Гарри Поттер и глина Эдема

Вначале вернулось ощущение собственного тела, и приятным оно не было. Миллионы тончайших раскаленных игл пронзали его кожу, и через них в кровь вливался жар, заполняя его без остатка. Пронзительное шипение врезалось в уши, и следом за ним бритвенным лезвием ударил по глазам яркий синий свет, заставив его зажмуриться. Он возвращался из небытия, переживая все симптомы в обратном порядке. Когда шум сменился тишиной, а пылающий свет — полумраком, он позволил себе вдохнуть. Сердце все еще делало болезненные перебои в ритме, но он чувствовал, что приходит в норму. Гарри лежал в позе эмбриона на жесткой кушетке, уткнувшись лбом в белую стену, освещенную слабой люминесцентной лампой в углу помещения. Все его тело ломило, как после целого дня тяжелой физической работы, поэтому он с трудом перевернулся на бок, чтобы встать. Увиденное заставило его замереть в ужасе. На соседней кушетке неподвижно лежала Гермиона в такой же неестественной скрюченной позе. Ее глаза были широко раскрыты, рот замер в немом крике. Гарри, забыв про боль, кубарем скатился на пол и подскочил к ней, положив пальцы ей на шею. Кожа Гермионы была твердой и холодной, как мрамор, и, конечно, никакого пульса он нащупать не смог. — Боже мой, милая… — прошептал он, но его голос прервался. Гарри бессильно опустился на пол, прислонившись спиной к кушетке. Мир поплыл перед глазами. Лишь спустя минуту он осознал, что беззвучно плачет. Откуда-то сбоку послышалось деликатное покашливание, и он, проглотив очередную порцию слез, с трудом повернул голову на звук. — До Стены Плача отсюда далековато, Гарри, — с грустной улыбкой сказал стоящий в темном углу камеры Эрше. Пожилой раввин не изменился. Если с ним и дурно обращались в плену, то он с честью вышел из этого испытания, которое не смогло стереть с его лица выражения вечной доброй иронии. В других обстоятельствах Гарри был бы вне себя от радости, но сейчас… — Здравствуйте, Эрше. А Гермиона — она… — прошептал он, и один лишь звук ее имени резанул его по сердцу не хуже ржавого ножа. — С пани Грейнджер все в порядке, — безмятежно ответил раввин. — Она еще не вышла из стазиса. Но раз уж очнулись вы, значит, и ваша спящая красавица, полагаю, скоро составит нам компанию. — Стазис?! Слабости во всем теле как не бывало. Гарри вскочил на ноги и снова кинулся к подруге. Склонившись близко к ее лицу, он всмотрелся ей в глаза. Веки пришли в медленное движение: Гермиона моргала в своем потоке тысячекратно замедленного времени, постепенно приходящем в равновесие с окружающим миром. Коснувшись ее щеки, он наконец-то ощутил тепло и мягкость ее кожи, и чуть было не разрыдался снова — на этот раз от облегчения. Затем он прислушался к своим ощущениям, медленно повернулся к Эрше и проговорил: — Я ужасно рад, что с вами все в порядке. Мы беспокоились за вас. Но… Если я был в стазисе, то сколько времени прошло? Какое сегодня число? Железная дверь камеры с грохотом распахнулась. Стоявший за ней охранник окинул взглядом присутствующих, задержавшись на Гарри и Гермионе, после чего, не сказав ни слова, вновь захлопнул дверь. — Если мои биологические часы не врут, то сейчас утро 22 сивана… Простите, 20 июня 1995 года, — мягко ответил Эрше, покосившись в сторону выхода. — Последние два месяца я наблюдал вас и пани Грейнджер лежащими в этой камере. Здесь это единственное отрадное зрелище, надо сказать. — Эрше? Два месяца? — ничего не понимающая Гермиона с трудом поднялась со своего места, и Гарри, уже не особенно заботясь о том, что она может подумать, прижал ее к груди. Она безропотно ответила на его объятия. — Два месяца, — повторил Эрше. — У нацистов это было горяченькое время. Кое-что я подслушал. Если верить разговору двоих вояк, которые прибыли на базу через некую Валгаллу, похоже, что ваш Айзентурм вздул их по полной. Этот зомби-Гиммлер до сих пор с бледным лицом ходит, особенно после того, как перехватили его агента с ядерным устройством. Правда, сейчас у них, похоже, наклюнулся еще какой-то план, но в чем он заключается, я не знаю. Новости обнадеживали, и Гарри почувствовал, как к нему снова возвращается спокойствие и способность рассуждать трезво. Да, они все еще в плену. Однако он жив, Гермиона жива, Эрше так и не казнили, и Аненербе, если раввин прав, не в самом лучшем положении. Очень может быть, все эти десятки обнаруженных баз уже ликвидированы вместе с агентами. Все еще неизвестна судьба Квиррелла, но профессора не так-то просто отправить на тот свет: он квалифицированный специалист по выживанию в самом страшном бою даже при огромном численном перевесе противника. Остается прояснить еще один момент. — Эрше… — осторожно начал Гарри. — Или нам лучше называть вас Цакебе? — Что? — удивленно обернулась к нему Гермиона. — Что? — переспросил Эрше, широко раскрыв глаза. — Цакебе? Падший ангел из Первой книги Еноха? Нет, Гарри, я не настолько плохой раввин. Гарри смутился. Разве не следовало это из слов Альберта? Разве Гермиона не пришла к тому же выводу? — Подожди, Гермиона, но ты же сама сказала, что настоящее имя Эрше… — начал было Гарри, но в этот момент запоздалое понимание пришло к нему. Он в смятении обернулся к пожилому еврею, все еще взирающему на него с благодушным интересом, и воскликнул: — Так это вы! — Эрше, — сказала Гермиона, поднявшись со своей кушетки, что заставило ее поморщиться от боли, — скажите нам правду. Вы… голем Йозеф, созданный Махаралем и Браге? — Я сказал вам правду, когда мы только встретились на чердаке синагоги, помните? — лукаво улыбнулся раввин. — Вы правы, пани Грейнджер. Мое настоящее имя — Йозеф Лёв… Конечно, если у таких, как мы с вами, могут быть настоящие имена. И еще в одном я вам так и не признался. Носовой протез Тихо Браге... Это я сам тогда стащил его из гроба. Боялся, что попадет не в те руки. Гарри утратил дар речи. Стоящий перед ним человек — именно человек, каким бы ни было его происхождение, — был по-настоящему стар. Старше Альбуса Дамблдора. Старше Августы Кох. Старше, чем сам Адам Вейсгаупт. Появившись на свет в один из самых непростых периодов жизни человечества, он прошел через такое, что Гарри и вообразить себе не мог. Погромы. Войны. Холокост. Всегда находясь среди простых людей и вместе с ними выдерживая лишения и напасти, которые на них обрушивались год за годом, каким чудом он сохранил в себе человечность — много больше человечности, чем обычно приходится видеть в людях? — Но… Ваша личность, — пробормотал наконец Гарри, — чья она? — Теперь — моя и только моя. А когда-то… Махараль был моим дедом и очень любил меня. Хороший человек, практически святой, — задумчиво проговорил Эрше, тяжело вздохнув. — Мне едва исполнилось десять, когда в город пришла чума. Юного Йозефа так и не удалось спасти, зато он обрел вторую жизнь в теле голема. — Но столько лет прошло с тех пор! Вы бессмертны? — спросила Гермиона, и ее глаза заблестели от восторга. — Подождите… Так, значит, и мы с Гарри тоже? — Ну, на вашем месте я бы особенно не расслаблялся, пани Грейнджер, — охладил ее пыл Эрше. — Убить нас несложно, и во время Второй мировой я не раз был на краю гибели, особенно когда меня перехватили с тем письмом из Освенцима. И, увы, я по-прежнему старею, хотя и очень медленно. И все же это это неплохая компенсация за то, что меня угораздило родиться в XVI веке. Дверь в очередной раз открылась настежь, впустив внутрь Генриха Гиммлера в сопровождении четырех охранников и двоих магов. «Он настолько боится нас?» — с легким удивлением подумал Гарри, окинув взглядом эскорт рейхсфюрера. Между тем последний застыл без движения, разглядывая пленников, а затем неуверенным движением стащил с носа запотевшие очки, вытер их рукавом и водрузил на прежнее место. На безымянном пальце его левой руки полированным серебром блеснуло кольцо с выгравированными на нем рунами и человеческим черепом. — Значит, препарат закончил действовать, — наконец сказал он. — Как раз вовремя. Думаю, вы будете рады присутствовать на финальном состязании Турнира трех волшебников, которое состоится через четыре дня. — Вы всерьез намерены притащить нас в Хогвартс? — хмуро спросил Гарри. — Ну… Не совсем, — ухмыльнулся рейхсфюрер и, бросив напоследок пристальный взгляд на пленника, покинул камеру. Это был не Хогвартс. Старое, поросшее сорными травами кладбище среди холмов даже своим видом ничего хорошего не предвещало. Однако в сто раз хуже было то, что Гарри узнал это место из своего видения — то самое, где среди могил покоится каменное надгробие с высеченной на нем надписью «Том Реддл». Почему же тогда рейхсфюрер упоминал финальное состязание? Неужели организаторы и впрямь решили провести его в таком месте? Тревога, которая и без того владела им с самого утра, усилилась в разы, а в голове шипящим эхом отдавался приговор, оглашенный падшим ангелом: «Почти наверняка». В забинтованном запястье внезапно что-то болезненно кольнуло, заставив его поморщиться. До того, как они покинули базу, ему и Гермионе провели операцию по удалению имплантов. «Здесь сигнал не пройдет, — объяснил ему делавший операцию хирург с постным выражением лица, — но за пределами базы вас легко отследят. Так что рейхсфюрер приказал все это убрать». Это означало, что на помощь рассчитывать им теперь не стоит: вряд ли кто-то из иллюминатов догадывается, куда их сейчас занесло. По едва различимой тропинке между могил их повели в кладбищенскую часовню. Ее почерневший остроконечный шпиль с покосившимся крестом торчал из зарослей подобно гигантскому когтю неведомого подземного монстра. Войдя в помещение, Гарри невольно вздрогнул. В центре сооружения стоял большой каменный котел, рядом с которым суетился Хвост, бросивший на них беглый неприязненный взгляд. У дальней стены, освещенный висевшим рядом походным фонарем, лежал неактивный голем — тот самый, который был похищен Эльзой Фриз во время сражения в Храме Творения. Даже при таком освещении Гарри без труда различил темные пятна на его поверхности. Перехватив его взгляд, Хвост хмыкнул и заметил: — Удачно, что на поверхности осталась кровь профессора Квиррелла, правда? Без этого мне сложно было бы изготовить оборотное зелье. — Хватит болтать, — осадил его Гиммлер. — Ритуал должен быть проведен безупречно, потому что второго шанса не будет. Отвлекаться на ерунду — недопустимо. — Он будет проведен безупречно, — послышался высокий резкий голос с шипящими нотками, в котором улавливалось что-то смутно знакомое. Что-то из прошлого. — Верно, Хвост? Ты ведь не рискнешь ошибиться? Гарри повернул голову в сторону облупившихся деревянных скамей и отшатнулся от ужаса и гадливости. На досках, некогда отполированных тысячами садившихся прихожан, а потом изъеденных термитами и непогодой, покоилось существо. Бледное червеобразное тело, покрытое тонкими розовыми чешуйками, больше похожими на отслоившуюся кожу, по-паучьи тонкие конечности и сплюснутый череп: Гарри замутило от одного взгляда в его сторону. Гермиона тихо вскрикнула и схватила Гарри за руку. — Не нравится, как я выгляжу, Мальчик-Который-Выжил? — прошипело создание, обратив к ним взгляд заплывших красных глаз. — Твоя заслуга. Но это ненадолго. — Волдеморт… — прошептал Гарри, будучи не в силах говорить в голос. — Ну, я вижу, представлять вас друг другу не требуется, господа, — нарочито бодро проговорил Гиммлер, хотя гнетущая атмосфера происходящего по всем признакам оказывала влияние и на него. — Надеюсь, мистер Волдеморт, вы помните условия нашего соглашения. — Меня зовут лорд Волдеморт! Лорд! — рявкнуло существо, гневно сверкнув глазами. — Я выполню свою часть договора, рейхсфюрер. Как только я верну себе силу и получу кровь с печатью Горшечника, я уничтожу Айзентурм, после чего займусь… политической карьерой в магической Британии. И надеюсь, на этот раз вам не придет в голову встать на моем пути. — Меня в то время еще не вернули. И вы прекрасно знаете, что Дамблдор действовал по собственной инициативе, — раздраженно ответил Гиммлер, — после чего он вообще покинул организацию. Не надо подозревать нас в двуличности… лорд Волдеморт. — Тогда впредь держите в узде своих агентов, — холодно отозвался чародей и обмяк на скамье, продолжая наблюдать за манипуляциями Питера Петтигрю. Один из охранников, опасливо косясь на котел с неведомым содержимым, обошел массивную гипсовую статую Христа с потрескавшимся основанием, подошел к алтарной стойке, опробовал ее на прочность и, удовлетворившись результатом проверки, кивнул рейхсфюреру. Гарри и Гермиону без лишних разговоров приковали к стойке посредством кандалов — самых настоящих кандалов, которые намного более уместно смотрелись бы в средневековой тюрьме. — Только не отправьте их на тот свет раньше времени, — с усмешкой бросил рейхсфюрер, направляясь к выходу. — Мы проконтролируем прибытие, а один из моих магов будет охранять пленников. Пауль! От сопровождения Гиммлера отделился человек в черном и безропотно прошествовал к алтарной стойке, где с едва слышным вздохом прислонился к металлической корзине для сбора пожертвований, сложив руки на груди. Выражение его лица красноречиво свидетельствовало о том, что роль простого охранника вдохновляет его не больше, чем перспектива до конца жизни чистить вокзальные туалеты. Когда Гиммлер и его люди покинули часовню, Хвост, завершив приготовления, извлек палочку и, повернувшись к голему, скомандовал: — Вингардиум Левиоса! Голем тяжело поднялся в воздух, а Питер, должно быть, переоценив свои силы, взвизгнул от натуги и едва не утратил контроль над заклинанием. Снисходительно наблюдавший за ним Пауль хмыкнул и просоединился к Хвосту: дело пошло гораздо легче. Вдвоем они разместили голема над котлом и, с трудом развернув его в воздухе, осторожно опустили внутрь. Поверхность глиняного воина подернулась дымкой, и он полностью скрылся под мутным слоем жидкости. — Дело сделано, — проговорил Волдеморт, с чавкающим звуком перевалившись на другую сторону скамьи. — Теперь будем ждать его прибытия. Иди к остальным и возьми меня с собой. Хвост, стараясь не демонстрировать брезгливости, склонился над уродливым носителем личности Волдеморта и замотал его в мешковину, после чего взял полученный сверток на руки, как обычно держат младенца. Бросив последний взгляд на котел, он покинул часовню, оставив их наедине с Паулем. Последний вполголоса пробормотал что-то нелестное в адрес начальства, лениво покосился на Гарри и, скривившись, присел на край скамьи — как можно дальше от того места, где только что возлежало тело Темного Лорда. — Что они собираются делать? — прошептал Гарри, осознавая бесполезность своего вопроса: Гермиона знала ничуть не больше его самого. Гермиона и впрямь пожала плечами, признавая неосведомленность. Однако Гарри видел, что ее голова опущена, а сосредоточенный взгляд направлен куда-то сквозь толщу земли, как всегда в те моменты, когда она была занята решением очередной сложной задачи. Она не желала сдаваться даже сейчас, когда их песенка, кажется, спета. — Гарри, — послышался наконец ее тихий голос, — ты помнишь, что нам сказал Эрше о подслушанном разговоре агентов? — О том, что их вздули иллюминаты? — Да нет же! О том, что они прибыли через Валгаллу! Помнишь… — Ну да, что-то такое было, — неуверенно ответил Гарри, не понимая, к чему клонит Гермиона. Через мгновение его осенило: — Подожди, так ведь в дневнике Юргена упоминалась Валгалла! Это значит… — Эй, вы там! — повернулся к ним Пауль. — Заткнитесь немедленно! Гарри почувствовал мгновенную вспышку гнева. Успев подумать, что не следует поддаваться на провокации и осложнять свое и без того тяжелое положение, он тем не менее не смог удержаться от едкого ответа, с вызовом глядя в глаза магу: — Иначе что? — Иначе с твоей подружкой случится что-нибудь плохое, — ухмыльнулся тот. — У меня нет указания оберегать ее любой ценой. Гарри проглотил готовые сорваться с языка слова и опустил глаза, оставляя без ответа удар по самолюбию. Гордость гордостью, но маг сказал правду: Гермиона не нужна Аненербе — разве что в качестве механизма давления на него самого, что и было только что ему продемонстрировано. Он должен быть сдержанней. Да, от природы он импульсивен, и ему все еще тяжело контролировать свои порывы, несмотря на все идеалы Айзентурма и медитативные тренинги Цао Шу, но слишком уж высока цена невоздержанности. Между тем за стенами часовни что-то происходило. Пауль, приоткрыв дверь, выглянул наружу и застыл, с интересом следя за развитием событий. Гарри, не имея возможности увидеть, прикрыл глаза и стал вслушиваться в каждый звук, доносившийся снаружи. В шелест листьев под слабыми порывами ветра. В чьи-то тяжелые шаги и сопровождающий их треск сухих сучьев под подошвами. И еще… — Убей лишнего, — раздался голос Волдеморта, прекрасно различимый, несмотря на дальность. — Авада Кедавра! — отозвался визгливый, с явственно прозвучавшими нотками страха, голос Петтигрю. — Ты! — после короткой паузы потрясенно выдохнул кто-то третий, чей голос показался Гарри странно знакомым. Маг отошел от двери и вернулся на скамью. Насмешливо взглянув на Гарри, он проговорил: — Мои поздравления, Гарри Поттер! Ты только что выиграл Турнир. Пока Гарри, нахмурившись, пытался понять, что все это значит, в часовню ввалился Хвост и, ухватившись за край котла, с трудом потащил его к выходу. Трудно было предположить в этом обрюзгшем теле с дряблыми мышцами такую силу, но взглянув ему в лицо, Гарри понял, в чем тут дело. Питер Петтигрю боялся. Это был безумный животный страх, переходящий в отчаяние: глаза Петтигрю остекленели, из приоткрытого рта вырывалось шумное дыхание, сопровождаемое брызгами слюны. Пальцы, сжимающие край котла, побелели от запредельного усилия, и Хвост с упорством автомата делал шаг за шагом к раскрытой двери со своим непомерным грузом. — Вот дубина! — в сердцах воскликнул Пауль и, направив палочку на котел, проговорил: — Перфузориус! Котел, разом лишившийся значительной части своего веса, пополз по полу куда более резво, едва не сбив с ног Петтюгрю, по-прежнему державшего его мертвой хваткой. — Спасибо, — задыхаясь, пробормотал тот, и скрылся за дверью. Они остались наедине с магом, который до сих пор сидел с безразличным видом, время от времени бросая косые взгляды в их сторону. — Он остался один, — шепнула Гермиона. — Думаю, это наш лучший шанс. — Вы меня плохо поняли? — вскинулся Пауль, разом развернувшись в их сторону. — Молчать, я сказал! — В лучшем случае я мог бы сбить его с ног, — как можно тише ответил Гарри, покачав головой. — Ну, вы дождались, — ледяным голосом произнес маг, поднимаясь со скамьи и доставая палочку. Пока тот, не торопясь, шагал к ним, Гарри, закусив губу, лихорадочно искал возможность что-нибудь сделать. Оттолкнуть его телекинезом так, чтобы он ударился головой и потерял сознание? Слишком ненадежно, нет гарантий, что он упадет нужным образом. Но вот если… Гарри глубоко вдохнул и прикрыл глаза. Телекинетический удар он освоил в совершенстве, и подготовительная часть ему теперь почти не требовалась. Однако второго шанса может не быть, поэтому лучше бы ни в чем не допускать небрежности. Пауль поднял палочку, однако Гарри так и не узнал, что тот для них приготовил. Корзина для сбора пожертвований сорвалась с места и с мокрым хрустом впечаталась в голову мага, который отлетел назад на пару ярдов и безмолвно рухнул с лицом, залитым кровью, у подножия статуи Спасителя. Палочка вылетела из его руки и закатилась под скамью. Гарри прислушался к тому, что происходило снаружи. Услышал ли кто-нибудь грохот из часовни? Однако никто не спешил выяснить источник этого звука. На кладбище было тихо, не считая заунывного голоса Питера Петтигрю, который читал странную вербальную формулу в рамках незнакомого Гарри ритуала: — Кость отца, отданная без согласия, возроди своего сына! Лежавший на полу маг застонал и двинул рукой, пытаясь нащупать палочку. Нельзя позволить ему очнуться, иначе он позовет остальных. Снова издавать громкие звуки тоже нежелательно, но, похоже, выбора нет. Гарри вспомнил, что основание статуи, у подножия которой сейчас пытался прийти в себя Пауль, с внешней стороны растрескалось. Если толкнуть ее достаточно сильно… — Прости меня, Господи, но я атеист, — пробормотал Гарри и сконцентрировал усилия на верхней части изваяния. Послышался отчетливый хруст, статуя надломилась внизу и рухнула на Пауля, который уже успел перевернуться на живот и теперь пытался встать. Реализовать свой замысел он так и не смог: гипсовая глыба придавила его к полу и откатилась в сторону. Покалеченный маг остался лежать без сознания на испачканном кровью каменном полу. — П-плоть… слуги… отданная добровольно… оживи… своего… хозяина! — донесся снаружи почти рыдающий голос Хвоста, после чего Гарри услышал его протяжный вопль, пронизанный страшной болью. — Палочку будет достать трудно, — сказал Гарри, изо всех сил стараясь не думать о происходящем за дверью часовни. — Телекинез — слишком грубое средство. К тому же тянуть к себе — гораздо сложнее… — Постарайся, Гарри, — просто сказала Гермиона, глядя на него странным взглядом, который он раньше никогда не замечал за своей подругой. Что с ней? Или, быть может, он ведет себя как-то неправильно? Возможно, шокировал девушку вынужденной жестокостью расправы над Паулем? Но нет: в ее взгляде не было ни ужаса, ни осуждения. Взгляд был скорей изучающим, словно бы она впервые увидела в нем какую-то черту, о существовании которой ранее не догадывалась. Может быть, кто-то ей сказал… Гиммлер. Ну конечно. До того, как защитный имплант иллюминатов отправил их в стазис, чтобы они не выдали нацистам секретную информацию, рейхсфюрер сказал ей, что Гарри… «Он питает к вам более, чем дружеские чувства» — так это было сказано. «Не теряйте концентрации, мистер Поттер». Он мотнул головой. Цао Шу чертовски права. Сейчас не время думать обо всем этом, иначе у него просто ничего не выйдет. Гарри скользнул в объятия транса, изгоняя из сознания многоголосицу тягостных мыслей. Задача проста на самом деле. Ему не составляет труда оттолкнуть от себя любой объект: почему должны быть проблемы с тем, чтобы его притянуть? Это то же самое действие, но в другом направлении, а окружающее пространство однородно, и направления в нем роли не играют. Все его сложности — не более, чем инерция мышления, для которого Я — центр мира, и все направления либо уводят прочь, либо приводят к нему. А раз так, нужно вынести Я за скобки. Его личность — не более, чем устойчивые паттерны синаптической проводимости, не более, чем рябь на поверхности океана, флуктуация в крошечном участке мироздания. Он — не центр. Он вообще ничто и никто. Его не существует. Существует только Пустота и формы, которые она принимает. Все, что ему требуется сделать — это скорректировать пространственное положение одной из этих форм, и нет в этом ничего сложного, ибо ничего на самом деле не изменится: Пустота останется Пустотой. Палочка Пауля выкатилась из-под скамьи и скользнула к ногам Гарри. С трудом выйдя из транса, он повис на цепи, больно врезавшейся ему в запястье, чтобы дотянуться другой рукой до палочки. Не хватило каких-то нескольких дюймов. Он захватил палочку краями ботинок и подтянул ноги к груди, раскачиваясь на цепи, которая имела все шансы вывернуть ему кисть руки. Наконец он снова протянул пальцы к палочке и сжал ее, с облегчением встав на ноги. Маленькая победа. Оставалось самое главное. — Релашио! — произнес он, направив палочку на свою все еще прикованную цепью руку. Стальное кольцо распалось на части, освободив его левую кисть, которая к этому моменту почти утратила чувствительность. Еще одно заклинание — и Гермиона также освободилась от кандалов. — К-кровь недруга… взятая насильно… воскреси… своего врага! — услышали они запинающийся от боли голос Хвоста. — Надо уходить… — решительно сказал Гарри, двинувшись к проходу. — Нет, Гарри, — не менее решительно ответила Гермиона и протянула руку к палочке, которую он все еще сжимал в ладони. — Дай мне ее, пожалуйста. — Почему? — недоуменно спросил он, но просьбу выполнил. Гермиона взмахнула палочкой в направлении двери, воскликнув: — Коллопортус! — Гермиона, но ты же… — все еще не понимая, попытался возразить Гарри. — Это их на какое-то время задержит, — сказала Гермиона, возвращая ему палочку. — Главное, что это задержит нас! — возмущенно ответил он. — Как мы теперь выйдем? Нам придется дверь снести, и тогда они нас точно услышат. — Нам все равно не убежать далеко, они нас заметят. Тут вокруг могилы во всех направлениях, даже укрыться негде. Мы поступим лучше. Ты не забыл последний урок Квиррелла? — слабо улыбнувшись, спросила она. Он на секунду замер, но потом понял. Подняв на нее восхищенный взгляд, он покачал головой и тихо проговорил: — Ты просто чудо. Даже в полумраке часовни было заметно, как она покраснела, и на этот раз это не было просто удовольствием от похвалы. Во всяком случае, так ему хотелось бы думать. Она поспешно отвернулась и сказала: — Отправь Патронуса к профессору Квирреллу. Заодно узнаем, жив ли он. — Хорошо, — кивнул Гарри, пытаясь преодолеть вновь возникшую сумятицу в мыслях. — Я скажу, что мы на кладбище, где похоронен… — Это потом, — отрицательно покачала головой Гермиона. — Вызывай патронуса и передай иллюминатам то, что я скажу, слово в слово. Гарри пожал плечами, но спорить не стал. Было совершенно очевидно, что Гермиона что-то обнаружила, а значит, она права: тратить время на второстепенное не следует. Сейчас их главная надежда на спасение — это атака Айзентурма, способная покончить с Аненербе раз и навсегда. Он глубоко вдохнул. Патронус — не метрическая магия и требует совсем иного подхода. Нет смысла останавливать внутренний диалог и впадать в глубокую отрешенность: в этом случае можно поставить крест на результате. Нет, здесь требуется нечто совершенно иное. Он стоял во мрачной покинутой часовне рядом с окровавленным телом мага, который, возможно, уже скончался от ран и потери крови. Где-то рядом Питер Петтигрю и лорд Волдеморт проводят страшный магический обряд, цель которого ему неизвестна. За всем этим наблюдает воскрешенный рейхсфюрер СС со своими телохранителями. Он во тьме, и нет никакого проблеска надежды на лучшее… И все же он должен найти ее и ощутить, иначе они обречены. Он скользнул мыслями в прошлое — совсем недавнее, когда мир был еще прост и понятен. Вот гостиная Гриффиндора, где они с Роном ведут наивные разговоры о ерунде, устроившись напротив камина, пока Гермиона безмятежно листает страницы потрепанного учебника по трансфигурации. Вот юркий снитч, сам собой падающий в его ладонь, пока упругий ветер развевает его волосы в полете. Вот его родители, с любовью и пониманием смотрящие на него с той стороны зеркала Еиналеж. Десятки воспоминаний обрушились на него подобно теплому душу после суток пребывания в центре снежного бурана. Оставшиеся позади друзья, любимые преподаватели, старинный замок, ставший ему настоящим домом — все это невозможно было вытравить ни перерождением в големе, ни безумной погоней за тайнами пришельцев, ни кровью врагов и союзников, которой предостаточно было пролито за последний год. И все же этого было мало: слишком глубоко укоренилась в его сознании тьма, принимающая все более четкие очертания Черного Солнца, встающего над руинами несущего смерть грядущего. Все, что у него оставалось — это настоящее, тот самый миг, который составляет сущность жизни. И у него было за что зацепиться — за единственный источник света в накатывающих со всех сторон сумерках. Гарри протянул руку и коснулся ладони Гермионы, переплетя с нею пальцы, как тогда, стоя у окна Башни и глядя на полыхающее огнями небо пара-Ингольштадта. Он закрыл глаза и без остатка впитал это ощущение. Ничего больше ему и не требовалось. Гарри неспешно, почти торжественно, взмахнул палочкой и воскликнул: — Экспекто Патронум! Он по-прежнему не открывал глаз, но яркий свет Патронуса, бьющий сквозь веки, говорил сам за себя. Гарри мысленно перенесся на место сияющей фигуры, растворился в ней, стал одним целым с призрачным защитником. К его удивлению, это оказалось проще, чем во время тренировки в Айзентурме. Следующий этап — найти Квиррелла. Гарри знал, что Патронус, которому указали цель, обнаружит ее где угодно, и никакой Сумрак не сможет этому помешать, потому что главная часть Патронуса пребывает вне пространства и не движется в нем — только лишь проецирует себя там, куда он был вызван. Он не почувствовал перемещения: просто знал, что теперь находится в точке назначения, и знал, что его появление не осталось незамеченным. С ним говорили. Гарри сосредоточился, чтобы услышать то, что ему передают при помощи его телесного Патронуса: — Гарри, — донесся до него голос Квиррелла. — Где вы? Мы нашли и ликвидировали все базы, кроме центральной. — Профессор, Гермиона хочет сообщить… — произнес Гарри, и Патронус послушно повторил его слова. — Скажи ему, — услышал он голос Гермионы, — что Валгалла в стихотворении Юргена — это не планета и не метафора. Это база или помещение с порталом, ведущим в центр. Помещение, вероятно, находится где-то под землей, и над ним должен быть изображен символ Черного Солнца. И еще это место проведения магических ритуалов. В первую очередь надо проверить Вевельсбург. Гарри послушно повторил сказанное Гермионой, даже не успев толком удивиться тому, как много она вывела из скудных обрывков имеющейся у них информации. Услышав, как профессор передает эти слова кому-то находящемуся поблизости, он удовлетворенно кивнул Гермионе. — Прекрасно, — ответила она. — Теперь они точно найдут это место. — Мистер Поттер, слушайте внимательно, — снова донесся голос Квиррелла спустя пару минут молчания. — Профессор Ланге только что сделал запрос к географической базе Гипертьюринга, и теперь все сходится. Это точно Вевельсбург. На обнаруженных в архивах Третьего Рейха картах обнаружен план расширения замка в форме копья. И острие этого копья указывает точно на северную башню Вевельсбурга. — Копье указывает путь! — не удержался Гарри от восклицания. — Это было в стихотворении! — Да. Слушайте дальше. В северной башне располагается помещение, называемое залом баронов. На его полу до сих пор сохранилась мозаика с символом Черного Солнца. Прямо под ней, в подвальном ярусе, располагается крипта, известная как Валгалла. — Это вход! — воскликнул Гарри. — Значит, вы можете атаковать прямо сейчас… — Еще нет, Гарри, — с досадой в голосе проговорил Квиррелл. — Это не вход, это наверняка портал. И активировать его можно, полагаю, тем самым «кольцом из рун», упоминающимся в стихотворении. Это кольцо… Послышался адский грохот, и Гарри бросило на землю. Он услышал крик Гермионы, и от его концентрации не осталось и следа. Контакт прервался, и он осознал себя лежащим на полу часовни. Перед ним стоял взбешенный рейхсфюрер, явно желающий прожечь Гарри взглядом насквозь. Второй маг из его сопровождения подошел к ним от развороченной Бомбардой двери и поднял палочку. — Экспеллиар… — попытался среагировать Гарри, но подскочивший охранник ударом ноги вышиб у него из рук палочку. — Инкарцеро! — прошипел маг, и Гарри ощутил себя связанным по рукам и ногам, что явно было излишним: он и без того мало что мог сделать в такой ситуации. Гиммлер отвернулся и сделал знак охране. Двое солдат подскочили к Гарри и подняли его на ноги, еще один сжал запястье Гермионы. Пленников повели к выходу, но в этот момент в изуродованном дверном проеме показалась фигура в черной мантии с капюшоном. — Тело голема мне нравится куда больше, — услышал Гарри голос Темного Лорда и отшатнулся, разглядев в полумраке черты его лица. — Но над ритуалом надо поработать, трансформация оказалась неполной. — Вы получили, что хотели, лорд Волдеморт? — спросил Гиммлер. — Хорошо, что нужда в копии не возникла. Теперь мы уходим. Ждем вас к полнолунию. — Нет! — рявкнул Волдеморт. — Вы сами видели, что оригинал скрылся. Так что сейчас я прикончу копию. — Будьте благоразумны… — попытался возразить рейхсфюрер. — Вам больше не нужен Горшечник, — вкрадчиво сказал Темный Лорд, делая шаг вперед и поднимая ладонь с зажатой в ней палочкой. — Во мне его кровь. Меня одного будет достаточно. — А если не сработало, мистер… лорд Волдеморт? — настаивал Гиммлер. — Что тогда? В этом случае нам не видать армии големов. Вы ведь хотите ее получить и доставить по назначению? Тогда ждем вас в полнолуние, 12 июля. Немного ожидания, и вы получите все. Темный Лорд, заколебавшись, опустил палочку, и охрана Гиммлера вытолкала Гарри через дверь. — Пожалуй, так даже лучше, Мальчик-Который-Снова-Выжил, — услышал он голос за спиной.