Бег назад.

      Окумура Рин задумчиво потёр подбородок, не замечая щетины, ставшей привычной за всё время. Из зеркала на него смотрел молодой парнишка, который сосредоточенно бегал своими синими глазами по до боли знакомым чертам лица. Таким Окумура-старший себя не видел очень давно, лет сто — минимум. Являясь уважаемым паладином, служителем церкви, девятым принцем Геенны, он окончательно устал от жизни к своим восьмидесяти, и любое задание выполнял без энтузиазма. Казалось бы: «куда там?», — полудемон был в самом начале своего пути, а, учитывая то, кто именно приходится ему отцом, все было не так просто.       Сколько бы заданий Рин не пережил со своими друзьями — потом всё равно был бы вынужден смотреть на то, как с каждым годом они теряли свой задор, превращаясь в стариков и обрастая внуками. В отличие от всех остальных его друзей и родных, чьи лица тоже затронули морщины, Рин не старел после двадцати пяти, буквально застряв в этом дурном возрасте. Демонические гены взяли верх над человеческой составляющей, и взрослеть тело отказывалось. Он бессильно наблюдал, как люди вокруг выходят на пенсию, заводят внуков. Ещё больнее было видеть седые волосы своего брата-близнеца, который не перенял особенности демонов, как сделал это Рин.       Окумура-старший страдал: страдал, когда его возлюбленная, которую он добивался долго и муторно, после десяти лет брака не смогла обрести с вечно молодым мужем счастье; страдал, когда хоронил в землю умершего друга; страдал, когда видел странные взгляды других в свою сторону, прекрасно слыша их разговоры за спиной — он страдал всегда, каждую минуту. Шиеми всё же ушла от него, Рин сам её отпустил — Морияма обрела свой покой с братом, подарив замечательных племянников Окумуре-старшему, у которого своих детей не было.       Первым из жизни ушел Рензо, жизнерадостный старик шестидесяти пяти лет — всё же не всегда бытие экзорциста идет на пользу старости. По какой-то причине для паладина первая смерть кого-то столь близкого дала необычный эффект: она вырвала остатки какого-либо желания к жизни прямо из груди, оставив леденящую тоску. В конечном итоге, Окумура-старший просто позорно сбежал, желая сначала объездить весь мир — и плевал он на Ватикан. Его связь с Геенной оказалась сильнее, чем у брата, и с каждым днём желание обрести покой, несмотря на долголетие, бурлило с новой силой. Последние ничтожные годы жизни он провёл играя в прятки, причём искали его все экзорцисты.       Благо, до самоубийства от отчаяния Рин не дошел — его остановил тот, чья поддержка оказалась такой же неожиданностью, как снег летом — Мефисто. Окумура прожил больше двадцати человеческих лет в мире, который когда-то считал чужим. О своём решении он никому не сказал, просто исчезнув из Ассии, ведь было бы глупо идти предупреждать об этой авантюре Юкио, чей тяжелый взгляд будил желание зарыться под землю. Рин понимал, что брат рано или поздно умрёт, как и все остальные его друзья, но наблюдать за этим процессом было жестокой пыткой. Окумура еще несколько раз навещал землю, развлекаясь на всех парах, пробуя все, что раньше боялся сделать — лишь бы избавиться от тоски.       Самаэль (он же Мефисто) о такой мелочи жизни не переживал вовсе, зато отклик появился со стороны Сатаны, биологического отца, пережившего такую проблему с Юри. По сравнению со всеми братьями, Рин был ещё совсем ребёнком, и, может, если бы он изначально родился именно в Геенне, Окумуру не мучил бы глупый вопрос о короткой жизни людей, он не потерял бы стремление жить так быстро. Но, к сожалению, в Геенне философов не было, чтобы размышлять на тему «как бы» и «если бы». Время там шло раза в три быстрее, чем в Ассии, из-за чего взгляды Окумуры на демонов быстро стали бессмысленными. В Геенне Рин оттачивал владение своим огнём и от скуки буквально полжизни занимался тем, что усиленно учился. С возрастом жажда азарта ушла, и паладин начал хвататься за знания как за последнюю соломинку ещё на Земле, изучая всё, что попадется под руку.       Погиб Окумура-старший, в каком-то смысле глупо, во время дворцового переворота. Демоны высших каст, своеобразная аристократия, решили захватить власть под руководством Самаэля. «Ну кто бы мог подумать», — распинался про себя паладин, сжигая заживо врагов. Меч уже давно не служил преградой для синего огня и поэтому на этой попытке переворота удалось знатно повеселиться. Даже в этом сумасшедшем мире демонов существовало своя культура и своя аристократия, которая позже, под влиянием Самаэля, решила восстать.       Доказательство было одно и очень веское — именно король времени помог с убийством Рина, когда стало ясно, что даже с имеющейся силой просто так пройти мимо не получится. В итоге, смерть была буквально дарована Курикарой, хотя хозяин и считал её утерянной. Всё-таки, быть полудемоном тоже не всегда хорошо: ты не принадлежишь Геенне в полной мере и поэтому просто так оживить Окумуру не получится. Последним, что видел Рин, оказалась грустная улыбка Самаэля, читающего явно мощное заклинание.       Синий огонь уничтожает душу, буквально выжигая её привязку к миру демонов, поэтому сердце грел тот факт, что те, кого он успел убить, уже никак не смогут возродиться. Казалось бы, вот он — конец, теперь можно отдохнуть и не сожалеть о прошлом. Жаль конечно, что чем закончился переворот ему не узнать. Но у судьбы были совсем другие планы.       Сейчас, обхватив голову руками, Окумура думал обо всем случившемся, пытаясь взять мысли под контроль. Он являлся единственным сыном, имеющим человеческое тело, не ограничивающее его силу в Ассии, и его душа была привязана к Геенне. Всё это значило только то, что после смерти ему, к сожалению, не возродиться даже духовно — а значит, душа сразу же отправляется в чистилище. Что за подарочек оставил ему Самаэль, если память всё ещё при нем и он вполне себе жив? — Самаэль… Я прибью тебя… — простонал Рин, вглядываясь в окровавленные костяшки пальцев. (Где-то с выражением чихнул Мефисто)       «Похоже, я опять подрался», — мрачно диагностировал Окумура, в очередной раз не сильно приложившись об раковину лбом. Кровь, лужей растекшаяся по кафельному полу ванной, удовольствия не добавляла: когда его предшественника резко выдернули из тела и отправили в круговорот душ, тело осталось без управления и безвольной куклой упало прямо на жёсткий пол, ударившись виском об всё ту же злополучную раковинку. Видимо, таким образом он и погиб, пролежав в собственной крови час другой. А душа нынешнего Окумуры смогла слиться с ним чуть позже. Да, со смертью его двойнику явно не повезло…       Теория существования разных миров была вполне себе реальной теоремой и Рина совершенно не удивляла. Можно предположить, что он попал в одну из реальностей, где время несколько отлично, но это стоило ещё проверить. Окумура со вздохом начал наполнять ванную — убраться тут и смыть с себя кровь всё же стоит.       Показывать свою окровавленную одежду кому-либо было чревато последствиями, поэтому Рин сначала использовал её вместо тряпки, смывая кровь с кафеля, а потом завязал в кулёк менее грязной футболки, заранее отсортировав нижнее белье. После водных процедур он с мокрыми волосами, в одном полотенце на бедрах, проскочил в его с братом комнату. Полотенце было рассчитано только на то, что им будут вытирать руки, и поэтому тут же отправилось в стирку. Какого-либо изменения в комнате Окумура не заметил, натягивая на тело свои вещи. Те, что были в крови, он предусмотрительно завернул сначала в пакет, а потом безжалостно запихнул в рюкзак с целью после избавиться от них.       Увечья на нём заживали намного быстрее, чем на обычных людях, но от обработки ран это не спасало. Если он правильно понял период, здесь его демонические силы пока ещё не пробудились — но это вопрос времени — и поэтому заживающих за пару часов ранений от ножа ему не видать. Руки Рина были в ужасном состоянии: сбитые костяшки, множество кровоточащих царапин, из-за которых Окумура морщился, смывая с себя грязь и кровь — всё выглядело так, будто его предшественник бился об стену часа два.       К удивлению, на теле тоже обнаружился сюрприз, в некоторых местах просто превратившийся в один большой синяк, что наталкивало на мысль об избиении. В районе почки недавно покрылся корочкой глубокий порез, благо не задевший внутренние органы. Этот порез явно был получен не сегодня и причинял массу неудобств своему хозяину, который не обращался за помощью скорее из-за гордости, обрабатывая рану как придётся. Нынешнему Рину не раз приходилось собственноручно латать себя, поэтому он без зазрения совести полез в аптечку брата, где всегда в обильных количествах находились бинты.       Комната была буквально разделена на две части невидимой границей: в ней присутствовали две кровати, два шкафа, смотрящих друг на друга с разных углов, и всего один стол, который официально считался нейтральным островом во всём этом море безумия. На книжных полках шкафа у Рина в основном мелькали тома манги, а сами дверцы дубового хранителя священных летописей были изрядно подпорчены наклейками из-под жвачек. В это же время у Юкио всё кричало о чистоплотности владельца — он ужасно любил порядок, что порой выбешивало. Его ровные стопки книг как будто насмехались над соседями, гордясь алфавитным порядком. Пару раз Рин выставлял в такой же алфавитной очереди мангу, но уже через неделю этот святой порядок безобразно нарушался.       Только сейчас Окумура понял, как же всё это убранство похоже на общежитие, разве что комната была заметно больше и просторней, даже там эта невидимая линия преследовала их, будто контролируя рамки личного пространства. Рин никогда не заправлял кровать и не ставил будильник — его роль часто выполнялась братом, на что последний неизменно ворчал, но это был единственный важный повод, по которому обычно братья пересекали эту невидимую линию в последний год обучения в академии. Окумуре совершенно не хотелось возвращаться к той нейтральности, поэтому он уже начал обдумывать коварный план по захвату территории соседа. К тому же, с возрастом желание порядка привилось и ему: пришлось одёргивать себя, чтобы не заняться алфавитным порядком прямо в эту секунду.       Единственное правило, царившее в этой комнате, не позволяло мусорить на чужой территории. Поэтому она всегда выглядела так, будто здесь идет противостояние черных и белых, причём Рин был отнюдь не на стороне добра. Но, слава порядку брата, аптечка нашлась на знакомом месте.       Именно за монотонным занятием забинтовывания правой руки его и застал Юкио. Рин только на секунду повернул в его сторону голову, чтобы убедиться в личности посетителя, и продолжил дело, придерживая один край бинта в зубах. — Рин… — Окумура-младший, приготовивший разгромную лекцию, быстро сдулся, рассматривая забинтованную голову брата в районе виска.       Он подошел довольно бесшумно, перехватывая левую руку Рина, и без слов продолжил завязывать марлю. Идиллия продлилась недолго, и первым всё же не выдержал Юкио, скорее утверждая, чем спрашивая: — В этот раз тебя избили сильнее, чем обычно, — Рин только отстранённо кивнул, осматривая свою руку. По крайней мере, удар с правой остался его коронным. — Может, ты прекратишь в них ввязываться? Отец волнуется. Тебе стоит сходить в больницу.       Окумура-старший вздрогнул, когда теплая рука брата дотронулась до его скулы, поднимаясь к виску, и резво отодвинулся. — Не стоит. Ничего страшного, я ударился головой об угол стола. Рана небольшая, скоро заживёт. — Скоро заживёт?! Скоро заживёт! Рин! Ты об Отце подумай, обо мне — мы волнуемся за тебя, а ты даже не рассказываешь, где ты был. — А разве ты не должен быть на своих дополнительных? — спокойный голос Рина подействовал на Юкио, как ведро ледяной воды. — Ты на время смотрел? Они закончились.       И правда, Окумура-старший перевел взгляд на настенные часы, чьё тиканье в полной тишине звучало на удивление громко, и только скептически хмыкнул. За временем он не следил, зато теперь ясно, почему никто не мешал ему истекать кровью в ванной: и Отец, и Юкио были на «дополнительных», а остальные служители в эту часть крыла обычно не заходили, пользуясь служебным туалетом при необходимости — в конце концов, у них есть свои дома и даже подработка. — Прости, я не следил за временем. — Ты обещал отцу найти работу. Надеюсь, с завтрашнего дня ты возьмёшься за ум. — Обещаю тебе, Юкио, я быстро найду работу и перестану тебе надоедать.       Рин отмахнулся от брата, как от назойливой мухи, со стоном падая на собственную кровать. Он укутался в одеяло, повернувшись к стене, и включил режим полного игнорирования: говорить о чем-то совершенно не хотелось. Юкио ещё несколько минут сетовал на свою жизнь, а потом в полной тишине покинул комнату. Когда дверь за ним с щелчком закрылась, Окумура-старший смог спокойно вздохнуть. Смотреть в глаза брату было до невозможности больно, слишком глубоко в сердце засели его седые волосы и усталый взгляд, прожившего не первое десятилетие старика.       Не прошло и часа, как в полудрёме Рин уловил прикосновения к своей макушке. Тело требовало хотя бы небольшого отдыха, поэтому открывать глаза было лень. Чья-то тёплая ладонь гладила его по чёрным мягким волосам, почти перебирая их. Это приносило настоящий уют, дышать стало на удивление легче, ощущая тепло чужих прикосновений, и Рин заново начал погружаться в сон. Через некоторое время его стали методично трясти за плечо, вырывая из жарких объятий сна, а теплая ладонь исчезла с макушки. — Рин… Рин… Проснись…       Склонившись над Окумурой-старшим, Широ то и дело пытался его расшевелить, а уловив сонный взгляд своего сына, который наконец сфокусировался на нём, успокоился. — Рин. Ответь, что случилось, — Рин уткнулся лицом в подушку, говоря про себя: «Только его сейчас не хватало!» — Ничего, Отец, всё нормально, — Окумура-старший краем глаза заметил стоящего у двери Юкио — ясно теперь, кто наябедничал. — Просто спать хочется. Не беспокойся обо мне. Я подрался всё с теми же ребятами и немного получил по голове за свою импульсивность. Прости, Отец, но я правда хочу спать.       Рин показательно зевнул, кутаясь в одеяло по новой, а Широ вернул свою теплую ладонь на макушку сына. Он грустно улыбнулся и пригрозил пальцем другой руки. — Непослушный ребенок. Прекрати ввязываться в драки, как ты в таком виде завтра на собеседование пойдешь, — Широ не видел, как улыбался чему-то своему в подушку Окумура-старший, но зато прекрасно разглядел солёную дорожку слез. — Рин. Рин. Посмотри на меня, успокойся. С тобой точно всё в порядке? — Да, отец, точно. Я думаю, в следующий раз привязать Юкио к стулу, чтобы он меньше ябедничал, — Рин пробурчал это в стену и накрыл себя спасительной тканью, названной в простонародье одеялом.       Широ вздохнул, но снова трогать и тормошить Рина не стал. Он подозвал к себе Юкио и вышел из комнаты. Через несколько минут братец вернулся с кружкой воды и, порывшись в аптечке, поставил её рядом с Окумурой-старшим на тумбочку, оставив там же две белые таблетки. Рин лениво повернул голову и узнал своих старых собратьев: таблетки от головной боли. Через силу проглотив их, он благодарно кивнул и начал погружаться в дрёму.       С проявлением демонических способностей сон становился не столь нужным атрибутом жизни — спать хотелось всё меньше и меньше. В Ассии телу начал требоваться четырёхчасовой сон, после которого можно было бодрствовать почти неделю без последствий. Геенна вообще сделала из сна сказку или обычный способ расслабиться, но сейчас Рину требовался настоящий отдых. Он почувствовал слабость еще тогда, когда неуклюже начал заматывать бинт вокруг головы. Сотрясением его состояние точно не было, хоть и портило настроение не хуже.       «Вот посплю чуть-чуть…»