***
Тем временем поезд сделал остановку, и по коридору потянулись новые пассажиры. К Питу с Уэйдом никто не подсел, так что ребята продолжали болтать, потягивая чаёк и каждый втайне радуясь, что попутчик попался непьющий, но жизнерадостный. Уэйд рассказывал уморительные байки из своей жизни. «Привирает, конечно, — думал Питер, — но это явно для красного словца». — Вэд, тебе надо ютуб-канал завести, ты просто супер-рассказчик! — Ты что, с моей-то рожей? — удивился Уэйд. — А, да, я забыл. Прости… — Питер готов был сквозь землю провалиться, что из-за него всплыла эта тема. Он попытался исправить положение. — Я-то вижу не как все люди, я изучал строение человеческих лиц и вижу, что у тебя аккуратные линии носа, стройные скулы, ровный высокий лоб… — Э, э! Хорош, а то ведь я и поверить могу, я же такой доверчивый, — фыркнул Уэйд. Поезд уже давно тронулся и порядочно отошёл от станции, как вдруг в приоткрытую дверь задом ввалилось нечто — сварливое и оглушающее. — Никакого порядка, бля! Ходишь-ходишь, так нет же, возьмут и не в тот вагон посадют! Куда вы смотрите, курицы?! Всё же в билете вам, бля, написано! Я на вас жаловаться буду, мать вашу! И развернулась к Питу и Уэйду. Неприязненно окинув их взором, она заявила: — А вы чего расселись? Поди, — верхние полки? Уступайте тогда место. И стаканы свои приберите за собой! Понаставили полный стол, человеку сесть негде! И правда, стол к тому времени был заставлен стаканами из-под чая в подстаканниках. Подстаканники жалобно зазвенели. Питер растерялся, никогда он не знал, как отвечать «трамвайным» хамам. И вообще старался избегать любых конфликтов. Наверное, поэтому в школе его доставала одна компания, безуспешно пытаясь спровоцировать на драку. А вот Уэйд прищурился, подобрался и не спеша сел попрямее. Пора брать ситуацию под контроль. — Вы главное не волнуйтесь, дама! Мы сейчас переберёмся наверх, вам будет совсем просторно. Но не могли бы вы любезно подождать вот здесь, на этом сиденьи, пока мы допьём наши скромные напитки? Вот место для ваших сумок… — Напитки? Напитки? Да у меня права! Вы по закону должны туда наверх убираться, нах! Особенно ты, морда! Внизу может сидеть только кто снизу едет! Я снизу еду, — у меня будете спрашиваться! Питер от такого напора опешил и попытался рефлекторно отодвинуться назад от наседавшей в его сторону угрожающей природной аномалии. Таких людей он боялся, и ему не приходило в голову как-то попытаться защитить себя. — Ох ни хуя се, — пробормотал Уэйд себе под нос. — Минуточку, дама. Он плавно просочился мимо неё, что было нетривиальной задачей в тесном купейном объеме, а по пути незаметно подмигнул Питеру. Очутившись у входа в купе, Уэйд аккуратно задвинул дверь до упора. Потом развернулся к тётке, выпрямился, всем своим ростом навис над ней и страшным шепотом процедил: — Ты сука блять сейчас уткнёшься и забьёшься под парашу. Я, чтоб ты знала, только откинулся, и ещё от зоны не отвык, так что враз тебе почки нащупаю. Ни следов не останется, ни доказательств, только всю жись будешь на лекарства работать. Панятно? — Ой, — пискнула специалистка по своим правам. «Во даёт! Какая роль! Какой типаж! Ему идёт агрессия! А шрамы добавляют убедительности», — тихо заценил Питер из своего уголка у окна. Тётка же резко съежилась, согнулась, и, коротко сразившись с дверью, выскочила со всеми своими пожитками мимо неподвижного Уэйда в коридор. Уэйд снова захлопнул дверь, переглянулся с Питом, и они заржали, как ненормальные.***
Отсмеявшись, Уэйд и Питер выглянули в коридор и поняли, что их стихийное бедствие локализовано. Жалобы проводнице, заискивающие взгляды, а может, и некоторые чаевые в исполнении бывшей скандалистки сделали своё дело, и её, присмиревшую, поселили в какое-то другое купе на свободное место. Наши друзья закрыли дверь и уселись поудобнее. Уэйд снял толстовку и остался в футболке. Пит разулся и сложил ноги по-турецки. Он частенько любил так сидеть, а руками оживленно жестикулировал во время разговора. Уэйд вытянул свои ножищи на противоположное сиденье и заложил руки за голову. «Эти руки стоит нарисовать», — мелькнуло у Питера. —…Слушай, бро, а с девчонками у тебя как? — спрашивал Уэйд. — Да с девчонками сейчас как-то глухо. Нравилась одна в художке, да я нерешительный был. А теперь в моем политехе — девчонок раз-два, и обчелся. Расхватали уже всех. А некоторые — друг друга, приколись? Мало того, что их у нас единицы, да ещё и не все из них парней предпочитают. Несправедливо, скажи? — Да, и не говори, — улыбнулся Уэйд. — Ну, что ж, каждому своё, правда? — Да я не жалуюсь, наоборот, на них и посмотреть приятно — они такие счастливые! Надо было мне в художке ловить своё счастье — вот где были одни девки! — Так значит, ты рисовать учился? Доволен? Я вот самоучка, ну и выходит, как у самоучки. Так что завидую. — Ну, да, все время что-то просится на бумагу. Хочешь, покажу тебе? — Конечно! Спрашиваешь! Пит откопал в своём рюкзаке скетчбук, сел рядом с Уэйдом, стал сам перелистывать. Это были в основном трехминутные наброски лиц, замеченных им в транспорте, фигуры людей, иногда кисти рук, то улыбка без кота, то глаз без кутузова. Уэйд всё это именно так и комментировал, но не скрывал и восхищения: «Пит, сильно! И вот это! Ваще огонь, чувак!» — Пит, вот ты говоришь, что видишь лица по-другому. То, что ты сказал про меня… Трудно поверить, конечно… А слабо меня нарисовать? — наконец решился Уэйд. — Меня никто никогда не рисовал ещё, — затараторил он, — а мне любопытно, каким ты меня видишь? Явно как-то не так, как все. Идея, может, безумная… — Согласен! — перебил его Пит. — Согласен? — удивился мужчина. — Йу-ху, здорово! — Он по-детски сидя запрыгал на месте и исполнил победный танец руками. Питер тоже собрал всю свою решимость и вдохнул поглубже: — Но у меня условие. — Уэйд испуганно замер. — Позировать без футболки. «Когда еще попадётся такая фактура, — думал Пит смущённо, — каждая мышца видна, а мне полезно практиковаться». Уэйд прижал ладошки к щекам и комично вытаращил глаза. Не согласится, понял Питер. Он уже приготовился отменить своё условие, и тут… — Без футболки? Да хоть без штанов! — вскричал Уэйд. — Ох. — Питер шумно выдохнул. — Ну ты даёшь! Что, серьезно? А то я за. Это для меня важный опыт. Ну, в том смысле, что… Ты же такой… Ну, если как настоящие художники… Грех отказываться… Питер совсем смешался. Никогда у него не получалось наговорить столько двусмысленностей за минуту. Уэйд сидел тихонько, смотрел на него исподлобья, подняв брови, и улыбался со смесью робости и иронии.***
— Ладно, Джек Доусон ты сраный! — обрубил Уэйд. — Доставай свой инструмент, я весь твой! И решительно стянул футболку через голову. «Молодец, удачно отшутился», — облегченно подумал Пит, отвернувшись к рюкзаку и копаясь в нём в поисках карандаша. Он внятно слышал, как зазвякала пряжка ремня на джинсах Уэйда и зашуршала плотная материя. Поэтому оборачиваться не спешил. Наблюдать это было бы просто выше его сил. Уэйд в одних трусах забрался с ногами на сиденье и спросил: — Как мне лучше сесть? — Голос прозвучал хрипло. — Как тебе удобно. — Питер решил не остаться в долгу в дуэли остроумия и игриво прищурился. — Быстро я тебя не отпущу. Он уселся со скетчбуком в противоположном углу купе и наблюдал, как Уэйд устраивается, стараясь найти позу поэффектнее. —…Тем более ты в таких модных труселях, — добавил Пит. — Где достал? — Заказал на фан-сайте, — буркнул Уэйд. Труселя действительно были зачётные: они были усыпаны фигурками Спайдерменов. — Я тоже этот комикс обожаю с детства, если тебе от этого легче, — с улыбкой утешил Питер. — Должно же быть на мне хоть что-нибудь красивое, — заметил Уэйд. — Дверь, кстати, запри, не будем общественность пугать. Питер напряженно протянул руку и повернул замочек. Надо хорошенько притвориться, что это не такой уж неловкий момент. — А трусы можешь взять поносить, — небрежно сказал Уэйд, и Питер невольно рассмеялся. Напряжение снова рассеялось, и парень начал делать первые намёточные штрихи на бумаге, иногда деловито поглядывая на натуру. Поезд то и дело потряхивало, рисовать из-за этого Питеру было нелегко, но время от времени он ловил минуты, когда качка была почти незаметной. Так что что-то должно было получиться. — Я, наверное, должен тебе заплатить за работу? — предложил Уэйд. — Э, не всегда так. Ведь натурщик — тоже работа. Так что платит тот, у кого остаётся портрет. — Вау! Портрет! Я только сейчас понял, что у меня будет портрет!!! Вот это да! Ой, или ты хотел себе?.. Подожди, но я же первый спросил! Я же первый спросил, можешь ли ты меня нарисовать! — А я первый подумал, — машинально ляпнул Пит. Мысли его были заняты композицией и пропорциями, так что он и не заметил, что такого сказал. Пока не поднял голову и не увидел выражение лица Уэйда. И Питер тоже замер — и забыл дышать. — А вот сейчас я не буду разряжать обстановку, — медленно и торжественно прошептал Уэйд. Он просто боялся спугнуть момент. Этот невероятный, нереальный, откровенный, сексуально заряженный, потрясающе трогательный момент.***
Разве когда-нибудь в его одинокой, тупой, сраной жизни у него будет ещё хоть один такой момент, блядь?! Этот удивительный парень смотрит на него и не знает даже, что думать. У него сейчас непростая задача. Любому встречаться с новой правдой о себе ох как непросто. И почти все люди на земле предпочитают зажмуриться и бежать без оглядки. Если могут. А этот может, ему есть куда. Ведь правда — это всегда пиздец как страшно. Разве есть хоть какой-то призрачный шанс, что сейчас всё пойдёт по-другому? Как вообще можно надеяться, что этот худенький мальчик окажется супергероем и встретит эту свою правду лицом к лицу? Он и так добрый и умный. И красивый. И талантливый. И так в нём слишком много достоинств на каждый квадратный сантиметр. Бог, наверно, есть. Да не про нашу честь. — Ладно, пошутил я, — тихо сказал Уэйд. — не бери в голову.***
Питер поднял глаза от своего наброска и увидел, как на лице Уэйда отразилась адская смесь ошеломления, восторга, благодарности, и одновременно — страха верить своему счастью; и ещё отчаянья, и отчаянного желания верить. Это его потрясло. — А вот сейчас я не буду разряжать обстановку, — вполголоса, но твёрдо заявил Уэйд. Питер попытался осознать, что же он такого сказал? Вроде просто проговорился, что Уэйд ему нравится. Наверное, для Уэйда это не просто приятные слова? Тогда что? И что это для самого Питера? Вдруг он со всей ясностью понял, что эта боль в глазах Уэйда — его боль; и это счастье — его счастье. И ещё одно понял: что будет он видеть в этих глазах, то и будет у него в сердце. И тогда его страх поступить как-то неправильно, страх быть каким-то не таким отступил и стал несущественным. — Ладно, пошутил я. Не бери в голову, — сказал Уэйд потухшим голосом. Он со вздохом подтянул к себе колени и обнял их руками. Питер уронил блокнот и карандаш, сделал два шага к Уэйду, сел вплотную к нему, обнял рукой прямо за голую спину. — Нет, не пошутил. Это важно для тебя. И для меня тоже. Веришь? Уэйд поднял голову. — Быть не может, — пробормотал он. — Не может быть… Пит погладил его по руке. — Может, — ласково сказал он. — И у меня будет портрет? — Конечно, будет. Уэйд воспрял как пружинка: — А обнимашки? А чмоки? А свидание? Ну, хотя бы номер телефончика дай? — Э! Э! — отпрыгнул Пит. — Штаны сначала надень, потом поговорим! — велел он, пряча улыбку. — Здрасьте, тебе же нравились мои трусишки! Опять всю красоту в штаны прятать?!