13 причин почему...

13 причин почему... Джеймсу никак не удавалось сосредоточиться на уроке истории. Даты, которыми преподаватель щедро пересыпал довольно-таки скучное повествование, ускользали от него. В тетради на девственно чистом листе гордо красовалось сегодняшнее число и какие-то каракули в уголке, которые подросток в задумчивости выводил с самого начала занятия. Его взгляд то и дело возвращался к пустой парте в соседнем ряду, а мысли - к дню, когда он видел Стива. Тот по обыкновению одетый теплее, чем нужно, в одиночестве ел сэндвич на скамейке во дворе школы. В обеденное время тут всегда было шумно: игроки баскетбольной команды устраивали шутливые сражения за мяч, болельщицы восторженно кричали, наблюдая за этим действом. Задроты кучковались за столами у самого забора, где в них точно ничего не прилетит. Джеймсу они напоминали стайку мелких рыбешек в огромном океане под названием "школа". Вместе они смогут дать отпор даже отъявленному хулигану, а вот поодиночке пропадут, будут сожраны большими рыбами. Себя подросток относил к категории середнячков. Он не влезал в драки, если того не требовали обстоятельства, но за себя постоять мог. Спорт его не прельщал, а вот музыка - это была настоящая страсть. И потому первое, что он сделал, попав в новую школу, это записался в оркестр. С гитарой в руках он чувствовал себя другим человеком. Их руководитель был довольно свободных взглядов, и потому на репетициях хватало времени и на проверенные временем вещи, не вызывающие нареканий у директора, и на импровизации. Иногда, войдя во вкус, их оркестр играл до самого вечера, пока уборщик не выдворял их из кабинета. Странно, но среди таких же музыкантов, Джеймс не смог найти себя друзей. Хотя надо быть откровенным, он не особо и старался. Просто не видел в этом необходимости. Отец Барнса был военным, и потому семья нигде не задерживалась надолго. Джеймс помнил, что в один "прекрасный" год ему пришлось сменить 4 школы. Так о каких друзьях может идти речь? В этом городе и в этом учебном заведении подросток торчал уже два долгих года и подспудно ожидал, что скоро придется опять все начинать сначала. Возвращаясь к Стиву. Худощавый, улыбчивый, неисправимый оптимист, в последнее время он выглядел задумчивым, притихшим. Это было не похоже на того Стива Роджерса, которого он знал. В тот день Джеймс видел Стива в последний раз. Спасительный звонок вырвал Джеймса из тягостных раздумий. Сегодня у него была смена в кинотеатре. Закинув учебники в шкафчик, Барнс сел на велосипед и, не спеша, поехал на работу. Кинотеатр, в который ему удалось устроиться после переезда, был вторым местом, где он встретился со Стивом. До этого они виделись только в школе, но не общались. Получив форменную одежду, Джеймс переоделся и вышел в зал. За кассой стоял смутно знакомый парнишка. Невысокий и худой до болезненности, большие серо-голубые глаза и светлые тщательно приглаженные волосы, упрямый подбородок, выступающий острый кадык - Джеймс буквально обшарил его взглядом. Малиновая форменная рубашка придавала ему довольно нелепый вид. На золотистом бейджике значилось "Стив". - Привет... м-м-м, Стив! - пробормотал Джеймс, переминаясь с ноги на ногу. Робость была ему совершенно несвойственна, но под таким же внимательным взглядом он почему-то стушевался. - Я Джеймс! - и для убедительности ткнул пальцем в свой собственный бейдж. Парень неожиданно расплылся в искренней улыбке, буквально осветившей его лицо. - Приятно познакомиться, Джеймс. Я видел тебя в школе! Мы же в одном классе по нескольким предметам, да? Для такого хрупкого тела у него был довольно приятный голос, совсем не писклявый или что-то в этом роде. - Сегодня я на кассе, а ты вроде как мой стажер. На тебе самая грязная работа. - Улыбка не сходила с веснушчатого лица, и Джеймс внезапно улыбнулся в ответ. - Так точно, сэр! Чистить толчки готов! - он вытянулся по стойке смирно, отчего Стив расхохотался в голос, но это было совсем не обидно. Посетителей в этот вечер было не слишком много. Роджерс объяснял, как обращаться с кассой, но у Джеймса в этом деле был кое-какой опыт: до этого ему довелось поработать в кофейне и в магазине. Ему даже было доверено обслужить несколько человек, пока Стив насыпал попкорн. Потом они убирали этот треклятый попкорн с пола в зале. Джеймс подождал Стива, пока тот закрывал, и они вместе направились домой. Стив жил с матерью и старшим братом в центре города в многоквартирном доме. Частный дом был им не по карману. Мать Стива работала медсестрой и зарабатывала не слишком много, потому Стив подрабатывал после уроков. Джеймс не видел в этом ничего зазорного - он сам всегда стремился к независимости и старался не брать карманные деньги у родителей. Стив оказался очень общительным и успел много рассказать о себе. Барнсу такая откровенность была в новинку, и он по большей части молчал и поддакивал, толкая вперед свой велосипед. - Ну, здесь я с тобой прощаюсь! - сказал Стив, остановившись у высокого серого здания. Джеймс вскинул голову, посмотрев вверх. Тут и там горели теплым светом окна, какие-то подоконники были пусты, на каких-то стояли цветочные горшки. Он поймал себя на мысли, что не против взглянуть на квартиру Стива, посмотреть на мебель, обстановку, ощутить запах. Интересно, как выглядит его комната? Наверняка в ней полно плакатов на стенах, на столе у окна стоит старенький ноутбук (точно подержанный), скрипучая кровать и обязательно теплое уютное одеяло. Джеймс улыбнулся своим фантазиям и, махнув подростку рукой, вскочил на велик и рванул в сторону дома. Домой после смены Джеймс ехал через парк. И это третье место, где он встретил Стива. Не самая приятная выдалась встреча, надо сказать. Джеймс уже успел привыкнуть, что в каждой новой школе все начинается одинаково - с драки. Вот и здесь в первый же день его хотели "познакомить" с правилами поведения и с местными авторитетами. Но натолкнулись на такое яростное сопротивление, что, обозвав психом, оставили в покое. Стив жил в этом городе всю жизнь и, похоже, всю жизнь нарывался на неприятности. Все началось с безобидного на первый взгляд подтрунивания над девчонкой-заучкой в коридоре. Стив шел мимо и, конечно, вмешался. Девочка плакала, а Стив стоял один против трех баскетболистов. Протолкнувшись через успевшую собраться толпу, Барнс понял, что словесной перепалкой дело не кончится. Парни "забили стрелку" на площадке в парке. Стив, коротко кивнув в ответ, развернулся и пошел в класс. Он молчал до конца занятий, а потом исчез. Джеймса немного потряхивало, когда он снимал замок со своего велосипеда, проверял на месте ли кастет в кармане джинсов и мчался во весь опор в этот чертов парк. Уже подъезжая к площадке, Барнс заметил, что драка в самом разгаре. Стив вставал с колен. Его нос был разбит, кровь, стекавшая по лицу, заляпала футболку. Левая бровь тоже была рассечена и кровоточила. Джеймс ощутил, как внутри него поднимается обжигающая волна ненависти. Соскочив с велосипеда на ходу, он бросился к Стиву, закрывая его собой. - Нашли самого слабого, вы, говнюки? - заорал он. - Может попробуете справиться со мной? То ли выражение его лица, то ли кастет, который он сжимал в побелевших от напряжения пальцах, а может фактор неожиданности, но что-то определенно сыграло свою роль. Три хмыря на полшага отступили, и тут он услышал за спиной хриплый голос Стива: - Что, сдаетесь? Да я так весь день могу! "Заткнись! Заткнись!" - про себя взмолился Джеймс. "Иначе нам так просто не отделаться!" Ну а дальше все пошло не по плану. Отметелили их знатно. Еле дыша, Барнс валялся в пыли. Болела челюсть и живот, в который его с силой пнул напоследок один из этих гребаных мудаков. Костяшки пальцев были разбиты в кровь. Но Стиву досталось еще больше. Скрючившись рядом, он не издавал ни звука. - Эй, ты в порядке? - одними губами произнес Джеймс. В ответ раздался приглушенный стон. Стонет, значит в норме, засранец. - Давай-ка подниматься! - сцепив зубы, Барнс помог Стиву встать. Ноги дрожали у обоих. - Ты придурок, Стив, знаешь это? Роджерс коротко кивнул и тут же хихикнул. Джеймс бросил на него взгляд полный недоумения. - Ну, чего ржешь-то? На рожу свою посмотри! Как дома появишься? Стив хрюкнул и согнулся пополам от смеха. Джеймс почувствовал, что тоже улыбается разбитыми губами и тут же скривился от боли, но не смог сдержать ответный смех и плюхнулся обратно на землю. Как в классических мелодрамах, два героя сидели на траве все в крови и смеялись. За их спиной алел закат. Поставив велосипед у ворот гаража, Джеймс проскользнул в дом. В гостиной работал телевизор: отец смотрел какой-то спортивный канал, развалившись на диване с бутылкой пива в руках. Мать рядом гладила выстиранные вчера вещи. - Я дома! - крикнул подросток. - Ужинать будешь? - отставив утюг в сторону, мать подошла к нему и ласково погладила по растрепанным волосам. У Джеймс екнуло сердце от этой нежности. Она всегда была к нему слишком добра, а он не всегда этого заслуживал. - Мам, я перекусил сэндвичем на работе. Извини, много домашки! Поднявшись в комнату, Барнс швырнул рюкзак в дальний угол, туда же полетели кеды и толстовка. Плюхнувшись на кровать, он вытащил из кармана джинсов старенький кнопочный телефон. Джеймс никогда не понимал этих заебов с навороченными сенсорными сотовыми. Открыв папку с СМС, он наугад выбрал из списка первое попавшееся сообщение. Отправитель: Стив Текст сообщения: Привет! Как прошла смена? Я валяюсь с температурой. Завезешь домашку сегодня? Джеймс отчетливо вспомнил тот день. Накануне они со Стивом возвращались с работы как всегда вместе, когда в небе громыхнуло и на них обрушился оглушительный ливень. Копившееся весь день напряжение в атмосфере, наконец, нашло выход. Духота враз сменилась океанской влажностью. Они вымокли до нитки, пока добежали до козырька подъезда дома Стива. - Что за дерьмо? - с досадой воскликнул Джеймс, пытаясь перекричать раскаты грома. - Просто дождь! - со смехом в голосе крикнул в ответ Стив. Барнс провел ладонью по волосам, стирая лишнюю влагу, и посмотрел на друга. По лицу Стива катились ручейки. Мокрая футболка облепила худое тело. Джинсы прилипли к ногами. Под кедами образовалась лужа, и подросток стянул их вместе с носками. Джеймс поймал себя на мысли, что еще никогда в своей жизни не видел ничего более сексуального: мокрый Стив, мать его, Роджерс босой на каменном пороге. И пусть он был полностью одет, для Джеймса это было куда хуже, чем абсолютная нагота. Он попытался улыбнуться в ответ, но вышла какая-то кривая ухмылка. - Слушай, я, наверное, поеду! Все равно ведь будет лить! - чуть хрипло пробормотал Барнс, нагнувшись к Стиву. - Смотри, а то можем подняться ко мне, переждешь дождь и родителей предупредишь. - Неее - как можно более небрежно протянул Джеймс. - Все ок, я нормально доберусь. Выскочив под водопад, продолжавший изливаться с небес, подросток оседлал велосипед и через мгновение скрылся из виду. На следующий день Стив не пришел в школу. Отправитель: Джеймс Барнс Текст сообщения: Ок, заеду к тебе по пути домой. Джеймс не помнил, как прошел вечер в кинотеатре. Он думал только о том, что сегодня увидит, где живет Стив, парень, так неожиданно и так скоро ставший ему, наверное, другом. Потоптавшись в нерешительности у подъезда, Барнс наконец позвонил в звонок. Ответила женщина, видимо мама. - Здравствуйте, миссис Роджерс, это Джеймс Барнс, одноклассник Стива. Я привез ему домашнее задание. Раздался звук зуммера и входная дверь открылась. Джеймс поднялся на 6 этаж. Длинный коридор, на полу зеленый ковролин, стены выкрашены в песочный цвет. Лампочка у лифта часто мигает. По обе стороны коридора вдаль уходят одинаковые красно-коричневые двери с золотистыми номерными табличками. Отыскав нужную, подросток судорожно выдохнул и постучал. На пороге возникла худощавая женщина с утомленным лицом, которое впрочем, вмиг украсила улыбка, такая же лучезарная, как у сына. - Проходи, Джеймс. Стиви в своей комнате. Прямо по коридору, первая дверь налево. Стив действительно лежал в постели, укутанный по самые уши одеялом. Щеки его горели лихорадочным румянцем, глаза поблескивали в скудном свете настольной лампы. - Да ты и правда болен! Привет! - пробормотал Джеймс, осматриваясь. В комнате все было так, как он себе и представлял: светлые стены облеплены постерами: супергерои вперемешку с музыкальными группами. На стене над письменным столом теснились какие-то зарисовки, приклеенные скотчем. Барнс сразу устремился туда. - Что это? Твои работы? Не знал, что ты рисуешь! - О, ну ты много еще обо мне не знаешь, - севшим голосом ответил Стив. - Домашку привез? - Привез-привез, не кипишуй! - Джеймс рассматривал карандашные наброски, узнавая школьный двор, учеников, фасад их кинотеатра, лицо матери Стива. - Да у тебя настоящий талант! - Не преувеличивай, это всего лишь любительские работы - фыркнул из-под одеяла Стив и закашлялся. - Ага, любительские. Вот я с карандашом как макака с гранатой! - хохотнул Джеймс и вытащил из рюкзака распечатки. - Держи свою драгоценную домашку! Пока болеешь, я, так и быть, буду тебе ее привозить. Но учти, тебе это дорого обойдется. Завтра с тебя сэндвич! Отправитель: Стив Текст сообщения: Еще раз спасибо за домашку. Здорово, что ты заехал! Отправитель: Джеймс Барнс текст сообщения: Помни про сэндвич! Это единственное, чем меня можно заманить в твою нору. Отправитель: Стив Текст сообщения: :))) Выключив сотовый и отбросив его на другой конец кровати, Джеймс встал и, устало потерев глаза, подошел к столу. Он не сразу заметил сверток, лежащий в углу, куда не доставал свет лампы. "Что за черт?" Он хотел было крикнуть матери, но голос вдруг пропал. На бумаге черной ручкой и таким знакомым почерком было написано его имя. Стив, это Стив! Дрожащими руками Джеймс развязал бечевку и аккуратно снял обертку. Внутри оказалась коробка из-под обуви, разрисованная дудлами черным маркером. Подросток не смог сдержать сдавленный стон. Желание поскорее открыть этот черный ящик боролось внутри него с отчаянным страхом. Что он найдет внутри? Джеймс запустил ладонь в волосы и с силой дернул отросшие пряди. Боль немного отрезвила. Он резко откинул крышку. В коробке лежали аккуратно уложенные кассеты. Да уж, в век электронной музыки кассеты стали музейной редкостью. Хотя его отец категорически отказывался менять магнитолу в машине и по старинке слушал с кассет (даже не с дисков) любимые старые группы. Под кассетами Джеймс обнаружил запечатанный конверт. Аккуратно вскрыв его, он дрожащими руками вытащил письмо. Ровные строчки, тщательно выписанные буквы. Стив очень старался, когда писал это. "Джеймс. Джеймс Барнс. Я обращаюсь к тебе. Бог знает, зачем мне все это, но я чувствую, что так будет правильно. Я оставляю тебе послание. В коробке 7 кассет. Твоя задача - прослушать их все. Каждую сторону, их тринадцать. Не слишком много, но и не слишком мало для моего возраста. Каждая сторона - это история, которую я хочу тебе рассказать. Дальше делай что хочешь. Но сейчас поклянись мне, что послушаешь каждую от начала и до конца - мне бы этого очень хотелось. А ты, несмотря на весь свой суровый вид, почти всегда был очень внимателен к моим желаниям. Согласен, это попахивает дешевой мелодрамой. Просто смирись и слушай. В конверте ты найдешь карту. На ней отмечены места, которые я буду упоминать в записях. Я не могу заставить тебя посетить их, но если захочешь разобраться в моей истории, то позволь мне направлять тебя. Итак, надеюсь, ты готов? Первая кассета и первая история уже ждет тебя". Руки Джеймса дрожали. Медленно он отложил исписанный листок в сторону и вытащил кассету с номером один. Мысли подростка заметались, словно испуганные птицы. Кассетного плеера у него не было. Да и он вообще не понимал, хочет ли их слушать. Наконец, приняв для себя решение, Джеймс вышел из комнаты и спустился вниз. Отец все еще следил за матчем по телевизору. - Папа... - голос Барнса никогда еще не звучал так жалко. - Слушай, хм-м, нам задали одно задание в школе. По истории. - Ложь сама слетала с его языка. - Мне надо прослушать кассетные записи. У тебя же был этот, как его, проигрыватель ну или плеер. Мужчина нехотя оторвался от экрана. - Баки, сынок, поищи в гараже. Ты же знаешь, где у нас хранится всякий хлам. Что найдешь - твое! - и, глухо хохотнув, вернулся к просмотру. Скрипнув зубами (Джеймс ненавидел это свое детское прозвище. Только отец до сих пор звал его так), Барнс развернулся и направился в гараж. Он дернул выключатель, и помещение осветил тусклый желтоватый свет единственной лампочки. В самом дальнем углу за стеллажом громоздилась гора коробок. Этот мусор переезжал с ними из города в город. Отец его был знатным барахольщиком и редко что выбрасывал. Мама тоже этим страдала, но в несколько другой форме: наверняка три или четыре коробки были доверху набиты его детскими поделками, старыми распашонками, нелепыми кривыми открытками на день матери и кучей фотоальбомов. Джеймс маленький с голой задницей, Джеймс в грязной луже, Джеймс на трехколесном велосипеде и прочее и прочее. Но сейчас его интересовал только плеер и, о чудо, он нашелся во второй коробке. Словно сама судьба вела его. Прижимая к груди найденное сокровище, Барнс взлетел по лестнице и, тщательно закрыв дверь в свою комнату, сел на краешек стула. Кассета жгла ему пальцы. Он бережно установил ее и нажал PLAY. Конечно, он понимал, что услышит голос Стива, но совершенно не был к этому готов. "Привет, Джеймс. Это Стив Роджерс собственной персоной, вживую в твоем магнитофоне. Никаких обещаний вернуться. Никаких повторений. И совершенно никаких просьб. Кроме, пожалуй, одной - дослушать эти кассеты до конца. Надеюсь, ты готов к тому, что я сейчас расскажу. Это будет история моей жизни, точнее, история о том, что с этой жизнью произошло. И если ты слушаешь это, значит ты - одна из причин произошедшего. Ты определенно будешь на одной из кассет. Я не скажу тебе, на какой именно - не хочу портить интригу (в наушниках раздался тихий смех, и у Джеймса полыхнуло в груди). Все, что ты услышишь здесь, - чистая правда, как бы смешно и нелепо это не звучало. Ты можешь посмеяться, мне кажется, все это было достаточно забавно для начала". Сдернув наушники, Барнс сполз со стула на пол. Ему почему-то не хотелось слушать дальше, но ведь обещания, данные другу, надо держать. Джеймс поднялся и, пошатываясь, дошел на кровати и рухнул на нее. Потом медленно вставил в ухо один наушник, затем второй и снова нажал кнопку. "Ты знаешь, что такое любовь? Я был уверен, что знаю. Я вообще романтичный человек, по крайней мере, был им. Но любовь в моем представлении несколько отличалась от традиционной. В нашем маленьком городе это было даже опасно. Представь рядом меня и опасность. Опять смешно, да? Забавно, с какой иронией можно смотреть на все произошедшее, когда готов перевернуть свою жизнь. Я всегда был геем. Я четко осознавал, что мне нравятся мальчики. И свою первую любовь я встретил в школе. Да-да, в этой самой, куда ты продолжаешь ходить и сейчас. Это случилось за полгода до того, как ты перевелся к нам. Я назову его имя, но всему свое время. Хотя я понимаю, что тебя сжирает любопытство. У меня все было спланировано. Я же заучка, задрот. Я часто дежурил в учительской, помогал мисс Б. составлять расписание (ты же знаешь, она не сильна в компьютерах). Я знал, на какие уроки он ходит, и мне не составило труда подстраивать встречи одна за другой. Так мы стали общаться больше. Потом, конечно, была глупость. Пиво на старой площадке за стадионом. Знаю, меня сложно представить с бутылкой в руках, но я не такой уж паинька, как тебе могло казаться. Мы выпили довольно много и быстро захмелели. Опускался вечер. Нас окутывал сумрак и легкий туман. Романтичней атмосферу нельзя и представить. Я придвинулся ближе, дрожа от холода (и в этот момент я не притворялся. Днем было жарко и я оставил толстовку в шкафчике). Он приобнял меня, что-то невнятно пробормотав. И я решился. Гормоны, ты же понимаешь. Я легонько поцеловал его в щеку. Он не отстранился, лишь посмотрел на меня сверху вниз. В его взгляде плескался хмель и интерес (запретное ведь всегда так манит). Потом, конечно, был поцелуй. И знаешь, на тот момент это был первый и лучший поцелуй в моей жизни. Мэтью Пэрриш. Да, ты не ослышался. Тот самый Пэрриш, который сидит за тобой на географии. Красавчик, правда? Хороший плохой выбор! А теперь открой карту". Джеймс развернул потрепанный листок с красными отметками. Вот уж воистину карта сокровищ. "Я провожу тебя, если ты захочешь, на ту площадку. Там я спрятал маленький подарок для тебя. Надеюсь, это будет своего рода стимул". Нажав STOP, Джеймс вытащил наушники и некоторое время просто лежал, глядя в потолок. Потом вдруг вскочил, натянул кеды, бросился к двери, но додумался посмотреть на часы. Было начало двенадцатого, и из дома его уже никто бы не выпустил. Но не поехать он просто не мог. Осторожно открыв окно, подросток выскользнул на крышу и оттуда спрыгнул в мокрую от росы траву. Откатив велосипед подальше от дома, он запрыгнул на него и бешено закрутил педали. Поворот за поворотом, мелькающие на скорости фонари, глухой шум шин по мокрому асфальту, Джеймс неотвратимо приближался к городскому стадиону. Съехав на гравийную дорожку, Барнс, наконец, добрался до старой площадки, прислонил велосипед к дереву и сел на одинокую скамейку. Краска на ней давно облупилась. На чуть влажных деревянных планках темнели вырезанные инициалы, сердечки, нецензурные слова - все то, чем подростки так щедро украшают все доступные поверхности. Он не спешил включать запись, хотел просто прочувствовать все, о чем говорил Стив. Его трепет и страх, его надежду, его влюбленность. Он очень смелый этот мелкий. Не каждый на его месте решился бы на этот первый поцелуй, и Джеймс вдруг ощутил гордость за друга. Наконец поняв, что начинает замерзать, Барнс вставил наушники. «Если ты продолжаешь слушать, значит, я смог разбудить твой интерес, Джеймс (его имя Стив произнёс шепотом и Барнс невольно вздрогнул и оглянулся, словно ожидая увидеть Роджерса за спиной). Но я же обещал подарок. Будет нечестно, если ты не получишь его, да? Это все равно что разочароваться в Рождестве. Странная аналогия, правда? (На записи Стив тихо рассмеялся) Видишь старое дерево слева? В стволе есть дупло. Просунь туда руку и ничего не бойся». Джеймс был не из пугливых! Решительно встав, он подошёл к корявому клену и нащупал внутри него конверт. Света катастрофически не хватало, на старой площадке не было ни единого фонаря. Подсвечивая себе телефоном, Барнс развернул его. Там тщательно упакованный в прозрачный файл лежал простой карандашный набросок. Взгляд выхватил четкую линию подбородка, пряди волос, обрамлявшие лицо. Прямой нос и капризный изгиб губ. Джеймс смотрел на самого себя, каким его видел Стив. Прижав драгоценный рисунок к груди, Барнс прислонился лбом к сухой коре кленового ствола и заскулил. Конечно, он не выспался. Вернувшись домой, Джеймс долго не мог заснуть. За окном уже забрезжил рассвет, окрасив чёрное ночное небо розово-золотым. Послышались голоса птиц. Барнс на мгновение прикрыл глаза и, словно прошло лишь мгновение, подскочил от звонка будильника. Сердце бешено колотилось в груди, на лбу выступила испарина, а в голове стучали первые молоточки мигрени. Горячий душ не сильно исправил ситуацию. Чувствуя себя совершенно разбитым, Джеймс проглотил завтрак, не ощущая вкуса. Если бы его спросили, что он ел, Барнс вряд ли смог бы ответить. Уложив тетради в рюкзак и накинув на шею проводок наушников, Джеймс вышел из дома навстречу новому дню. По пути в школу, он начал слушать вторую сторону кассеты. «Надеюсь, тебе понравилась наша прогулка, Джеймс, и мой подарок. Сегодня продолжим. Я расскажу тебе о том, как мои романтические мечты пошли прахом. Знаешь, я, наверное, придурок и оптимист. Но после того поцелуя я верил, что теперь все будет по-другому. Конечно, я не предполагал, что мы будем ходить по школьному коридору, держась за руки. Но, по крайней мере, наедине мы могли быть самими собой! О, реальность ощутимо щелкнула меня по носу! (В голосе друга Барнс уловил горечь) Утром на уроке Мэтью даже не сказал мне привет. Я подумал, что он смущён произошедшим. Впрочем, как и я. Весь день он избегал разговора со мной в компании и наедине. Наконец после последнего урока...» тут Джеймс едва не влетел в вырулившую из-за угла машину и, решив, что по пути слушать запись небезопасно, снял наушники. Первые два урока Барнс откровенно дремал. История и психология, ничего интересного. Третьим занятием была география. Джеймс прошёл в класс и, плюхнувшись за свою парту, бросил взгляд на пустующий стол по соседству. Обычно там сидел Стив. Чаще всего он безбожно опаздывал, потому что до последнего торчал либо в приемной, либо в библиотеке. Дверь класса осторожно приотворялась, показывались светлые вихры, потом необъяснимым с точки зрения всех наук образом Стив просачивался в кабинет. Барнс не успевал сообразить, что произошло, как Роджерс уже шептал ему привет. В класс, перекидываясь шутками с приятелями, вошёл Пэрриш, и Джеймс впервые взглянул на него глазами друга. Пшеничные с рыжиной волосы, яркие зеленые глаза. Не сказать чтобы мускулистый, но стройный и гибкий. Лицо его ещё хранило отпечаток детскости, что, несомненно, придавало ему очарования. Мечта девчонок и душа компании. Действительно, хороший плохой выбор, как точно подметил Стив. Джеймс проводил Мэтью взглядом, который тот перехватил, недоуменно бросил: «Какие-то проблемы, Барнс?» и уселся за свою парту, тут же забыв о нем. Дотянув до обеда, Джеймс купил банку колы в автомате и, пройдя через школьный двор, устроился на самой дальней скамейке, чтобы никто не помешал ему слушать. Воткнув наушники, он нажал кнопку PLAY. «... я перехватил его полпути на стоянку. Как можно более небрежно бросил «Привет! Как дела?». Наверное, то, как он посмотрел на меня в ответ, должно было мне о многом сказать, но, ты же понимаешь, любовь (вернее сказать, влюбленность) слепа и глуха! Я не успел опомниться, как он схватит меня за грудки и с силой толкнул в сетку ограды. «Послушай меня ты, пидор, больше не подходи ко мне, не заговаривай со мной! Что бы ты там не думал, я не гомосек! Не такой, как ты!» Не помню точно, что я чувствовал тогда. Боль, обиду? Вряд ли. Скорее, это был страх. Его ярость волнами проходила через меня, а он продолжал трясти меня, отчего затылком я бился о натянутую проволочную сетку. «Сболтнёшь хоть кому-нибудь в школе о том, что произошло, и ты покойник!» прорычал Мэтью. Черты его лица исказила гримаса отвращения, и меня замутило. «А это - он с силой ударил меня коленом в живот - чтобы ты хорошенько все запомнил!». Оттолкнув меня, он резко развернулся и прошёл к своей машине. Та завелась с глухим рыком, Мэт резко вырулил со стоянки и умчался в сторону центра. А я... черт, я бессильно сполз в пыль. Странно, правда? Ещё утром я был окрылён. Помню, стоя перед зеркалом в ванной, я что-то напевал, предвкушая сегодняшний день. И все рухнуло в один момент. Тогда я и не думал, к чему приведёт эта ситуация. Но об этом следующая кассета». Звонок давно прозвенел, площадка опустела. Тишина разливалась в знойном полуденном мареве. Солнце жгло кожу, пробиваясь сквозь ажурную зелень раскидистого дуба, под которым сидел Джеймс. Подросток уставился в одну точку, не замечая ничего вокруг. Его кулаки были сжаты так сильно, что побелели костяшки. Перед внутренним взором его мелькают картинки: вот Пэрриш трясет Стива, голова которого мотается из стороны в сторону. В глазах растерянность и паника. Он не понимает, что происходит и почему. А еще ему больно. Джеймс вдруг ощутил гнев такой силы, что, не сдержав эмоций, врезал кулаком по скамейке и сдавленно застонал. Боль в разбитой руке немного отрезвила. Бросив взгляд на здание школы, он понял, что просто не сможет высидеть там до конца занятий. Подхватив рюкзак, Барнс добежал до своего велосипеда, снял замок с колеса и уехал. Домой было нельзя - слишком рано, мать бы стала расспрашивать. Крутя педали, Джеймс размышлял, куда поехать. Он хотел побыть один. Он не мог больше слушать голос Стива. По крайней мере, не сегодня. Ноги сами привели его к зданию кинотеатра. Денег в кармане было впритык на один билет. Войдя в сумрак зала, подросток прошел на последний ряд и сел в кресло. В помещении было свежо: кондиционер работал на полную мощность. Свет медленно погас, на большом экране замелькали рекламные кадры, которые сменились фильмом. Кажется, это был боевик и, наверное, не слишком интересный. Джеймсу было без разницы. Ему просто необходимо было привести свои мысли в порядок. Два часа минули. Успокоившись насколько возможно, Барнс вышел из кинотеатра и, не торопясь, поехал в сторону дома. Наскоро сделав домашку, Джеймс принял душ. Он долго стоял под обжигающими струями, вода стекала по его волосам, лицу, телу, словно дождь, не принося облегчения. Ванная наполнилась паром и терпким морским запахом геля. Протерев рукой запотевшее зеркало, он внимательно вгляделся в свое отражение. Мокрые пряди обрамляли усталое лицо. Глаза украшали темные круги. А ведь это только начало, одна бессонная ночь. Голова напомнила о себе отголоском боли, и Барнс решил попробовать заснуть. Он думал, что не получится, что он будет лежать, не в силах сомкнуть глаз, перестать думать. Но правда в том, что он отключился, едва коснувшись подушки. Утром это показалось ему почти предательством по отношению к Стиву. Проснувшись довольно рано, Джеймс сел на кровати, приходя в себя. Бывают такие дни, когда отдохнуть за ночь не получается: сон какой-то рваный, ты просыпаешься, что-то бормоча или в поту от охватившего тебя чувства тревоги, и снова проваливаешься в забытье. С силой потерев опухшие глаза, подросток потянулся к плееру, лежавшему на тумбочке, и, поставив вторую кассету, нажал PLAY. "Знаешь, я рад, что ты, Джеймс, не застал того абсурда, который происходил. Но кое-какие слухи до тебя все равно дошли, хоть и прошло столько времени (голос Стива тоже звучал устало). Сегодня я хочу рассказать, как несколько неосторожных слов могут все изменить. Я уже говорил тебе, что быть таким как я в нашем небольшом городке опасно. Пусть весь прогрессивный мир принимает гомосексуалистов, во многих странах (в том числе и в нашей) разрешены однополые браки, но маленькие города - это словно отдельная вселенная. Не удивлюсь, если у нас и рабство отменили только пару лет назад (Стив усмехнулся, а пленка послушно записала выдох и голос, искаженный улыбкой). Как по мне, всем должно быть все равно, кто с кем спит, лишь бы это не нарушало закон. Но здесь столько любопытных глаз и ушей. Да и потом сегодняшнее общество - это общество сталкеров. Мы с извращенным удовольствием следим за частной жизнью соседей, одноклассников, друзей. Ну и социальные сети только подогревают любопытство. Не думай, я сейчас не просто философствую. Я пытаюсь начать свое повествование. Мне тяжело и больно. Но довольно, хватит! Если я не расскажу сейчас, то все это умрет вместе со мной! Следующая неделя прошла довольно спокойно. Я старался собрать свое разбитое сердце, не показываться на глаза Мэтью. Он тоже не обращал на меня внимание. И я расслабился. Жизнь показала, что зря. Не знаю, что или кто стал поводом для этой сплетни, но однажды утром я обнаружил на своем шкафчике надпись "Пидорас" и неприличный рисунок. Кое-как оттерев маркер влажной салфеткой, я схватил учебник и отправился на урок. На последнем занятии мне в руки попала записка, где с высоким художественным мастерством был изображен половой акт между двумя мужчинами и надпись "Роджерс в жопу ебется". Прости за мой французский, но факт есть факт. О, на следующий день я не мог спокойно пройти по коридору. Знаешь, ведь почти каждый счел своим долгом сообщить мне, что я гей и свои мысли по этому поводу. Ну и, естественно, надпись и рисунок вернулись на дверцу шкафчика. Мне хотелось сквозь землю провалиться, исчезнуть, умереть, да что угодно, лишь бы это прекратилось. И вселенная услышала мои молитвы - пару недель это всех забавляло, а потом наскучило. По школе расклеили объявления о школьном бале в честь окончания года, и внимание общественности переключилось с гея Роджерса на поиск партнеров и выбор нарядов. Я смог перевести дух. Теперь ты знаешь предысторию. Сама же история впереди. И она будет препаршивая. О нарушении границ, об унижении. Ты все еще хочешь слушать? (Стив недолго помолчал) Ну, я тебя предупредил. Знаешь, если бы ты выключил все и уничтожил кассеты, я бы понял. Не знаю, смог бы я сам слушать нечто подобное". Сквозь голос Стива прорвался стук в дверь. - Джеймс, сынок, пора в школу! - мать старалась не входить к нему, соблюдая личное пространство. - Иду, мам! - крикнул Барнс в ответ и, пихнув плеер в рюкзак, спустился в кухню. Проглотив омлет и тост с сыром, он взял пакет с обедом и, оседлав велосипед, покатил в сторону школы. Что же произошло со Стивом? Кто обидел его? А учитывая, что это только вторая кассета, что было дальше? На обеденном перерыве Джеймс ушел на спортивную площадку. Он вытащил было из пакета сэндвич с тунцом, но потом убрал его обратно. Вместо этого достал плеер и включил запись. "В нашем городе есть один магазин, куда я часто заходил по пути домой и покупал там шоколадки. Сам же знаешь, я страшный сладкоежка! (Джеймс и правда знал, что Стив не может без сладкого. У него в столе всегда валялась горсть конфет или какой-нибудь батончик) Кажется, я выбрал Сникерс и Ризерс (Барнс поневоле улыбнулся, представив себе, как Роджерс проходит вдоль стенда, запускает руку в коробку с батончиками Марс, но потом меняет свое решение и уже у кассы хватает любимые: один с арахисом, а другой с арахисовой пастой) и искал кошелек в рюкзаке, чтобы заплатить. Когда на прилавок кто-то положил десятку и бутылку пива. - Расслабься, Роджерс, я плачу! - пробасил неизвестный меценат над моим ухом. Я поднял голову и увидел Ника Стемфорда, лучшего друга Мэта. Ник играл в школьной баскетбольной команде и, надо сказать, делал это отлично. В газете то и дело появлялись его фотографии с матчей, а школьную стену почета украшали кубки, заработанные командой под его руководством. Я, конечно, отказался. Вернее, попытался это сделать. Мы с Ником никогда особо не общались. Честно говоря, я и не думал, что он знает мое имя. А он, пока продавец отсчитывал сдачу, нагнулся ко мне близко-близко и прошептал "Девочек надо угощать" и, блин, ты не поверишь, но так и было - ущипнул меня за задницу. Это было низко, грязно и унизительно, но я же тебя предупреждал. - Ты чего? - пробормотал я, а он, хохотнув, ответил: Сам знаешь чего, Роджерс. Не помню, как я вылетел из магазина, не помню, как дошел до дома. Влетев в свою комнату, свое убежище, я забился под одеяло. Как будто я снова маленький, комнату освещает лишь слабый свет ночника, а за окном гроза. Я отчетливо помню это из своего детства. Тогда я так же спасался от своих страхов под одеялом. А когда гроза заканчивалась (а это неизбежно случалось!), я, измученный, спокойно засыпал. Сейчас же все было по-другому. Меня трясло, зуб на зуб не попадал. Я еще ощущал эту грязную лапу на своем теле, меня подташнивало. Гроза внутри меня бушевала, набирая силу". После паузы голос Стива зазвучал как-то по-иному, слабо, устало. "Знаешь, может, это и не самый лучший эпизод, но как насчет того, чтобы прокатиться до того магазина? Там тебя тоже ждет подарок от меня. Просто скажи на кассе свое имя". Трясущимися руками Джеймс вытащил из рюкзака карту и нашел нужное обозначение. Подняв взгляд на поле, Барнс обнаружил, что младшеклассники уже нарезают круги по стадиону. Значит, урок уже идет. После услышанного он не видел смысла возвращаться в школу. Забрав велосипед со стоянки, Джеймс покатил к магазину. В голове не было ни единой мысли. Он остервенело крутил педали, въезжая в горку, потом отпускал их по пути вниз, наслаждаясь ощущением полета, на скорости вписывался в повороты. Несколько машин даже посигналили ему вслед, но подросток не обратил на них внимания. За 15 минут он добрался до нужного перекрестка, на углу которого стояло кирпичное здание. На стеклах больших оконных витрин пестрели информационные наклейки о скидках и спецпредложениях: "Купи 5 больших бутылок пива и получи цирроз печени в подарок!". Припарковав велосипед в переулке за магазином, Барнс вошел внутрь. Над его головой звякнул колокольчик. Продавец, пожилой мужчина, кивнул ему, и Джеймс пошел вдоль длинных стеллажей с товарами. Чипсы, орешки, батарейки и лейкопластыри, по правую руку холодильники до потолка с алкоголем, слева дешевые мобильники, зарядные устройства, чехлы и прочая техническая ерунда. Дойдя до стенда со сладостями, Джеймс растерялся. В глаза ему бросились ярко-оранжевые обертки Ризерз, и он словно на миг стал Стивом. Прихватив пару батончиков (хотя сам к шоколаду был равнодушен), он прошел к кассе и вытряхнул на прилавок мелочь. - У тебя здесь без сдачи, сынок! - чуть хриплый старческий голос нарушил тишину. - Да - пробормотал Джеймс. - Я... меня зовут Джеймс Барнс. У Вас, наверное, должно быть что-то для меня, друг оставлял. - Да-да, конечно. Давненько тебя дожидается! - мужчина вытянул из-под прилавка коричневый конверт и протянул его подростку. Барнс взял его и, буркнув "Спасибо", вышел из магазина, еле сдерживаясь, чтобы не побежать. Ему не терпелось открыть конверт, но все же не хотелось делать этого вот так в грязном переулке. Аккуратно уложив его в рюкзак, Джеймс поехал в сторону кафе "Матисс", где часто зависали местные школьники. Поскольку время было раннее, он не встретил бы никого из знакомых, если только они тоже не прогуливали занятия. Заняв столик в углу зала, Джеймс заказал большой американо без сахара и сливок, и выложил конверт на стол. Его пальцы подрагивали, лаская жесткую бумагу. Наконец он осторожно надорвал край и заглянул внутрь. Там упакованный в прозрачный файл лежал еще один рисунок. На этот раз Джеймс узнал свой дом, стриженную лужайку, почтовый ящик с синей птичкой (мать так гордилась собой, заполучив его на одной и гаражных распродаж), каменные ступени, ведущие к крыльцу, и его велосипед, прислоненный к двери гаража. В отличие от первого портрета, рисунок был выполнен черным маркером или тушью и деликатно раскрашен акварелью. "О, Стив, какой же ты придурок!" - сдавленно прошептал Барнс, пряча подарок обратно в рюкзак. Он медленно пил свой кофе, наслаждаясь его горьким вкусом. Потом вспомнил про купленные шоколадки, достал одну из них, откусил. Очень сладко, но с кофе вкусно. Шоколад таял во рту, арахисовая паста смешивалась с крепким напитком. Он не знал, сколько просидел там, прокручивая в голове рассказ Стива, но свалил сразу же как заметил первую стайку учениц, забежавших в кафе после занятий. Утро следующего дня Джеймс начал с кассеты. Перевернув ее на другую сторону и включив запись, Барнс сел перед окном, наблюдая, как светает. Сегодня было пасмурно. Небо еще с вечера затянуло плотными темно-фиолетовыми тучами. Парило, жара в комнате ощущалась липкой пеленой. Природа замерла в ожидании дождя. Из наушников послышался голос Стива. "Джеймс! Джеймс Барнс, надеюсь, ты еще со мной? Я с тобой до конца! Мы медленными шагами подбираемся к самому волнительному событию в жизни любого школьника - балу в честь окончания учебного года. По традиции он должен был состояться в спортзале. Чирлидерши за несколько недель собрали команду активистов для его украшения и после занятий просиживали в свободном кабинете, мастеря плакаты и гигантские помпоны в цветах школьной команды. Школа гудела от предвкушения. Как я говорил тебе раньше, обо мне все немного подзабыли, и я получил передышку. Жизнь дала мне возможность прийти в себя. Я был надломлен, но не мог позволить себе сдаться. Кроме того, последние недели семестра - горячая пора для заучек вроде меня. Я взялся за репетиторство и занимался по истории с Дарреном Уолшем. Ты его тоже знаешь, он играет в школьной команде. Но, в отличие от других, он вполне себе адекватный. Мы как-то сразу смогли найти общий язык. Сидя вместе в библиотеке и работая над эссе, мы разговорились. Я сболтнул, что не собираюсь на бал, потому что у меня нет партнерши, а идти один не хочу. Даррен начал уговаривать меня, сказал, что на скамейке запасных будет куча свободных девчонок, и, если что, он поможет. Наверное, стоило прислушаться к голосу разума и никуда не ходить, но тут я сглупил. Скорее всего, мне просто хотелось стать частью школьного сообщества, снова почувствовать себя нормальным человеком. Знаешь ведь, как это бывает: гадкий утенок превращается в прекрасного лебедя и все такое. Одна вечеринка может многое изменить, но я забыл, что эти изменения могут быть и не в лучшую сторону. По мере приближения праздничной даты возбуждение в коридорах нарастало. Кто-то в последний момент приглашал своих партнеров, кто-то получал отказы, кому-то везло. Девушки собирались стайками на каждом углу, и забавно было наблюдать, как ребята, набравшись смелости, подходят к ним и, краснея, приглашают одну. Ну, тут уж лотерея: пан или пропал. По счастью, меня все это не слишком интересовало (ты же понимаешь, девочки это не моё). Занятия с Дарреном подошли к концу, эссе он сдал и в итоге получил хороший средний балл. Мама, узнав, что я иду на бал, купила мне новую рубашку и с гордостью преподнесла ее, тщательно отглаженную, накануне вечером. И вот я стою перед зеркалом в это чертовой рубашке, пытаясь пригладить волосы. Наверное, немного всеобщего волнения передалось и мне, потому что пару раз я неправильно застегивал пуговицы и приходилось начинать все сначала. Я то заправлял рубашку в джинсы, то вытаскивал. Наконец, оставшись довольным своим внешним видом, я воспользовался туалетной водой брата и выскочил из дома. До школы я добрался на городском автобусе. Музыку, гремевшую в спортзале, было слышно уже со стоянки. Машины подъезжали, из них выпархивали девочки в нарядных платьях. Некоторых привозили родители, кто-то приезжал с друзьями. Постояв у входа и успокоив колотящееся сердце, я сделал шаг навстречу неизвестности. Сразу за дверями зала была сооружена арка, увитая искусственными цветами и блестящими лентами. Под потолком крутились дискоболы, освещаемые прожекторами они разбрасывали по стенам ослепительные блики. Диджей за пультом играл что-то зубодробительное, и под эту "типа" музыку на танцполе дрыгались парочки. На скамейках вдоль стен сидели одиночки: лузеры, заучки, толстяки и прочие, кому не досталось пары на вечер. Там было место и мне. Но я твердо решил хорошо провести время сегодня. Даррен, болтавший с друзьями в сторонке, приветственно махнул мне рукой. Это немного воодушевило меня, и я ответил. По левую сторону стояли столики с легкими закусками и огромными блюдами с пуншем. Я не сомневался, что, несмотря на присмотр дежурных учителей, в них уже подлили крепкого алкоголя. Возбужденные взгляды и громкий смех учеников это подтверждали. Праздник набирал обороты. Взяв себе красный пластиковый стаканчик, я устроился на скамейке". Тут Джеймс вынужден был прерваться. Мать звала завтракать. Наскоро умывшись, он спустился в кухню, выслушал дежурные вопросы отца насчет учебы, съел пару блинчиков с кленовым сиропом (без особого желания, лишь потому что мама готовила), бросил в рюкзак пакет с обедом и поехал в школу. Через стоянку он словно шел вместе со Стивом в тот праздничный вечер. Он ощущал аромат туалетной воды, терпкий с легкими сладковатыми нотками, слышал хруст новой рубашки. Все его тело покрылось мурашками, затылок заломило. Ему до боли захотелось сжать руку Роджерса, войти с ним в украшенный спортзал, выпить крепленого пунша и подурачиться под оглушающую музыку. Он хотел услышать искренний смех Стива, но прошлого не изменить. Его тогда еще не было в городе. Он заканчивал учиться в своей прежней школе, готовил с группой номер на свой бал в честь окончания года и паковал вещи для очередного переезда. К обеду небо, наконец, прорвало ливнем. По вымощенным дорожкам лились потоки воды. Дождь стоял серой стеной, поэтому в обед Джеймс пошел библиотеку: в столовой было слишком людно и шумно. В укромном уголке, скрытом от посторонних глаз книжными стеллажами, Барнс сел за стол, воткнул наушники и нажал PLAY. "Я сделал глоток пунша и еле сдержался, чтобы не закашляться. Крепкого алкоголя в нем было процентов семьдесят. Проходивший мимо старшеклассник бросил на меня насмешливый взгляд. Да, я не большой любитель выпить, хотя для подростка это скорее нетипично. Секс и алкоголь - вот главные приоритеты жизни современных школьников. Оглушительные ритмы сменились романтическим медляком. Парочки в центре зала прильнули друг к другу, многие принялись целоваться. Я не мог не признать, что во всей этой атмосфере действительно что-то есть. В этом году, как и каждый год, ученики выбирали короля и королеву школы. Пластиковые короны, почетный медленный танец, фото для альбома и несколько недель сплетен на каникулах. Чаще всего королем и королевой становились кто-то из школьной спортивной команды и признанная красотка из команды чирлидерш. У всех остальных было слишком мало шансов. Интригу организаторы приберегли на самый конец вечера. К этому моменту я уже успел заскучать, но решил дождаться церемонии награждения. Я уже говорил, что хотел отлично провести время? Что ж, похоже, что все мои решения приводят исключительно к плачевным для меня последствиям. Может я все-таки неудачник, как думаешь, Джеймс? Ну, хватит ныть, а то я никогда не закончу! Итак, барабанная дробь, заветные конверты вынесли к микрофону. Королем бала выбран... капитан команды по баскетболу Ник Стемфорд. Зал огласили аплодисменты и девичьи восторженные крики. Ник был очень популярен. Вразвалочку он вышел на середину зала под свет софита и, посмеиваясь, нацепил корону. Потом шутливо раскланялся и отступил в сторону, ожидая свою королеву. Все девчонки затаили дыхание. Королевой бала выбрана... та-да-да-дам! Роджерс, Стивен. Я подскочил, услышав свое имя. Все в зале начали перешептываться, недоуменно глядя на меня. А Ник, этот чертов Ник заорал прямо в микрофон - Стиви, детка, не стесняйся! Корона ждет тебя! Это безумие, какая-то нелепая дурацкая шутка! Я попятился к выходу, едва не снес стол с пуншем, наконец, развернулся и выбежал из зала. Вслед мне несся хохот гордых своим удачным розыгрышем баскетболистов. (Стиву нужна была передышка, на записи некоторое время была только тишина и его дыхание. Наконец, он нашел в себе силы продолжить). Я бежал по улицам города, не разбирая пути. Мое лицо и уши полыхали огнем. Впервые в жизни мне было стыдно, что я не такой как все. Это ужасное чувство, и я не хочу, чтобы оно повторялось. Никогда! Дыхание мое сбилось и, жадно хватая ртом воздух, я остановился. Легкие жгло огнем, по лицу текли слезы. Я плакал, Джеймс. Плакал, как девчонка. За что они так со мной? Что я им сделал? Ответ прост - ничего! Это жизненный урок, Джеймс. Не доверяй никому, не показывай своих слабостей. И не думай, что все обо всем забыли!" Сидя на жестком библиотечном стуле, Барнс дышал так же тяжело, как Стив. Сраные ублюдки! Они должны поплатиться! "Я знаю, о чем ты думаешь сейчас, Джеймс. Не надо, они того не стоят. Прошлого не изменить. Теперь, сидя за столом и записывая эти кассеты, я отчетливо это понимаю. Я бы очень хотел отмотать все назад, не целовать Пэрриша, не давать повод. Но все уже случилось. Первый невинный поцелуй стал катализатором химической реакции. То, что ждет тебя дальше, будет еще тяжелее - скажу честно. Но если решишь продолжать слушать, я рад. Рад, что хоть кто-то со мной до конца!" Убрав плеер в рюкзак, Джеймс растерянно посмотрел по сторонам. Звонок на урок только что прозвенел, ученики собирали учебники и расходились по классам. Барнс тоже поднялся и пошел по коридору. По расписанию у него была математика, которую он откровенно проигнорировал. Нет, он присутствовал в классе, даже что-то писал, но и под пытками не вспомнил бы тему урока. Каждая улыбка, каждый смешок одноклассников теперь выглядели и звучали особенно гадко. Они все всё знали и потешались над его другом. Судя по кассетам, Стиву не на кого было положиться, раз он переживал все в одиночестве. Кроме самого Джеймса на кассете не упоминался никто из его друзей. И были ли эти друзья в принципе? В таком же оцепенении по окончании занятий Барнс шел к своему шкафчику закинуть учебники, когда из-за угла на него вылетел Стэмфорд. Он с друзьями по команде затеял игру с мячом в коридоре и наскочил на Джеймса, сильно толкнув его. - Смотри куда прешь, урод! - с хохотом бросил Стэмфорд вместо извинений. Но Барнс словно того и ждал. Да, прошлого не изменить, Стив, но получить свое он должен! Отшвырнув рюкзак в сторону, Джеймс бросился на Ника, остервенело молотя его кулаками. Он лупил по всем частям тела, куда только мог дотянуться, с бешеной скоростью. И еще, кажется, орал что-то нецензурное. Они, сцепившись, катались по полу, окруженные подзуживающими учениками. От совсем уж позорного поражения Стэмфорда спасло только вмешательство учителей. Ник отправился в медпункт обработать раны, а Джеймс - прямиком в кабинет директора, где заработал отстранение на 5 дней и 2 недели коррекционного класса. Когда мать забирала его из школы, она пыталась поговорить, что-то спрашивала, но Барнс закрылся в своей раковине. Натянув на голову капюшон, он всю дорогу молчал, за что получил в придачу месяц комендантского часа дома. Но ему было все равно, плевать на наказание! Вечером была лекция от отца, хотя Джеймс видел, что в глубине его глаз прячется довольство - он, военный, был рад, что сын может за себя постоять. Лежа в кровати, приложив лед к разбитым кулакам, Барнс поймал себя на том, что улыбается. На следующий день Джеймс проснулся поздно. В школу было не нужно, родители ушли на работу, на столе лежала сиротливая записка от матери: "Джеймс, сынок, сэндвич в холодильнике. На обед разогрей себе запеканку. И подумай над своим поведением. Люблю тебя. Мама". Вяло жуя бутерброд и запивая его колой, Барнс поднялся к себе. Судя по хронологии событий, на кассетах Стива скоро должен появиться сам Джеймс. Наверняка Роджерс оставил для него какое-то личное послание, не мог не оставить. Джеймс пришел в школу на следующий учебный год сразу после летних каникул. Вытащив из коробки третью кассету, Барнс включил запись. "Сейчас, Джеймс, я расскажу тебе о том, как лишился последнего надежного убежища - дома. Ты заочно знаком с моим братом Роем, хотя я не слишком много тебе о нем рассказывал. Он учится в университете в соседнем городе и приезжает к нам с мамой только на каникулы. Я всегда гордился, что у меня есть старший брат. В нашей школе на доске почета даже есть его имя - он отлично успевал по всем предметам, был президентом клуба фотолюбителей и, конечно, играл в баскетбол. По сравнению с ним я проигрываю по всем статьям. Мама всегда ставила мне его в пример, но я никогда не был даже в половину так хорош. Тем летом, закончив второй курс, Рой приехал домой. Я был очень рад, мне всегда нравилось проводить с ним время. Тему моей ориентации мы в разговорах по душам не поднимали ни разу, но я думал, что он обо всем догадывается. В конце концов я никогда не рассказывал ему о девочках, которые мне нравятся. К его приезду весь город знал об этом дурацком короновании. И однажды вечером, вернувшись со встречи со своими школьными приятелями, он постучал ко мне в комнату. - Стив, есть разговор. По его тону мне надо было бы понять, что беседа не предвещает ничего приятного. Он сел на край моей кровати: - Мне тут наболтали всякого о тебе - ему словно было неловко говорить со мной на эту тему - Например, что ты, хм-м-м - он почесал кончик носа - ну что ты по мальчикам. Это правда? Я залился краской и отложил в сторону рисунок, который как раз заканчивал. - Слушай, Рой... - но я не знал, что дальше говорить. Между нами повисла гнетущая тишина. - Значит все так и есть - припечатал он, поднимаясь. - Подумать только, мой брат паршивый гомосек! - в голосе его появились угрожающие нотки. - Значит и правда, что говорят про школьный бал? Я нашел в себе силы лишь кивнуть. Посмотреть ему в глаза я просто не мог. - Ты, блядь, понимаешь, что позоришь нашу семью? Мать работает как проклятая, чтобы обеспечить тебя всем. А чем ты ей за это платишь? Дружков своих сюда таскаешь? Стелешься под всеми? Я был поражен. Не думал, что мой собственный брат, самый родной для меня человек после мамы будет говорить мне такое. Будет осуждать меня? Мы все надеемся на лучшее, мы хотим верить в сказку. И я думал, что уж моя семья меня не отвергнет, примет таким, какой я есть. Как видишь, Джеймс, очередной плевок жизни в мою сторону. Я пытался возражать ему, пытался ответить, но он меня уже не слушал. Только орал, а напоследок, чтобы я получше усвоил урок, залепил пощечину. Он никогда до этого не бил меня, даже в шутку. Когда за ним захлопнулась дверь, я вскочил и начал мерить шагами комнату. Щека горела, за грудиной разливалась ноющая боль. Я старался дышать глубоко и ровно, но воздуха не хватало, и я упал на колени. Куда катится моя жизнь? Где я так насолил мирозданию? Стянув на пол одеяло, я закутался в него и так и заснул на полу. На следующий день я боялся показаться из своей комнаты. Лишь дождавшись, когда и Рой и мама ушли, я вышел на кухню и съел кусок холодного мяса с хлебом. Налил себе стакан молока и снова ушел к себе. Но не мог же я прятаться вечно? Или мог? В конце концов, надо было пережить лишь летние каникулы (На пленке послышался судорожный вздох Стива, отчего у Джеймса защемило сердце). Лучше всего было поменьше бывать дома. И я придумал план - найду себе подработку, тогда официально смогу рано уходить и поздно приходить. Я предпринял вылазку в город, где на глаза мне попалось объявления на дверях кинотеатра "Требуется работник". Теперь мои дни были заняты. Сначала я прошел стажировку, был на самой грязной работе (подметал в зале после сеанса, мыл туалеты и чистил машины для попкорна). Потом мне доверили продажу напитков и закусок. Ну и вершиной моей карьеры была работа на кассе. И я справлялся со всем и неплохо! Это меня немного воодушевило. Но дома по-прежнему был кошмар. Мы с Роем с того памятного разговора не перекинулись ни словом. Он меня игнорировал, даже мама заметила и все расспрашивала, что между нами произошло. А я не мог ей рассказать. В моей голове все звучали слова брата: "ты позоришь семью". После работы мне каждый раз было трудно заставить себя возвращаться в квартиру. Я шел и надеялся, что Роя не будет дома, но он, как назло, оказывался то на кухне, то в гостиной перед телеком. Я чувствовал себя вором в собственном доме, стыдился своего присутствия. По ночам лежа в кровати, я вздрагивал от каждого шороха. Меня мучили кошмары, от которых я просыпался в холодном поту. Ты не поверишь, но, стыдно признаться, один раз я проснулся на мокрой простыне. А еще тем летом я почти не рисовал". Дальше на этой стороне кассеты был записан лишь шорох, но Джеймс не спешил выключать плеер. Шум пленки напоминал ему звук волн, набегавших на песок, ласкающих его своими мокрыми языками. Подросток закрыл глаза и долго лежал без движения. Физически он был полон сил, а вот морально совершенно измотан. С каждой кассетой становилось только хуже, как Стив и предупреждал. Свесив руку с кровати, Джеймс нащупал рюкзак, подтянул его к себе и, найдя в кармане купленный накануне Ризерс, с наслаждением откусил питательный батончик. Как там было в рекламе: "Съел и порядок?". Вот только порядком и не пахло. Дожевав и запив все колой, он перевернул кассету. "Пожалуй, эта кассета будет целиком и полностью посвящена семье. Лето длилось и длилось, ему не было видно конца. В напряженной атмосфере, разбавленной жарой, мы все варились как в большом котле. Тем вечером я как обычно закрывал кинотеатр. Мой напарник ушел пораньше, я подмел зал, убрал дневную выручку в сейф, переоделся, запер парадные двери изнутри и, позвякивая связкой ключей, вышел с черного входа. Я долго возился с замком, ключ проворачивался в старой личинке и надо было как-то по-особенному с силой вдавливать его. Над моей головой покачивался одинокий фонарь. Как в фильме ужасов - подумалось мне. А ведь это и был настоящий ужастик. Главный герой (это я, как ты понимаешь) один в темном переулке пытается запереть сломанную дверь. По его лицу от чрезмерного усилия течет пот, вырез майки тоже намок. Наконец что-то щелкает и ключ поворачивается. Герой удовлетворенно утирает лоб ладонью, убирает ключи в рюкзак и отворачивается от двери. Из темноты перекрестка выступают три тени. - Куда-то собрался, Стиви? - этот голос мне знаком. - Рой? - удивленно переспросил я. - Что ты здесь делаешь? - У меня есть дело к моему маленькому братишке. Я нахмурился, ситуация нравилась мне все меньше, но в тот момент я еще доверял своему старшему брату. (Сердце Джеймса заколотилось как бешеное. Он догадывался, зачем Рой подкараулил Стива, но был бессилен что-то изменить. Стиви, малыш, тебе придется вновь пройти через это одному). - Что происходит, Рой? - голос мой прозвучал как-то жалко. В нем отчетливо были слышны нотки паники. Рой шагнул вперед под свет фонаря. От него разило алкоголем. - Не надо - прошептал я. - Сопляк, мы отучим тебя от этой гомосятины! Будешь знать, как задницу под чужие члены подставлять! - проревел он и махнул рукой. Двое его друзей (я знал их, они часто зависали у нас дома, когда Рой учился в школе) приблизились ко мне. Они, похоже, пили вместе, потому что все трое едва держались на ногах. В страхе я отпрянул от них и уперся спиной в холодный металл двери. Бежать было некуда. (Джеймс услышал, как Стив судорожно сглотнул). Они избили меня, Джеймс. Вколачивали в меня свою правду, пока я не прохрипел, скорчившись на пыльном асфальте: "Я не гей". Напоследок брат, склонившись надо мной, предупредил: "Скажешь матери, и ты труп". И я поверил ему. Не помню, как я добрался домой. Знаю только, что было уже за полночь. Рой ночевал у друзей, мама была на смене. Я смыл кровь с лица (по правде сказать, именно на лице ее было не слишком много. Они старались бить ниже, чтобы было не так заметно) и забрался в душ. Омывая свое израненное тело, я стонал от боли. Но по-настоящему больно было моей душе. Уже лежа в постели, свернувшись в клубочек, я вдруг подумал, что в этой жизни для меня ничего хорошего. Один поцелуй разрушил меня самого и все вокруг меня. Что если я никогда не буду счастлив больше? Что если я не заслуживаю счастья?" Джеймс услышал всхлип и тяжелое дыхание. Стив плакал, и по щекам Барнса вдруг тоже полились слезы. Его тело сотрясалось от безмолвных рыданий, но держать крик в себе было слишком больно. Он перевернулся на живот и, уткнувшись лицом в подушку, заорал в голос. Выплакавшись, Джеймс, измученный, заснул. Кассета докрутилась до конца и кнопку PLAY выбросило автоматически. Проснувшись через пару часов, Барнс с трудом сполз с кровати и поплелся в ванную. Глаза опухли, на щеках остались красные следы от складок наволочки. Он умылся ледяной водой. Стало полегче. До прихода родителей оставалось еще куча времени, и сидеть дома он больше не собирался. Весь город был в его распоряжении, но надо было найти какое-то уединенное место и заодно проветрить мозги. Действие, ставшее уже привычным: он переставил следующую кассету, помеченную цифрой 4, убрал плеер в рюкзак и сел на велосипед. Некоторое время Джеймс бесцельно колесил по улицам города, словно следуя какой-то невидимой орбите. Потом, будто преодолев притяжение, рванул на самую окраину. Дорога вела его мимо озера вверх, в горку, пока, наконец, он не выехал на самую вершину холма. Оттуда весь город был как на ладони. В вечерних сумерках сюда часто приезжали машины с влюбленными парочками, но сейчас, днем площадка была пуста. На самом краю у обрыва стояла одинокая скамейка. Джеймсу кто-то рассказал историю ее появления. Одна пожилая супружеская чета оплатила ее установку в честь юбилея их первого свидания. На светлом дереве темнели вырезанные буквы: "В память о самом прекрасном свидании, ставшем началом великой любви". Барнс провел по ней пальцами, обводя незамысловатый шрифт, и сел. Ветер трепал его длинные волосы, солнце ласкало кожу. Одев наушники, Джеймс приготовился погрузиться в следующую историю Стива. Господи, пусть хотя бы она будет счастливой! "Думаю, что начать эту кассету стоит все же с тебя, Джеймс Барнс. Но, честно говоря, время нашей истории еще не пришло. Я заметил тебя на первом совместном занятии по психологии. Ты молчал, уткнувшись в тетрадь, хотя ничего толком не записывал. Думаю, ты был немного напуган тем вниманием, которое тебе как новенькому уделила учительница. А я почему-то сразу решил, что ты бука. Во время уроков мы часто пересекались, а вот в библиотеке или учительской я тебя не видел. Хотя нет, в учительской ты появился один единственный раз после драки во дворе, получил свой выговор и гордо удалился. Твоя характеристика в моей голове пополнилась словом "Бунтарь". После моего напряженного лета я понемногу приходил в себя. Синяки сошли (кстати, Рой тогда уехал в институт гораздо раньше, не дожидаясь окончания каникул. Уж не знаю, что он соврал маме, но мне до самого отъезда не сказал больше ни слова), раны в душе потихоньку затягивались. А еще я увлекся комиксами. Самый первый экземпляр попал мне в руки во время уборки в кинозале. Наверное, выпал у кого-то из сумки. Я оставил его на стойке на случай, если хозяин обратится. Но дни шли, никому не было дело до пестрого журнала. И вот, когда народу в кинотеатре совсем не было, я, скучая, взял его полистать. Меня захватила графика, рваный ритм повествования. Все чувства и эмоции героев выражены лишь рисунками. И я тоже решил попробовать придумать что-то подобное. Меня охватила жажда творчества. Сам себе в то время я напоминал феникса, восстающего из пепла. Наскоро выполняя домашние задания, по вечерам я творил! Это было очень увлекательно: сначала я набросал план будущего комикса, придумал историю, потом в голове вырисовался образ главного героя. Тебе была оказана честь стать первым прототипом. Хмурый бунтарь на мотоцикле, одиночка, колесящий по стране в поисках приключений. Может быть ты заметил, что я исподтишка наблюдал за тобой, пытаясь уловить, как меняется твое лицо, когда ты улыбаешься (хотя это была такая редкость!) или сердишься, сосредоточен на уроке или расслабленно жуешь свой сэндвич во время обеда. Я бы ни за что не решился заговорить с тобой тогда - боялся разрушить придуманный мной образ и утратить вдохновение. Позднее, когда ты пришел в свой первый рабочий день в кинотеатр, я уже забросил комиксы. И сейчас я расскажу тебе почему. Поймал себя на мысли, что снова собираюсь посетовать на жизнь. "Зануда!" - сказал бы ты - "Завязывай с этим!" - и дружески потрепал бы по волосам. (на пленке раздался тихий смех и Джеймс сдернул наушники - на короткий миг ему показалось, что Стив рядом с ним в комнате). Наверное, любое искусство отражает то, что творится в душе создателя. Мой комикс не стал исключением. Я выдумал историю, где главный герой во время своего путешествия встречает потерянного подростка. Тот осиротел, какое-то время скитался по приютам, попал в неблагополучную приемную семью, где над ним издевались, и, наконец, сбежал. Он подрабатывал в баре. Владелец только сначала казался добряком, незаконно взявшим на работу несовершеннолетнего. Но и тут был подвох. У парня не было никаких документов, его никто не искал, и потому хозяин бара посчитал, что может распоряжаться им как своей собственностью. Если вкратце, то парню пришлось натерпеться всякого, пока он не встретил своего спасителя. Зло было повержено, справедливость восторжествовала! Классическая история, правда? Но я вложил в нее столько личного. И я не был готов к тому, что самые драматичные страницы из него появятся в неофициальной школьной газете, вырванные из контекста. Я рисовал для себя, не обходя острые углы, отображая реальность, как она есть: с насилием, беззаконием и жестокостью. Но финал был светлый, он дарил надежду. Наверное, самой большой моей ошибкой было принести рабочую редакцию в школу. Я планировал порисовать во время смены в кинотеатре (я должен был сидеть на кассе, а в будни не слишком-то много посетителей). В обед я как обычно отправился в библиотеку дописать сочинение. Я отлучился от своего стола на несколько минут, оставив открытую сумку без присмотра. Черт, мне всего лишь нужна была книга с дальнего стеллажа. Когда я вернулся, все вещи были на месте, я ничего не заподозрил. А на следующий день вся школа обсуждала мой комикс. Конечно, в газете автор указан не был. Но, учитывая, что я рисовал насилие мужчины над подростком, многие сделали правильные выводы. Черт, разбору этих проклятых страниц (их было всего три, ты помнишь, но какие!) даже посвятили урок психологии. Наш преподаватель мистер С. старался уделять внимание острым социальным проблемам. Мы обсуждали проблемы с родителями, наше призрачное будущее, конфликты в школе. Чисто гипотетически, конечно, ведь никто не хотел признаваться, что у него сложности. И когда мистер С. вошел в класс, держа газету, я понял, что пропал. Все догадки и предположения, высказанные моими одноклассниками на том уроке, были правдой. Мне же казалось, что по моей душе основательно потоптались в грязных сапогах. Я молчал, не поднимая головы от тетради. Мне хотелось, чтобы скорее прозвенел звонок, чтобы все это закончилось. Не помню, как прошел остаток дня. Еще с неделю в коридоре, где я оказывался каждую перемену, кто-нибудь обязательно подкалывал меня на тему комикса. Я предпочитал не отвечать и игнорировать все нападки. Насколько я помню, ты один из немногих в классе, кто ко мне не подошел. Дома я запрятал тетрадь подальше вглубь ящика стола. Я не мог заставить себя продолжать. Феникс снова сгорел. Вряд ли это могло продолжаться бесконечно. Я не верю, что хоть одно живое существо может раз за разом переживать адские муки и смерть и не сойти с ума". Пока Джеймс сидел на вершине холма, на город опустились сумерки. Он наблюдал, как вдоль дороги вспыхнула, словно новогодняя гирлянда, лента фонарей. Тут и там загорались окна жилых кварталов. Заходящее солнце отбросило длинные лучи, пронзая облака, скопившиеся на горизонте, и вскоре исчезло. На темном небосводе стали видны крохотные искорки звезд. Джеймс вспоминал, как однажды Роджерс потащил его на крышу кинотеатра смотреть какое-то редкое космическое явление. Это было спустя пару недель после того, как Барнс устроился на работу. Во время смены они много разговаривали, в основном о пустяках. Серьезные беседы они вели по пути домой. Наверное, ночной город к этому располагал. Тогда на крыше наедине друг с другом Стив сказал ему, что он гей. Сейчас, зная если не все, то многое, Джеймс понимал, насколько тяжело было Роджерсу. Но с каждым днем они становились все ближе друг к другу, а для дружбы необходимо доверие. Конечно, до Барнса доходили слухи, но, честно говоря, он не придавал им особого значения: захочет - сам расскажет. Они сидели бок о бок на широком козырьке крыши. Теплый ветер ласково трепал волосы. Неоновая вывеска кинотеатра была выключена и не мешала наблюдать за звездным небом. - Смотри внимательнее, скоро начнется. - Почему-то прошептал Стив. - Это должно быть потрясающе! Джеймс послушно уставился в чернеющий небосвод. Луна, появившаяся на нем еще засветло, теперь сияла, омываемая солнечным светом. Таймер на телефоне Роджерса просигналил - пора! Медленно тень Земли начала наползать на желтоватый круг, постепенно перекрыв его почти полностью. Барнс слышал сбившееся от волнения дыхание Стива. Трепет друга передался и ему. - Это и правда круто! - пробормотал Джеймс. А Стив в ответ просто сказал, будто ждал этой минуты: - Знаешь, я гей. Помолчав, Барнс, придвинувшись к Роджерсу вплотную, прошептал ему в ухо: - Спасибо, что сказал. Он ощутил, что внутри Стива словно ослабла какая-то пружина. Напряжение, витавшее в воздухе весь вечер, спало. В полном молчании они дождались, когда Луна во всей своей красе вновь показалась на небе. Джеймс как обычно проводил Стива до дома и сам в одиночестве поехал к себе. Он не переживал по поводу этого каминг-аута. Честно говоря, ему вообще было насрать на сексуальные предпочтения Роджерса, ведь как друг он его вполне устраивал (о большем он в тот момент даже не думал), а все остальное было неважно. "Но думаю, что тебе будет интересно все-таки увидеть этот комикс. Знаешь, я ведь его закончил. Это вышло как-то само собой, я просто позволил рукам и разуму делать свое дело. Он хранится в месте, которое ничто и никто не успел испортить. Путь твой лежит в кинотеатр, где я чувствовал себя по-настоящему легко и счастливо... Рядом с тобой. Он ждет тебя в подсобке в черной папке, спрятанной за моим шкафчиком. На случай, если ее найдут раньше, чем ты прослушаешь эту запись, я подписал папку твоим именем. Надеюсь, тебе ее передадут. Удачи, Джеймс!" Барнс посмотрел на часы - было одиннадцать, последний сеанс в кино заканчивается в 23-45. Если гнать на скорости через весь город, он еще успевает до закрытия. Не теряя времени, Джеймс вскочил на велосипед и бешено закрутил педали. На одном крутом повороте на спуске он не удержался на дороге - колесо проскользнуло по песку, наметенному ветром с обочины, и на полной скорости Барнса хорошенько приложило об асфальт. Скорее всего, он на несколько мгновений отключился, потому что когда смог открыть глаза, не сразу понял, где находится. Помотав головой и поморщившись от боли, он встал и, покачиваясь, направился к крутившемуся колесу, торчавшему из придорожных кустов. Мир перед глазами еще немного кружился, но Джеймс целенаправленно шел в сторону обочины. С первого раза достать велик не вышло, но Барнс потянул сильнее и вытащил его на дорогу. По счастью тот пострадал не слишком сильно: краска на раме оказалась содрана до металла в нескольких местах, да не хватало одной резиновой рукоятки на руле. Колеса стояли ровно, педали были на месте. Подросток наклонился, чтобы выдернуть из цепи застрявшие ветки и листья. На асфальт рядом с колесом упала темная капля. Растерянно Джеймс провел по лицу: ладонь была вся в крови. Его повело куда-то в сторону, ноги подогнулись, и Барнс бесформенным кульком свалился на асфальт. Сверху на него упал велосипед. Джеймс то выплывал из небытия, слыша над головой завывание сирены скорой помощи, то снова проваливался в темноту. Окончательно сознание вернулось к нему на больничной койке. Он слышал, как шепчутся родители. Ладно, шептала в основном мать, уговаривая отца не шуметь. Тот же в ярости и не думал понижать голос. Джеймс открыл глаза, силясь что-то сказать, но из пересохшего горла вырвался сиплый хрип. Миссис Барнс подала ему воды. Обхватив губами трубочку, он втянул живительной влаги и едва не закашлялся. - Джейми, милый... - только и смогла вымолвить мать. - Ты заработал сотрясение, малец! - прогрохотал отец. - Я, кажется, предупреждал тебя насчет шлема!? - Да, сэр - слабым голосом ответил подросток. - Сынок, тебе придется остаться на ночь в больнице. Если хочешь, я побуду с тобой? - это опять мама. - Все в порядке, мам. Я в норме, только голова немного болит. - И что насчет комендантского часа? Где ты шлялся? - никак не мог угомониться отец. - Я хотел немного покататься, не думал, что уже так поздно. Торопился домой и слетел с дороги - Джеймс старался говорить быстрее, но слышал себя как с зажеванной кассеты. Каждое слово молоточком било по мозгам. "Это больше не повторится, пап!" хотел добавить он, но к горлу подкатила тошнота. Джеймс из последних сил свесился с кровати, и его вырвало на белый кафель. Вокруг началась суета, подросток бессильно откинулся на подушки и закрыл глаза. Шум постепенно стих, и он смог уснуть. На следующий день родители забрали его домой. Голова по-прежнему болела, на рассеченный лоб и скулу пришлось наложить швы, но в целом Джеймс был в норме. Постельный режим и таблетки стали его спутниками на долгую неделю. Мать взяла отпуск на работе, чтобы ухаживать за ним. Это было тяжело, если не сказать невыносимо. Дверь его комнаты была все время открыта, каждый час она заходила проведать его под разными предлогами. Иногда, просыпаясь от дневного сна, Джеймс видел ее силуэт в дверном проеме. Он мечтал оказаться на свободе. Плеер, чудом уцелевший при падении, ждал своего часа в рюкзаке. И Стив ждал. Наконец в четверг Барнсу было позволено пойти в школу. Первый день прошел как в тумане. На математике он пытался наверстать упущенное, путаясь в формулах и хитросплетениях вычислений. На литературе отмалчивался, потому что представления не имел, какую книгу сейчас обсуждают. От физкультуры у него было освобождение на месяц, и он это время он бесцельно слонялся по библиотеке. После обеда Джеймс подошел в учительскую, чтобы уточнить расписание коррекционного класса. Три дня в неделю. Три гребаных дня ему придется оставаться после занятий и слушать лекции по поведению от школьного психолога. Интересно, это будет похоже на клуб анонимных алкоголиков? Привет, меня зовут Джеймс и я люблю подраться! К концу уроков он уже почти терял терпение. В кинотеатр нужно было по двум причинам. Первая и самая важная - он должен был забрать подарок Стива. Вторая ерундовая - нужно было перенести рабочие смены на свободные вечера. Велосипед родители временно конфисковали, теперь Барнс вынужден был перемещаться по городу на автобусе. Мимо остановки, на которой он стоял после занятий, проехали блестящие спортивные кабриолеты школьных мажоров. Члены баскетбольной команды и болельщицы улюлюкали, минуя его. Стиснув зубы, подросток стерпел это. Наконец подошел автобус. Скрипнули раздвижные двери, Джеймс приложил проездной к считывателю и прошел в середину салона. Несколько остановок спустя он вышел у здания кинотеатра. Набрав код от служебной двери, Барнс проскользнул в прохладный коридор. Кабинет менеджера был приоткрыт, Джеймс постучался и через 15 минут имел на руках свой новый график работы. Дальше путь его лежал в раздевалку для персонала. Там они переодевались в форменную одежду (малиновые рубашка и брюки, белый жилет, золотистый бейдж) и отправлялись с зал. На шкафчиках, где хранились личные вещи до окончания смены, были наклеены полоски скотча, на которых черным маркером надписывались имена сотрудников. Шкаф Стива уже отдали новому сменщику, но Джеймсу это было неинтересно. Самое главное, самое дорогое хранилось за этим шкафчиком. Джеймс зашел сбоку, присел и протиснул руку в просвет между шкафчиком и стеной. Пальцы его нащупали твердый каркас папки, о которой говорил Стив. Сердце забилось чаще. Он аккуратно вытянул папку на свет и, воровато оглядевшись по сторонам, убрал ее в рюкзак. Дома, тщательно притворив за собой дверь комнаты, он сел за стол и положил папку перед собой. Его руки немного дрожали, когда он открывал ее. Обложка была вырисована великолепно. Черная тушь, ни капли цвета. Дорога сквозь пустыню, горы на заднем плане, по самой разделительной полосе мчится поднятый на дыбы мотоцикл. Лицо водителя скрыто шлемом, раскрашенным под череп. Свет единственной фары пронзает сумрак. Завороженный Джеймс листал страницу за страницей, погружаясь в придуманный Стивом мир. Мир его боли, страданий и его спасения героем с лицом Джеймса Барнса. Ночью Джеймсу приснился Стив. Его хрупкое тело было все в синяках. Обнаженный он лежал в круге света, словно под софитом, свернувшись в позе эмбриона. Барнс сделал шаг навстречу, и Стив, сдавленно застонав, открыл глаза. Их взгляды встретились, и Стив протянул дрожащую руку. Джеймс рванулся к нему, упал на колени рядом, сжимая тонкие бледные пальцы в своих. Ладонь Роджерса была ледяной. Стянув толстовку, подросток бережно укрыл ею друга. Тот в полузабытьи бормотал его имя. "Все хорошо, Стив, все будет хорошо! Я рядом!" - в ответ шептал Джеймс, не замечая, что плачет. Вдруг свет, лившийся откуда-то сверху, стал невыносимо ярким. Барнс зажмурился, а когда открыл глаза, Стива уже не было. Джеймс закричал и... проснулся. Его лицо было мокрым от слез. Сев на кровати, он долго приходил в себя после кошмара, усмиряя бешено колотящееся сердце. Потом медленно встал и пошел умываться. Ледяная вода окончательно привела в чувство. Вернувшись в комнату, Джеймс натянул футболку и лег поверх одеяла. Сон не шел. Промучившись с полчаса, он вытащил плеер из рюкзака, перевернул кассету на другую сторону нажал PLAY. "Наверное создается впечатление, что в моей жизни были только черные полосы? Но это не так! Поверь мне, Джеймс! Я был счастлив! И эти светлые моменты были моим спасательным кругом. Да, ты верно угадал, дальше будет про тебя. Мы успели проучиться вместе больше полугода и чуть меньше поработать вместе в кинотеатре. Я хорошо помню, как увидел тебя в зале. Ты стоял и пялился на меня. Это было очень неприлично с твоей стороны. Помню, что в ответ тоже начал разглядывать тебя. И мне очень понравилось то, что я увидел. Эта дурацкая форма придавала тебе такой сексуальный вид. Ничего, если с этого момента я буду более откровенен в выражениях? Просто когда я думаю о тебе, мне трудно сдержаться (Джеймс улыбнулся и закрыл глаза). С тобой было очень комфортно работать, но больше всего я любил возвращаться с тобой домой. Честно говоря, эти двадцать минут или полчаса (когда мы шли не спеша) я ждал целый день. Я быстро осознал, что влюбляюсь в тебя. Меня даже несколько пугало это чувство, настолько всеобъемлющим оно было: я хотел постоянно прикасаться к тебе, целовать тебя. Я мечтал затащить тебя к себе, когда мамы не будет дома. В моих фантазиях мы раздевались и забирались под одеяло, я прижимался к тебе, чувствуя твой жар каждой клеточкой тела. Боже, да я могу так продолжать до бесконечности! Но я думал, что ты видишь во мне всего лишь друга. Обманывать тебя было не слишком честно, потому я и признался тогда на крыше. Я ожидал чего угодно: презрения, отвращения, насмешки, но не такой реакции. Но сейчас я хочу вспомнить о другом дне. С января школа начала подготовку к дню святого Валентина. В этом году несколько старшеклассников организовали службу "Анонимный Валентин" и на переменах передавали любовные послания их адресатам. Это могла быть просто записка с признанием в любви без подписи, цветок, коробка конфет. Да что угодно! Послания и подарки оставляли на полках стеллажа в кабинете психологии. После уроков их сортировали, а на следующий день доставляли по назначению. Кажется, ты тогда тоже получил несколько таких "валентинок"? Я долго решался на этот шаг. Я знал, что тебе могло понравиться: ты сам рассказывал мне о медиаторе, который видел в магазине музыкальных инструментов. Когда я купил его и нес домой, внутри у меня все трепетало: ты точно догадаешься, от кого он. Ты сделаешь вывод. Я упаковал свой подарок в обычный бумажный конверт, на котором напечатал твое имя. Конверт в пустующий кабинет психологии я занес во время занятий, отпросившись в туалет. Когда я клал его на полку, мои руки дрожали от волнения. К концу дня я, конечно, успел пожалеть о своем решении, но прошлого ведь не вернуть. Эта мысль немного примирила меня с действительностью. На следующий день искушение просто прогулять школу было просто непреодолимо. Но я ведь должен быть смелым и отвечать за свои поступки. Потому я пришел. Первый урок был биология. Я страшно нервничал, не мог сосредоточиться и, как ты, наверное, помнишь, едва не оттяпал себе палец скальпелем для препарирования лягушек. После звонка мы вместе направились на литературу. Не успели мы устроиться за своими партами (помнится, ты что-то шутил насчет дня всех влюбленных, а я смеялся невпопад, потому что от волнения совершенно ничего не соображал), как в класс вошли "анонимные Валентины". Ты был третьим в классе, кому достался подарок. Я в ужасе смотрел на свой конверт, не понимая, зачем я вообще на это решился. Я готов был выхватить его у тебя из рук и бежать, куда глаза глядят. А ты спокойно повертел его в руках и закинул в рюкзак со словами "Потом гляну!". В этот момент мне хотелось просто прикончить тебя от обиды (услышав это, Джеймс хихикнул, не выдержав). Я отвернулся, сделав вид, что что-то повторяю по учебнику. А после уроков мы вместе отправились на работу. Сгорая от нетерпения, я все-таки спросил: "Что, так и не посмотришь на свою валентинку?". Усмехнувшись, ты на ходу вытащил конверт и вскрыл его. Оттуда на твою ладонь выпал медиатор. Интересно, ты сразу понял, что это от меня? Что ты чувствовал в этот момент? Скажу за себя - у меня почти остановилось сердце. (Стиви, про этот медиатор не знала ни одна живая душа кроме тебя. Кто же еще это мог быть? Мое сердце тогда тоже дало сбой, но я не подал виду). Помолчав несколько мгновений, ты сказал мне: "Спасибо, мелкий" и впервые потрепал по волосам. По моему телу разлилось жаркое тепло. В состоянии полной эйфории я вошел следом за тобой в здание кинотеатра. Мы сразу направились в раздевалку для персонала, кинуть вещи и облачиться в форму. Я снимал футболку, когда ощутил твое присутствие рядом. Наконец, стянув ее с головы, я встретился с тобой взглядом. И мне понравилось, что я увидел в твоих глазах. В них было то самое томное выражение, свойственное сексуальному желанию (не то чтобы у меня был какой-то опыт в этих делах, но не узнать его просто невозможно). Их цвет потемнел, став похожим на предгрозовое небо. Я чувствовал на лице твое теплое дыхание и замер, давая тебе возможность сделать первый шаг. И тогда ты поцеловал меня. Просто твои губы коснулись моих. Но внутри у меня словно взорвался фейерверк. Этот поцелуй длился лишь пару мгновений, не дольше, ведь в любой момент в раздевалку мой войти кто-нибудь еще из персонала. Но я до конца дня ощущал на себе мягкость твоих губ". Джеймс нажал STOP. Он тоже помнил этот день и поцелуй. Все произошло спонтанно, а началось же с того дождливого вечера, когда они вместе в грозу бежали к дому Стива. Тогда Барнс впервые подумал о Роджерсе в сексуальном плане. И чем больше они общались, тем больше ему нравился этот парнишка. Иногда на совместных уроках он ловил себя на том, что любуется худым скуластым лицом, упрямым подбородком с ямочкой, прямым носом с горбинкой, пухлой нижней губой, которую хотелось игриво куснуть. Иногда Стив перехватывал его взгляд и улыбался в ответ, а в серо-голубых глазах вспыхивали лукавые искорки. Теперь же Джеймс думал, что, если бы решительность Стива, сам бы он вряд ли сделал первый шаг, но от того подарка на Валентинов день он просто растаял. Никто еще никогда не делал для Барнса ничего подобного. В их семье было принято дарить или деньги, или полезные подарки. Так что он из года в год на день рождения и Рождество получал конверты с шуршащими купюрами (он сразу откладывал их на счет, открытый родителями) или практичные вещи. Велосипед и гитару он купил себе сам на заработанные на каникулах деньги. А такой личный, такой заветный подарок для него был в новинку. По пути в кинотеатр он поглаживал пальцами медиатор, лежащий в кармане толстовки, и чувствовал к Стиву непреодолимую нежность. Ему хотелось обнять Роджерса и... поцеловать. Джеймс был не из робких, да и условностей не признавал. А то, что ему нравится мальчик принял для себя просто как факт. И потому, когда Стив начал снимать футболку, он не стал сдерживаться. Подойдя к нему вплотную, Барнс жадным взглядом окинул худое тело: выступающие ключицы, волосы во впадинах подмышек, темнеющие пуговки сосков, рельеф реберных костей, впалый живот и светлую дорожку, уходящую под пояс джинсов. Во рту мгновенно пересохло, а низ живота сладко заныл. Стив стянул футболку с головы, и Джеймс оказался лицом к лицу с тем, кого желал сейчас больше всего на свете. Не раздумывая больше ни секунды, Барнс приник к его губам. Он не касался его руками, не прижимался телом, губы стали единственной точкой соприкосновения. Джеймс не пытался углубить поцелуй, проникнуть внутрь языком: он боялся, что ему окончательно снесет крышу, и тогда они вряд ли выйдут из этой раздевалки к началу смены. Сейчас, лежа на кровати и наслаждаясь ночной прохладой, Джеймс ощутил, как напрягся его член. Рассказ Стива смог разбудить в нем желание. Накрыв ладонью упругий бугорок, натянувший ткань боксеров, он сжал полувозбужденный ствол. Чтобы не шуметь пришлось стиснуть зубы, настолько острым было ощущение. Спустив резинку, он коснулся бархатной головки, скользкой от предэякулята, пальцами потер ее. В лунном свете восставший член поблескивал выступившей влагой. Захватив его в теплый плен руки, Джеймс, приподнимая бедра, толкнулся в собственный кулак. Кровать предательски скрипнула. Тогда он сменил тактику и стал двигать рукой. Воздух со свистом вырывался сквозь сжатые до судороги зубы. Дыхание участилось, сердце грозило вырваться из груди, Джеймс ощущал биение пульса в артерии на шее, в пульсации висков. Уже на грани извержения в сладкой истоме он вдруг выпустил член. Его пальцы коснулись поджавшихся яичек, массируя сначала легонько, потом усиливая давление до боли. Не сдержавшись, Джеймс хрипло застонал и тут же замер, прислушиваясь к тишине дома. Ни звука. Рука его вернулась к члену, в несколько резких движений он довел себя до оргазма, сбрасывая напряжение и моральное и физическое. Словно робот, Барнс встал с кровати, сходил в ванную, стерев влажной губки остатки спермы с бедер и закинув футболку и боксеры в корзину с грязным бельем. Потом как был, обнаженный, вернулся в комнату, одел чистое белье и снова лег. Начинать новую кассету Джеймсу не хотелось. Кто знает, какая боль выплеснется с нее? Сейчас ему было более-менее спокойно. Закрыв глаза и отвернувшись от окна к стене, подросток провалился в сон без сновидений. На следующий день Джеймс добрался до кассеты только к вечеру: весь обеденный перерыв он провел в библиотеке, заканчивая сочинение. После уроков рванул на работу: пятница и уик-энд - самое горячее время в кинотеатре. Окончательно вымотанный, Барнс оказался дома только в начале первого. Мать не ложилась, дожидаясь его приезда. Она разогрела ужин и немного посидела с ним на кухне. Когда Джеймс начал мыть посуду, она вдруг подошла и обняла его сзади, прижавшись к его спине. - Милый, надеюсь с тобой все порядке? - Ну конечно, мам! - как можно более бодро ответил Барнс, намыливая тарелку. (Нет, мам! Я не в порядке! Я не стабилен!) Хорошо, что она не стала развивать эту тему и отстранилась. Позволив поцеловать себя в щеку, подросток пожелал ей спокойной ночи, клятвенно пообещав, что через 20 минут сам будет в постели. Наконец женщина ушла, и он смог перевести дух. Нельзя волновать ее еще больше, нельзя показывать свои настоящие чувства. Все хорошо! Как нельзя лучше! Поднимаясь к себе, Джеймс ощущал дрожь, внезапно охватившую его тело. Оставалось всего три кассеты, шесть записей. И истории Стива Роджерса конец. Как после этого ему самому жить дальше? В комнате было холодно. Посидев на кровати, обхватив себя руками, Джеймс решил принять ванну, чтобы согреться. К тому же там его точно никто не потревожит. Пока набиралась вода, комната наполнилась теплым паром. Раздевшись, Барнс забрался в ванну. Сначала кожу покалывало - настолько вода была горячей, но постепенно тело привыкло. Джеймс ощутил, как расслабляются мышцы. Одев наушники и положив плеер на полочку, заполненную баночками с шампунем и гелем для душа, он нажал PLAY. "Первый раз, первый секс - событие в жизни любого человека. Он может все перевернуть. Ты можешь возненавидеть эту сторону жизни, если было больно и неприятно. Но у меня все было по-другому. После того поцелуя напряжение между нами нарастало. Не знаю насчет тебя, но я почти физически это ощущал. Кажется, что при твоем приближении у меня волосы на теле вставали дыбом, как у человека-паука. Когда мы сидели рядом на уроках, я чувствовал твой запах. По ночам мне снились "мокрые" сны, после которых я просыпался измученным и морально и физически. С этим надо было что-то делать, но я не знал, готов ли ты к большему. Я проштудировал интернет и, стащив у мамы крем для рук, как-то после душа попробовал растянуть себя. Ощущения были странные, ведь раньше я никогда не трогал себя там. Но я вспоминал свое возбуждение в снах, как зажигался от одного твоего прикосновения. Я понимал, что нам просто необходимо остаться наедине. В тот вечер на работе мне пришло сообщение от мамы: ее срочно вызывали на замену заболевшей медсестре. Тогда произошла крупная авария на шоссе, много пострадавших. Это был мой шанс. Как обычно мы возвращались домой вместе. Я был особенно молчалив. Покусывая губы, я лихорадочно соображал, как зазвать тебя к себе. Ты поначалу пытался меня разговорить, но как от собеседника от меня было мало толку. Наконец у подъезда я проговорил "Не хочешь зайти ко мне? Я сегодня ночую один". Наверное, я тогда ужасно покраснел, потому что щеки мои горели огнем. Мы ведь оба понимали, зачем я зову тебя. "Хорошо!" - просто ответил ты. - "Я только предупрежу родителей, что останусь у тебя ночь. Школьный проект и все такое". Вот и все, обратного пути для нас не было. Мы поднялись на лифте и вошли в квартиру. Я был словно под кайфом. Обстановка вокруг казалась мне чужой, словно мы вдруг оказались в гостиничном номере. Едва дверь за нами закрылась, ты прижал меня к ней и поцеловал, и этот поцелуй был совсем другим: требовательным, полным страсти. Твой язык раздвинул мои губы. Я приоткрыл рот, позволив ему скользнуть внутрь. О, ты был гораздо более искушен в этом деле. Лаская мои десны, прикусывая губы, ты сводил меня с ума. А твои руки, как в моих снах, скользили поверх одежды по моему телу. Дрожащими пальцами ты расстегнул молнию на толстовке, та скользнула на пол у моих ног. А потом ты задрал мою футболку, я ощутил твои ладони на своей коже и едва не закричал - такими горячими они мне показались. Я выгнулся, прижимаясь к тебе пахом, чувствуя твой твердеющий член. Меня затрясло, а ты испугался и отстранился, спросив, все ли в порядке. - Я в норме - мой голос вдруг охрип. Я стоял перед тобой, дрожа и стуча зубами. Одежда мешала мне и, не раздумывая, я снял футболку и отбросил ее в сторону. Глядя мне в глаза, ты поступил так же. Я не мог отвести глаз от твоего тела. По сравнению с моим оно казалось идеальным: проступающий рельеф мышц, кубики пресса. Я расстегнул джинсы, те кульком свалились на пол, и я переступил через них, сделав шаг навстречу тебе. Наверное, в том момент я казался тебе смешным: щеки покрыты алыми пятнами смущения и возбуждения, худой, нелепый в своих серых плавках. (Нет, Стиви, ты был прекрасен!) Но ты почему-то не смеялся. Мгновение спустя, твои джинсы тоже лежали на полу. Я подошел ближе, чувствуя жар, идущий от твоего тела, потом несмело положил ладони тебе на плечи. - Давай не будем останавливаться сейчас! - прошептал я. - Поцелуй меня еще! - Теперь твоя очередь, Стиви. - криво усмехнувшись ответил ты и закрыл глаза. Я придвинулся вплотную. Нас разделяли только полоски ткани на бедрах. Шумно выдохнув, будто перед прыжком в воду, я прильнул к твоим губам. Непроизвольный стон вырвался у меня, когда теперь уже ты впустил внутрь мой язык. Мои пальцы зарылись в твои волосы, потягивая их. Твое бедро раздвинуло мои бедра, и я бесстыдно терся об него. Моему члену уже было тесно в белье. Я подтолкнул тебя к дивану, стоящему в гостиной и, не устояв на ногах, ты свалился на него, а я - на тебя. Мы оба напряженно рассмеялись. (На записи голос Стива звучал глухо и немного хрипло). Ты весь был в моем распоряжении, и меня заводило, что я стал хозяином положения. Я мог делать все, что захочу. Впервые в жизни я не стеснялся своих желаний. Я прильнул к твоей шее, осыпая ее поцелуями, легонько покусывая чуть солоноватую кожу. Стон, сорвавшийся с твоих губ, удвоил мое желание. Я хотел видеть, как ты сходишь с ума от страсти, как мечешься подо мной, не контролируя себя. Мои поцелуи спустились ниже на грудь. Я накрыл губами твой сосок, лаская его языком, а пальцы мои сжали второй, теребя упругую бусинку. Теперь уже ты положил руку на мою голову, побуждая продолжать. Наконец, оставив грудь в покое, я осмелился двинуться дальше. Осыпав поцелуями твой живот и лизнув впадину пупка, я проследовал по темнеющей дорожке волос и зубами оттянул резинку трусов. Поверь мне, я никогда не делал ничего подобного. Никогда. Ни с кем другим. Твой член буквально выпрыгнул мне навстречу. Стянув боксеры, я освободил его. По комнате разлился острый терпкий запах страсти. Он сводил меня с ума. Ты приподнялся на локтях, ты хотел видеть, что я буду делать дальше. Я не мог разочаровать тебя и остановиться. Высунув язык, я осторожно лизнул головку, пробуя тебя на вкус. Ты судорожно втянул воздух, не отрываясь глядя на мои действия. Обхватив головку губами, я осторожно погрузил твой член в рот так глубоко, как только смог, пока у меня не перехватило дыхание. - Стив, боже мой, Стив. - Прошептал ты. Надеюсь, что это был твой первый минет, так же как и мой? Я начал двигать головой вверх и вниз, сжимая кольцо губ вокруг твоего ствола. Ты был весь в моей слюне, весь мокрый (как же порочно это звучит). Бессильно откинувшись на диван, ты позволял мне руководить процессом, но довольно скоро не смог сдерживаться. Твои бедра вздымались мне навстречу, и член тыкался в горло. С непривычки я еле сдерживал тошноту. Дыхания не хватало, и я отстранился. Ниточка слюны протянулась из уголка моего рта, и я утер ее тыльной стороной ладони. Твой набухший пульсирующий член стоял почти вертикально, прижимаясь к животу. Это было прекрасно. Щеки твои раскраснелись, а глаза горели каким-то бешеным огнем в полумраке комнаты. Встав с дивана, я, наконец, снял свои трусы. И вот я полностью обнажен перед тобой, Джеймс. Я открыт. Я знаю, что ты не обидишь меня. Я не боюсь ничего. Ты сел и протянул мне руку. Я доверчиво вложил в нее свою, и ты притянул меня к себе. Я сел к тебе на колени, наши взгляды встретились, а члены соприкоснулись. Приподнимая бедра, я начал двигаться, тереться о тебя. Сладкое томление возникло где-то внизу живота, разливаясь по всему телу. Твои ладони гладили меня везде, куда только доставали, стискивали ягодицы, оставляли следы на предплечьях. Склонившись, я целовал твои глаза, скулы, губы. Движения стали резкими, быстрыми, ты опустил руку и начал ласкать оба члена одновременно. Я совершенно потерял голову, что-то бормотал, вскрикивал. Острый спазм скрутил меня, я с силой обхватил твои бедра своими и выгнулся, кончая. Мгновение спустя, я ощутил, как подрагивает твой член, выплескивая сперму мне на живот". Джеймс не думал что Стив, его Стив, может быть настолько откровенным. Его голос проникал, казалось, в самое естество Барнса, отдельные звуки отдавались внизу живота и где-то в темечке. В теплой воде член Барнса окаменел, возбуждение уже причиняло боль, но он не позволял себе ни единого прикосновения. "Кто из нас предложил пойти в спальню? Как мы собирали разбросанные вещи? Когда ты успел позвонить родителям? Ничего этого я не помню. Мы забрались под одеяло, словно внезапно смутившись собственной наготы. Под ним я нащупал твою руку и сжал ее. Ты же пробормотал: "Иди ко мне, Стиви!". Я послушно придвинулся ближе, наши ноги переплелись. Я ощущал, что твое возбуждение не спало, как, впрочем, и мое собственное. - В тумбочке... там есть крем, если ты хочешь... - прошептал я, уткнувшись носом в твою шею. - Стив, ты когда-нибудь делал это? - совершенно серьезным голосом спросил ты. Я помотал головой, не в силах поднять глаза. - Тогда нам нужно быть осторожными. Я не хочу причинить тебе боль. - В твоем голосе было столько заботы и нежности. Господи, я был готов душу продать, лишь бы это все не заканчивалось. Ты откинул одеяло, вытащил тюбик и выдавил немного на ладонь. - Повернись ко мне спиной Стиви. Я послушно отвернулся и поджал колени к животу. Твоя рука опустилась на мои ягодицы, поглаживая их, разминая, обмазывая кремом, то и дело соскальзывая к анусу, отчего я каждый раз вздрагивал. - Расслабься, я остановлюсь, если тебе будет больно - твой горячий шепот обжег мне ухо. И тут же мокрый язык коснулся раковины, вылизывая ее. Поймав губами мочку, ты принялся посасывать ее, а палец принялся массировать сжатый вход. Я едва мог дышать от нахлынувших новых ощущений. Постепенно ты смог проскользнуть внутрь. Я вскрикнул, прогибаясь в пояснице, подаваясь навстречу. Мне не было больно, Джеймс. Мне было так хорошо. Ты спустился поцелуями на шею, потом принялся покусывать плечи и загривок. Я готов был урчать от удовольствия, когда ты сжимал зубы чуть сильнее. К одному пальцу, нежно гладившему меня изнутри, присоединился второй. Я расслабился и был готов принять тебя. - Давай же - пробормотал я. - Прошу! Ты завозился, смазывая свой член. Я ощутил давление и закрыл глаза. Внутри меня словно что-то взорвалось. Я был растянут и полон тобой. Ты замер, давая мне время привыкнуть. - Можешь двигаться, только медленно. Ты толкнулся глубже, потом осторожно вынул ствол почти до конца и снова вперед. Я не шевелился, позволяя тебе задавать темп, только поскуливал, когда внутри меня ты задевал какую-то особенно чувствительную точку. Простыня под нами намокла от пота. Мы оба тяжело дышали. - Постой! Давай по-другому! - прохрипел я. Ты с трудом отстранился, а я встал на колени. Я ощущал, что мой анус максимально открыт. Ты что-то прорычал, обхватил руками мои бедра, пристраиваясь сзади и нетерпеливо проник внутрь. В этой позе ты доставал очень глубоко. Мы толкались навстречу друг другу, стонали, шептали имена друг друга. Мои пальцы судорожно комкали складки простыни. Ты сменил темп, буравя мое тело короткими сильными толчками. Когда твой пах сталкивался с моими ягодицами раздавался громкий хлопок - очень непристойный звук. Внезапно я ощутил, как твоя ладонь сомкнулась вокруг моего члена и задвигалась, стискивая его, надвигая на головку крайнюю плоть. Мне захотелось кричать. Облокотившись на локти, я уткнулся лицом в подушку, заглушая громкие вскрики. Вот-вот, уже так близко! Твой член излился внутри меня горячим семенем, и одновременно с этим кончил и я. Мои ноги подкосились, и мы оба рухнули на влажную постель. Казалось, что в комнате вдруг исчез весь кислород. Как две рыбы, вытащенные из воды, мы жадно глотали воздух ртами. Сколько раз мы повторили это за ночь? Но надо отдать тебе должное: когда рано утром мама вернулась с дежурства, кровать была перестелена, комната проветрена, а ты дремал на диване в гостиной. Это была самая лучшая ночь в моей жизни, Джеймс. Ты перевернул мой мир. Я больше не чувствовал себя изгоем. Конечно, я не был готов открыто держаться за руки в коридорах школы или на улице, но я знал, что принадлежу тебе. И это было такое правильное чувство. Я был счастлив по-настоящему". Запись кончилась, Джеймс нажал STOP и снял наушники. Вода в ванне успела остыть. Несколькими резкими движениями Джеймс довел себя до оглушительного опустошающего оргазма, повторяя про себя "Стив! Стив! Сти-и-ив!". Слив воду и ополоснувшись, на ватных ногах он дошел до комнаты и рухнул на кровать, мгновенно отключившись. В субботу Джеймсу пришлось ехать на работу. Хорошо хоть смена начиналась в 4, он успел отоспаться. Решение выехать пораньше пришло спонтанно - ему просто не хотелось мозолить глаза матери с отцом, давать повод для новых нотаций или расспросов. Сев в городской автобус, Барнс не представлял, где будет мотаться целый час до начала смены, но, увидев из окна вывеску кафе "Матисс", нажал кнопку выхода. На стойке он заказал себе ванильный раф (крайне нетипичный выбор для человека, равнодушного к сладкому) и поднялся на второй этаж. Там была оборудована открытая площадка типа балкона. Сверху можно было наблюдать, как суетится бариста, готовя разные напитки, как заходят и выходят посетители. А еще там были книги. Стив однажды затащил его в это кафе. Круглые столики вдоль окон, длинный прямоугольный стол в центре с массивной деревянной столешницей. Разномастные стулья. Над каждым столиком низко нависают лампы в зеленых тканевых абажурах. Над длинным столом целая гирлянда лампочек на шнурах разной длины. Барная стойка отделана зеркальной плиткой. В холодильных витринах десерты на любой вкус: куски тортов, лоснящиеся шоколадной глазурью, миниатюрные пирожные на один укус, маффины, покрытые разноцветными кремовыми шапками, и мороженое. Рай для сладкоежки - так он и сказал Стиву, поглощающему все это великолепие взглядом. Джеймс не разделял его восторгов. Но Стив не обращал на него внимания. Заказав себе латте с чем-то, он спросил о выборе Барнса. Тот предпочел большой американо без сахара и сливок и шарик шоколадного мороженого в угоду Роджерсу. Они устроились на втором этаже рядом с книжным стеллажом. - Знаешь, Джеймс, тебе надо просто расслабиться. Я иногда захожу сюда, тут на полках много интересного почитать, поэтому даже в одиночестве я не чувствую себя странно. Знаешь, какая моя самая любимая книга? - Стив протянул руку и вытащил тонкую книгу в зеленой обложке. Это было современное издание. Джеймс прочитал имя автора и название "Ширли Джексон. Мы живем в замке". - Это что, какая-то история про рыцарей? - буркнул он, отпив свой кофе. - Нет, Джейми. Это готический роман... - А, ну ясно, призраки, романтические девы и все такое! - прервал друга Барнс. - Стоп, как ты меня назвал? - Джейми, а что? - удивленно приподнял брови Роджерс. - Хм-м, ничего. Просто непривычно. Так меня никто не зовет. - Ну, значит я буду! Если ты, конечно, не против. - Смущенно пробормотал Стив, помешивая длинной ложечкой свой латте. - Не против, зови, - милостиво разрешил Джеймс. - Ну, так о чем твоя книга? - Вот теперь не расскажу. Придется тебе прочитать ее, если так хочешь знать! - Роджерс показал ему язык. - А знаешь, что делают с такими упрямыми мальчишками как ты? - прошипел Барнс, сделав угрожающее лицо. Стив зарделся, как майская роза, что доставило Джеймсу огромное удовольствие. Сейчас Барнс был один и чувствовал себя немного не в своей тарелке. Вспомнив наставления Стива относительно книг, он наугад снял одну с полки. Вяло перелистывая страницы, Барнс включил следующую сторону записи. "Зря я поверил, что все может быть хорошо. Жизнь раз за разом давала мне это понять, а я, дурак, был таким оптимистом. Но мы ведь были счастливы, хоть и недолго? Думаю все же, что это дорогого стоит! Я был поглощен нашими отношениями. В школе все шло как-то само по себе. Я вроде делал уроки, писал тесты, закончил учебный год. Летом мы с тобой часто виделись, много работали в кинотеатре допоздна. А беда поджидала меня дома, свивая тугие кольца. Все началось с пустяка - утром мама разбила тарелку и сильно порезалась. Тогда она поехала на работу и все шутила: в больницу и в больницу (ну, знаешь, зашить руку и на дежурство). А вечером во время смены в кинотеатре мне позвонили: она потеряла сознание в приемном покое. Я должен был раньше заметить, что что-то не так! Должен был! Я тогда сорвался, поехал в больницу. Она сидела на кровати в палате бледная и какая-то растерянная. Увидев меня, она так обрадовалась. Просила не звонить Рою. Говорила, что все будет хорошо, что это на несколько дней. Она просто сдаст кое-какие анализы". Джеймс нажал STOP. Он не хотел это слушать! Не мог! Он прекрасно знал, чем закончится эта история. Господи, Стив, прекрати! Но, пересилив себя, Джеймс все-таки продолжил. "Думаю, тогда никто ничего не подозревал. Даже я предпочел поверить ее словам и уехал домой. Она ведь была под присмотром в больнице, в которой сама же работала. Вечером позвонил ты, предлагал заехать, но я отказался. Мы долго болтали по телефону. Ты, наверное, успел добраться до дома. Я немного успокоился (Твоя заслуга, Джеймс. Ты прекрасно умеешь отвлечь от проблем!). Пару дней после этого все и правда было нормально. Я ездил в больницу, мама проходила обследования, на какие хватало нашей страховки. А потом ее выписали. Просто выписали, Джеймс! (голос Стива сорвался на крик) Какое-то время я жил иллюзией, что все в порядке. Ее рабочие дежурства сокращались, она все больше времени проводила дома. Тогда я спросил ее напрямую, что происходит. И она расплакалась. Она рассказала мне все. Моя мама умирала. (Стив помолчал, тяжело дыша) Я не помню нашего с Роем отца. Он погиб, когда я был совсем маленьким. Но я всегда жалел, что не застал его и завидовал Рою, который его помнил. И вот сейчас я терял своего второго родителя, которая вырастила меня. Но я же оптимист! Я предложил ей взять деньги из моего университетского фонда, тогда я верил, что ее можно спасти. Она отказалась, сказала, что это мое будущее, что она не может меня его лишить. А еще я чувствовал, что должен как можно больше времени проводить с ней, и потому ушел с работы. Все это походило на кошмарный сон, из которого никак не можешь выбраться. Такой, когда хочешь кричать, но открываешь рот и не слышно ни звука. Через месяц, когда ей стало хуже, я уволился с работы. Из больницы нам прислали сиделку, которая ставила капельницы и присматривала за мамой. Все это время я жил как в аду. Ночью я просыпался с мыслью, что она умерла. Я крался в ее комнату (с недавних пор мы перестали закрывать к ней дверь) и стоял в темноте, стараясь услышать вздох или скрип кровати. Невыносимо! Через некоторое время, успокоенный, я возвращался к себе. За ночь такое могло происходить несколько раз. По утрам я чувствовал себя абсолютно разбитым, опустошенным. Рой начал присылать нам деньги. Немного, но этого хватало. Расходы на лекарства покрывала страховка, а из еды нам было нужно так мало. Сам я иногда вспоминал, что не завтракал лишь в ужин. Мама ела словно птичка. Тогда мы с тобой практически перестали общаться - я чувствовал, что испытывать любовь, счастье просто несправедливо по отношению к ней. Прости меня, Джеймс! Теперь я понимаю, как был неправ! (Барнс устало потёр глаза и сделал большой глоток кофе. Забытая книга лежала на столе, раскрытая бог знает на какой странице) Что бы я не делал, она была обречена! (горькие как его кофе нотки звучали в голосе Стива) Не знаю, что говорить дальше (пауза на пленке была больше минуты) Наверное, стоит сказать, что она была прекрасным человеком. Ты нравился ей Джеймс, хотя она так и не узнала, кем ты был для меня - я не осмелился рассказать. На ту встречу в кафе уговорила меня она. В какой-то момент ей стало получше, я воодушевился. Возвращаясь из магазина, я купил ей цветы: желтые нарциссы, она так любила их. Она улыбалась, худая, бледная, с тёмными кругами под глазами, но она улыбалась. А потом сказала: - Стиви, милый, я хочу, чтобы ты сходил погулять с друзьями! Ты так долго сидишь дома со мной. Прошу тебя, развейся. Позвони хотя бы Джеймсу. Кто знает, может она догадывалась о чем-то? Я назначил тебе встречу в Матиссе. Мы как обычно устроились за столиком на 2 этаже. Я так долго не мог сделать заказ, что ты разозлился и ткнул пальцем в первый попавшийся в меню напиток. Я знаю, ты не понимал, что происходит, почему мы перестали общаться и видеться. Я ощущал твою тоску и боль. Ты думал, я предал тебя. Но в тот момент я просто не мог быть адекватным: мыслями я был дома. Мы сидели и молчали. Ты бесился, но не хотел даже словом обидеть меня. Я думал о маме, пребывая в каком-то сонном отупении. В конце концов, ты поднялся: - Если тебе нечего мне сказать, зачем ты позвал меня? - Я не знаю, - честно ответил я. - Позвони, когда будешь знать! - сказал ты и, задвинув стул на место, развернулся и ушёл. Я хотел позвать тебя назад, я готов был рассказать тебе все, что происходит, если бы ты оглянулся. Но дверь за тобой закрылась, тихонько звякнул колокольчик, и в мое сознание вдруг ворвался шумный мир кафе: разговоры посетителей, смех школьниц по соседству, яростное шипение воздушной струи капучинатора, мелодичная трель кассового аппарата. У меня было ощущение, что с того момента, как мы вошли в кафе, прошло минут 5, не больше. Подняв взгляд на часы, я ужаснулся: прошло больше часа. Схватив толстовку, я побежал домой, полный мрачных предчувствий. Но дома все было по-прежнему. Капельница вливала лекарство в измученные иглой вены, сиделка читала журнал, время о времени поглядывая на подвешенный пузырёк, мама утомленно дремала. Я прошмыгнул в свою комнату и, едва за мной закрылась дверь, упал на колени и зарыдал в голос. Джеймс, я хочу все исправить, хочу, чтобы у тебя остались светлые воспоминания, даже если ты покинешь наш город! В кафе я приготовил подарок для тебя. Он спрятан в моей любимой книге. Найди ее среди многих на этих полках. Думаю, будет честно, если ты заберёшь эту книгу, ведь я сам когда-то принёс ее в кафе». Выключив запись, Барнс подошёл к стеллажам в поисках зеленого корешка. Довольно быстро он обнаружил книгу, зажатую между историей искусств и огромным томом трилогии Толкиена. Он бережно снял ее и вернулся за столик. На работу он уже опоздал, так что торопиться не стоило. Ласково он погладил глянцевую обложку и открыл первую страницу. Ее украшала надпись, сделанная аккуратным почерком Стива: «Из личной библиотеки Джеймса Барнса». Одна страница была загнута. Он пролистал до неё и обнаружил спрятанный внутрь конверт. Надорвав край, он осторожно открыл его. На стол выскользнуло фото: на фоне кинотеатра они со Стивом стояли вдвоём в форме, сверкая золотистыми бейджами, и, положив друг другу руки на плечи, ослепительно улыбались. Тогда они попросили какого-то прохожего заснять их вместе перед началом смены. Они были счастливы, а потом все рухнуло. Убрав книгу и фото и книгу в рюкзак Джеймс вышел из кафе. Он чувствовал себя хуже побитой собаки. Начинала болеть голова, на работу ехать совершенно не хотелось, но пришлось. В итоге он опоздал на смену почти на час и ушёл раньше, потому что от боли его стошнило прямо на прилавок. От автобусной остановки с трудом Джеймс доплёлся до дома и сразу поднялся к себе. Открыв окно, он впустил в комнату свежий воздух, принял таблетки и лёг в кровать, не раздеваясь. Посреди ночи подросток проснулся с непреодолимым желанием одним махом дослушать обе оставшихся кассеты и снять с души этот груз. Но голова продолжала болеть, и одна только мысль о наушниках вызывала у него отвращение. Он решил подождать до утра. Завтра, в воскресенье, у него был законный выходной. Ни школы, ни работы, даже в церковь его родители не ходили. Он был совершенно абсолютно свободен! Ближе к обеду, когда Барнс спустился на кухню, дом был уже пуст. На холодильнике под магнитом с пальмами (память о службе отца на Гавайях) сиротливо белела записка от матери: «Сынок, мы с папой уехали в супермаркет. Если тебе что-то нужно, а ты забыл записать это в список, звони. И сделай уроки! Целую, мама». Да, в их семье так было заведено: с момента, когда Джеймс перешёл в среднюю школу, он получил собственный список покупок, куда с начала недели записывал все, что ему нужно. В воскресенье родители отправлялись в магазин, где закупали все по индивидуальным спискам. Так мама отвечала за домашний быт и еду, за отцом был закреплён раздел «все для дома и сада». Ну а Джеймс пока довольствовался личными нуждами. На этой неделе его список был пуст. Зато в его распоряжении появились несколько свободных часов, которые он планировал провести наедине со Стивом. Наскоро перекусив сандвичем с холодным мясом, Барнс вернулся в комнату, взял рюкзак с плеером и вышел из дома. К записке на холодильнике он приписал «Болит голова, вышел прогуляться. Я с телефоном, так что не волнуйтесь». Он не знал, куда пойти. Ноги сами привели его в парк, где когда-то в драке он вступился за Стива. Джеймс выбрал самую уединенную скамейку, сел и включил запись. «А теперь, Джеймс, я расскажу тебе один секрет. Ты умеешь хранить чужие тайны? Самые страшные, самые постыдные? (голос Стива на пленке был еле слышен) Если да, то слушай. Если нет, а впрочем, мне уже нечего терять! Это произошло, когда маму забрали в больницу. Ей стало совсем худо. Мы тогда только начали учиться - последний год, самый ответственный. Был тёплый сентябрь. Я, как обычно, вернулся из школы домой и застал скорую. Сиделка вызвала неотложку, потому что маме вдруг стало нечем дышать. Охваченный паникой я поехал с ней, но в больнице мне особо делать было нечего. Ее подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Она была без сознания. Я как мог долго просидел рядом с ней, держа ее холодную руку. Боже, тогда мне казалось, что это конец. Но, как обычно, я был не прав. Часы посещения закончились, и дежурная медсестра проводила меня до выхода - я еле передвигал ноги, умудрился забыть свой рюкзак в палате (за ним я вернулся на следующий день). Створки автоматических дверей с тихим шипением сомкнулись за моей спиной. Я добрел до автобусной остановки и какое-то время просто сидел на лавочке, не в силах сделать шаг. Наверное, было уже очень поздно, автобусы проезжали мимо все реже, некоторые сигналили мне, и от каждого протяжного гудка я вздрагивал, но не вставал. В голове была абсолютная пустота, я пытался ухватиться хоть за одну спасительную мысль, но без толку. Внезапно я ощутил, что страшно замерз: я весь дрожал. И когда очередной автобус притормозил и открыл свои двери, я рванул внутрь, словно от этого зависела моя жизнь. Мне казалось, что мы едем целую вечность. В салоне постепенно не осталось ни одного человека, а я сидел, прижавшись лбом к стеклу. Совершенно один. Наконец водитель окликнул меня: - Эй, пацан, это конечная! Проваливай! Я послушно направился к выходу, снова провалившись в прохладную сентябрьскую ночь. Район, в котором я оказался, был мне незнаком: раскидистые вязы по обе стороны проезжей части, аккуратные газоны, освещенные декоративными фонарями, белые фасады домов. Вдруг откуда-то до меня донеслась музыка: кажется, у кого-то была вечеринка. А я не мог больше находиться в одиночестве. Как мотылек, летящий на свет, на свою погибель, я пошел вперед на звук, все убыстряя шаг. Мне тогда казалось, что темнота и тишина поглощают меня, что мне надо найти спасение, человеческое тепло. Пусть будет громкая музыка, пусть будет смех! Дверь дома гостеприимно распахнулась, меня поприветствовали и пихнули в руки пластиковый стаканчик. Я сделал глоток и закашлялся. - О, Стиви!? - чья-то ладонь хлопнула меня по спине. Я узнал голос Ника. Это был его дом: гостеприимный, полный людей, громких звуков и алкоголя. Я что-то пробормотал в ответ. - Mi casa es tu casa! - Стэмфорд был порядочно пьян. Приобняв меня за плечи, он что-то крикнул в толпу подростков, танцующих в гостиной. Те, кто за грохотом музыки расслышали его слова, подняли вверх одинаковые красные стаканчики. Я вывернулся (его прикосновение было мне неприятно, стоило развернуться и уйти, но я просто не мог себя заставить покинуть общество!) и, обходя пьющих, веселящихся, целующихся прошел через весь дом, выйдя на задний двор. Там у бассейна стояли шезлонги. Какие-то были заняты парочками, бесстыдно ласкающими друг друга на глазах у всех. Я выбрал самый дальний и, сбросив с него в траву мокрое полотенце, сел, уставившись в звездное небо. В тот момент мне казалось, что, глядя на это ледяное сияние крохотных искорок, я обретаю покой. Постепенно музыка стихала. Людей вокруг становилось все меньше: все расходились по домам. Когда вокруг воцарилась тишина, я словно пришел в себя. Что я здесь делаю? Зачем пришел на этот чужой праздник? Я вернулся в дом и уже направлялся к входной двери, когда почувствовал, что меня схватили за плечо. - Далеко направился, Стиви? - снова Стэмфорд. - Отпусти, Ник! (надеюсь, мой голос не звучал слишком жалко.) Я уже ухожу! - Ну уж нет, крошка моя, ты уйдешь, когда я разрешу - Ник крепко держал меня, причиняя боль. Похоже, он был не настолько пьян, как мне показалось сначала. - Ник, серьезно, мне надо домой! - мне вдруг стало страшно, очень страшно. Потому что он не улыбался. В его глазах я читал угрозу и... похоть. Джеймс, я так вляпался! По самые уши (Барнсу показалось, что он услышал всхлип на пленке). Он толкнул меня лицом на диван, усыпанный остатками чипсов и попкорна. - Моя чика свалила - навалившись на меня сверху, он дышал мне в шею, обдавая запахом пива - Так что придется развлечься с тобой. Я барахтался под ним, пытаясь выбраться, но куда там? Ник куда выше и сильнее, по сравнению с ним я просто девчонка! - Ну не капризничай, принцесса! Тебе понравится! Тебе не привыкать! - бормотал он, обшаривая руками мое тело. Я не знаю, что случилось со мной тогда, почему я перестал сопротивляться, почему позволил ему сделать то, что он сделал. (Кулаки Джеймса были сжаты до боли. Он сидел, глядя прямо перед собой на голубей, прыгающих в залитой солнцем пыли, но не видел их. Перед его глазами был Стив, его Стив, разложенный под ублюдком Стэмфордом. Стив, покорившийся судьбе. Стив, которого в очередной раз предала жизнь). Он задрал мою футболку. Я ощущал его грязные губы на своей шее, плечах, лопатках. Порыкивая, он лизал и с силой прикусывал кожу, оставляя свои следы. Я только вздрагивал каждый раз, когда он смыкал зубы. В тишине дома я слышал только его тяжелое возбужденное дыхание: вдох-выдох, укус, мокрый поцелуй. Он просунул руки под меня, расстегивая мои джинсы, и сдернул их вместе с трусами. - Вот это попка! - он шлепнул меня по заднице, потом еще и еще. Кожа вся горела, я против воли вскрикивал каждый раз, когда его тяжелая ладонь, рассекая воздух, опускалась на ягодицы. Думаю, что он довел себя до крайней степени возбуждения. Потом раздался звук расстегиваемой молнии. Его джинсы свалились на пол, громыхнув тяжелой пряжкой ремня по плитке. Он отпустил меня на короткий миг, и у меня сработал инстинкт самосохранения. Я попытался отползти от него подальше, но Ник схватил меня за ноги и подтянул ближе. Я оказался перекинут через подлокотник с пылающей задницей, бесстыдно торчащей вверх. А потом начался ад. Его член ворвался в меня, и я закричал от боли. Рука Ника уперлась мне в затылок, отчего я уткнулся в диванную подушку. Он двигался и двигался, все яростнее, все сильнее толкаясь. Ужасное распирающее чувство росло внутри меня с каждым его толчком. Мой анус горел от трения. А потом все вдруг прекратилось. Нет, Стэмфорд продолжал меня насиловать, но я ничего не чувствовал, словно это было не мое тело. Я как будто смотрел на все со стороны. Небольшой дискомфорт доставляло только острое зернышко попкорна, которое кололо мне щеку. Я ждал, когда все закончится, чтобы одеться и уйти домой. Я просто хотел домой! (голос Стива был полон отчаяния) Задвинув свой член глубоко в меня, Ник кончил. Я ощутил, как он выскользнул из моей растраханной задницы. По бедрам потекла его сперма. - Ух, вот это заезд, Стиви! - прохрипел он. - Никуда не уходи, скоро я буду готов повторить! Не обращая внимания на его слова, я с трудом встал с дивана, натянул трусы и штаны, поправил футболку и вышел. Вряд ли он стал бы меня преследовать. Не знаю, как я смог дойти до дома, я просто не помню свой путь. Едва переступив дверь квартиры, я сорвал с себя всю одежду. Если бы я мог, я бы тотчас сжег ее, отправил в топку! В душе я так долго тер свое тело мочалкой, что вся кожа горела: я чувствовал себя грязным, испорченным! Я тщательно вымылся изнутри, направив струю воды в не закрывающийся анус, потом почистил зубы и лег. За окном светало. Заснуть я так и не смог. Через пару часов прозвонил будильник, и я снова почистил зубы, умылся и вымылся: если бы не соблюдение этих ритуалов, я бы, наверное, сошел с ума. (Снова длинная пауза на пленке) А может я сошел с ума, раз тогда не решился покончить со всем". Кнопку STOP давно выбросило автоматически. Джеймс продолжал неподвижно сидеть, внутри у него все кипело. Казалось, что от одного неосторожного движения он просто взорвется неконтролируемой яростью. Сотовый в кармане в который раз играл мелодию, установленную на мамин звонок. Наконец он смог встать на ноги. Медленным шагом Барнс отправился домой. Родители, конечно, места себе не находили от беспокойства. Не говоря им ни слова, Джеймс поднялся к себе и тщательно запер дверь. Он слышал, как стучит мать, слышал угрозы отца, но не двигался с места. Он не мог поверить в то, что услышал на пленке. Он не мог поверить, что со Стивом случилось что-то подобное. С его Стивом, с этим хрупким парнишкой, который умел так лучезарно улыбаться, который так прекрасно рисовал, который был таким оптимистом. Этот ублюдок Стэмфорд! Урод! Говнюк! Блядь! Бляааааадь! Джеймс заорал в голос, швыряя в стену все, что попадалось под руку, расколотил свой стул об пол, не переставая кричать. Наконец, охрипнув и выбившись из сил, он упал на кровать. Сердце колотилось как бешеное, на щеках алел болезненный румянец, лоб был мокрым от пота. Он смотрел в потолок, кровь пульсировала в висках, из глаз лились горькие слезы, чертя влажные дорожки и пропадая в длинных прядях волос. За ужином он извинился перед родителями, ожидая взбучки. Но она не последовала. В список покупок был добавлен новый стул и чашка, в остальном же вечер прошел как обычно. Поднимаясь к себе, Джеймс услышал, как мать взволнованно шептала отцу, что все это последствия полученного сотрясения мозга. Как бы ни было тяжело, а школу в понедельник никто не отменял. Джеймс совершенно забыл, что в спортзале для учащихся выпускного класса устраивали встречу с представителями местных колледжей. Пометавшись от столика к столику, он набрал целый ворох программок (в основном чтобы успокоить бдительность матери). С его средним баллом у Барнса были хорошие шансы на поступление в нормальный колледж. Отец, конечно, предпочел бы видеть его военным, но тут всем руководила мать. Деньги на колледж были отложены (часть из них - наследство матери, полученное от ее двоюродной тетки), Джеймсу оставалось только выбрать. Но меньше всего он сейчас думал о будущем. Мыслями подросток то и дело возвращался в прошлое. С трудом досидев до конца занятий, Барнс отправился на работу. В кинотеатре сегодня было малолюдно. Его посадили на кассу. Обслуживая по 2-3 человека в час, Джеймс успел сделать домашку. А еще он начал читать книгу. Книгу, которую подарил ему Стив. (При воспоминании о Роджерсе грудь пронзила острая боль) Атмосфера враждебного города, загадка невероятных смертей в прошлом, старый дом, две сестры, живущие уединенно с дядюшкой, который пытается поминутно воспроизвести события страшного дня, когда все прочие родственники покинули этот мир. Книга захватила его, Барнс понимал, почему она так нравилась Стиву. "Надеюсь, ты понимаешь, почему я не мог поговорить с тобой обо всем произошедшем раньше? Как мог я сказать тебе такое? Теперь мне не страшно, но тогда я не смел даже в глаза тебе смотреть (Джеймс включил запись, лежа в постели). Я чувствовал себя грязным, не хотел, чтобы ты касался меня, словно боялся тебя испачкать. Но мне нужно было поговорить хоть с кем-то! Тогда мистер С. показался мне идеальной кандидатурой. Преподаватель психологии и, собственно, школьный психолог. На его занятиях мы постоянно обсуждали подобные темы. Я записался к нему на прием после уроков. В кабинете было прохладно, на столе горела лампа, создавая подобие уюта в казённых стенах. Я прошел и сел в одно из кресел напротив него. От напряжения меня потряхивало. Я не понимал, насколько готов раскрыться, что я вообще буду говорить. Он внимательно посмотрел на меня поверх своих очков. - Стив, рад, что ты пришел. Чем я могу помочь тебе? - Я... Честно говоря, я не знаю. Много всего происходит. - Попробуй начать с начала. - Он откинулся на спинку стула, вертя в пальцах карандаш. Видя мою нерешительность, он предложил - Ты хочешь рассказать о себе или о ком-то из твоих одноклассников? - Наверное, о себе - неуверенно проговорил я. - До вас, наверняка доходили слухи... Ну, обо мне. - Стив, я не собираю слухи. Я предпочитаю слушать истории из первых уст. Я все еще не знал, как начать, и то расстегивал, то застегивал молнию своей толстовки. Тогда он снова задал мне вопрос: - Что, по твоему мнению, должно измениться после того, как ты выйдешь из моего кабинета? - То есть, чем вы можете мне помочь? - Совершенно верно. - Я... не уверен, что я ожидаю чего-то конкретного. Я просто хочу, чтобы все закончилось. - Я не совсем понял тебя, Стив. Ты хочешь, чтобы закончилось что? - он выглядел озадаченным моим ответом. - Все. Люди. Такая жизнь. - Стив - он подался вперед, глядя мне в глаза, и я первым отвел взгляд. - Ты понимаешь, что ты говоришь? (Он все понимал, и ему нужна была помощь!) - Ты хочешь, чтобы закончилась твоя жизнь? Ты это имеешь в виду? Я кивнул. - Это же очень серьезно! - мистер С. отложил карандаш, потом посмотрел на вспыхнувший экран сотового. - Я знаю. И я хочу не этого. Потому я и пришел к вам. - Тогда расскажи мне, что случилось. Я молчал. - Стив, давай поговорим о школе. Что для тебя школа. Я не понимал, зачем он спрашивает меня об этом. - Ну, это место, куда я хожу, чтобы учиться и... - И что еще? - Здесь есть люди, с которыми я вынужден общаться. - Тебе тяжело с кем-то общаться? - Наверное, да. Мне сложно это объяснить. Я словно нахожусь во враждебной среде и не знаю, кто нападет на меня следующим. - Так тебя кто-то обижает? - экран его сотового снова вспыхнул. - Прости! - он убрал его в ящик стола. И снова я промолчал. - Хм, давай попробуем по-другому? Стив, у тебя проблемы с девочкой? - Я... нет, мистер С. - С мальчиком? - Мне кажется, что у меня проблемы с жизнью. Я пытаюсь верить, что все будет хорошо, но всегда выходит иначе. И я думаю, что я сам виноват в этом - я нервно накручивал завязку толстовки на палец. Сотовый в его столе прожужжал. - Продолжай, Стив, не обращай внимания. - Понимаете, я... Я лучше пойду. Я подумаю обо всем и зайду позже, в другой раз. Когда буду готов. Схватив рюкзак, я выскочил из его кабинета. Ты скажешь, глупо? Лучше было выложить все начистоту? Но я просто не смог, слабак! Наверное, будь я сильнее, все было бы иначе. Знаешь, Джеймс, я иногда представляю, как ученые изобретают супер-сыворотку и ищут какого-нибудь слабака, чтобы испытать ее. Я попадаю в число счастливчиков, и мне делают волшебный укол. Начинается превращение, мое тело меняется: я вижу мускулы вместо костей, обтянутых кожей, упругий пресс вместо впалого живота. Я становлюсь выше, мое здоровье многократно улучшается. Тогда я бы смог дать отпор Нику (Стиви, милый, тогда тебе это было бы не нужно. Он бы просто побоялся с тобой связываться!). Может я даже смог бы стать национальным героем? Символом Америки или что-то в этом роде. Ладно, забудь. Вся эта затея с психологом была глупой с самого начала? Я не смог бы говорить с ним также откровенно, как сейчас говорю с тобой. Я не позволил бы себе признаться в своей гомосексуальности. Я не смог бы объяснить, как один поцелуй, словно снежный ком, летящий с горы, оброс такими последствиями. Я не смог бы говорить о своей любви к тебе. И никогда бы не рассказал о той ночи, которая уничтожила меня. Да и к чему все это? Как один разговор смог бы помочь мне выбраться из этой ямы? Ведь прошлого не изменить! (Но с ним можно научиться жить, Стив!) Теперь ты знаешь почти все, Джеймс". (Последние слова Стив почти прошептал) Ему оставалась одна кассета. Джеймс долго вертел ее в руках, не решаясь поставить в плеер. Он знал финал этой истории. Пусть не от Стива лично, через третьи руки. Но он знал, что произошло. И это было страшно. Раньше Джеймс не задумывался о смерти. Его семью она посетила лишь раз, когда Джеймс был совсем маленьким - тогда умерла двоюродная тетка его матери. Он совершенно не помнил ее, по сути, она была для него посторонним человеком. Никакого горя и скорби по ней даже в сознательном возрасте он не испытывал. А сейчас смерть ходила очень близко, по ту сторону кассеты. Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, Барнс все-таки включил запись. "Я думал, что не смогу говорить об этом, но вот ты слышишь мой голос. И я не плачу. Моя мама умерла. Как считаешь, я дал этой жизни достаточно шансов? Это конец?". Дальше в наушниках был только шорох пленки. Напрасно Джеймс вслушивался, выкрутив громкость на максимум. Стив больше не сказал ни слова. На следующий год Джеймс перебрался в Сан-Франциско, где поступил в колледж. Профессия, которую он получил, не слишком-то вдохновляла, и потому он искал другие возможности заработать деньги. Еще во время учебы он начал подрабатывать в баре, а за летние каникулы закончил курсы барменов. Выпить в этом городе любили, а Барнс оказался настоящим фанатом своего дела. Получив диплом о высшем образовании, он закинул его подальше на полку и вышел на работу в питейное заведение под названием "Маяк". Каждый вечер кроме понедельника и среды Джеймс проводил за стойкой, виртуозно подбрасывая разнокалиберные бутылки, потряхивая шейкер и наливая в подставленные бокалы разноцветную жидкость. Клиенты любили его представления, неизменно собирая у стойки толпу желающих полюбоваться. А любоваться было на что: длинные волосы, собранные во время работы в хвост, трехдневная щетина, голубые глаза, холодные как лед, звенящий в стакане с коктейлем, игривая ямочка на подбородке и мускулистое тело, обтянутое черной футболкой. Дамочки занимали первый ряд, тая от восторга. Понедельник и среду Джеймс проводил совсем по-другому. Он не оставил своего школьного хобби и продолжал играть на гитаре, с каждым годом совершенствуя свое умение. И в эти дни его чаще всего можно было найти в одном из клубов, где собирались любители живой музыки. Сцену подсвечивал единственный софит. Барнс выходил из темноты, не глядя в зал, садился на высокий табурет и брал первый аккорд. Нота за нотой он выворачивал свою душу наизнанку перед теми, кто готов был его слушать. Но в душе он играл только для одного человека, которого потерял столько лет назад. Возвращаясь в съемную квартиру, он каждый вечер доставал из шкафа картонную коробку – свой сундук сокровищ. В ней лежали те самые кассеты, которые открыли для него жизнь Стива Роджерса, как она есть, без прикрас, два рисунка, одна фотография на память и книга, зачитанная до дыр. Медиатор на серебряной цепочке, как талисман грелся на его груди, скрытый одеждой. Была обычная пятница в баре, народ толпился у стойки, подначивая двух армейских друзей, игравших в «кто кого перепьет». Джеймс выставил перед ними ряд стопок и только успевал подливать в них виски. Ребята, похоже, обладали каким-то иммунитетом к спиртному, потому что оба еще держались на ногах. Публика делала ставки и тоже пила – никто не оставался внакладе. Заметив в конце стойки протянутую руку, Барнс поспешил принять заказ. - Что будете? – Джеймс старался перекричать громкую музыку. - Не могу решить – ответил парень в бейсболке, уткнувшись в меню. - Покрепче или что-то легкое? Чистое или коктейль? – что-то неуловимо-знакомое в нем было, но Барнс никак не мог понять, кого он ему напоминает. - Давайте на ваш вкус! – наконец решил клиент и поднял голову, встретившись взглядом с Джеймсом. Бутылка, которую тот держал в руках, полетела на пол и разбилась вдребезги. Дорогой виски, вычтут из зарплаты. Но все это было уже не важно. Большие серо-голубые глаза, светлые волосы, спрятанные под кепкой, упрямый подбородок, плечи куда больше, чем Джеймс помнил. Это был Стив, его Стив.