***
За два дня до бала прибыли костюмы для пьесы. Гермионе приходилось выслушивать восторженные щебетания Кристы и Розы день и ночь, да к тому же отбиваться от всевозможных попыток заставить её провести их в зал тайком, чтобы увидеть наряды раньше всех. Только в день генеральной репетиции она смогла вздохнуть с облегчением. Девочки сбежались к репетиционному залу за полчаса до начала в надежде чудесным образом прорваться внутрь, но, к их вящему неудовольствию, двери оставались прочно заперты, и ни одно известное им заклинание не помогло. Ровно в четырнадцать пятьдесят пять замок щёлкнул, и на пороге появилась сияющая Роуан Кримсон. Гермиона, старавшаяся держаться подле спокойной до подобных вещей Фэй, пробормотала вполголоса: — Наконец-то. Началась настоящая суматоха, сопровождавшаяся весёлым смехом, болтовнёй и восторженными восклицаниями. Разумеется, основной шум исходил от женской половины, парни вели себя куда сдержаннее, больше дурачась и посмеиваясь друг над другом. Один только Забини в одиночестве стоял возле высокого зеркала и задумчиво оглядывал свой костюм. Надо сказать, такой наряд шёл ему гораздо больше, чем повседневная одежда, словно Забини опоздал с появлением на свет лет этак на триста. Гермиона опустилась на привычное место за столом и посмотрела на приготовленные декорации. По правде говоря, она их уже видела — Криста с Розой не зря подозревали, что у неё есть доступ в закрытый зал, но даже сейчас они приводили в трепет. Невозможно было не заметить, с какой аккуратностью и дотошностью выведен каждый штрих, каждая тень или блик. Паркинсон постаралась на славу. К слову, она тоже пришла — скромно стояла в самом дальнем углу. Впрочем, вряд ли причина была в скромности. Паркинсон казалась напряжённой, сосредоточенной и… взволнованной. Не трудно догадаться, почему именно сегодня она решила прийти. Хотела увидеть первые результаты многодневных трудов, подметить недочёты и, возможно, кое-что исправить или дополнить, пока ещё есть время. Всё это вдруг показалось Гермионе таким близким и понятным. Таким… человечным. Кримсон призвала всех к порядку, и генеральная репетиция началась. Как и ожидалось, всё прошло как по маслу, а наличие костюмов благотворно повлияло на игру свежеиспечённых актёров. Разве что Гринграсс периодически путалась в словах, а то и вовсе забывала свои реплики, но Кримсон делала вид, что ничего не замечает, лишь в привычной для себя манере подбадривая и поддерживая. Все знали, что младшая сестра Дафны Астория вот уже почти неделю оставалась в лазарете. Куда больше жалея младшую сестру, Гермиона всё же испытывала к заносчивой девице некоторое сочувствие. В субботу утром она проснулась в странной тревоге. На протяжении всего завтрака необъяснимое ощущение не покидало, как ни старалась Гермиона вслушиваться в рассказ Фэй о планах на рождественские каникулы. Ненадолго холодок внутри уступил место привычной печали. Это Рождество рискует стать для Гермионы самым тоскливым и одиноким за всю её жизнь. Она даже всерьёз задумалась над тем, чтобы принять предложение Фэй провести часть каникул в доме её родителей, только бы не думать о собственных маме и папе, находящихся в сотнях тысяч миль от родной дочери. Не помнящих, что у них когда-то была дочь. Напряжение вернулось, стоило подойти к залу для репетиций. И только тут Гермиона поняла причину: лениво привалившись к стене плечом, у дверей стоял Малфой. Он не взглянул на неё, даже не заметил её появления, целиком поглощённый разговором с Гринграсс. Гермиона встала к нему спиной, вовлекая Фэй в очередную беседу и стараясь не думать о том, что как минимум следующие два часа ей придётся провести с Малфоем лицом к лицу. Профессор Вестенра по своей излюбленной привычке явился ровно в пятьдесят восемь минут, прорезав толпу студентов, как нож мягкое масло. В коридоре разом стало тихо, и в этой тишине семикурсники потянулись вслед за профессором. Он уже ожидал у противоположного конца зала с непривычно суровым выражением лица. И если на репетиции у Кримсон студенты чувствовали приближение праздника, то сейчас всем казалось, что они готовятся сдавать самый сложный и важный в их жизнях экзамен. — Занять исходное положение, — коротко велел Вестенра. Гермиона старалась не смотреть по сторонам. Слава Мерлину, она шла не первой — эту привилегию выбил для себя Джулиан. Сейчас его светловолосый затылок маячил перед ней как бельмо. Она отвела от него взгляд, уставившись в одну точку перед собой и против воли вспоминая случившееся здесь несколько дней назад. До сих пор по спине пробегала стайка неприятных мурашек. Краем глаза она заметила подставленную ладонь и машинально приняла её, сжав чужие пальцы. И вдруг услышала презрительное фырканье. — Популярность всё же ударила тебе в голову, — вполголоса проговорил Малфой. Она мгновенно повернулась к нему, но тут заиграла музыка, и пары двинулись вперёд. Гермиона сосредоточилась на движениях. Она так и не ответила, решив игнорировать любые провокации. Оставалось потерпеть совсем немного. Каких-то два часа, и она свободна. К тому же Малфой шёл с таким невозмутимым видом, будто хотел заставить её думать, что ей послышалось. Вскоре она действительно в это поверила, но стоило им остановиться и стать друг напротив друга, как его холодный взгляд упал на её лицо. — Ещё бы, — продолжал он, мерзко улыбаясь, — столько лет пробыть серой мышью, и вдруг выстраивается целая очередь из кавалеров. Любая дрогнет. Даже такая каменная стерва, как ты. Но Холланд… — Малфой укоризненно поцокал языком. — Я разочарован, Грейнджер. Гермиона почувствовала, как к щекам приливает кровь. Усилием воли подавив дурацкое желание оттолкнуть его и позорно сбежать, она выдержала прожигающий в ней дыру взгляд. — Слышу звон да не знаю, где он, — вот как это называется, Малфой. И неужели твоя личная жизнь настолько скучна, что даже моя кажется тебе интересной? Малфой дал ей прокрутиться под своей рукой и насмешливо ответил: — А ты разве не этого добивалась? Оказывается, ты, как твой ненаглядный Поттер, обожаешь быть в центре внимания. Слава любому сносит крышу, но, чёрт возьми, Грейнджер, я ведь в самом деле верил, что ты не такая, что твои попытки выделяться только за счёт ума чего-то стоят. И вот вы с Холландом лижитесь тут посреди зала. Почему не при всех? Решили приберечь сенсацию для бала? Гермионе стало противно. От его высокомерного ядовитого тона, от произносимых слов, которые, словно грязные липкие пальцы, лезли прямо в душу. Захотелось помыться. Она посмотрела в его лицо, даже не думая скрывать свои чувства, и медленно произнесла: — Знаешь, Малфой, из всех твоих попыток оскорбить меня эта самая достойная. Гермиона когда-то слышала, что нет ничего сильнее и ошеломительнее искренности. И сейчас, глядя на то, как меняется выражение его глаз, понимала, что это правда. Искренность, которой Малфой от неё не ожидал, смыла самодовольство, как волна смывает песочный замок. Но привычная маска слишком крепко держалась на своём месте. — Приму за комплимент, — криво усмехнулся он. Она покачала головой, не в силах поверить, что человек может так упиваться собственной желчью. Хотела промолчать, но слова вырвались против воли, потому что в памяти всплыл тот разговор с МакГонагалл, благодаря которому этот эгоистичный мерзавец смог повидаться с матерью. Разговор, на который она пошла даже после его циничного шантажа, пускай он ничего и не помнил. Зато она помнила абсолютно всё! — Неужели тебе нравится быть таким отвратительным? Неужели нравится, когда окружающих от тебя тошнит? Неужели для тебя так сложно хоть раз побыть… побыть благодарным?! Только чудом ей удалось не сбиться с шага, выполняя особенно сложное па. Не зря Вестенра нещадно гонял их на каждой репетиции. Малфой больно сжал её ладонь. На покрывшихся розовыми пятнами скулах заходили желваки. — Ты сделала это для себя, не так ли? — процедил он, впиваясь пальцами в её талию. — Героиня войны приходит на помощь бывшему Пожирателю смерти! Наверняка чувствуешь себя такой благодетельницей, да, Грейнджер? Иначе ты бы промолчала. Но тебе надо, чтобы я знал. Запомнил как следует, какая ты благородная, а я такой неблагодарный урод. Мне не нужно твоё заступничество. Пусть я до конца жизни буду отвоёвывать своё, но сделаю это сам. Без твоих жалких подачек! Её оглушило. Словно во сне она продолжала выполнять движения, безотчётно повинуясь рукам Малфоя, позволяя ему вести себя. Каким-то образом она смогла задеть его за живое, да так сильно, что он раскрылся перед ней. Показал то, что чувствует на самом деле, позволил одним глазком заглянуть в свою… душу? Видимо, она у него всё же есть. «У меня не комок водорослей вместо сердца, Грейнджер». А ведь она совсем не задумывалась о том, как выглядят её действия и слова со стороны. Тем более для кого-то вроде Малфоя, с его-то искажённой системой ценностей. Вряд ли родители учили его тому, как поддерживать в трудную минуту или выражать благодарность в ответ на помощь. Да у него даже друзей настоящих никогда не было. Только Крэбб и Гойл повсюду таскались за ним, словно тени, беспрекословно выполняя приказы. Так чему за свою жизнь научился Драко Малфой? Тому, что по праву рождения может брать всё, что захочет. Тому, что любые двери откроются, стоит лишь назвать свою фамилию. Тому, что весь мир уже у его ног, просто потому что он родился в подходящей семье. Тому, что может поступать с людьми так, как посчитает нужным, ведь он чистокровный, он Малфой. И он жил так шестнадцать лет, пока всё в одночасье не рухнуло. Вдруг оказалось, что для достижения цели недостаточно иметь правильных родителей, а подпевалы будут рядом ровно до тех пор, пока ты не упадёшь со своего призрачного пьедестала. Простое стало сложным, и Малфой оказался совершенно к этому не готов. «Я понимаю его», — внезапно подумала Гермиона. Подумала и испугалась. Потому что на протяжении нескольких лет пыталась понять Рона, но потерпела неудачу. И вот теперь ей ни с того, ни с сего удалось разобраться в проблемах Малфоя? Человека, о котором она толком ничего не знает, настоящее лицо которого видела едва ли несколько раз за всё время знакомства. Малфой по-прежнему был напряжён как стрела. Ладонь затекла в его мёртвой хватке. Он смотрел в сторону, а она смотрела на него и видела не напыщенного индюка, не бесчувственного циника. Она видела мальчика, мир которого перевернулся с ног на голову. Мальчика, ценности которого так разительно отличались от её собственных. Она не собиралась его исправлять, не собиралась его поучать, не собиралась навязывать ему свою позицию. Но она хотела поставить точку в той каше, которую они заварили в начале года. И потому спросила: — Ты был рад узнать, что твоя мать в безопасности? Малфой отреагировал не сразу. Прошло несколько мгновений, прежде чем он выговорил сквозь зубы: — Да, Грейнджер. Я был рад. Гермиона смотрела куда-то в район его груди. А затем негромко произнесла: — Я попросила МакГонагалл разрешить тебе встречу с матерью из солидарности. Я знаю, каково это — переживать за родителей. И мне знакомо это чувство… — она запнулась и прошептала: — Чувство беспомощности. Они продолжали танцевать, музыка доносилась словно откуда-то издалека. И снова она сказала ему чистую правду. На месте Малфоя мог оказаться кто угодно, хоть Паркинсон. Гермиона помнила тот день, когда в «Пророке» появилась статья о заключении её родителей в Азкабан. На Паркинсон не было лица, а у Гермионы против здравого смысла защемило сердце. Потому что отец и мать — самое дорогое, что у нас есть. О да, Малфой прекрасно осознавал это, шантажируя её, заставляя плясать под свою дудку, безжалостно манипулируя любовью к родителям, ради которых она пошла на личную жертву. И что же? Она, как дура, всё равно протянула руку помощи, а теперь пытается вести себя по-человечески с ним. С тем, кто в любой момент может ужалить её, как змея. Гермиона сморгнула, готовая забрать слова назад, ругая себя за наивность, за идиотское упрямство и веру в лучшее. Как вдруг её слуха коснулся невесомый шёпот: — Спасибо, Грейнджер. Гермиона вскинула голову, пытаясь понять, услышала эти слова в реальности или ей только показалось. Но Малфой смотрел в сторону, и она видела лишь резкую линию скулы и острый подбородок. Он был слишком высок, чтобы она могла заглянуть ему в глаза. Послышалось? Вот только рука, в которой он держал её ладонь, расслабилась, и пальцы больше не впивались в талию, а движения утратили резкость. Музыка подошла к логическому завершению, и они остановились. Гермионе показалось, что он выпустил её на несколько секунд позже положенного, прежде чем они отступили друг от друга на шаг и замерли. — На сегодня достаточно, — раздался в наступившей тишине голос профессора Вестенры. Все взгляды тотчас обратились к нему. Гермиона тоже отвернулась от Малфоя, чтобы выслушать замечания. Вестенра немного помолчал. — Это была последняя наша репетиция, и вы… Справились. Смею верить, что вы не подведёте меня на открытии бала. Благодарю за ваше время. Все свободны. Вначале никто не сдвинулся с места. Но вот послышался шорох, раздались шаги и негромкие голоса. Студенты покидали зал. Кто-то случайно задел её, проходя мимо. Звуки постепенно смолкали. Когда Гермиона снова повернула голову, Малфоя рядом с ней уже не было.***
Словно в тумане, Драко в последний раз покинул зал для репетиций и двинулся в сторону Большого зала — колокол как раз известил о начале обеда. Впереди студенты всё ещё переговаривались вполголоса, будто боясь, что Вестенра сделает им выговор. Машинально следуя за ними, он повернул за угол и вздрогнул, почувствовав чьё-то лёгкое прикосновение. Драко рывком развернулся. Потребовалось несколько секунд, прежде чем он понял, что перед ним стоит Дафна. Драко моргнул. Он ожидал увидеть кого-то другого? Дафна что-то говорила. — Что ты сказала? Она начала было заново, но закусила губу. Драко успел заметить морщинку недовольства между её бровей, которая тут же разгладилась. — Ничего, — отозвалась она и просунула руку ему под локоть. — Я понимаю. Не так-то просто выдержать столько времени нос к носу с тем, кто тебе противен. Ты ведь поэтому сбежал, не дождавшись меня? Драко с трудом переваривал услышанное. Мимо них кто-то прошёл, заставив сердце пропустить один удар. Драко потряс головой. Да что с ним такое? И снова вздрогнул: Дафна коснулась холодными пальцами его щеки. — Ты не заболел? У тебя лицо горит. Он сжал её пальцы, отводя руку от своего лица, и натянул улыбку. — Я просто устал. К счастью, Дафна не стала приставать с расспросами, и до мраморной лестницы они добрались в молчании. Студенты стекались в Большой зал, а по вестибюлю разносился соблазнительный аромат съестного. Спускаясь по ступеням, Драко вдруг запнулся. В толпе мелькнула Грейнджер. Он нахмурился. Дафна тут же прильнула к нему. — Осталось потерпеть её всего один разок, — успокаивающе промурлыкала она. — Три минутки, а потом весь вечер мы проведём вместе. Ты и я. Драко кивнул, продолжая смотреть на входящих в зал студентов. — Да. Ты права. Он спустился, но вместо того, чтобы свернуть к залу, продолжил идти прямо. Пальцы Дафны соскользнули с его локтя. — Драко, ты куда? — Мне нужно подышать, — ответил он не оборачиваясь. — Голова гудит. — Но там же метель, а ты не одет! — Я на минутку, — пробормотал Драко, не осознавая, что Дафна никак не смогла бы его услышать. Добравшись до дверей, он распахнул тяжёлую створку, и ледяной порыв ветра бросил горсть снега ему в лицо, взлохматив волосы. Драко едва не задохнулся. По спине и плечам побежали колкие мурашки. Он быстро заморгал и прикрылся рукой от беспорядочно мечущихся в воздухе острых снежинок. Ветер пробирал до самых костей, но Драко продолжал стоять, дрожа от холода и чувствуя, как мозг наконец-то выходит из отупения. Грейнджер его поняла. Иначе снова стала бы умничать, поучать, попыталась бы поставить его на место, уязвить, ударить в ответ побольнее. Но она просто объяснилась. Драккл, почему это подействовало на него так? Что за слова вырвались из его рта? Он не хотел этого говорить. Не собирался! Тело окончательно продрогло, и Драко потёр плечи занемевшими пальцами. Сквозь белую пелену он различил очертания фигуры. Кто-то, плотно закутавшись в мантию и натянув на голову капюшон, пробирался по снегу к замку. Драко щурился, пытаясь разглядеть лицо, пока человек не поднялся по ступеням и не скинул капюшон. Перед ним, потирая покрасневшие от мороза руки, стоял Джим Гордон. — Малфой? — удивился он, выдохнув облачко пара. — Ты что здесь делаешь раздетый? А ну быстро внутрь. Гордон подтолкнул его обратно в вестибюль, захлопнув за собой дверь. Шум стихии смолк, в ноздри снова ворвался запах еды. Драко почувствовал, что проголодался. — Совсем сдурел? Хочешь все каникулы проваляться в постели с воспалением лёгких? — Где вы были? — неожиданно для себя спросил Драко. Гордон недовольно посмотрел на него из-под нахмуренных бровей. — Ездил по кое-каким делам. — К моей матери? Гордон возмущённо воззрился на него. — Мистер Малфой, — предупреждающе начал он официальным тоном. — Можете не отвечать, — прервал Драко. — Скоро каникулы. Я приеду домой и спрошу у неё сам. С этими словами он развернулся и направился в Большой зал. От голода у него свело желудок. Вдруг он остановился и обернулся. Гордон по-прежнему не сдвинулся с места, глядя на него с какой-то растерянностью во взгляде. В голове со щелчком встал на место кусочек паззла. — Мне начинает казаться, что всё это время вы так упорно лезли ко мне только потому, что я её сын. Сын Нарциссы Блэк. Гордон переменился в лице. К растерянности добавилась вина. — Драко, послушай, я… Но Драко не собирался слушать. Повернувшись к Гордону спиной, он наконец-то вошёл в Большой зал. Заметив его, Дафна махнула рукой и указала на свободное место рядом. Драко опустился на скамью, и она тут же принялась накладывать ему в тарелку еду, не переставая болтать о всякой ерунде. Он не возражал. Есть хотелось до тошноты. Подняв голову, он отметил, что они сидели спиной к столу Гриффиндора. Сославшись на срочные дела, Драко ускользнул от навязчиво заботливой Дафны и направился в библиотеку. Прошёл вдоль столов, высматривая свободное место, которых оказалось хоть отбавляй, — большая половина студентов ещё обедала. Драко приблизился к стеллажам с учебниками по трансфигурации. Пьеса, бал, каникулы — всё это ничуть не волновало профессора Вестенру, который заставил написать к понедельнику, то есть к завтрашнему дню, три эссе на разную тему. Так что Драко даже не соврал: у него действительно было не написано одно эссе, чем он и собирался заняться в ближайшие пару часов. Набрав нужную литературу, он повернулся и замер: до его слуха донеслись голоса и… Имя. — Ты уверен? — Да, я всё решил. Признаюсь Гермионе прямо на балу и попрошу… ну, знаешь… — Но у неё вроде есть парень. Я слышал, она встречается с Роном. — Ага, и поэтому он не появлялся здесь с сентября. Брось, Коди, они давно уже не вместе. И потом, я ей точно нравлюсь. Так что всё пучком. Увидеть бы рожу Холланда! Драко закатил глаза и быстрым шагом дошёл до стола, с грохотом свалив на него учебники. В груди ворочалось что-то тяжёлое и горячее. «Ну разумеется, — язвительно думал он про себя, небрежно раскидывая книги. — Все готовы признаться в любви к Грейнджер. Героиня войны, как же! Просто смешно». Опустившись на стул, Драко взял учебник, посмотрел на него. И вдруг отшвырнул в сторону, зарывшись пальцами в волосы.