Собачонки

      В класс медленно вошёл Айзава-сенсей, обводя взглядом притихших учеников. Сегодня его аура была уж слишком гнетущей, глаза недовольно бегали по классу, бинты закрывали почти пол лица из-за чего его голос становился приглушенным. Сразу ясно, что сенсей чем-то очень недоволен. — В наш класс прибыли новые ученики. Они будут учиться здесь, так как их школа сгорела в результате нападения злодеев. — А из какой они школы? — спросил Минеда с явной надеждой, что это обаятельные школьницы с большими буферами и легкомысленным характером. — Из школы-приюта для детей умерших героев, — немного понизил голос учитель и крикнул, чтобы дети могли войти.       Катсуки даже не обратил внимание на предостерегающий взгляд Айзавы. Он явственно ощущал что-то неладное. И это что-то было за дверью, которая через секунду открылась, впуская в класс двух подростков.       К разочарованию Минеды и радости девочек, это были двое довольно симпатичных парней, среди которых особенно выделялся высокий с разноцветными волосами и гетерохромией. Другой был пониже с копной изумрудных кучерявых волос и такого же цвета глазами. На вид миловидные и молчаливые, но Бакуго сразу заметил, как они оценивающе осмотрели класс, остановившись на нём. Да, эти двое сразу поняли, кто здесь лидер и по оценкам и по силе. Катсуки ухмыльнулся. — Представьтесь, — кивнул Шота, не глядя на новоприбывших. — Шото Тодороки, — немного склонил голову вбок разноволосый. — Изуку Мидория. Позаботьтесь о нас! — зеленоволосое «чудо», как почти тут же прозвал его класс, лучезарно улыбнулось.       В ответ было послано множество улыбок и кто-то даже помахал рукой.       Все были очарованы. С первых минут их появления, с первых сказанных слов. Эти двое оказались полными противоположностями и в тоже время состыковывались, как детальки паззла. Шото оказался умным, собранным и молчаливым, а Изуку же обожал рассуждать, улыбаться и совершенствоваться. Бакуго сидел посередине этого и с ужасом понимал, что все ослеплены. Ведь, наверняка, никто не заметил, как слегка ухмыльнулся Половинчатый, видя, как новые одноклассники отреагировали на обаяние Мидории при знакомстве. Или как Изуку следил и анализировал каждого на тренировке. Катсуки видел это и понимал, тот не просто восхищается и не просто записывает всё в тетрадь — он выискивает слабые точки и промахи.       С причудами у этих двоих были расхождения. Шото в совершенстве владел льдом и чуть хуже огнём, но этого, конечно, никто не знал и не замечал. Изуку оказался беспричудным или с причудой, если принимать во внимание обаяние. Мидория манипулировал людьми, заставлял делать то, что хочет он. Если ему будет угодно, то ты и не заметишь, как спрыгнешь с пятого этажа только потому, что так ближе до аптеки, ведь у зеленоволосого мальчика так болит голова.       Единственное, что волновало всех — это шрамы и ошейники. Девочки непременно назвали бы черные ленты «чокерами», но Бакуго то видел, что это ошейники с закрашенными чёрным маркером эмблемами приюта и дырками на задней стороне, уж больно подходящими для поводков. В первый день этого не заметил никто, а вот во время переодевания, или когда Мина неприлично набросилась на Изуку с целью подурачиться, то сразу увидела торчащий из-под рубашки чокер. Девушка оттянула ворот, демонстрируя это всем и вопрошая откуда и зачем. Не дождавшись ответа, тут же кинулась к напрягшемуся Тодороки и поддела тонким пальцем ошейник и на его шее. — Ахах, это всего лишь парные украшения. Мы, как-то, шутя купили, а потом носить их стало привычно.       Да, тогда Изуку лгал. И делал это весьма умело, выдавая голливудскую улыбку. Такую широкую, яркую, демонстрирующую белые зубки. Такую фальшивую. Женская часть класса посчитала это милым, а парни лишь ухмыльнулись.       Шрамы оказались от тренировок. Конечно, ведь их школа достаточно престижная, но малоизвестная. СМИ не любят выводить это в свет, потому что всё, что связано с этим местом — боль. Все ученики там — это дети, у которых родители-герои были убиты. Эту тему ни Шото, ни Изуку никогда не позволяли обсуждать. Но фамилия Половинчатого и так говорила достаточно. Бакуго прошерстил все сайты и форумы о бывшем «герое номер два». Энджи Тодороки имел причуду огня, а его жена причуду льда, что совсем не удивило. Вот только Энджи погиб со своими детьми, всеми кроме Шото, от внезапно напавшего злодея с усыпляющей причудой, а информация о матери не известна. Даже статуса жива или мертва не было. Если с Тодороки всё понятно, то Изуку Мидория тёмная лошадка в этом деле. Героев с такой фамилией не было и как он попал в ту школу не ясно. Бакуго злился, но когда спросил об этом у самого Изуку, тот лишь нервно рассмеялся и сказал, что отец ушёл от них ещё в детстве, а мать умерла. Больше выпытать из него не удалось, да и такая любопытность могла привести к лишним вопросам и подозрению.       «Деку». Имя, данное Изуку за его слабость, беспричудность и… Да просто бесит, блять, со своими соплями! Так объяснял это Бакуго. А сучка-Урарака вывернула «бесполезность» на «я могу». — Хей, Двумордый, не расскажешь, что за хуйню ты делал на уроке? Работа в команде — это не только защита этого бесполезного задрота, — Катсуки прижал за грудки парня к стене, хотя это было немного проблематично из-за роста.       Шото тут же переменился. Его взгляд стал стальным, тяжёлым, с хитрым прищуром. Тени неровно накрывали глаза, очерчивая линию подбородка. Для полной картины ему не хватало облизнуться. Хищник. — Странно это слышать от тебя, Бакуго. Ты вообще никого не видишь вокруг себя. Несешься вперёд, загораживая обзор, нарушая план, построение, дисциплину и подрывая доверие с психической стабильностью твоих одноклассников. — Ты, блять, охре… — Кач-чан, — Бакуго показалось, будто его проткнули насквозь чем-то вроде копья — так это было неожиданно. Мидория подкрался сзади, оставаясь незамеченным и легонько ткнул его пальцем между лопаток. И даже хваленые инстинкты не помогли его учуять.       Деку обошёл Катсуки и теперь на него смотрели две пары глаз маньяков. Изуку склонил голову вперёд, тихо и гортанно вытягивая гласные в словах. На нём всё ещё была спортивная одежда, весьма потрёпанная, с прожженным боком и грязью на коленках. Видимо, он побежал сюда сразу после окончания занятия. Неужели понимал, засранец, что одними криками Тодороки не отделается? — Я смотрел наш бой. Повтор. Ты ужасен. Совершенно не чувствуешь остальных, — он вдруг прикрыл глаза, расслабляясь и снова улыбаясь. — Но признаю, ты отлично защищаешь своих, хотя сам же и создаёшь опасности. Пусть я и беспричудный, но довольно неплох в рукопашной. Уверен, я бы выиграл тебя в ней.       И это правда. На следующем уроке Катсуки сам попросил поставить его в пару с бесполезным. «Только не убей» — прозвучало в ответ и Бакуго победоносно вздёрнул нос.       Лёжа оглушенным на земле, он с ужасом осознавал свои ошибки. Вставая напротив Деку, он снова видел эти глаза со светящимися изумрудами внутри. После первого же удара Мидория уложил его на лопатки и спокойно продолжил говорить о действиях Бакуго. Этот задрот знал, что он нападёт с правой руки. Он знал и то, что Катсуки сложно делать подсечки, поэтому все его попытки — фальшь, чтобы отвлечь и нанести удар сверху, когда противник сосредоточится на его ногах. Изуку не был сильнее, быстрее или ловчее. Он анализировал, создавал в голове цепочку ударов, которые нанесёт враг и как ему от них отбиться. Поэтому через десять минут, он смог взять Катсуки в захват и со всей силы приложить об пол. — Катсуки, не связывайся с ними, — говорил Айзава-сенсей, стоя около его койки в кабинете Исцеляющей Девочки. — Ты умен и уже наверняка заметил, что они не такие, какими пытаются казаться. Их воспитывали в приюте, и там слишком суровые законы. Слабость там выбивают, а недостатки делают преимуществами.       Катсуки и не связываться? Не смешите. Нет, это не про него. Он решил, что во чтобы то не стало добьётся правды. Он узнает всё о них. — Половинчатый, Бесполезный! — Катсуки постучал в дверь и тут же вошёл.       Мидория спал поверх одеяла, устроившись под боком Шото, а тот недовольно смотрел на вошедшего. Свет в комнате был приглушён, но это не мешало разглядеть японский интерьер с низеньким столиком, диванчиком, бамбуковыми дверьми на балкон, циновками на полу и растением в уголке комнаты. Как Катсуки не пытался, но вспомнить название этого «фикуса» не мог. — Фу, блять, пидоры, — Бакуго уже было хотел выйти и харкнуть на свою задумку, но это, опять же, не про него. Вдох. Выдох. — Помогите мне с химией.       Пусть блондин был одним из лучших учеников, а раньше и вовсе лучшим, пока не пришли эти двое, у него были проблемы с химией. Долго учить её и разбираться было тупо и поэтому Катсуки решил убить двух зайцев одновременно. Он влепится в доверие к этим двоим и подтянет свои знания по химии.       Шото вопросительно поднял бровь, но затем всё же встал с футона. «Как он спит на этом коврике?» — вертелось в голове. — Я не буду тебе помогать, и давай поговорим за дверью, — тихо, в своей манере, сказал Шото, начиная уходить.       Бакуго понял, что его план рушится и единственное решение сейчас пускает слюни на подушку, видя во сне Всемогущего в пачке на единороге. Или какая ещё хрень снится милым мальчикам? — Трудно, что ли? Или у самого всё хуёво? — нарочно громко, так, чтобы Деку проснулся.       И он проснулся. Сонно потёр глаза и потянулся, а Шото, кажется, стукнулся лбом об дверь. — Кач-чан? Что ты здесь делаешь? — удивление в его голосе было настоящим, и это заставило Катсуки мысленно ликовать. — Объясни химию, — будто приказал блондин и кинул тетрадку с домашней работой на стол Половинчатого.       Мидория согласился, а Тодороки фыркнул в их сторону, ложась обратно на кровать. Так ему будет спокойнее за своего друга, а Бакуго как раз нужны они оба, хотя бы в поле зрения.

***

      Катсуки передернул плечами. В голове противным жуком жужжит и проедает плешь противоречие. Он застыл перед деревянной дверью, тупо уставившись в полоски вековых колец. За ней его ждут эти двое. Хотя они его как раз и не ждут. Наверняка Деку лежит на кровати или полу, читая комикс о героях, а Половинчатый сидит за столом, тщательно делая домашку и тихо переговариваясь с другом.       С химией Катсуки и вправду помогли. Посиделки вечером, длившиеся не больше часа, теперь прекратились и Катсуки со злобой понимал, что, кроме характера и привычек новых учеников, он так ничего и не узнал. На кой-чёрт ему нужно знание о том, что Шото обожает собу, а Изуку, когда задумывается и начинает бормотать, подпирает нижнюю губу большим пальцем?       А ещё он вдруг понял, что слишком привык к монологам Деку о героях и угрюмому молчанию Двумордого. Мидория постоянно звал его «Кач-чан» и без этого голоса было до жути одиноко. А Тодороки всегда создавал теплоту. Нет, Бакуго не страдал недостатком тепла, эта «теплота» ассоциировалась с чем-то уютным и домашним.       Изуку и Шото почти не расставались и старались избежать сближения с одноклассниками. Все вокруг словно чувствовали существ другой породы и сами особо не лезли общаться, так что внимание на них почти не обращали.       И только, блять, Катсуки не сидится на жопе ровно. Эта противная заноза и привела его к двери в комнату Тодороки, в которую он не входил больше недели. После курса химии от недоучителя Деку, и даже немножко Половинчатого, все их дороги снова стали параллельными и никак не желали отклоняться в сторону друг друга.       А у Бакуго словно червяк в башке. Ему хочется быть рядом с ними. До зубного скрежета и зудения кончиков пальцев. Хотелось взорвать эту дверь нахрен и с видом равнодушного удава лечь на футон. Словно так и надо.       Но нет.       Так не надо.       Этим двоим уж точно.       Если Деку улыбался Кач-чану, то Шото всем видом показывал безразличие. Да и на дне изумрудных колодцев Бакуго казалось лежит то же самое. Он лишний в их обществе.       Дверь резко открывается и Шото, воровато оглянувшись, кончиками пальцев втягивает охуевшего Катсуки за майку в комнату.       За спиной негромко клацает, а Шото уже отходит, ложась на футон и надевая наушники. Изуку немного ошарашено хлопает глазами, а затем мягко улыбается и приветственно машет рукой.       И они не говорят, не смотрят на него. Катсуки кажется, что у него глюки и он волшебным образом стал видеть через предметы. Он все там же, за дверью, стоит и грызёт губу, но при этом видит умиротворённую картину, к которой так привык.       Но нет, это не глюки. Крыша на месте — отправляйте скорую обратно. Катсуки и вправду здесь. Его присутствие раскусили и пригласили войти. Хотя нет, его нагло втянули, но это лучше, чем поджарили бы и отправили пинком от двери.       Бакуго даже краснеет, понимая, что видимо думал слишком громко, раз его раскрыли.       Голубой глаз открывается и смотрит за движением блондина. Тот медленно проходит в комнату, обходя сидящего на полу Деку, которому книга явно интереснее, чем хождение Бакуго, и присаживается на футон в ногах Шото. Садиться на стул не хочется, там наблюдать за Двумордым и Деку неудобно. Катсуки откидывается на стену и прикрывает глаза. Здесь ему лучше. И «почему» думать не хочется.

***

      Проходит месяц и в UA приходит оповещение из приюта о просьбе вернуть учеников, что отдали на временное обучение.       Шото и Изуку выглядят, на удивление, мрачными, хотя это мало кто замечает. Лишь Катсуки, так привыкший к ним, видит, что улыбка Деку натянутая, а молчание Шото давит. Тот, если надо, и шуточку отпустит, а тут даже на вопросы не отвечает.       Мидория на тренировке рассеянный и Катсуки даёт ему по затылку за неосмотрительность. Тот вяло отмахивается и снова погружается в мысли, отчаянно забывая про Айзаву и тетрадь с недописанной способностью.       Шото просят сделать трамплин для более хорошего нападения и Тодороки замораживает пол арены для боев, выдыхая облачко пара. Правая сторона покрывается корочкой льда и инея, которые тут же плавятся под языками пламени. Противник уже обездвижен, а значит побеждён. Все в шоке, а Катсуки понимает насколько Половинчатый теряет контроль из-за внутренних противоречий.       Вечером они расходятся по разным комнатам и разговаривать явно не настроены. Кто бы мог подумать, что эти двое так привяжутся к UA. Им до безумия хотелось остаться, потому что возвращаться туда равносильно подписанию контракта с дьяволом.       Катсуки бесшумно открывает дверь в комнату Изуку и вдруг слышит всхлип. Сейчас его лучше не трогать, да и Бакуго никогда не умел быть носовым платком и утирать слёзы. «Не плачь, а то глаза высохнут» или «Не будь соплёй» — край.       Тодороки мрачной тенью застыл напротив окна в своей комнате. Катсуки входит, смотря на замершую фигуру и слушает повисшее тяжёлое молчание, которое хочется разбавить хотя бы чихом. — Зачем ты это делаешь? — неожиданно хрипит Тодороки, не оборачиваясь. Спина Шото напряжена, а под свитером выступают лопатки, руки нервно то сжимаются в кулаки, то снова разжимаются в пятерню.       Катсуки молчит, недовольно хмуря домиком брови. А? Что делает? — Зачем каждый раз приходишь? Зачем пытаешься сблизиться? Зачем узнаешь нас и раскапываешь наши могилы? Зачем возвращаешься? — Шото оборачивается и Катсуки с удивлением отмечает искренние эмоции на лице Половинчатого. Непонимание, растерянность, злость, напряжение, вопрос, мягкость. — Тц. Слишком много «зачем», Двумордый, — Тодороки не двигается. Всё ещё ждёт ответа. — Ясно. Так и думал, — отворачивается. — Тебе просто было нужно знать о нас, о наших причудах и слабостях. Это было необязательно, мы всё равно скоро исчез…       Шото замолкает, чувствуя как теплые ладони обнимают его поперёк торса, а острый подбородок ложится на плечо. Кажется, время потянулось, словно кисель, что подают в детском саду, хочется задержать этот момент как одному, так и другому. — Изначально — да, — Бакуго ведёт носом под волосами на загривке и вдыхает запах. — А теперь… просто хочется быть рядом.       Оба не понимают, что происходит, но как магнитом их тянет друг к другу, а ещё к Деку. И этого не избежать.

***

— Всё, — Катсуки чуть ли не с ноги открывает дверь и входит в комнату, довольно улыбаясь и помахивая бумажками перед ошарашенными лицами Шото и Изуку. — Директор разрешил вам остаться, и даже сделал письменные приглашение на полное обучение в школе UA. Если скажете, что не рады — я вам бошки оторву.       Несколько секунд ничего не происходит, а затем Изуку с ультразвуковым писком бросается на Катсуки, обнимая руками и ногами. Бакуго скалится и чуть не роняет бумажки, но их из рук ликвидирует Шото. …приглашаю учеников «Школы-приюта для детей умерших героев», Шото Тодороки и Изуку Мидорию, перейти на обучение в школу UA…       Ещё на несколько страниц описан курс, расписание уроков и тренировок, а также табель успеваемости. Шото отдаёт один экземпляр Изуку, продолжая бегать глазами по строчкам.       Мидория радостно прыгает и впервые за несколько дней улыбается искренне и широко. Катсуки переводит взгляд довольного кота на Шото и отмечает, что тот над чем-то озадаченно думает, хмуря разноцветные брови. — Хей, Половинчатый, ты недоволен? Хотел свалить? — Нет. Просто думаю над тем, как отреагирует наш директор на это, — тут уже и Изуку темнеет. — Нам надо ему сообщить. — Ты же не думаешь, что он приедет сюда, — Изуку сводит зелёные брови к переносице.       Шото неоднозначно кивает. Но затем смотрит в глаза Бакуго и легонько приподнимает уголки губ: — Спасибо. Что ты хочешь за это?       Катсуки удивлённо таращится на серьёзные лица одноклассников. Неужели они и вправду думают, что ему что-то нужно? Да он это, можно сказать, для себя сделал. Последнюю ночь он не спал, думая, что не справится с потерей этих двоих. Маялся, крутился и в итоге рано утром отправился прямиком к классному руководителю, а от него к директору Незу — полуметровой мыши-мутанту, выведенной в лабаротории. — Вы стали моей слабостью, — едва шепчет Бакуго и даже не знает разобрали ли это Шото и Деку. Хоть бы нет. — Я не принуждаю, но… Расскажите о себе. О вашем прошлом.       Бакуго тих и это даже для него неожиданно. Он вдруг понимает, что всё ещё имеет этот вопрос и крутит его на языке каждый день, боясь задать его и сломать хрупкий мост между их дорогами.       Тодороки тяжело смотрит исподлобья. Ему совершенно не хочется говорить об этом. Даже в приюте их с Изуку истории знают всего несколько человек.       Изуку садится на футон и парни повторяют за ним. Для Мидории говорить о семье во много раз тяжелее, чем для Шото и поэтому Тодороки начинает первым.       Шото рос в благополучной семье. Всё-таки его отец второй герой и с деньгами проблем никогда не было. У него были братья и сестра, но те обладали одним квирком, в отличие от Шото. Отец всегда хотел обойти Всемогущего и никогда не скрывал, что его младший сын — это лучшее оружие. Тренировки, доводящие до обессиливания, учёба до головной боли, незаживающие раны и переломы. Тодороки ненавидел отца и любил мать, которая обезумела от брака по расчёту и в итоге вылила на Шото кипяток, оставив шрам на лице. Старатель отправил маму в психушку, а через несколько лет к ним пробрался злодей и убил всю семью. Шото тогда был в больнице после открытого перелома ноги. Опекать бабушки и дедушки не стали, сплавив внучка в хорошую школу-приют.       Бакуго молча слушал, изредка бросая взгляды на вздрагивающего Деку и спокойного Шото. Оказывается, Половинчатый покоцанный не только снаружи, но и внутри. Удивительно, что он сохранил психическую стабильность и продолжил обучение, став одним из лучших учеников.       История Мидории была короче, но тот потерю матери пережил с трудом. Инко Мидория, прикрываясь чужим именем, в молодости была шпионом и втиралась в доверие к злодеям. Причуда у неё была слабая, всего лишь притягивать предметы, но хорошо подвешенный язык и острота ума безотказно помогали ей. Когда она забеременела, то перешла на интернет-хакерство. Инко находила опасные группировки и раскалывала незаконные действия, помогая не только героям, но и полиции. В день, когда Деку гулял на улице, Инко Мидорию убил заказной киллер.       Изуку уставился в стену, пока из его глаз бесшумно текли слезы. Он шепотом описывал вид матери, когда он вернулся домой. Инко лежала на полу, видимо упав со стула, с пулевым ранением в висок — её убил снайпер. Мальчик сам звонил в полицию, чтобы сообщить о смерти единственного родственника.       Мидория тихо плакал, а Шото аккуратно укладывал его в кровать, накрывая одеялом. Шото лёг рядом, прижимаясь грудью к спине.       Блондин ощутил, что сейчас здесь не нужен и уже почти ушёл, как его запястье перехватили. — Останься, — просипел Изуку, сонно моргая глазами.       И Катсуки остался. Лёг рядом, лицом к лицу с Шото и Изуку, аккуратно перебирая прядки изумрудных волос. — С ним ещё долго работал психолог, — прошептал Тодороки, когда Изуку уснул. — Мама была для него всем.       Катсуки рассматривал светящиеся напротив гетерохромные глаза. — А для тебя? — И для меня, — еле слышно прошептал Шото, прикрывая глаза.       На подрагивающих руках Катсуки приподнялся. Тодороки не двигался, оперев голову на согнутую в локте руку и только из-под дрожащих ресниц блестела влага.       Бакуго аккуратно приблизился к парню и смял его губы в неподвижном поцелуе. Шото не отстранился, а лишь тихо шмыгнул носом и медленно ответил, сухо меняя губы — теперь Катсуки зажимал верхнюю губу Тодороки. Отстранившись с характерным звуком, Бакуго слизал языком короткую дорожку от слезы на щеке Половинчатого. — Спи, — шепнул он, укладываясь и накрывая ладони Изуку своей. — И простите. — Ты должен знать.

***

      Перед глазами, кажется, красная пелена в три слоя, руки нагреваются, вырабатывая нитроглицерин, а зубы готовы вцепиться в шею.       Изуку и Шото корчатся на полу, держась за чокеры на шеях, а человек, стоящий рядом, продолжает: — Ну что, безродные, вы всё ещё хотите здесь остаться? — мужчина пинает Тодороки в живот, отчего тот отлетает на добрых два метра.       Десять минут назад в гостиную общежития влетел человек с шапкой седеющих волос, зализанных с помощью геля набок. Белая рубашка с дорогими запонками и классические чёрные штаны выдавали в нём бизнесмена или чиновника.       Лишь только он открыл свой маленький, непропорциональный голове рот и назвал имена, как Катсуки понял, что это — директор школы-приюта.       Несколько минут Шото и Изуку объясняли ситуацию, а затем показали принесенные Бакуго листочки с приглашением на обучение. Лицо директора побагровело и покрылось испариной. Он выхватил листы и разорвал на мелкие кусочки, положив затем на кудрявую макушку Мидории.       Дальше всё как в тумане. Мужчине было всё равно на прибежавших учеников, что теперь ошарашенно смотрели на разворачивающуюся картину. Ор о том, что они не заслужили быть даже помойными кошками и о том, что без их приюта эти двое никто — лишь половина оскорблений, вылетевших из него. Директор орал так, что уши закладывало, а когда Изуку начал протестовать и доказывать то, что они имеют право, мужчина вскинул вверх руку и послышался треск электричества. Черные чокеры заискрили белыми и синими всполохами, заставляя корчиться от боли своих носителей.       Мужчина продолжал орать и избивать одноклассников, а Катсуки вдруг понял, что убьёт его. Он взорвёт его никчемную башку и даже черепа не оставит. — Ты, блять, охуел? — в ладонях взрывы, а глаза сжигают, кажется, на расстоянии.       Катсуки, подгоняемый взрывами пронёсся к обидчику, как его откинуло к стене, а руки оказались в объятьях льда. Бакуго непонимающе и зло уставился на Шото, который смотрел на него серым глазом, вскинув правую руку. — Н-не п-под-ходи, — проговорил Тодороки, корчась в судорогах, и через секунду потерял сознание. — Что, ублюдки, выдохлись? Какие из вас герои, если вы и себя защитить не можете? — Директор приюта сел на корточки, поднимая за волосы голову Изуку. — А ты? У тебя ведь даже причуды нет, бесполезный! — Отойди от них, иначе я тебя на небеса первым рейсом отправлю! — срывая связки орал Катсуки. — А ты, значит, защитничек? — мужчина начал медленно подходить к Катсуки, демонстрируя мелькавшие заряды электричества между пальцами. У этого уебка слишком сильный квирк. — Я не имею права тебя трогать и не буду, — одноклассники, что уже хотели было броситься на защиту Бакуго, остановились. — Шото остановил тебя. Хм. Так значит именно ты их здесь и держишь. Глупый ты, они без приюта никто. Сироты. Таких не любят, такие не нужны обществу. Я их забираю. Будешь мне противиться, я накажу их, как только они перешагнут порог моей школы.       Катсуки смачно плюнул в лицо мужчине и ухмыльнулся, дьявольски сверкая глазами. — Да кто же их отпустит? Наш директор обладает куда большим влиянием, чем ты, идиот. А за ранения учеников ты получишь сполна. Все видели, что эти хуйни у них на шеях — электрошокеры, которыми владеешь ты.

***

      Директора приюта выгнали за территорию UA. Поста его лишили, признав психически больным и поставив на его должность нового работника. — Я же говорил, что не отпущу вас.       Катсуки ухмыльнулся, встречая Тодороки и Мидорию около ворот UA с огромными чемоданами. Они полностью забрали все вещи из приюта и теперь поселились в общежитии окончательно. На счёт будущего можно не волноваться — что Тодороки, что Мидория оставили своим детям огромное наследство. Всё-таки Инко тоже не за бесплатно работала.       Над головами глухая ночь с белым глазом луны и пуговками звёзд. Изуку снова несётся и со всей дури влетает в Катсуки. Жмётся, обнимает, хватается руками за одежду. Они не видели друг друга месяц, так как нужно было уладить все вопросы на счёт приюта, директора и дальнейших событий.       Катсуки усмехается и мажет сухими губами по веснушчатой щеке. Всё-таки тоже скучал. Изуку смущается, так как до сих пор не привык к таким отношениям, а затем приподнимается на носочки и быстро целует в губы, благо никого в такое время суток нет. Бакуго довольно рычит и прикусывает губы Деку. — А ты, Половинчатый, так и будешь жопу мять? — тянет колючка хриплым голосом.       Шото приглашение на блюдечке с каёмочкой не нужно. Он сам подходит и быстро касается губ одного и второго. — Я жутко хочу спать, — шепчет Шото в улыбку Бакуго, а тот в ответ смеётся и снова клюёт влажными губами в уголок рта.       Изуку смеётся и ведёт за руку Тодороки, который, осоловело моргая, плетется следом.       Бакуго ухмыляется и думает, во что он, нахуй, вляпался.