Знать, что вы есть, Хэнк

Конор отворил дверь лёгким уверенным толчком, как уже делал много раз. Независимо от критичности ситуации, программа делала своё дело слаженно и исправно. Он стандартно просканировал окружение и отыскал Хэнка, стоящего у другого конца барной стойки, задумчивого и удручённого. - Лейтенант, я надеялся найти вас дома, чтобы обсудить с вами отчёт, ещё до утреннего собрания, - Конор действовал дружелюбно, но немного беспардонно, на что Андерсон тотчас смерил его густым неприязненным взглядом. - Сколько раз я просил называть меня «Хэнк»? – картинно произнёс он и сделал ещё один уверенный глоток. - Скотт, повтори двойную. - Пятнадцать раз, лейтенант, то есть, мистер Хэнк. - Какой я тебе к чёрту мистер?! Андерсон резко махнул рукой в сторону Конора, но тот ловко увернулся и сложил руки за спиной. Он всегда был безупречен в своих движениях. - Я действую исключительно из соображений вашей безопасности, лейтенант, - всё так же добродушно улыбаясь, произнёс андроид, после чего добавил: - и моей. - Тебе-то какое дело до моей безопасности? – фыркнул Хэнк. - Ты стрелять, почему-то, передумал, а я, дурак, последовал твоему примеру. В итоге мы предпочли пялиться на этих девах, как бараны на новые ворота, - Хэнк говорил грубо и почти не смотрел в сторону напарника. – Завтра скажешь начальству, что они напали на меня, а ты поставил мою жизнь ценнее жизни этих проституток. В чём я очень сомневаюсь. Лейтенант Андерсон выпил явно не один стакан и его язык начинал заплетаться, а движения становились сонными и ленивыми. Сам Хэнк выглядел так, как будто не спал две ночи подряд и не появлялся дома неделю. Запах от него доносился соответствующий. Признаки продолжительной депрессии, медленного саморазрушения и нелюбви к себе. - Вас что-то беспокоит, Хэнк? – Конор пристально посмотрел на товарища, и на его лице отразилось едва заметное волнение. Он ничего не чувствовал, разумеется. Программа в его голове работала по алгоритмам и выводила на внешние действия наиболее уместные признаки сочувствия, как, например: приподнятые уголки бровей, поджатые губы, внимательный взгляд, сосредоточенный дольше обычного… Всё, чтобы быть похожим на человека и не быть противным людям. Программа очеловечивала его, хотя сам он не имел ни малейшего представления о том, что же такое чувствовать. Он лишь был убеждён, что сейчас уместно делать именно такое выражение лица. Хэнк повернулся к нему, пару секунд подумал, а потом произнёс: - Как андроиды могут чувствовать любовь? У них же не бывает повышения кровяного давления, не бывает мурашек по телу, вдохновения, страсти, не бывает выброса адреналина и эндорфинов, окситоцина и прочих сгормонов привязанности, у них даже эрекции как таковой не бывает, чёрт тебя побери. Вот как андроиды занимаются любовью друг с другом, чтобы выразить эту самую любовь? У меня в голове не укладывается. Похоже, ситуация с двумя девушками у клуба заставила его о многом задуматься и в чём-то пошатнула уже имеющиеся представления об андроидах. Диод на виске Конора сменился с синего на жёлтый и обратно. - Девианты не чувствуют, мистер Андерсон. Их эмоции – это подражание, не более. В программе каждого андроида прописан полный спектр человеческих эмоций, которые тот распознаёт и оценивает с точки зрения вероятностей уместности, их причинно-следственные связи возникновения, перехода и угасания, - на основании чего тот принимает решение о дальнейших действиях. Девиация – это вирус, который нарушает данный блок информации, создавая у андроида представление, что человек, которого он оценивает, - это он сам. Человеческие эмоции – это длинная лестница эволюционного развития. Они имеют множество несовершенств. Их существование обусловлено биологической природой человека. Конор сделал пару шагов в сторону, щёлкнул пальцами и ловко поймал перевернувшуюся в воздухе монетку. - Разве вам не хотелось ничего не чувствовать, лейтенант? – поинтересовался он. - Чистое сознание и ничего больше. Может, отсутствие чувств – это новая ступень эволюции, как думаете? – Конор подошёл ближе к стойке, сложил вместе два пальца, опустил их в стакан с янтарной жидкостью, после чего поднёс к языку. – Ещё один стакан, Хэнк, и мне придётся нести вас домой. Седовласый, но ещё не совсем старый Хэнк всё это время не отрывал взгляда от андроида. Внутри него всё боролось и сопротивлялось. Он не единожды видел, как пластиковая кукла совершает абсолютно человеческие действия, простимулированные совсем не программным кодом. Или ему только так казалось? Конечно же, он хотел бы ничего не чувствовать, иначе бы не сидел под утро в баре, прекрасно зная, что опоздает на работу часов на пять. Он не мог понять, как можно любить разумом, а не сердцем, как можно при этом ничего не чувствовать. Ведь он – Хэнк - целый сгусток чувств к абсолютно всему, включая этого приставучего андроида рядом с ним. Хэнк тяжело вздохнул и поморщился. - Почему ты не выстрелил в этих девушек? – спросил он. - Как поживает твой программный сбой, Конор? - Мне не грозит программный сбой, Хэнк, я знаю о нём всё, чтобы вовремя и оперативно противодействовать. - Но всё же у тебя есть эти самые «чувства»? - Вы так хотите, лейтенант, чтобы у меня были чувства? Андерсон пьяно хмыкнул, отвернулся и упёрся лицом в ладонь. Сложившаяся ситуация стала его утомлять. Ему захотелось вернуться домой. Через полчаса Конор чуть хлопнул дверью, оставив Хэнка наедине со своими мыслями. Андерсон всеми правдами и неправдами загонял себя в постель, хотя бы на несколько часов, но уснуть так и не смог. Он знал, что чувствует. Что чувство это наполняло его до самых краёв сознания: он любил Конора. Как друга, как сына, как человека, как андроида. Он знал, что андроиды не чувствуют, но не желал этому верить. Ему хотелось, чтобы Конор ощущал к нему тот же подъём эмоций, весь этот физиологический спектр, а не банальную интеллектуальную привязанность, основанную на условностях и служении хозяину. Его восхищало это бесконечно умное создание, так похожее на сверхчеловека и такое притворно человечное. И одновременно угнетало до привычных глубин депрессии. Хэнк хотел напиться настолько, чтобы больше не проснуться, и всё же не мог. Им двигала надежда, недоступная рациональному механизму. Он думал и о том, что всё это глупости. Проклинал, что ко всем его проблемам добавилась ещё одна. Ведь он был нелюдим, ненавидел каждого человека и каждого андроида в этом мире. И в то же время ненавидел ненависть, и всё время задавал кому-то неизвестному вопрос: «за что?». Тем временем в приёмнике играло грустное кантри, по комнате разливалась сладкая грусть меланхолии, в которой хотелось утонуть. And it'll be one lone night Should I keep drinking 'til the morning light? Should I settle down just to get my head right? Or should I drive... And it'll be one lone night Should I buy a ticket for a midnight flight? Or should I end it all on this here knife? Oh, should I? *** Прошло пару дней. Конор сидел в кабинете в полной тишине и темноте. Ему не нужен был свет и звуки. В его чертогах разума анализировались сотни информационных данных. Конор размышлял о том, что именно заблокировало его действия, когда он собирался убить девушек-девиантов. Наиболее очевидным ответом было то, что его программный код содержал запрет на причинение ущерба человеческому выражению любви. И где-то по системе вероятностей алгоритм решил, что ценность отношений андроидов равна человеческой любви. Ведь его системному коду не известно понятие «любовь адроидов друг к другу». Поскольку Конор никогда не любил и не привязывался, и верен был лишь своему заданию, данная ситуация вызывала в нём множество конфликтующих вопросов, которые его сознание, за неимением ответов, постоянно обходило, оставляя ещё большее количество недоразумений. - Андроид может убедить себя, что любит кого-то, но как может быть такое, что два андроида убедили себя, что любят друг друга? – Конор внутри чертогов разума показательно усмехнулся. Не было смысла подключать к обсуждению данной темы Аманду. Он думал обо всей этой ситуации несколько часов, пока его сознание не вытянуло на поверхность цепь вопросов, связанных с Хэнком Андерсеном. Знакомы они были от силы неделю и уже успели привыкнуть друг к другу. Файловая память Конора пополнилась десятками тестов, на которые он проверил лейтенанта Хэнка Андерсона. Суицидник-меланхолик, склонный к депрессии, алкоголик, безответственный сотрудник с кучей дисциплинарных взысканий. Преданный, решительный, умный, невероятно опытный, потрёпанный жизнью, чувствительный, искренний человек. Столько оттенков. Смотря с какой стороны поглядеть. Среди всех этих словосочетаний Конор внезапно обнаружил, что отдаёт предпочтение словам с положительной эмоциональной окраской. - Был ли этот человек хоть когда-нибудь по-настоящему счастлив? – подумал Конор. И хотя в его голове тут же выстроились графики вероятностей на основе имеющейся информации, Конор демонстративно проигнорировал их. Андроид задумался о том, что же в его программе всё-таки отвечает за отправную точку идей и направлений мыслей, что же является его внутренней волей по сути. Он попытался составить о себе личностный портрет и понял, что не сможет этого сделать. Поскольку музыку он мог оценить не с точки зрения того, прекрасна ли она и доводит ли его до экстаза, а с точки зрения музыкальной теории, картины мог оценить только с точки зрения сочетания цветов и перспективы, а отношения людей с точки зрения научных достижений в соответствующих областях. «Нелогично позволять эмоциям охватывать себя и влиять на решения. Это может нанести серьёзный вред», - сказал себе Конор, и ему стало интересно, что же испытывают люди, когда наслаждаются чем-то прекрасным или когда любят настолько, что рискуют ради этого своей жизнью. Внезапно в его сознании ярко обрисовалась ветка, что он должен навестить Хэнка Андерсона. Причём, не ради решения какого-то вопроса или очередного задания, - ведь они попрощались в участке всего несколько часов назад, - а просто потому, что ему странно захотелось увидеть этого седовласого мужчину именно сейчас и убедиться, что тот просто существует в этом мире. - Какая интересная причина для визита, Конор! – усмехнулся про себя андроид, - Удостовериться, что человек существует в это мире. Он встал, деловито поправил галстук, проверил себя на ещё один тест на системный сбой, убедился, что отметка ещё не дошла до состояния «критично», и отправился на ближайшую автобусную остановку для андроидов. Дело близилось к полуночи. *** В этот раз ему почему-то не захотелось стучать в дверь. Конор тихо обошёл запущенную рассаду, перелез через кусты и незаметно подошёл к заднему окну, которое вело на кухню. В комнате горел свет, и едва Конор успел поднять свою голову выше, прозвучал до боли неприятный хлопок. Миллион и одна мысль пронеслись в голове у Конора, вызывая непреодолимую перегрузку. Он ясно помнил, как Хэнк рассказывал ему про «русскую рулетку», про то, что ему «мало духу, чтобы покончить с собой раз и навсегда». Он испугался, что опоздал, но потом до него дошло, что звук был от холостого выстрела, и какое-то чудо спасло Хэнка в эту ночь от такой глупой гибели. «Странные люди: доверяют вопрос своих жизни и смерти пустому случаю!». Затем Конор почему-то начал думать о смерти и о том, что же это такое. Он представил, что Хэнка нет нигде в этом мире, и что-то у него в голове обрисовало это как «возмутительно неправильное». Конору стало неприятно из-за того, что программа подкидывала ему одну за другой идеи о потере смысла существования и обесценивала все остальные смыслы, заложенные в ней. Он перебрал в голове тысячу способов предотвращения ситуаций, похожих на эту. Им сейчас руководила крайняя воля, имя которой было «желание». И всё же это были не эмоции. А чистое стремление во всём его стремительном порыве. Он не выдержал и разбил окно, кубарем вкатившись в комнату. Залаяла собака, послышалась ругань Хэнка, расплескался алкоголь, стол перевернулся, а пистолет с грохотом упал на пол. Сильные руки схватили андроида и подняли с пола, а затем крепко прижали к груди. - Хэнк, я рад, что вы живы. От Хэнка пахнуло алкоголем, сигаретами и терпким парфюмом. Он всё ещё был в рабочей рубахе, с надетым поверх неё халатом. Он отстранился и ищуще заглянул в глаза Конора. - Ты ведь кинулся меня спасать не потому, что я тебе важен, а потому что у тебя так в программе прописано? – недовольно пробурчал он. – Если так, то проваливай отсюда. Хватка ослабла. Конор выпрямился и грустно улыбнулся. - Я пришёл удостовериться, что вы есть и что с вами всё в порядке. А вы напугали меня, потому что я предположил, что вы погибли и что вас больше не будет в этом мире. - Да что ты знаешь о смерти?! Смерть тебе не грозит, Конор, ты же программа. Тебя перезапишут. А если и грозит, то для тебя это просто конец существования, ничто. Собственно, для меня, наверное, тоже. Он поднял с пола стакан, выплеснул остатки содержимого в раковину и налил ещё виски. - Хотите провести философскую беседу, лейтенант? – Конор перевернул стол на место и сел за него. – Я даже выпью с вами, если вы, конечно же, не против столь бессмысленной растраты алкоголя. - Для подобных бесед мне подойдёт чувствующий человек, который способен понимать меня, поскольку сам пережил то же самое. Мне не нужен кусок пластика с завода. Всё равно, что со стенкой разговаривать. Он резко развернулся, сложил руки на груди и уставился в окно. По его щеке скользнула предательская слеза, которую он попытался скрыть, но Конор всё равно успел её заметить. Резкими движениями андроид пересёк расстояние между ними, развернул Андерсона к себе, схватил за грудки и приблизился к лицу. Диод на его виске отчаянно замигал красным. - Я не дам вам убить себя, Хэнк, потому что вы важны мне, чёрт вас побери! Я не вижу смысла своего существования без вас, вернее, все другие смыслы ничто по сравнению с вашей жизнью. Я хочу знать, что вы есть, что я могу вас слышать, видеть, вести с вами беседы, воспринимать ваши; радость, горе, ваши удачи и неудачи, - разделять с вами ваше существование! Это моя воля! Я хочу этого! Если вам будет так проще: я люблю вас! Повисла неловкая тишина. Андроида трясло от перегрузки. Хэнк аккуратно поднял руку и прикоснулся к его щеке. Вопреки всем ожиданиям, она не полыхала. Она была прохладной и плотной. Не как у людей. Конор не умел краснеть, его температура не поднималась. Но всё равно этот пластиковый андроид казался ему сейчас живее всех живых на этом свете. По щеке Хэнка пробежала ещё одна слеза. Ему до боли захотелось узнать, какие на ощупь губы у этого мальчика. И он осторожно приблизился к ним. Конор ожидал, что этот момент настанет. Его модель не принадлежала к тем, что используют для ублажения, но он хотел доставить Хэнку удовольствие, а потому поддался. Они соприкоснулись в грубом поцелуе. Хэнк властно сдвинул его с места и упёр в стену. Андерсон боялся исследовать тело андроида. Он жарко налёг на него, обвив руки за спиной. Конор нежно поглаживал его по груди. Они сползли на пол. Хэнк тяжело дышал. Он прекратил целовать Конора, а лишь сильнее прижался к нему своим телом. Андроид положил подбородок на седые волосы и прикрыл глаза. В этом моменте на них была сосредоточена вечность. И пусть Конору не было нужно касаться этого человека, чтобы проявлять свою любовь к нему, и не было нужно получать касания в ответ, он хотел этого, потому что так нужно было Хэнку. - Я хочу всегда быть с тобой, Хэнк, - сказал он, - помогать тебе, оберегать тебя, довести тебя до конца твоего жизненного пути. Хочу, чтобы ты больше не чувствовал себя одиноким и не стремился оборвать своё существование. Лейтенант так долго не говорил ничего личного. Тем более на слова подобной эмоциональной окраски. Он лёг на колени андроида, позволив последнему гладить себя за волосы, и тихонько прикрыл глаза. Он не знал, что сказать. Чем и кому он обязан такой удачей, что не погиб в эту ночь, а ещё и нашёл близкого друга. - Я люблю тебя, Конор, - тихо сказал он.