Nitesky - Koch If you let my soul out You let my soul out You let my soul out It will come right back to you
Осень бьет по людям сильнее, чем им на самом деле кажется. Яркая, красочная пора, с кружащимися на ветру золотистыми листьями и дожди, смывающие тоску с серого асфальта городских улиц, не приносят чувство освобождения и легкости. В такие моменты люди наоборот ощущают себя отрешенно, когда чуть прохладный ветер забирается под колючий шарф, но не так, чтобы холодно — терпимо, глубже уходят в свои мысли и думают: той ли дорогой они пошли. И дело не в смене маршрута по пути к дому из круглосуточного супермаркета с пачкой сигарет в кармане и бутылкой «для успокоения нервов» в пакете, ведь они все равно возвращаются в одно и то же место. Дело в жизненной прерогативе и планах на некогда большое, сияющее будущее, что этой самой хмурой осенью кажутся до печали несбыточными. У Сокджина четвертый курс медицинского университета, кофе, вместо крови циркулирующей по венам, недостаток сна, уже привычная головная боль и одни сплошные зачеты, которые не оставляют времени на что-то приятное вроде девушек и клубов. Да что там — клубы и девушки, он даже сериал досмотреть не может, потому что слишком загружен и обременен домашней работой и очередной подготовкой. И когда он загадывал желание на падающую звезду, виднеющуюся с окна балкона, убивая себя очередной никотиновой палочкой, мечтая о том, чтобы у него хоть кто-то появился, он никак не думал, что этим кем-то будет мальчишка, привязавшийся словно дворовый пёс, ищущий тепла и ласки хозяина. Мальчишка больше похож на щенка, который, совсем неудивительно, учится в том же универе, что и Сокджин, и каждый вторник и пятницу приходит к его подъезду, чтобы поговорить. И не то чтобы Сокджин любил разговоры, он интроверт по самое не могу и людям открывается крайне неохотно, но собеседник и не ждёт ответов, он сделает и скажет все сам. — Ты мне нравишься, — говорит однажды, а Сокджин думает, что тот ненормальный, потому что так не делается. «Ким Тэхен» — читает он следующим днем на доске почета, где висит красивая фотография второкурсника, одетого в обычный пиджак, но при этом выглядящего превосходно, потому что толпы девочек его именно таким и находят. И не то чтобы Тэхен не успел уже десять с лишним раз напомнить свое имя. — Мне это неинтересно, — отвечает холодно ему в тот день Сокджин, проходит к подъезду, чтобы открыть дверь, но в последний момент развернуться и добавить, — и не приходи сюда больше. Дверь скрипит, после очередного тяжелого дня в голове немного гудит, а на утро среды Тэхен все так же сидит на лавочке возле подъезда, потому что он совсем не обиделся и потому что хочет пройтись вместе с хёном. Хёну плевать, он идёт своей дорогой, уверенный в своём каменном сердце и чувственной непоколебимости. Но незаметно для самого себя привязывается в этот хмурый день с холодным ветром и не греющим солнцем к щенку и его монологам еще больше. — Может… попробуем? — с надеждой в глазах говорит мальчишка, перекатываясь с пятки на носок и сдирая заусенцы с изящных пальцев, пряча их в карманах прохудившейся куртки. Они вновь стоят возле подъезда Сокджина, потому что младший уж слишком хотел его проводить. Его даже не волнует тот факт, что пришлось прождать полтора часа, прежде чем закончится последняя на сегодня пара старшего. И вообще: — Я хотел позвать тебя на свидание. Погодка, конечно, так себе, но, знаешь, мы могли бы пойти в кафе, выпить кофе или просто поговорить. Все, что ты захочешь, только скажи, и я сделаю. Не бывает такой преданности, подумал тогда старший. Даже с таким блеском в глазах и смущением в голосе. Поэтому он и выдаёт очередную, уже ставшую постоянной в его лексиконе фразу, тем более, раз уж младший сам его попросил: — Иди домой. Тэхен уходит. У Тэхена дом наверняка есть, и родители есть, и, возможно, какая-то младшая сестренка, с которой он веселится по вечерам, а по выходным ходит в парк. И куртка должна быть более теплая и вкусная мамина стряпня, чтобы даже сквозь одежду не было видно такой его чересчур аристократичной худобы. Но думать об этом некогда, у Сокджина завтра очень важный проект и его чертова защита, из-за чего снова приходится вернуться в свой мир и с прокуренными занавесками квартиру. Если к чему-то привыкнуть, то бросить это бывает как никогда сложно. В такие моменты думаешь, что лучше бы не начинал вовсе или любимое «завяжу с понедельника». Понедельники проходят один за одним, оставляя о себе лишь неприятный привкус кофе на языке, а из завязанного получаются только шнурки на кроссовках какого-то мужчины, бегущего мимо твоего дома в шесть тридцать утра, когда ты только открыл глаза и давишься своим быстрорастворимым кофе с двумя кубиками рафинированного. Разница лишь в одном: он начал, а ты так и не собрал волю в кулак, и не закончил. Привычки необходимо искоренять, пока они плотно не засели в тебе и не стали твоей частью, не оставляя шанса их покинуть, а начинать что-то так, чтобы уже не было желания заканчивать, сдаваясь без боя. Бегать по утрам Сокджин так и не начал, а Тэхен с ним будто закончил. Неделю назад, во вторник, возвращаясь домой после тяжелых пар Сокджин был готов ко всему. И к широким улыбкам, и к яркому блеску глаз, освещающим его никчемную жизнь, даже к небольшому разговору, состоящему из одних монологов. Но все, что получил — пустое ничего. Лавочка одиноко стоит, а холодное дерево сиденья, пропитанное краской и студеным ветром окончания сентября, говорит о том, что здесь давно уже никто не останавливался. Привычка разделять с кем-то одиночество даёт о себе знать неприятной болью под сердцем. Сокджин в тот день впервые задерживается возле подъезда и ждет. Забавно, что они как-то слишком резко поменялись ролями. В театрах чувства показные, но Сокджину кажется, что у него они почему-то настоящие, потому что поддельные так сильно не зудят. Тэхен не приходит не только в тот вторник, но еще и в пятницу, а затем и в следующий вторник, и во вторник через него. В институте они не пересекаются, а осень все сильнее обволакивает своим покрывалом, отдавая вместо теплоты хандру и сменяя дождливые дни на более длинные ночи. Сокджин, возвращаясь из круглосуточного супермаркета с пачкой сигарет, выкидывает еще нераспечатанную в урну, подумав о том, что свернул он не туда еще очень давно и очень конкретно. Промозглыми вечерами, когда один после тяжелого дня возвращаешься домой, где тебя неизменно каждый вечер никто не ждет, больше всего хочется утонуть в чьих-то объятиях и теплой улыбке. Найти в этом человеке то самое родное, что ты по праву можешь назвать своим, потому что ты — такой же. Потому что одиночество — это не то, что едят на завтрак с улыбками и пожеланиями доброго утра. Это серое, хмурое, всепоглощающее чувство полной ненужности и бесконечной тоски, которая, если с ней не бороться, сожрет тебя целиком и полностью, даже не оставив шанса на спасение. Когда отметка термометра опускается с каждым днем все ниже, а колючий октябрь бьет своей стужей неожиданно отчаянно, напоминая, что вы — не друзья, Сокджин впервые и за долгое время начинает разговор первым: — Замерзнешь. Легко и просто. Мир не развалился, океаны не разлились, а планеты все ещё вращаются по эллипсу, показывая своей величественностью о том, что ты — человек, и маленькому тебе тоже свойственны чувства. Ответом служит немного блеклая улыбка с красным носом, свидетельствующая о том, что Сокджин опоздал. Руки в карманах, а шея, вжатая в плечи, выдают парнишку тем, что он нещадно продрог. Сокджин подходит ближе к лавочке и делает самый милый в данной ситуации жест из всевозможных: он разматывает свой огромный мягкий шарф и завязывает его вокруг шеи Тэхена, случайно передавая все своё тепло. Мальчишка ошарашено смотрит, в его глазах Сокджин видит что-то смутно напоминающее благодарность и по-детски невинную радость, зарождающихся где-то в глубине карих омутов, которым уступает шок. — Но я пока не готов, — добавляет уже серьезно, проходя мимо к двери подъезда, вводя немеющими пальцами код: октябрь не даёт о себе забывать, — иди домой, — останавливается, уже шагнув одной ногой в подъезд. Это не обычное его «иди домой», содержащие в себе безразличие и нервозность одновременно. Люди зовут это заботой. — Я не хочу, чтобы ты заболел. Тяжёлая дверь захлопывается, а мальчик широко улыбается, пряча вымученную улыбку в необъятном шарфе, вдыхая его аромат, и думая о том, что это самое приятное, что он когда-либо слышал в свой адрес. Даже легкая куртка в середине октября, выматывающая подработка и пьяный отец, ждущий дома (если это место вообще можно таковым назвать) не перебивают приятного теплого огонька в мальчиковом сердечке. — Пришел вернуть, — Тэхен тянет руку, с аккуратно сложенным в ней огромным шарфом, натыкаясь на агрессивный, чуть разъяренный взгляд таких любимых глаз напротив. — Какого черта ты ничего не рассказал? — его руку безжалостно отпихивают от себя, не давая вставить и слова в свое оправдание. Хотя Тэхен ему и никаких оправданий не должен, он вообще ему ничего не должен, а за украденное случайно сердце он ответственность не брал, глупый ты Сокджин. — Почему не сказал, что устроился на эту бредовую подработку? Не сказал, что у тебя две недели была высокая температура, и что у тебя в семье какие-то проблемы? Не сказал, что он измывался над тобой, и что тебе по сути даже некуда было пойти, кроме своего друга. И, в конце концов, почему я узнаю все это именно от него, а нет от тебя? Почему, Тэхен?! Ну же, не молчи! Люди не созданы для того, чтобы обижать друг друга. Люди нуждаются друг в друге по причине того, что они нужны друг другу в самых трудных жизненных ситуациях. Им нужна поддержка и понимание, когда, кажется, целый мир настроен против них. Жаль, что Сокджин понимает это слишком поздно. — Эм, я… — ошарашенный, мальчишка был не в силах выдавить из себя и слова. Это не тот момент, когда маленького ребенка ругают за какую-то мелкую, свойственную всем детям проказу. Это даже не из того разряда, когда на работе отчитывает начальник за невыполненный отчет или ошибку в графиках. Потому что это намного хуже, это в сто раз больнее и в тысячу раз более удушающе. Груз висит такой, что дыхание спирает, а под тяжестью рыданий плечи начинают содрогаться. — Прости, я не должен был, — Сокджин шепчет едва слышно и обнимает так крепко, чтобы мальчик почувствовал наконец то тепло и заботу, которых ему категорически недоставало на протяжении многих лет. Он подставляет свое плечо, разрешая мальчишке оставлять там свои горячие отчаянные слезы, и впервые в жизни позволяет кому-то так близко подобраться к нему. И речь вовсе не о тактильном контакте. — Идем домой? Дом — это не там, где Тэхен привык получать извечные побои, а потом как ни в чем не бывало улыбаться всем в институте своей коронной улыбкой и скрывать синяки за тканью кофт на парах физической культуры. Не там, где нечего съесть и приходится идти на подработки, чтобы заработать себе на теплое пальто, чтобы не мерзнуть хотя бы на период осени, на пару месяцев оттягивая покупку чего-то потеплее на зиму. И, наконец, не там, откуда хочется сбежать, а там, куда хочется поскорее вернуться, окунуться в домашнее тепло и уют, смотря с кем-то неинтересные программы по телевизору. Ведь они совсем не важны, так, играют скорее на фоне, гораздо важнее только разговоры и просто нахождение кого-то любимого рядом. И Тэхен впервые за долгое время, переступая порог незнакомой ему квартиры, попадает домой.jinsang - smile from u. Make a smile for me Lately I've been so lonely A smile from you Might make these blues go away Stay awhile with me
Открывая глаза в воскресенье морозного января, Сокджин уверен, что обрёл свой путь. Пусть даже он собьётся с него тысячу раз, но вместе они найдут верную дорогу, преодолевая все трудности и преграды. Потому что вместе с кем-то идти намного проще, чем одному. — Хей, малыш, — шепчет он тихонечко, уже ругая себя за то, что тревожит сон младшего в столь ранний час, — проснись. Тэхен лежит у него под боком, свернувшись калачиком и тихо-мирно посапывает. За окном морозный воздух разукрашивает на окнах красивыми узорами картины, а солнце обманчиво близко пытается безрезультатно согреть спешащих по своим делам прохожих. И если Сокджин будет получать такое утро каждый день, то он готов пожертвовать всем, что у него есть. Ради того, кто у него теперь есть. Под боком слышится чуть хрипловатый голос, свидетельствующий о пробуждении совсем еще юного мальчишки, который своей обычной ежедневной фразой вызывает в душе самые теплые чувства, согревающие такой холодной зимой. Сокджин готов поклясться, что он сейчас улыбается. Оказывается, гораздо легче строить вновь, чем перестраивать старое. — Доброе утро, хен.