имена и лица

— Ох, это было жарко! — бодро заявляет Уэйд и задирает маску наполовину, чтобы стереть кровь с лица — нос расквашен, но уже щекочет ноздри изнутри фактор регенерации, и хрящ выправляется. — Нам стоит почаще проводить время вместе, согласен? В лице Кейбла не дрогнет ни один мускул. Скосив хмурый взгляд, он тут же опускает глаза на свою угрожающе-великолепную пушку, проворачивает на ней колесико и одним плавным движением отправляет ее за спину. Уэйд засматривается на него и комментирует: — У меня встал. Я ведь всерьез предлагаю тебе познакомиться поближе. Даже под маской становится ясно, что он издевательски играет бровями. Он опускает ее обратно вниз, скрывая покрытую изъязвлениями и шрамами кожу. Вокруг них — хаос, разрушение, темнота, только аварийные красные лампы роняют тревожные полосы света. Вокруг них — трупы. Вокруг них — массовые убийцы, которых заказали Уэйду, а Кейбл… Кейбл сам на них вышел и появился здесь, потому что его вела не жажда наживы, а больная совесть. — Что скажет на это твоя девушка? — усмешка все же на миг разрезает грубо вытесанное лицо. Уэйд ликует. Хоть какая-то реакция. — Она позавидует, — говорит он, понизив голос, и плавно, в один шаг приближается к Кейблу. Дотрагивается кончиками пальцев до его плеча. Притирается грудью к стальной руке. Интересно, он чувствует прикосновения этим механическим протезом? В любом случае, это заводит. — Так что? Запястье оказывается в крепком захвате, а кости, не выдержав давления, крошатся. Уэйд верещит, что ему больно, но не так, как больно сердечку от отказа в близости, верещит почти всерьез, потому что никому не нравится, когда медленно ломают кисть; но все же он так привык к любой боли, что едва чувствует ее. Он замолкает, когда напарывается на взгляд Кейбла. — Нэйт, только не лги, что ты не видишь меня в постыдных снах, — вполголоса говорит Уэйд, и в лице Кейбла что-то меняется. — Как ты меня назвал? — хрипло спрашивает он. Уэйд уверен, что ему наотмашь прилетит в только-только отрегенерировавший нос, но Кейбл этого не делает. Все происходит на этом же разрушенном складе: быстро, потно, судорожно. Кейбл, толкнув Уэйда к стене, сдергивает с него штаны. — Ай, порвал! — нарочито возмущенно стрекочет Уэйд. — Радуйся, что ничего больше не порву, — рычит ему в ухо Кейбл. Его дыхание обжигает. А по оголенной заднице скользит прохладный воздух и ледяная сталь пальцев. Опершись ладонями о стену, Уэйд выгибается в пояснице, подставляясь. Кровь кипит в жилах. Металлические пальцы раздвигают ягодицы, и он готовится, что будет сухо, жестко, и ему действительно останется лишь пожалеть, что порванными оказались не только штаны; но второй рукой Кейбл задирает ему маску и скользит в рот. Уэйд обхватывает его пальцы с готовностью шлюхи, получившей задаток вперед, и самозабвенно облизывает их. На языке — привкус железа. Крови. Соли. Он глубоко вдыхает, словно может втянуть в себя саму суть Кейбла. Иногда ему кажется, что он сожрал бы этого старого солдата. Впился бы в него зубами и оторвал кусок его жесткой, закаленной войной шкуры. Но чаще… чаще ему хочется быть банально выебанным, пока во всем теле трещит током в венах-проводах адреналин. Кейбл протискивает в него чуть влажные пальцы, не церемонясь; стальная ладонь мнет бок. Прижавшись щекой к неровной, царапающей стене, Уэйд глумится: — Будь со мной ласковым, папочка. Он заслуживает грубоватый хват за яйца и сдавленно выдыхает. Кейбл наваливается на него сзади. Он жесткий, как мрамор. Член встает от этого горького запаха, забившегося в нос вместо запаха крови и смерти. — Ты когда-нибудь заткнешься? — спрашивает Кейбл и мстительно распирает его зад пальцами. — Твой голос прокуренной Деми Мур мне действует на нервы. — А мне скучно молчать, пока ты… — дыхание сбивается от грубого толчка внутрь. — Пока ты возишься, старик… Кейбл обхватывает его за талию крепко, так крепко, что может переломить пополам. Он наконец приставляет головку, входит — вопреки ожиданиям, медленно, будто бы даже осторожно, и Уэйд взрывается фейерверком слов: — О, я знал, что ты на самом деле нежный, и будешь со мной, как с хрустальным мальчиком. В следующий раз я возьму вишневую смазку, тебе понравится, и… Он осекается — Кейбл рывком вбивается в него, на губы ложится его ладонь. Сталь. Ледяная сталь. Уэйд, одурев, лижет его пальцы. Бедра Кейбла ходят быстро, отрывисто, будто он выполняет работу, а не трахается, и от каждого движения внутрь Уэйда кидает на стену. А потом — тянет обратно на себя Кейбл, так и удерживающий его цепко, словно добычу. Он, должно быть, верен своему слову, и воспринимает Уэйда секс-игрушкой в костюме, потому что ничего более обезличенного, равнодушного в жизни Уэйда не было. Секс неизменно сопровождали эмоции. Не всегда радостные, не всегда приятные, но пустым он не был. А происходящее сейчас — скучный трах. С дилдо и то веселее. Член Кейбла мерно, как поршень, долбит в зад, и только его тяжелое дыхание напоминает, что за спиной — живой человек, а не машина. — Нэйт, — шепчет Уэйд. — Прояви же хоть немного уважения! Я думал… думал, мы друзья, а ты свой кулак с большим чувством ебешь, чем меня! В очередной раз Кейбла перекручивает от звука его имени. Лицом Уэйд встречается со стеной до звезд, брызнувших из глаз, и опять течет горячая кровь из носа, попадает на губы. Уэйд облизывается, и металлический привкус пальцев Кейбла становится ярче. — Ты хотел ебли — ты получил, дружок, — выдыхает каждое слово Кейбл. — Не ной. И все же что-то меняется. Он сбивается с ритма, похожего на военный марш, и ладонь его с талии сползает ниже, к члену, стоящему под костюмом так крепко, словно его только что ротиком отполировали. Кейбл обхватывает его через ткань. Он прижимается ближе, ложится грудью на спину, окончательно распластывая по стене, и лишь бедра его продолжают ставшие рваными движения. Воздуха не хватает, но он к черту и не нужен. Уэйд дергается. На горло скатывается стальная рука и сжимает, не давая двигаться. — И это все? — сипит Уэйд, когда Кейбл явно подходит к самому краю. — Рассчитывал, что ты выносливее, все-таки долгий жизненный опыт… Происходит то, чего он никак не ожидает: Кейбл целует его. Нет, не целует: ловит нижнюю губу зубами и оттягивает ее на себя, в сторону, но, несомненно, это можно расценить как поцелуй. Какие нежности. А все — лишь ради того, чтобы заткнуть Уэйда. Кейбл ровняет его со стеной, как асфальтоукладчик, и на мгновение его крепкое тело сотрясает дрожь. Запоздало до Уэйда доходит, что это, пожалуй, первый раз, когда в него накончали. И ему нравится. Ладонь Кейбла без особой заботы теребит член Уэйда, но этого вполне хватает, чтобы улететь в оргазм. Он все еще ощущает зубы Кейбла, сжавшиеся на нижней губе; он все еще чувствует его член внутри, и его запах пота, и металлический вкус, и его неожиданно мягкое поглаживание по бедру. От этого, наверное, Уэйд и ломается. Ладонь гладит его всего каких-то несколько секунд, но именно в это время Уэйд сознает, что достучался, добрался до Натана Саммерса, вырвал его, живого и уязвимого, из Кейбла — бессердечного, несгибаемого солдата. * В квартире Кейбла именно так, как любит Уэйд: запустело, темно, немного душно. Мерно бормочет телевизор, сообщая о новых бедах. Это далеко не первый раз, когда они сидят на диване, равнодушно потягивая пиво, и почти ничего не говорят. — Это все твой костюм, — вдруг произносит Кейбл. Искоса взглянув на него, Уэйд интересуется: — Можно подробнее? Это мой костюм тебя соблазнил? Это мой костюм научил тебя настоящему супергеройскому стилю? — Твой костюм делает тебя болтливым, — говорит Кейбл. — Без него ты куда спокойнее. Уэйд фыркает. Но в чем-то Кейбл прав: в такие вечера, когда черно-красный спандекс остается в стороне, и Уэйд натягивает одну лишь маску, ему действительно не требуется постоянно трепаться. Он, правда, не доходил до такой логической связи. Полагал, что в протертых домашних штанах и майке он попросту милый, как плюшевый мишка, и поэтому Кейбл держится с ним не так сволочно, как обычно, а значит, и подначивать его не так весело. — Эй, — лениво говорит Уэйд, — ты оскорбляешь меня. Я? Спокойнее? — Откуда ты узнал мое имя? — перебивает Кейбл. Он поворачивает голову к Уэйду. Его жесткая линия губ неизменно вызывает желание провести по ней языком и посмотреть, как уголки поползут вверх, обнажая усмешку. Уэйд протягивает палец и касается грубой подушечкой гладкого рта. — Если я скажу, что ради этого мне пришлось отсосать одному калеке, ты поверишь? — Нет, — с насмешкой отвечает Кейбл и прикусывает палец Уэйда, а затем отталкивает его руку, словно ему противно. — Расист! — возмущается Уэйд. — Ты считаешь, что калеки не могут быть сексуально привлекательными? — Я считаю, что ты слишком хреново сосешь, чтобы расплачиваться минетами. — Вот это было обидно. Настроение ползет вверх. Ленивая расслабленность уходит из тела, и Уэйд в одно движение усаживается к Кейблу на колени. На задницу сразу же опускаются крупные ладони. — Натан Саммерс, — протягивает Уэйд. — Тебя заводит собственное имя, извращенец. — Меня давно никто не звал по имени, — задумчиво говорит Кейбл. — Здесь — никто. Там… Он, должно быть, собирается погрузиться в горестные мысли о жене и дочери, но Уэйд не намерен делить его с призраками будущего. — Разве я не стал для тебя отличной женушкой? — шепчет Уэйд, склоняясь к уху Кейбла, и скользит по его каменной груди ладонями. Когда они трахаются на диване — ради разнообразия лицом к лицу, с ногами Уэйда, задранными к ушам, — Кейбл поступает подло: пользуется моментом и стаскивает маску. Уэйд раздраженно морщится и притягивает его ближе будто в порыве страсти, но на самом деле всего лишь пытается спрятать лицо. Так и заканчивают: Уэйд, вжавшись в шею Кейбла, где сталь переходит в мышцы из плоти и крови, выстреливает спермой им на животы, а Кейбл, до хруста ребер обхватив его руками, совершает еще несколько рывков. Говорить по-прежнему не хочется, словно с маской спадает и вся шелуха слов. — Уэйд? — хрипло зовет Кейбл. Он лежит сверху, дышать под ним тяжело, но в этом и вся прелесть. — Да, Нэйт? — получается не ответ, а выдох. Он ждет, что Кейбл попросит никогда не звать его по имени, а Уэйд только-только вошел во вкус. Он ждет чего-то паршивого, что испортит их идеальные отношения без обязательств и без разочарований. Он ведь привык, что жизнь преподносит ему что угодно, но только не подарки. — Ты можешь быть со мной без маски. Я ведь видел тебя без нее. — Давай без этих сентиментальных признаний, — морщится Уэйд. Он нашаривает рукой маску, упавшую с дивана. — Ты еще кольцо мне подари. Хотя, знаешь, платье невесты я примерю с огромным удовольствием, и мы устроим медовый месяц в пятизвездочном отеле, мои гонорары позволяют… Он не ожидает, что Кейбл схватит его за запястья, приподнимется и внимательно всмотрится в лицо. От его взгляда Уэйд чувствует себя голым, хотя и до этого лежал без одежды. До него вдруг доходит, что не только он стремился разворотить грудную клетку и выдрать что-то настоящее, трепещущее из Кейбла; тот делал то же самое в ответ.