***
Они не встретятся. Никогда. И хорошо. Он напишет много шуток о нем, снимет «Прожарку» и успокоится. А потом просто купит беруши, чтобы высыпаться после бессонных ночей за компьютером. Кто виноват, что у него чуткий сон и работать Даня предпочитает в полной тишине? Отлично, ни черта не полегчало. Еще и кошмар с участием этого смазливого педика приснился. Как раз в стиле его песенок и клипов – про любовь до гроба. Дане страшно. Он просыпается в холодном поту и смотрит в потолок. Сердце бьется в горле. Чувство, что он сходит с ума. Медленно, но верно. Хочется в холодный душ, сигарету, промозглого ветра и порядка в голове. Из перечисленного есть только холодный душ, потому что горячую воду снова отключили. И промозглый ветер – в Питере его всегда в избытке. Как этот Егор реагирует на откровенный стёб? «Не смешно», – пишет под видео на Ютубе. В Инстаграме на трансляциях вопросы об этом игнорирует. Даня умеет шутить, но в этот раз перегнул, он знает. И теперь затаился, выжидая. Словно капкан поставил. Но Криду «не смешно» и неинтересно. Подумаешь, блогер! У него контракт с приличной компанией, у него «крыша» и армия неполовозрелых поклонниц, таких как соседка Дани. Он – воплощение стабильности и надежности, как капитал в швейцарском банке. Даня – хаос и раздрай. У него на душе пиздец, а под глазами темные круги от частого сидения за компьютером. Он без толку звонит в дверь соседки, затем стучит. Но она ушла в мир романтичного Егора Крида настолько, что музыка готова разорвать барабанные перепонки. Даня переводит дыхание, прислоняясь лбом к железной двери. Надо подождать, когда закончится трек. Только бы не выбить плечом эту дверь. Потому что это настоящая пытка. Будто сам Крид стоит рядом и напевает ему на ухо. Его передергивает от бешенства. Не хватало еще начать видеть галлюцинации. И так свихнулся на ровном месте. Он и сам не знает ответов – что, как и почему. Девица в коротких шортиках и маечке распахивает дверь и непонимающе смотрит на него. – Трахнемся? – опираясь о косяк и подмигивая, спрашивает. Хотя ему плевать на нее, и пришел он лишь за тем, чтобы заткнулся этот светловолосый педик со своими невестами и будильниками. – Проходи, – гостеприимно распахивает дверь. Значит, одна. Виляя задницей, идет в комнату (неужели сейчас эта музыкальная пытка закончится?). Он сбрасывает тапки и идет за ней. Нет, она не собиралась выключать, только немного убавила звук. Ведь это так весело –трахаться под музыку любимого исполнителя. Можно фантазировать о несбыточном, так сказать, не отходя от кассы. – Тебе шестнадцать хотя бы уже есть? – деловито интересуется Даня, глядя, как она без стеснения забрасывает майку в дальний угол, обнажая весьма аппетитный бюст. – Мне девятнадцать, второй курс. – И непонятно – врет или правду говорит. Они сейчас на одно лицо, ухоженные и лощёные. Ей с легкостью можно дать как шестнадцать, так и тридцать. «Мне нравится, когда красавица мне улыбается…» Даня смотрит, как девушка стягивает с себя последний предмет одежды, и подходит к нему. Она не улыбается, она не красавица и ему не нравится. Поэтому без вариантов – минет. Что может быть лучше, чем минет под музыку ненавистного Крида? Как тут можно кончить вообще? Он думает, что у него и не встанет, но нет. Организму подавай секса. Даня закрывает глаза и опирается спиной об изголовье кровати. Пытается направлять девушку рукой, но она неплохо справляется, или это у него давно никого не было, кроме руки. Резко распахивает глаза. На стене висит постер с мокрой мечтой соседки, татуированным сладкоголосым мальчиком. Он в какой-то дырявой футболке, и смотрит, кажется, прямо Дане в глаза. Не убежать, не скрыться. Наизнанку. Ты ведь думал обо мне? Раздражался, бесился, но думал больше, чем следует? Она старательная девочка, знатно отсасывает под мою песню. А ты смотришь на меня и вот-вот кончишь. Тебе нравится это?.. Даня быстро отталкивает от себя «старательную девочку» и натягивает штаны. – Эй, ты чего? – вытирая губы, спрашивает. – Ничего, пойду. – Подожди, ты же трахнуться хотел… – Я чего зашел… – на пороге оборачивается, – музыку потише можешь слушать? Мешает. Я могу тебе наушники фирменные подарить. – Хорошо, – обалдело кивает и захлопывает дверь. Данила ерошит волосы и кусает губу до крови. Кажется, у него проблемы и снова виноват в этом… нет, имя его даже называть не хочется. Принцесска. Белоснежка с томным голосочком и слезливыми песенками вкупе с бородой – пропуском в женские трусики.***
Нет, не так. Плохо, что они не встретятся. Даня ощущает себя главным героем тупых песенок о любви. Будто Егор испытывает его терпение. У него паранойя, наверняка. К врачу? Или в Москву, чтобы встретиться с мечтой малолеток и лично респектнуть – кулаком в смазливую рожу. Он едет в Москву. Нет, не потому, что горит желанием подкараулить Крида в темном переулке. По делам. Он вообще парень деловой. В гостинице он не просыпается от песенок, которые, наверное, уже выучил наизусть. А от звонка будильника – у него сегодня съемка в каком-то шоу. И всё хорошо. Блять, неужели судьба такая сука? Именно там, за кулисами, он и встречает Крида. Он врывается в гримерку, вальяжно разваливается в кресле, даже не удосужившись поприветствовать присутствующих. Ну да, не царское это дело. – Ты кто? – внезапно задает вопрос, пока рядом с ним начинается суета – прическу поправить, грим нанести, спесь сбить (ой нет, этого, увы, никто делать не спешит). – Данила, – растерянно отвечает. – А вообще кто? – даже не глядя в его сторону интересуется, подставив лицо под порхание кисточек. – Стендап-комик, видеоблогер. – Серьезно? Вы че, размножаетесь почкованием, куда ни плюнь – одни блогеры. – Да нет, это твои пиздострадальные песенки из всех щелей. Так что это ты один везде, Стас Михайлов для девочек лет тринадцати, – не выдерживает Даня. Наконец-то небожитель смотрит на него, прищурившись, насмешливо. Типа вот ты какой, смельчак. – Кажется, что-то припоминаю. Это ведь ты снял ролик обо мне, где почти десять минут хуйню нёс с низкопробными шуточками. – Я, – соглашается, глядя на ровный профиль. – В каждой шутке есть доля шутки, согласен? – Момент с розой, мощно, хвалю, – игнорируя реплику, возвращается к образу высокомерного мудака. – Принял бы? – Чтобы засунуть тебе в задницу, причем весь миллион алых роз, с шипами, – Егор смотрит на себя в зеркало, а Даня на него. Их взгляды пересекаются, и у обоих внутри горит жажда нанести удар побольнее. Хоть он и хочет казаться равнодушным, Егора задели шутки этого рыжего недоразумения. Как его там, Данила? Даня хочет ответить, хлестко, жестко, с юмором. Но их милую беседу прерывают, объявляя, что до эфира осталось пять минут. Он поет, его, блять, пригласили спеть одну из хитовых песенок. А Даня старательно отводит взгляд, потому что даже за сотни километров его воротило от его рожи, а тут он стоит буквально в двух шагах. Да что ж такое-то? На эстраде полно фриков, безголосых пустышек и сладеньких мальчиков. Это же норма. Егор вписывается. Егор нравится многим. И это здорово… для него. А Дане плевать, должно быть, во всяком случае. У него своё поле деятельности, аудитория, интересы. И подъебывать попсового певца – интересно и хайпово, но тоже надоедает. Всё, с сегодняшнего дня никакого Крида – ни мыслей, ни песен, ни снов. А то реально страшно за эти навязчивые мысли. Они люди цивилизованные – хайп словили и разбежались. Ведь недаром ведущий так косо на Даню поглядывает, следит, как коршун, за реакцией, наследник Малахова, мать его. Скандалы, интриги, расследования. Словно ждёт, что Даня со слезами на глазах на всю страну заявит, что они с Егором сводные братья или не поделили одну девушку, ту самую из шоу «Холостяк». Какая сенсация, вот это улов! Когда эфир заканчивается, Даня продолжает прокручивать в голове эти мысли, и усмехается. Надо запустить такую утку у себя на канале. История в стиле «Пацанчики тоже плачут». О чём он думает? Идиотство. – Эй, как там тебя? Блогер! – когда он выходит из студии, сзади кто-то окликает его. И он даже знает этого «кого-то». И лучше бы ему сейчас с ним не говорить, потому что на душе полный раздрай. – Данила, да? – но Егор не отстает. – Да отъебись ты! – не выдерживает, оборачиваясь. И тут как в эпичной сцене из фильма начинает идти дождь. Тяжёлые капли падают на лицо, Даня натягивает капюшон и достает телефон, чтобы вызвать такси. Крид подходит к нему и усмехается, не обращая внимания на усиливающийся дождь. Даже не боится испортить свою прическу, принцесска. Просто стоит и пялится, пока Даня вызывает такси и недовольно косится в его сторону. Бесит, очень бесит. Само присутствие, само осознание, что где-то в огромной вселенной живет эта Белоснежка с татухами. – Чего? – Могу подвезти, если попросишь вежливо, – издевательски протягивает. – Ты, сука, издеваешься? – срывается, хватает его за шиворот, встряхивает и смотрит испепеляющим взглядом, кажется, его никто так мастерски не выводил из себя. На улицу высыпал народ, началась возня с зонтами и прощаниями. Дане пришлось оттолкнуть от себя Егора, а хотелось съездить-таки пару раз по усмехающейся роже. И чего ему вообще нужно? Неужели у звезды много свободного времени? – Не ломайся, хрен знает сколько такси ждать будешь. Поперечный не смотрит в его сторону, решив просто игнорировать. Крид пожимает плечами и уходит. Ну неужели?! Немного холодно, оделся он не совсем по погоде: толстовка, сверху бомбер. Противный мартовский дождь продолжает идти и скрыться от него негде – под козырьком уже набилось людей как сельдей в бочке. Придётся ждать такси под открытым небом. – Садись уже! – останавливается рядом черный внедорожник. И он садится. Потому что дождь не прекращается, а такси всё еще нет. Да и почему бы не добраться до гостиницы с комфортом? Уж как-нибудь общество Крида он потерпит, терпел же его песни с утра пораньше ежедневно. А тут всего-то полчаса в замкнутом пространстве. – Куда тебе? – интересуется Егор, сосредоточившись на дороге. Даня называет название гостиницы. Тот ничего не отвечает, и только тихо матерится, когда они стоят в пробке – время неудачное, как раз многие возвращаются домой после трудового дня. – Это надолго, – откидывается на спинку и вздыхает. – Ну заебись, – отзывается Даня, пытаясь нарыть в курточке пачку сигарет, но там только телефон и бумажник. Курит он нечасто, и обычно стреляет сигареты у кого-нибудь. А тем более не таскает с собой. И он прекрасно об этом знает, но продолжает упорно искать. – Сигареты есть? – после бессмысленных поисков, наконец, спрашивает. Егор поворачивает голову и внимательно смотрит на него, словно не понимает, о чём он вообще спрашивает. – Бросаю. Поперечный только хмыкает. Ему уже не хочется курить. Хочется выйти из машины, и, наплевав на непогоду (которая по сравнению с питерской – детский лепет), пойти до гостиницы пешком. – Кстати, кто тебе сказал, что ты шутить умеешь? Стендап-комик, серьёзно? – внезапно начинает разговор Егор, видимо, от скуки. – Тот же, кто сказал, что ты умеешь петь, – устало отбивает Даня. На остроты, язвительные реплики и прочее нет ни сил, ни желания. – Глупое сравнение. – Ты чего хочешь? Моего признания, публичного извинения или розу? Хитрый прищур и усмешка. Мурашки вдоль позвоночника и неуместная нервозность – Егор что-то задумал и вряд ли Дане это понравится. – Тебе не дала телка, потому что текла от меня, да? – приближает свое лицо к нему и смотрит внутрь, буравит взглядом мягкие ткани, чтобы добраться до сердцевины. Это больше, чем праздное любопытство – какой он, этот несуразный блогер с ЧСВ размером с Гренландию. Больше, чем кажется и меньше, чем можно. – Почему же, дала, но под твои песни, и теперь у меня психологическая травма. За что тебе огромное спасибо, – отвечает полуправду, нагло глядя на него в упор. Крид отодвигается и начинает смеяться. Как всё просто. Он-то надеялся, что история будет если не оригинальной, то занимательной. Дане душно, неуютно и тянет домой. В Питер. В свою квартиру и кровать. Можно даже со звуковым сопровождением этого мудака. Только не здесь, с ним. И уже не хочется разбить морду. Просто сбежать... А всё потому, что он подмечает детали: поворот головы, взмах ресниц, прищур, усмешка… Слишком много деталей. Когда цельная картинка – проще: есть шанс, что внутрь ничего не попадет. А тут картинка, будто специально, распадается на части, чтобы усвоиться лучше, прихлынуть с кровью в сердце.***
– Я зайду? – спрашивает, а сам уже выходит из машины и ставит ту на сигнализацию. Даня ничего не отвечает, просто молча заходит в просторный холл. И пока приветствует девушку на ресепшене, а потом направляется к лифтам, чувствует, что Егор смотрит на него и действительно собирается следовать за ним в номер. Это отчего-то пугает и совсем немного волнует. «Какой же ты идиот! Он теперь не просто постер в комнате у фанючки, который лишил тебя удовольствия от минета. Он, мать его, настоящий!» Что случится за дверью номера, не знает никто. Даже Егор, который выглядит уверенным и отстраненным, а на деле – просто поддался порыву. Испугался, что завтра всё будет как обычно. Никаких волнений, раздражителей в лице рыжего видеоблогера. Работа, творчество, череда случайных связей и поддержание имиджа крутого мачо. Быть глянцевым мальчиком непросто. Еще сложнее быть собой – несуразным и глупым Булаткиным, немного наивным и уязвимым. В каждой песне о любви есть он, пусть немного. Отношений было море, в основном мимолетных и ничего не значащих. И всё оборачивалось против него. Проще не верить, использовать друг друга. В первых песнях он частенько говорил об этом, а потом стало не модно, надо было вжиться в образ романтика. Даня захлопывает дверь и зажигает свет. Не обращая внимания на Егора, начинает переодеваться. Когда снимает толстовку, оглядывается через плечо. – Возьми в баре что-нибудь, выпьем. Егор не слушает. Он подходит ближе и обнимает его со спины. Даня дергается. – Всё-таки педик, да? – как-то обреченно произносит. – Нет, а ты? – выдыхает на ухо. Жар и холод. Даня отрицательно качает головой. Но никто не пытается отстраниться. Рука Егора гладит кожу на животе. Он шумно дышит куда-то в шею, ведь они почти одного роста. – Спеть свою песню, чтобы у тебя встал? – насмешливо тянет. – Пошел на хуй! – выбирается из кольца рук, смотрит озлобленно, затем хватает его за шею и притягивает к себе. – Никогда не пой при мне, понял? – шипит и целует. Яростно, торопливо, буквально терзает, проталкивая язык. Егор вначале просто принимает эту ярость, впитывает, словно выжидая, чтобы ответить не менее страстно. Целуются озлобленные, изголодавшиеся. Будто не виделись лет сто, а не встретились впервые несколько часов назад. Напиться бы теперь его дыханием, жаром тела и бешеным пульсом. Даня действительно рыжий, как солнце или апельсины, которые Егор, кстати, терпеть не может. И дело не в цвете волос или веснушках, он обжигающий и пламенный, а еще очень тёплый и по-своему нежный. Егор другой. У него татуировки на коже, а под кожей – струны, которые может разглядеть и сыграть на них только искусный музыкант. Даня не музыкант, он отчаянный, поэтому легонько задевает пальцами натянутые струны, чтобы на волю, как птица из клетки, вырвались аккорды. – Сумасшествие, – стонет Даня, когда Егор целует его в шею. Они ничего не знают: друг о друге, о себе, как оказалось, о том, что дальше. – Заткнись, комик, – на мгновение прерывается Крид, насмешливо глядя на него. – Или… уже гомик? – По-моему, из нас двоих ты больше на гомика подходишь. У вас с Тимати очень нежная дружба. – Пошел на хуй, – беззлобно отвечает, снимая с себя футболку. – Тебе привычнее. Это последнее, что связно произносят они. Начинается карусель. Кружатся комната, голова и сердце в причудливом танце. Рваное дыхание. Даня трогает чужое тело, изучает каждую татуировку, родинку, шрам. Под кожей у Егора звенят струны от каждого прикосновения. Ему нравится ладонь с короткими пальцами, немного шероховатая, но одновременно ласковая. Раньше его ласкали другие, много и часто, он уже привык принимать ласку как должное. Даня не боготворит, не касается с трепетом, он скользит рукой, иногда грубо мнет. Отдает столько, сколько берёт. Когда рука касается члена, Егор широко распахивает глаза, затаив дыхание. Вот сейчас слишком интимно, на грани. И к черту многолетний сексуальный опыт с подружками. С Даней впервые, да и с мужиком вообще. – Подожди, – останавливает его. Даня поднимает на него взгляд и усмехается. – Только не говори, что девственник и берег себя для той самой единственной, а я, гадкий извращенец, посягаю на святое. – Нет, просто… – потирает лицо руками, почему-то стыдно признаваться, что банально испугался. – Трахать я тебя не буду, так что можешь не зажиматься. – Ладно, – соглашается, буквально вверяя себя почти незнакомцу. Это просто новый опыт, ничего личного. Даня ему симпатичен, почему бы не попробовать? С ним тяжело пробовать. С ним надо упиваться, растягивать удовольствие, как смаковать марочное вино, раскладывая вкус на составные. Егору хорошо. Хорошо зарываться пальцами в рыжие волосы. Хорошо подстраиваться под движение чужой руки. Хорошо растворяться в этом удушливом наслаждении, которое дарит чужой язык на плоти. Он выдыхает «не могу!», потому что действительно не может. Скоро ему окончательно снесет башню, кажется, что он вот-вот достигнет горной вершины, а затем ухнет вниз, и не для того, чтобы разбиться, а чтобы пережить это восхитительное ощущение полёта. Разобьётся – плевать, зато полетает. И он парит, парит над землей, над пропастью, в которую стремительно летит в следующее мгновение. Даня сопровождает его полёт пристальным взглядом, от которого всё горит и плавится. Вниз, чтобы упасть с длинным стоном, разбившись, и, наконец, освободиться. Егор часто дышит и вглядывается в лицо Дани, когда тот нависает над ним и оставляет ленивые поцелуи на лице. Кажется, что он зацеловывает каждую черточку. Крид не хочет телячьих нежностей, они друг другу никто. И сегодняшнее событие этого не изменит. У него было много случайных связей, и наутро он забывал о страстной ночи. Ничего не оставалось ни в памяти, ни в сердце. Было и было. Возможно, многим было обидно, когда их выставляли за порог с притворной улыбкой. Но ему плевать. – Надеюсь, ты не нафантазировал себе что-то? Это даже трахом назвать нельзя, – решает расставить точки над «і» теперь подминая его под себя. Даня смеется, глядя ему в глаза: – Ты попутал меня со своими фанаточками, я не теку от твоих песенок о неземной любви. А знаешь, почему? Потому что знаю, что ты пиздишь. Ты воспринимаешь это иначе, – серьезно смотрит на него. – Что? – сиплым голосом спрашивает, зная ответ. – Любовь. Это не всегда ярко, страстно и романтично. Как в жизни, так и в любви есть взлёты и падения. Порой больно и страшно быть целиком в этом, – озвучивает его мысли Даня, вскрывая тайники души, один за другим. «Откуда ты знаешь? Как ты можешь знать?!!» – кричат его глаза, а слова застревают в горле. – Заткнись и наслаждайся! – наконец цедит, сжимая руку у него на шее, еще немного и тот задохнется. Захлебнётся своими правдивыми словами. Даня не боится этого, он смотрит понимающе и даже немного жалостливо. Последнее очень нервирует. Егор переходит к решительным действиям: не спеша раздевает его, опутывает прикосновениями вездесущих ладоней. Ласкает всё, что попадается на пути: терзает губы, прикусывает кожу на шее, лижет кадык, и спускается ниже, туда, где всё трепещет от ожидания ласки. И он дарит её, долгожданную, необходимую. Да и весь Даня сейчас как… нет, не воздух, а тёплое питерское солнце, капризное, непостоянное, но столь желанное. Егор неопытен, как и Даня, но этой ночью от неловкости и неуверенности первого минета напрочь сносит крышу. Это у них общее – право быть первооткрывателями друг у друга. Хотя бы в таких мелочах стирать грани и вызывать бурю.***
Утром снова солнце. За окном. Внутри уже питерский дождь и слякоть. Даня не знает почему и не хочет знать. Он просыпается один. Они легли поздно, и здесь дело не в упоительных ласках, а в разговорах. Разговорах буквально обо всем, что в голову взбредёт. Как игра – Даня начинал говорить о чём-то, а Егор подхватывал. Они спорили, делились впечатлениями и воспоминаниями, говорили о высоком, рассуждали о простом и понятном. Булаткин не был интеллектуалом, как впрочем, и Поперечный, но им было интересно общаться друг с другом и порой философствовать, находя в обыденном что-то вечное и нерушимое. Даня нашел-таки завалящую пачку сигарет, и они курили вдвоем у распахнутого окна. («А ты пиздел, что бросил».) Когда они сталкивались взглядами, замирали на мгновение, теряя нить беседы. А потом кто-то ловил эту ускользающую нить и тянул с силой на себя, чтобы рассеять неловкость. У обоих возникали мысли-вспышки о мягкости чужих губ и тепле дыхания. Один раз Даня даже потянулся к нему в порыве, но остановился, так и не столкнувшись с чужими губами. Одернул себя: к чему эти нежности? А утром проснулся в одиночестве. Со стойким ощущением, что ночь с Егором – не более чем сон. Но когда на вокзале телефон издает звук входящего сообщения, Даня хватает его с некой надеждой. А вдруг не сон? «А ты не такой уж еблан». Даня не выдержал и расхохотался, не обращая внимания на взгляды окружающих. «Это признание?» – быстро печатает в ответ, а потом забивает номер в контакты под именем «Смазливый уебан». «На следующей неделе я буду в Питере, пересечёмся?» – прилетает вдогонку, когда сапсан отправляется. «Нет». «Я же всё равно тебя достану».***
И он сдерживает обещание, этот певун, мать его. Даня снова слушает его песни через тонкие стены своей квартиры. Он выпускает новый сингл и действительно приезжает в Питер, чтобы дать здесь несколько концертов. Даня покупает билет через каких-то знакомых по двойной цене и вручает соседке, только бы она дала ему передышку и перестала крутить по кругу песни кумира. Егор пишет каждый день. Присылает глупые сообщения, а иногда записывает голосовые, чтобы добить Поперечного окончательно. – Уверен, что не хочешь встретиться? – Сегодня он даже не поленился набрать его! – Нет. – Чего ты ломаешься как целка, Поперечный? – Нахуя оно мне? – взвивается Данила. – Не усложняй. Думал, с тобой проще будет. – Подрочили – разбежались, что не так? Или ты хотел зайти дальше? Фантазии не дают спать по ночам? – Я бы не сказал, что все ограничилось простой дрочкой, – ехидно замечает. – Окей, тебе нужен повод? Ты прикольный чувак, могли бы пивка попить и пообщаться. – Хорошо, – вздыхает Даня, потирая глаза. Как же его заебал этот Крид. Он везде, и даже в Дане его слишком много. В Питере весеннее солнце. После концерта пробраться сквозь толпу не так-то просто, но у него пропуск за кулисы. Даня ждет Егора в гримерке, небольшой душной комнатушке. Здесь уже расставлены цветы, видимо, которые успели подарить поклонницы. А после раздачи автографов, подарков будет еще больше. Крид заходит в гримерку с охапкой роз, увешанный пакетами. Кто-то из персонала суетится рядом, расставляя цветы в вазы и складывая подарки. Егор словно и не замечает присутствия Дани. Когда суета стихает, и они остаются вдвоём, наконец, поворачивается и протягивает… розу. – Привет, рад, что ты пришел, – он отчего-то смущён и совсем растерял свой обычный пафос и лоск. Интересно, он после концерта всегда такой… Растрепанный, уставший, но вместе с тем… уютный, что ли. – Убери эту хуету, я тебя прошу. Шутку оценил, – сглатывает Даня, ощущая, как в груди щемит сердце. Он ловит растерянный взгляд. И до того как Егор успевает надеть привычную маску засранца, подается вперед и обнимает его, не обращая внимания на эту дурацкую розу, которую тот держит в руке, как человек, висящий над пропастью, конец веревки. …Падай, идиот! Падай со мной, немного полетаем.