Метаморфоза

Щелчок.       — Иди сюда, лягушонок, — ласково проговорил отец, раскинув руки в стороны и улыбаясь. Его лица почти не видно из-за яркого слепящего солнца, проникающего в комнату через окно.       Я ныряю в его объятия, утыкаясь лицом в теплую твердую грудь. Отец обвивает меня руками крепко. Он ласково гладит мои волосы своей большой шершавой ладонью, прижимаясь подбородком к моей макушке. Все, что я чувствую — нескончаемое тепло и запах его одеколона. Лучи солнца играли с его длинными малиновыми волосами, перебегая по волнистым локонам. Щелчок. — Кидо? — мама осторожно кладет руку на спину отца, спешно надевающего обувь. — Мы нашли его, — холодно говорит отец, встав напротив матери. — Ко...? — Джейсона, — голос отца еле заметно дрогнул; он отвел глаза от лица мамы и на секунду замешкался.       Мама не сказав ни слова вцепилась в отца. Глухие всхлипы еле слышно глухим шелестом летели по комнате. — Буду дома к ужину, — отец улыбнулся и, накинув белый плащ, вышел, помахав мне на прощание своей большой крепкой рукой рукой. Щелчок.       Звук дверного звонка режущим эхо вопил в ушах. Я побежала, спотыкаясь на ровном месте, хватая воздух рваными вдохами. — Папочка, ты наконец-то вернулся! — крикнула я, вцепившись в белый плащ. Но подняв глаза я заметила, что это вовсе и не папа, и плащ-то вовсе не его. И сам он не он. И… Мысли кругом вертелись в черепной коробке, отскакивали от стенок и рикошетом бились друг о друга, отдаваясь пульсирующей болью. Губы мужчины задрожали, глаза, выглядывающие из-под густых бровей, округлились и было видно, что ком слез застрял в его голе, не давая ему дышать. — Дядя?.. — дрожащим голосом произнесла я.       Мама все поняла. Белая, холодная как лед, дрожащая, мама, выпихнула меня из дверного проема. — Нам очень жаль, Фуюми, — тихо сказал Ивао Куроива, протягивая маме пакет, в котором лежал папин плащ. Изодранный, холодный, насквозь пропитанный кровью плащ моего отца, — Мы… Мы облажались, Фуюми! М-мы… — мужчина рухнул на колени. — Ивао-сама… — остолбенев, стеклянными глазами мама смотрела на вздрагивающее мужское тело. — М-мамочка? Щелчок. — Что, черт возьми?! Мне не нужна нянька! — крикнула я, глядя на то, как мама, женщина с белой как снег кожей, холодно и в своей немногословной безэмоциональной манере по-диктаторски игнорирует мои вопли. Длинный худощавый силуэт в коридоре, накинув свой белый плащ, выходит, закрывая за собой дверь. — Юми-чан? — парень, стоявший рядом, положил руку мне на плечо, отчего неосознанно нервно дернулась. — Чего тебе, Такидзава?! — неестественным для себя голосом рявкнула я, разворачиваясь в сторону несчастного студента. — Если хочешь, можем сходить поесть мороженого? — парень неловко улыбнулся мне, легко спускаясь своей ладонью с плеча вдоль моей руки. — Идиот. Щелчок. — Юми Кагаяки, ты слаба, — хриплый шуршащий мужской голос пронесся по тренировочному залу. У стены послышались колкие усмешки.       Гнев проносится по венам с бешеной скоростью. Оттолкнувшись ногой от земли, я полетела прямиком не него, обходя неумелым манёвром. Целюсь кулаком в солнечное сплетение, но в долю секунды цель исчезает с места и я получаю мощный удар ногой в живот. Боль огнем распространяется по телу. — На данный момент ты не достойна звания следователя. Щелчок. — Такидзава, черт возьми, где тебя носило?! — я встала в проеме двери, скрестив руки на груди. — Прости-прости, Юми-чан, — парень улыбаясь потер затылок, второй рукой протягивая мне небольшую черную коробку, перевязанную голубой лентой. Я развернула подарок, коим был набор ножей из специальной стали. Улыбнувшись, я подняла на него свои глаза, — Я хочу, чтобы ты всегда была в безопасности. С девятнадцатилетием, Юми-чан! ***       Цепь приятных и не очень приятных воспоминаний разорвал тонкий писк будильника, стоящего на тумбочке подле кровати. Я чувствовала, как капельки пота стекали по моему лбу, как ладонь комкает белую простынь. Воздух вокруг меня, казалось, стал раскаленным. Было дико душно. Рвано дыша я сползла с кровати, на ватных ногах направляясь в ванную комнату.       Прохладная вода стекала с меня, оставляя после себя себя колющее ощущение на разгоряченной коже. Дышать стало чуть легче. Воспоминания прошлого, казалось, впитались в меня. Мочалка больно впивалась в кожу, оставляя после себя красные полосы, раздирая сильнее. Россыпь синяков и ссадин была раскинута по всему телу, которое не успевало заживать. Каждое прикосновение мочалки к побоям заставляло меня дергаться от глухой немой боли. Ненавижу боль.        Вода вперемешку с небольшим количеством крови из незаживающих ссадин стекала с тела на белоснежный кафель. Карие глаза, смотрящие на меня из зеркала, выглядели усталыми. Черные вьющиеся волосы прилипли к болезненно-бледной коже. Эта девушка каждое утро наблюдает за мной из зеркала. И она всегда разная — смотрит на меня своим осуждающим взглядом, потом, казалось, обнимает, окутывает в теплоту глаз, дает выплакать все дерьмо, накопившееся за годы. Иногда сидим мы с ней на крышке унитаза, я здесь, она по ту сторону, закуриваем по сигарете, дымим, смотрим друг на друга, но молчим, лишь изредка вздыхаем понимающе и киваем.       Последние часы в Токио я решила провести наедине с собой и пачкой сигарет и, заварив себе травяного чая, я направилась на балкон, растворяться в сигаретном дыме и шуме утреннего города.       Всегда было забавно наблюдать за жизнью города с балкона. Словно муравьиная ферма, вечно куда-то бегущие, вечно куда-то идущие крохотные невзрачные и похажие друг на друга человечки, машины, гудящие потоком механических цикад, ветер колышущий кроны усталых пыльных деревьев. Этот город никогда не спит. Он вечно светиться яркими красками, поет свою шумную песню, заставляя его жителей кружиться в танце суматохи. Как жаль, что скоро придется покинуть и этот город, и свою академию, и своих друзей… Сигаретный дым рассеивался в воздухе, оставляя после себя легкий приглушенный горький запах.       Мама сегодня доделывает какие-то бумажные дела на работе, потому ближайшее время ее ждать не придется. Многие думают, что работа следователя по гулям крутая — вечные погони, захватывающие сражения с монстрами. Словом, маленькая мечта героя-бунтаря. На деле большая часть работы в CCG — бумажная рутина, когда ты сидишь с бумагами за бумажным столом на бумажном троне с короной из бумаги с надписью «бумажный царь бумажного мира».        Я вошла в квартиру и окинула ее взглядом: идеальная чистота и пустота, собранные чемоданы, стоящие в углу. Сердце екнуло от мысли о том, что придется начинать все с чистого листа.       Мама приняла решение переехать к своему новому возлюбленному. Кто он такой, откуда взялся, кем работает мне выяснить мне не удалось. Все, что я знаю — его зовут Урэй, он живет в Киото, имеет приличные деньги, разведен и у него есть ребенок. После смерти отца мама стала холоднее и острее лезвия ножа; она все время молчала. Если она действительно что-то чувствует к этому мужчине, то я чертовски рада, я надеюсь что это хоть как-то спасет ее из бездны отчаяния и даст второе дыхание.       От неожиданности я резко дернулась — из раздумий меня вывел звонок в дверь. Возле двери топталась понурая и слегка ссутулившаяся фигура Сейдо Такидзавы. — Юми! — весело сказал парень, бесцеремонно ввалившись в мою квартиру. — Да-да, привет, Такидзава, я тоже рада видеть тебя… Конечно-конечно проходи, — я начала вести диалог с пустотой за дверью. — Я… Я попрощаться пришел, — он еле заметно замешкался на месте, потупив взгляд. — Да брось ты, Сейдо-чан, — я пихнула парня кулаком в плечо и прошла на кухню, оставив его в прихожей комнате, — Чай, кофе? — Чай. Я, кстати, принес... — Такидзава положил пакет со сладостями на стол и, взяв из шкафчика тарелку, аккуратно выложил пирожки в виде рыбок. — Знаешь же как подкупить, паскудник, — я посмотрела на его оттененное грустью лицо и рассмеялась, вызвав легкое недоумение у парня. Разлив чай по чашкам я уселась напротив Сейдо. — Как день прошел, братик? — Такидзава всегда реагировал на это слово, я прекрасно знала, что подобные фразочки сильно смущают его, из-за чего он забавно заливается румянцем и начинает заикаться. — Хорошо, — он ответил со спокойной ухмылкой на лице, — А у тебя как, сестренка?       Я чувствую как кусок тайяки застрял у меня в горле. — Дурак ты, Сейдо-чан! — откашлявшись, буркнула я, отводя глаза, — Раньше ты себе такого не позволял.       Впервые мы встретились когда мне было четырнадцать, а ему восемнадцать, когда он еще был студентом академии. По началу наши встречи были тяжким бременем друг для друга: мы никак не могли найти общий язык и просто молча сидели до тех пор, пока мама не возвращалась. Сейчас же, бывает, в выходной или в свободное время мы ходим гулять. Сейдо стал для меня тем самым настоящим другом, о котором я так долго мечтала. Тем, кем я дорожила. Тем, кого я любила.       Мы просидели на кухне около часу, просто мирно болтая и попивая остывший чай из холодных кружек. Время пролетело настолько быстро, настолько, что именно сейчас, когда он начал обуваться, я поняла, сколько ему не сказала, сколько не сделала. Именно сейчас мне в голову ударило осознание того, что возможно, я его больше никогда не увижу, возможно — он меня, а возможно, что мы оба сдохнем, нас просто сожрут. — Юми, я…       Сейдо встал напротив меня. Из-за моих мыслей тело превратилось одновременно в мягкую неустойчивую игрушку и медное изваяние, готовое провалиться под своей тяжестью под землю, пробивая этажи. Я не заметила, как Такидзава медленно, но уверенно начал сокращать расстояние между нашими лицами. Он легко и почти невесомо коснулся своими губами моих, заставив почувствовать, будто по голове ударило кувалдой. Он начал отстранятся и я сама не заметила, как мои руки обвили его лицо и шею, притягивая к себе. Я что-то бормотала, словно в пьяном бреду, осторожно гладя его лицо, глядя в его глубокие теплые глаза. Я поцеловала его, неуверенно, но настойчиво, так как знала и как умела, пытаясь запомнить вкус его губ, запомнить тепло его робкого дыхания, нежность бархатистой кожи, по-детски удивленные круглые добрые глаза, впиваясь короткими ногтями в ворот его рубашки и бледную шею. В данный момент, здесь и сейчас, мне хотелось запереть его в своей грудной клетке, поселить его там и никогда-никогда не выпускать. Он разорвал поцелуй и я почувствовала, как его тонкие пальцы легли мне на талию. Слегка улыбаясь Сейдо положил свою голову мне на плечо, щекоча прерывистым дыханием шею. Его тонкие руки сковали мое тело настолько крепко, что я чувствовала каждый раз, когда он вздыхал, каждый раз, когда он вздрагивал.       Я не знаю, сколько мы так простояли, прижимаясь друг к другу, но в один прекрасный момент он просто ушел. Взял и ушел. Ушел, распахнув эту чертову дверь, молча, слегка улыбнувшись мне, потому что мы оба понимали, что всякие слова здесь излишни. Излишние слова и поступки, которые надо было сказать и сделать раньше. Гораздо раньше.       Гул закрывшейся двери долго стоял у меня в ушах и в один момент я не выдержала и рухнула на пол. Лежа на холодном полу в прихожей я понимала, что пора бы и привыкнуть. Инструктор всегда говорил: «Чтобы стать по-настоящему сильным как человеком, так и следователем, стоит привыкнуть нести потери — будь то подчиненные, или твои близкие.» Мне не стоит беспокоится обо всем, ведь впереди у меня прекрасное будущее — свой собственный бумажный трон и стол, бумажная корона бумажного царя бумажного мира, если меня не сожрут сразу же, если повезет, свой собственный куинке. Ведь это круто, чего еще стоит желать от жизни. Дверь, ударившаяся об мою ногу, заставила меня прийти в себя. — Поезд отправляется через пять часов, нам стоило бы поторопиться, — взглянув на наручные часы, холодно проговорила мама, глядя на мое обмякшее тело, валяющееся на полу. — У тебя кровь на плаще, — лениво сказала я. — А? — Там, на воротнике. Это нужно отстирать. Замочить сначала, потом в машинку и… —не выдержав, я начала плакать. Слезы затекали куда только можно, вызывая только больший дискомфорт и раздражение. — Все… Все будет хорошо, милая… Я уверенна, что тебе понравится в Киото. Говорят, что там неплохая академия… Ты найдешь новых друзей и… Все будет хорошо, — мама присела рядом со мной и ласково погладила меня по волосам… как раньше.

***

      В поезде мне удалось ненадолго задремать. Это помогло избавится мне от тягучих, словно нуга, навязчивых мыслей. Всю дорогу мама не выпускала мою руку из своей. У меня странное предчувствие, но счастье моей матери гораздо важнее собственных предрассудков, я готова пожертвовать своей нынешней жизнью и начать новую, если это поможет маме стать счастливее. Если это поможет маме стать моей мамой.       Наше такси петляло по извилистым улочкам Киото, пока не остановилось возле достаточно большого дома, фасад которого был едва понятен из-за тусклого желтого света уличного фонаря. Как только я вышла из машины, увидела мужчину на вид которому было сорок с небольшим, короткие светлые русые волосы были аккуратно уложены, а синие глаза ярко выделялись на фоне абсолютно белой-белой фарфоровой кожи. — Юми, здравствуй! Очень рад наконец-то встретится с тобой, — мужчина аккуратно наклонился и, взяв мою руку, легко коснулся губами тыльной стороны ладони, — Давай я отнесу твой рюкзак… Если ты не против? А ты пока проходи в дом, на улице прохладно. — Д-да, спасибо, — немного оторопев, пробубнила я. Длинный силуэт едва сбил меня с ног, — Черт возьми, под ноги смотреть не учили? — усталость и раздражительность говорили за меня, лицо исказилось в гримасе отвращения. — А?       И только тогда я решила взглянуть на «преграду», мешающую мне пройти. Передо мной стоял парень, выше меня головы на две точно, одетый в какую-то мешковатую черную толстовку. Его синие глаза смотрели на меня с таким презрением, что мне стало тошно от самой себя. Таким же взглядом он зыркнул на мою мать. Я дрогнула, но никаких эмоций не выдала. — Научись смотреть дальше своего носа, Исполин хренов, — пробубнила я, в ожидании, когда же мне соизволят уступить дорогу. Но в итоге я получила сильный толчок и больно приложилась головой об дверную колоду. Парень взглянул на меня через плечо и увидев то, как я потираю ушибленный затылок, довольно ухмыльнулся и пошел вниз по лестнице. — Я гулять, — крикнул долговязый, не глядя на отца и доставая сигарету из пачки. — Ну уж нет, — холодно проговорил Урэй, — вынь эту дрянь изо рта и покажи Юми ее комнату.       Парень фыркнул, выразив на своем лице все презрение, что испытывали все люди жившие на Земле на протяжении всего существования человечества. Он засунул сигарету в карман и ленивой походкой, показывая свое крайнее недовольство каждым движением, направился в мою сторону. Как только мы пропали из зоны видимости родителей, он намертво вцепился в мое плечо, снова сильно приложив меня об стену. — Ты больной что-ли? — я опешила от его действий. Все дерьмо, что накопилось, нашло выход и не смотря на то, что я понимала, что усугубляю свое и без того хреновое положение, я не могла остановится, — Да тебе, неадекват ебаный, психиатр нужен! — я впилась своими ногтями в его руку в надежде расцепить это хватку. Не выходило. — Еще одно твое лишнее слово, лишнее движение, лишний вздох и я размажу твою голову прямо об эту стену… — Что ты о себе возомнил? — отвращение, гнев и страх смешались, — Не нарывайся на неприятности. Мне они ни к чему. — «Не нарывайся на неприятности?», — озлобленно усмехаясь сказал парень, сильнее сдавливая руку.       Я ненавижу самоуверенных людей. Я ненавижу насилие. Я ненавижу боль. Но еще больше я ненавижу чувствовать страх. Настолько быстро, насколько смогла, я ударила его в солнечное сплетение и когда его фигура постепенно начала сгибаться, я, не выражая никаких эмоций я подошла к нему, и уж хотела было приправить картину извинениями за то, что сделала ему бо-бо, чтобы выбить из него оставшееся дерьмо более мирным путем, он дернул мою ногу так, что я рухнула на пол, снова ударившись головой. Его длинная туша нависла надо мной, тиснув рукой мое горло. Предательски никто не хотел оказываться рядом. Мне страшно. — Ты, гребанная сука… Мне страшно. — Отъебись от меня, — хрипя сказала я, приставив дрожащей рукой один из ножей, подаренных мне Сейдо, к животу этого парня. — Что за?.. — удивление на лице этого парня перестало давать мне ощущение опасности. Когда я почувствовала, что хватка ослабила, «выскользнула» из-под него, держа нож на вытянутой руке в его направлении. — Ты псих, — я нервно бросила в его сторону и начала шарить в карманах в поиске пачки сигарет, — Вот же блядство, — я тронула рукой больной затылок, — Сигарета есть? — не выражая на лице никаких эмоций, спросила. Ненавижу никотиновый голод.       Парень, недовольно фыркнув, кинул мне сигарету, достав ее из кармана. Я вышла, ощущая вонзившийся в мою спину взгляд. Мурашки прошли по всему телу, дрожь начала спадать. — Юми, ты куда? — Я-я... мне нужно кое-кому позвонить, я хочу прогуляться... одна, — я резко глянула на Урэя, стоящего в зале, и вышла.       Дул холодный ветер. Ноги устало и тяжело шагали вдоль узкой улицы, освященной тусклыми желтыми фонарями. Голова чертовски сильно болела после всех моих ударов об стены и пол. Он явно чертов психопат. Перед лицом всплыл образ долговязого и мое лицо невольно исказилось в отвращении. Жутко. Действительно жутко. Из-за адреналина эмоции иногда доходят с небольшим опозданием, поэтому сейчас, когда я в полной мере осознала произошедшее, меня меня начало трясти с новой силой. Трясти от собственной злобы, страха и непонимания. Я достала телефон из кармана.

1 новое сообщение. Сейдо Такидзава: Не забывай меня.

      Возникло дикое желание разбить телефон, кинув его на сырой асфальт. Разбить себя, Сейдо и всех, кого я когда-либо знала. Стереть себе память, умереть, исчезнуть, превратиться в пыль. Все, что угодно, лишь бы ничего не чувствовать. От курения натощак начало слегка подташнивать, еле ощутимо закружилась голова. На конце улицы были слышны какие-то разговоры вперемешку со смехом. Тошнить начало сильнее. Тошнить ото всех этих людей, окружающих меня. Тело саднило от боли, которую я теперь ощущала в полной мере. Так хотелось зарыться в воротник рубашки Сейдо, расплакаться и рассказать о том, как я себя чувству, о том как мне больно и пусто. Устало глядя себе под ноги, я шла, шлепая по лужам, стараясь сдерживать слезы. Всё настолько избито сопливо-драматично: я, такая поникшая, шагаю по улице под желтым светом фонарей в окружении сырого асфальта и одиноких домов, размышляя над вечным вопросом - быть или не быть? Не быть или быть? Проходя мимо людей, я услышала: — Эй, малышка, — меня окликнул какой-то мужской голос, я оглянулась, хмуро глядя через плечо — Что делаешь на улице так поздно и совсем одна? Может составишь компанию? — ко мне начал приближаться высокий парень. Его непослушные черные волосы торчали во все стороны, ярко-голубые глаза смотрели прямо в мои, губы вырисовывали слегка ехидную ухмылку одним уголком. Не предав этому никакого значения, я чуть ускорила шаг, — Эй, куда же ты? — Оставь девушку в покое, — раздался женский голос из толпы. — Да пошла ты, Изуми, — усмехнувшись, бросил парень, — Ну так что? — он нагнал меня и его рука легла на моё плечо. — Руку убери, — дрогнув, холодно бросила я, скидывая ладонь парня. Ком встал в горле. Мне снова страшно. — Да брось, мы просто немного выпьем, развлечемся. — Ты что, не понял меня? — А ты милашка, — бросил он, сильнее стискивая пальцы. Холодная злоба и страх переполняли меня. Новая доза адреналина и отчаяния в крови.       Мой кулак летит в сторону его лица, но он ловко уворачивается, переходя ко мне за спину. Человек не всегда ожидает подвоха, будь то драка или что-то еще. Я пытаюсь нанести удар локтем в живот и когда он уже сгибается, пытаясь отразить его, я достаю козырь — моя нога летит в направлении к его лицу. Дыхание перехватило. Страшно. Страшно. Страшно. За считанную долю секунды он успел отпрыгнуть. Башню сносит. Эмоции берут свое. Страх, боль, отчаяние в одни момент атрофировались в моем мозге. — Какого хуя ты здесь делаешь? — позади раздался раздраженный голос. Взгляд синих глаз своим пламенем прожигал насквозь. — Я? — говорю, поворачиваясь к парню, — Как видишь, нарываюсь на неприятности, не один ты больной на голову. — О, Юки, а вы знакомы? — слащаво произнес черноволосый, улыбаясь и легко прищуриваясь. На мгновение его лицо замерло, — Н-неужели... Неужели та самая сучка из Токио? — Заткнись!       Я звонко засмеялась. Голова кружиться, руки трясутся. Тошнит. — Блять, я уже ничего не понимаю, моя жизнь похожа на ебаный адский бред, — я продолжала нервно смеяться. — Вы совсем из ума выжили, дифиченты? — миниатюрная хрупкая девушка выбежала из толпы. Она сверлила парней взглядом огромных зеленых глаз. Я повернулась в ее сторону, девушка лишь тепло и невесомо улыбнулась мне, а затем продолжила, — Вам по пять лет? Ведете себя, как конченные хуесосы, ебанастос, по ней же видно, что ей хуево, так вы же, блять, вместо того, чтобы помочь девушке, проводить ее, успокоить, вы же лучше задрочите ее, да? — речь девушки совершенно не вязалась с ее внешним видом, — Господи, что с вами не так? — она сморщилась и, повернувшись ко мне, предложила, — Давай я тебя провожу?       Хрупкая блондинка подлетела ко мне и, взяв меня за руку, увела прочь. Ее теплая ладонь крепко сжала мою. Она шла подле меня и очень бурно возмущалась насчет того, какие сейчас парни и что они себе позволяют по отношению к девушкам, чем она занимается и тому подобное. Ее зовут Изуми, ей двадцать лет, она работает в круглосуточном магазинчике неподалеку, любит караоке и якисобу из местной забегаловки, а ее пес жуткий проказник. В прошлый вторник она купила себе чудесное платье лазурного цвета, но оставила на нем пятна, когда ела свою якисобу. Буквально на днях ее пес сгрыз зарядку для телефона. А еще в круглосуточный магазинчик напротив постоянно ходят какие-то извращенцы и в целом странные люди. Мэй явно меня забалтывала. И это работало. От тепла ее руки и разговоров мне становилось спокойнее, я начала приходить в себя. Слезы начали подступать к глазам, снова не хватает воздуха. — Мне пришлось оставить все, включая любимого человека, я просто хотела ему позвонить, — мысль через рот вырвалась за пределы черепной коробки. Слезы сами собой полились из глаз. Девушка замолчала. — Тебе нужно отдохнуть, милая, это стресс. Киото не так уж и далеко от Токио, так что с твоим возлюбленным проблем не будет. Это тяжело, но все будет хорошо, вот увидишь. — Да... Твоя правда. Все. Будет. Хорошо.