы он изложил заинтригованным слушателям ситуацию, не умолчав и о роли Адама Вейсгаупта. Последнее было встречено несколькими недоверчивыми взглядами, однако никто не посмел обвинить его во лжи, включая и присутствовавшего с ними Сарана. — Так чем же мы можем помочь, Гарри? — спросил Ханс. — Если сам директор что-то замышляет… Гарри энергично замотал головой. Он сам не знал, почему мысль о злонамеренности Вейсгаупта доставляла ему такой дискомфорт. Ведь, если подумать, он не раз ошибался насчет людей. Вначале копия Квиррелла с физиономией Волдеморта на затылке, потом Эльза Фриз… Он бы не удивился, если бы «настоящий» Гарри, оставшийся в Хогвартсе, тоже успел встрять в историю, доверившись тому, кто доверия не заслуживает. — Нет-нет, Ханс, я не подозреваю Вейсгаупта ни в чем плохом, — поспешно ответил он. — Скорей это что-то личное. Однако в данный момент это нам мешает, поэтому… Словом, я намерен на этих выходных совершить поездку в Дорнах, найти Альберта, как можно больше узнать у него, а к понедельнику вернуться в Айзентурм. — Что? — выпучил глаза на него Курт. — Гарри, да ты с ума сошел! Тебе вообще нельзя покидать Сумрак. Аненербе тебя в два счета сцапают, и тогда… — И тогда пойдет прахом вся эта их болтовня на тему перемирия до середины июня, — резко ответил Гарри и с досадой в голосе добавил: — Может, хотя бы это заставит руководство Айзентурма действовать, а не выжидать. Пока все сверлили его взглядами, переваривая сказанное, он сделал глубокий вдох и уже спокойным тоном продолжил: — Так вот, о помощи. Ребята, мне важно, чтобы вы были посвящены в этот план. Одному из нас можно стереть память, как Урсуле. Может быть, двоим или троим. Но вряд ли это проделают со всеми. Если я не вернусь в понедельник, расскажите обо всем ареопагу. Включая и слова Вейсгаупта. Тогда по моим следам наверняка отправят кого-нибудь из просвещенных. Хироко, если у тебя есть какие-нибудь артефакты, способные мне помочь в плане обороны, я буду очень признателен. На этом все. Если есть какие-нибудь вопросы… — У меня есть возражение, Гарри, — спокойно отозвалась Гермиона. Вот только ее несогласия не хватало. Если она выступит против его затеи, на поддержку остальных можно будет не рассчитывать: Гермиона умеет убеждать в своей правоте — с ее-то логическими способностями. — Гермиона, ты же сама понимаешь, что это наша единственная возможность! — с жаром напустился на нее Гарри, но она только кивнула. — Конечно. Это очень рискованное мероприятие, но я с тобой полностью согласна, нам нужно это проделать. Только в Швейцарию поедешь не ты, а я. Ради меня они вряд ли нарушат перемирие — меня с артефактами атлантов ничего не связывает, и моя кровь никаких порталов не открывает. В ее словах был резон, и этот тактический ход наверняка заслужил бы одобрительный кивок профессора Квиррелла. Но он не Квиррелл. Хорошо это или плохо, но он не может так просто поместить жизнь близкого человека в дерево принятия решений и как ни в чем не бывало решить задачу поиска оптимального хода. — Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя одну? — искренне возмутился Гарри. — Не одну, — ответила Гермиона. — Урсула, я не хочу подвергать риску еще и тебя, но ты бы могла здорово помочь. Ты знаешь Альберта, а он знает тебя. Вместе с тобой у меня гораздо больше шансов получить от него информацию. — Я с удовольствием, — кивнула Урсула. — Риск меня не беспокоит, однако у меня нет импланта. Меня не выпустят из Сумрака. — Думаю, мы сможем пройти с одним моим, если возьмемся за руки. Квиррелл нас с Гарри провел через охраняемый портал, когда у нас еще не было имплантов. — У меня есть несколько гибких кинетических пластин, отражающих попадания из современных штурмовых винтовок, — подала голос Хироко, — их легко можно закрепить под одеждой. Две нелетальные гранаты, активирующие при срабатывании взрывателя Ступефай Максима. Пневматический пистолет с парализующими пулями. Ну и еще кое-что по мелочам. Гарри, опешив, слушал все эти разговоры, не веря своим ушам. Они всерьез полагают, что он позволит двум девушкам рисковать жизнью, а сам будет отсиживаться в безопасном месте, ожидая их возвращения? Конечно, как минимум Гермиона может за себя постоять, но все же… — Ну уж нет, — категорично заявил он. — Если так, то отправляемся втроем. Гермиона хотела было возразить, но бросив взгляд на упрямое выражение его лица, передумала и просто спросила: — Когда выходим? — Сегодня, когда стемнеет, — ответил он и, пробежавшись взглядом по обеспокоенным лицам сокурсников, подвел итог: — Ждет нас успех или нет, но к понедельнику ситуация сдвинется с мертвой точки. До встречи, ребята, и спасибо вам. — Гарри, — послышался голос до сих пор молчавшего Сарана. — Э… Да, Саран? — удивленно обернулся к нему Гарри. — Там, на складе, ты спас мне жизнь. Спасибо, — сказал Саран и протянул ему руку. Последний весенний снег почти растаял, и теперь под ногами хлюпала вязкая грязь вперемешку с налетевшими еще осенью прелыми листьями. Прогулочным шагом они прошли по аллее, глядя на то, как вытягиваются далеко вперед их тени от факелов Гекаты и Прометея, терпеливо и безмолвно охраняющих вход в академию Айзентурм. Они миновали центральную улицу пара-Ингольштадта, стараясь выглядеть по возможности непринужденно, и свернули в плохо освещенный проулок между домами. Миновав группу складов и добравшись до границы окультуренной территории, они наконец остановились. Вокруг не было ни души. Никто не бежал вдогонку с требованием остановиться — никто даже не окликнул их за все время импровизированной прогулки. Переглянувшись, все трое взялись за руки. Гарри набрал воздуха в легкие, собираясь произнести ключевую фразу, открывающую выход во внешний мир. — Сумасшедшие мы с тобой, Гарри, верно? — внезапно заговорила Гермиона. Когда он обернулся к подруге, он увидел на ее лице странную мечтательную улыбку, как ему казалось, менее всего уместную в такой ситуации. — Ты считаешь, что… — неуверенно начал он. — Совсем недавно еле смогли избежать гибели и вернуться, а теперь добровольно покидаем безопасную гавань, — она, по-прежнему улыбаясь, покачала головой, как будто сама не веря в то, что они это делают. — Урсула, тебе еще не поздно передумать. — Ты же сама сказала, что со мной все будет проще. Я не хочу, чтобы вы рисковали впустую, — просто ответила Урсула, и Гермиона, бросив на нее короткий взгляд, согласно кивнула. Гарри в ответ лишь сильнее сжал ладонь Гермионы. Сказать бы ей сейчас то, что давно уже следовало — до того, как они, возможно, угодят в расставленную для них ловушку нацистов или погибнут. Но рядом была Урсула, а Гермионе, наверное, не захочется услышать от него то, что может выбить ее из колеи перед началом очередного приключения. Поэтому он лишь усмехнулся и сказал, стараясь вложить как можно больше убежденности в свои слова: — Мы с тобой прекрасная команда, Гермиона, сам Квиррелл признавал это. И на этот раз мы куда лучше вооружены благодаря Хироко. Если агенты Аненербе попытаются помешать нам… Я им не завидую. На губах Гермионы вновь появилась улыбка, на сей раз отчетливо окрашенная грустью, и девушка придвинулась к нему ближе, обхватив руку Гарри обеими ладонями. Вздохнув, она произнесла: — Иллюминати интрабунт хик! Безопасная гавань осталась позади. Так и не замеченная ими Цао Шу, которая безмолвно стояла в тени старого дуба на окраине пара-Ингольштадта, какое-то время смотрела на место, где они только что были, а потом исчезла, оставив после себя лишь слабый порыв холодного ветра.