***
На работу я всегда приезжаю рано утром, даже раньше Клавдии Семеновны. Мне нравится это время, когда в благоприятной к труду тишине можно посидеть и погрузиться в очередное дело для расследования. В моих руках снова та папка с грифом, на столе стоит дымящийся кофе. Максим Алексеевич Кольцов Возраст — 27 лет. Должность: врач-хирург в частной клинике им. Сухомлинского Обвинение: изнасилование пациентки Синицыной Анны Григорьевны ст. 131 УК РФ Иск подал муж Синицын Петр Николаевич Проверив свое расписание у появившейся в дверях Семеновны, я узнала, что потерпевшая скоро явится для дачи показания и протоколирования. Синицын, Синицын… Знакомая фамилия. И тут я вспомнила: господину Синицыну и принадлежит эта частная клиника, где работает обвиняемый, а если учесть что за ним давно охотится ФСБ, то дело приобретает совсем другое значение. На часах уже достаточно времени, чтобы мои коллеги постепенно прибывали на свое рабочее время. Стук в дверь. В кабинет заходит следователь Павлов Геннадий Иванович. Ему 37 лет, не женат, видимо, поэтому он отрастил себе пивное пузико. Одиночество — сволочь. — Здравствуйте, Юлия Сергеевна, — начинает дружелюбно тот. Но Павлова я знаю очень хорошо, он всегда сбивает с толку своей недалекостью и дружелюбием. Скользкий тип. — Здравствуйте, вы что-то хотели? — главное, таким как он не дать заговорить себе зубы. — Эм, да, мне кажется, мое дело по ошибке занесли к вам. № 96, проверьте, пожалуйста. — Да, я в курсе, о каком деле вы говорите, и если вы не против, то дальше займусь им сама лично, — Павлов весь побледнел, а на его лбу выступил холодный пот. Он лишь кивнул и поспешил выйти. Хм, очень интересно. Кажется, это дело — подставная утка. Сейчас объясню. Павлов — это продажный следователь, но его еще ни разу не вывели на чистую воду, для этого он слишком умен. Его реакция, когда он узнал, что это дело заполучила я, рассказала мне о многом. Чувствую, мне удастся посадить не только Синицына, но и Павлова. Джекпот, меньше и не скажешь. Очередной стук в дверь. Вошел парень, который прямо кричит внешнему миру, какой он нестандартный и утонченный, своим готическим нарядом и сине-зелеными прядями. Он вальяжно раскинулся на стуле подле моего стола и выжидательно на меня уставился. Как его еще сюда только пустили. — Вы вообще кто? — мое негодование не знало предела. — Максим Алексеевич Кольцов, — просто ответил он. Разве сейчас он должен быть на допросе? Но Семеновна по телефону это подтвердила, а значит, это я что-то перепутала. Я включила микрофон и попросила его рассказать все с самого начала. Однако он был крепким орешком и на мои провокации не поддавался. У него была скудная личная жизнь из-за работы, и он не словом не обмолвился на счет преступления. — Можно закурить? — спросил он. — Нет, — категорически ему отказала, — курение убивает слова, на допросе это мешает. — Он улыбнулся, кажется, ему понравилась моя метафора. — Что вас сподвигло изнасиловать потерпевшую Синицыну Анну Григорьевну? — Сейчас ты не отвертишься. Но ответ на этот вопрос поставил меня в ступор, лишь подтвердив мою теорию. — Я этого не делал, вы должны мне помочь, — его глаза были храбрые, а в голосе чувствовалась легкая паническая нотка. — Разве я похож на насильника? — Да вы и на врача-то не похожи, — решила пошутить я. Он опустил голову вниз, наверное, решил что я ему не поверила. — Так, Максим Алексеевич, расскажите мне подробно, зачем кому-то вас прятать за решетку? Вы узнали что-то секретное о бизнесе Синицына? — Здесь опасно об этом распространяться, я не могу. Сколько там лет за изнасилование? Лучше сесть и выйти свободным человеком, чем жить в страхе, что следующий день станет для тебя последний. — Вы должны мне открыться, иначе я вам ничем не помогу. Будьте храбрыми, расскажите, что вам известно. Почему кому-то так важно вас посадить? — но он даже не думал говорить мне правду. — Я ее изнасиловал, Синицыну Анну. Это чистосердечное признание, насколько мне скостят срок? — О, не надо было меня злить. Я привстала и оперлась руками о стол. Его карие глаза посмотрели на меня с интересом, неужели он думал, если я женщина, я не умею быть плохим полицейским? Весь мой вид кричал ему об опасности, но он даже не шелохнулся, стойко выдержав мой напор. Черт да кто он такой? — Посмотри на себя, — незаметно перешла я на "ты", — думаешь, выдержишь строгий режим? Да ты и один день не продержишься там, станешь подстилкой, а твои «голубые» прядки только подстегнут интерес для гомофобов, и поверь «перо под ребро» это не только красивая метафора. — Я обошла стол и взяла его за грудки. — Говори, что они тебе обещали? Безопасность в тюрьме? Деньги, когда ты выйдешь на свободу? Ты ничего из этого не получишь, наивный. За Синицыным гоняется ФСБ уже несколько лет, он подонок, который реально должен сидеть. Моя речь его воодушевила, и я поняла, что он был готов рассказать всю правду. Однако делать этого сейчас было нельзя, если он увидел или слышал нечто компрометирующее Синицына, даже в прокуратуре небезопасно. Поэтому, ничего не говоря, я передала ему листок с моим номером телефона и адресом. Он кивнул и вышел за дверь. Дальше рабочий день шел своим чередом, но потерпевшая по необъяснимым причинам на допрос так и не явилась. Переработав все версии, пересмотрев все бумаги, я нашла заключение врача, которое утверждало, что у Синицыной Анны в такой-то час и день был грубый половой акт, ссадины и порезы, а также под ее ногтями нашли частички кожи подозреваемого Кольцова Максима. Подкупной врач или же…? Где же правда, голова уже взрывается.***
Естественно, Кольцову я не могла дать адрес своей квартиры, поэтому дала ему координаты моего пригородного домика, даже среди коллег я не распространялась о его наличии. Сразу после работы я поехала туда, боясь разминуться с ним. И точно, на месте уже стояла чья-то машина, надеюсь, что его. Если кто-нибудь узнает, что я встречаюсь с подозреваемым в такой обстановке, не сносить мне головы. Увидев мое такси, водитель черного БМВ вышел и пошел мне навстречу. Однако он даже и близко не походил на Максима. Меня рассекретили? При свете уличного фонаря я все же рассмотрела, кто он вообще такой. Коричневое пальто, брюки, шарф, шатен, без всяких сине-зеленых прядок. — Здравствуйте, Юлия Сергеевна. Меня зовут Кольцов Максим Алексеевич. — Это что шутка такая? Я видела Кольцова, и он выглядел совсем, скажем, по-другому, — его лицо стало задумчивым. — Юлия Сергеевна, давайте зайдём в дом, я вам все объясню, — я сразу же стала просчитывать все варианты, вспоминать приемы рукопашного боя, которые еще изучала несколько лет назад, когда была простым полицейским, и моим единственным приключением было написать рапорт о проститутке избившей дальнобойщика. Зайдя в дом, доставшийся мне от родителей, я заметила, что здесь мало что изменилось. Все то же кресло-качалка, где любил проводить свое время папа. Камин и зеленого цвета ковер добавляли интерьеру еще больше уюта и гостеприимства. Уж такая была моя мама, весь дом заполонила своими вязаными салфеточками, подделками. На стенах картины советских художников, а в буфете все те же хрустальные фужеры. Сняв пальто, мой спутник стал оглядываться и рассматривать дом, потом, видимо, вспомнив, что я жду от него объяснений, повернулся и начал свой рассказ. Его действительно зовут Кольцов Максим (он даже паспорт показал), хирург в частной клинике, принадлежащей Синицыну. В один из прекрасных вечеров он услышал то, что совсем не должен был. Тогда была сложная операция на сердце, и он остался допоздна. В его кабинете есть маленькая комнатка для отдыха, куда он и зашел, чтобы переодеться и уже собираться домой. Но вдруг в его кабинет ворвался Синицын и стал спорить с кем-то на счет товара. В ходе разговора Максим понял, что они имели в виду наркотики, клиника была всего лишь декорацией для их главного грязного преступного спектакля, и записал на диктофон весь диалог. Когда он стал выходить из кабинета, его все-таки приметил Синицын, который отошел не так далеко, чтобы его не увидеть. Кольцов спасся бегством. Ну, а на следующий день уже было сшито дело об изнасиловании его жены, где был главным подозреваемым уже понятно кто. Слава богу, честные люди не перевелись еще и заметили, что дело — утка. Связались с ФСБ, а они уже в свою очередь спасли Максима от людей Синицына, которые преследовали его на каждом шагу. Минуту поразмыслив, я все же спросила на счет самого главного, что не сходилось у меня в голове: — Раз вы, Кольцов Максим Алексеевич, в чем я уже не сомневаюсь, кто же это был сегодня у меня на допросе? — Это был подставной человек, который проверял почву, продажный вы прокурор или нет. Они наслышаны о Павлове, слава богу мое дело оказалось у вас, а не у него, иначе давно бы уже за решеткой сидел. — И что теперь? Вам нужно какое-то укрытие, чтобы переждать эту борьбу между мафией и полицией, — чего греха таить, я намекала ему остаться здесь. Вот зачем он смотрит на меня такими голубыми глазами, проникающими в самую суть? — Ах, да! — он стал тереть глаза от усталости, наверное, его рассказ выбил его из сил. У меня тоже такое часто бывает, когда мне приходится много говорить. — Могу я остаться здесь на несколько дней, пока все не уляжется. Агенты ФСБ очень скупы в этом плане, и при вашем согласии разрешили остаться мне в этом доме. — Конечно! Это мой долг охранять жителей этого города, — моя речь его удивила, но самое главное, воодушевила. — Как жаль, что именно таким хрупким прекрасным девушкам приходится защищать богатырей, — я решила эти слова спустить на тормоза, хотя мне и приятно, что он видит во мне не только прокурора, но и красивую женщину. Все мои прошлые мужчины лишь видели выгоду от моего положения, превращались в альфонсов и нарциссов. Надеюсь, Кольцов не такой. Он честный, порядочный человек, каждый день он спасает жизни как, собственно, и я. — Давайте, я покажу вам место, где вы будете спать. Уже поздно, вам нужно отдохнуть, — я быстро сменила тему разговора, боясь возбудиться, разрядки у меня не было давно, а его присутствие лишь распаляет давно забытые страсти. Я отвела его в одну единственную спальню, только хотела постелить, как он взял меня сзади за руку и остановил. Я повернулась, что же он хочет сделать? — Не надо со мной обращаться, будто я пятилетний. Я сам постелю, — он был серьезным и смотрел мне прямо в глаза. — У меня есть одна просьба. — Мне стало любопытно, и я кивнула головой, обещая тем самым, что я это выполню. Внизу живота стали порхать бабочки, а разум стал рисовать всякие пошлые сцены. — Может, мы перейдем на ты? — И это все? Мое недоразумение отразилось, наверное, и на лице, потому что дальше он звонко засмеялся: — А ты что подумала? — Вне работы, думаю можно, — важным тоном произнесла я, пытаюсь скрыть смущение, поворачиваюсь, чтобы убраться на свежий воздух поскорее и охладиться, но не тут-то было. — Юля, погоди. — Ну, чего еще? — Спасибо, страшно подумать что было, если бы… — Одного «спасибо» достаточно. Устраивайся поудобнее, можешь всем пользоваться. Завтра приеду и привезу еды, — он долго думал, говорить ему спасибо еще раз или нет, а потом просто ответил: — Спокойной ночи.***
Завтра я уже узнала, что никакого дела №96 никогда и не было. Да уж отлично ФСБ за собой подчистили, посадить Синицына превыше всего, даже если под угрозой смерти находится свидетель, живой человек. Какая бы ни была его жизнь, богатая приключениями или, наоборот, скучна и однообразна, это неважно. Он имеет право ее продолжить. Каждыми своими мыслями я возвращалась к Максиму, переживала, все ли в порядке, не выходил ли он на улицу, чтобы его не заметили, завалялось ли у меня что-нибудь дома съестного, чтобы он не умер с голода, пока я не приеду. Еле выждав завершение рабочего дня, я помчалась в домик своих родителей, предварительно закупив еды в супермаркете. Через час я уже была на месте, и каково было мое разочарование, когда я увидела, что в доме не горит свет. Неужели он ушел? На улице было очень холодно, и я решила все равно зайти и хотя бы погреться. Открыв дверь ключом, я зашла и включила свет. — Привет, — послышалось за спиной. Медленно я повернулась и облегченно выдохнула: — Я думала, ты уехал, — возмущенно ответила я. — Куда ж я поеду? Я не включал свет, чтобы не привлекать внимание соседей, — ну, да, очень умно с его стороны, чего я до такого не додумалась? — Голоден? Хотя, конечно, чего я спрашиваю? — я стала нервничать, уже не помню, когда для кого-то готовила ужин, да и вообще в такой интимной обстановке оставалась наедине с мужчиной. Не скрою, Максим мне очень понравился, но я прокурор, а он свидетель по весьма важному делу, я просто должна поддерживать между нами деловые приятельские отношения. Максим стал раскладывать продукты из пакетов, а я поставила чайник, чтобы заварить кофе. Через пять минут мы уже сидели за чашкой горячего напитка и уплетали кулинарный шедевр от Макса. Для меня было большим удивлением узнать, насколько вкусно можно приготовить простую картошку с курицей, к ним даже шел отдельный соус и салат. Мы смеялись и болтали о чем угодно, невероятно как сильно мы подходили друг другу. Все было прекрасно, пока не раздался телефонный звонок, который закончил то, что еще даже и не началось. — Юля, я могу вернуться домой! — Радостно воскликнул Кольцов. — Синицын мертв!***
Как оказалось, компаньоны Синицына узнали, что он сидит на мушке, и решили попросту от него избавиться, чтобы он не поставил под угрозу их самих. Так сложное дело разрешила не судебная власть и справедливость, а банальный страх за свои шкуры. Все вздохнули спокойно. Максим стал работать в другой больнице, где его зауважали как специалиста еще больше. Павлова, наконец, схватили на горячем и уволили. Жена Синицына стала заниматься благотворительностью, чем хочет искупить грехи своего любимого мужа. А я… ем сейчас мороженое в своей пустой квартире. Меня никогда особо не страшило одиночество. Я была замужем за своей работой, и меня все устраивало. Пока меня на полном ходу не сбила машина, когда я переходила дорогу. Я лежала на тротуаре как кукла, все осознавала, но не могла пошевелиться. Рядом толпились люди, кричали, я не могла разобрать их голоса, кроме одного. — Ей нужно помочь, есть здесь врач? — Есть, — он подбежал ко мне, и я узнала в нем Максима, это же не галлюцинация? Он стал снимать с себя куртку и прикладывать мне на живот, зажимать мне рану на шее. Так вот где у меня травмы! — Эй, Юля, это я! Только не отключайся, смотри на меня. Я уже вызвал скорую, не волнуйся. Слушай мой голос! Я тебя подлатаю, будешь даже лучше выглядеть, чем прежде. Хотя ты и до того, конечно, огонь. Боже, какую ересь я несу?! — но тут послышался вой сирен, и я стала отключаться. Без понятия, как Максим вытащил меня с того света. Когда я проснулась в своей больничной палате, медсестра рассказала, какие травмы у меня были, рассказала, как Максим Алексеевич героически выполнил мне операцию, которая длилась двадцать три часа. Ну супер, еще одна влюбленная в этого доктора. Я не могла говорить из-за трубки в моем носу и рту, по крайней мере, она давала мне кислород. Не помню, сколько дней я провалялась в больнице, то пробуждаясь на несколько минут, замечая, что интерьер палаты обновляется и цветами, и мягкими игрушками (наверняка, коллеги волнуются), то вновь засыпая. В очередной раз открыв глаза, я наконец-то его увидела. Лохматая голова, недельная щетина, белый халат, на котором виднелись какие-то пятна от кофе. Неужели он так переживает за меня, что был со мной все это время? — Слава богу, ты проснулась. Теперь твоей жизни ничего не угрожает. Теперь ты можешь дышать без трубки, и гипс мы еще вчера сняли, скоро ты сможешь отправиться домой, — я хотела ему кое-что сказать, но так и не получалось выдавить из себя хотя бы звук. Я испуганно на него посмотрела. — Я понимаю, что ты хочешь сделать, но тебе пока нельзя разговаривать. Не беспокойся, твои голосовые связки завтра восстановятся, — все это время он держал меня за руку.***
Если бы я все же тогда смогла, я бы сказала ему ответ на свой собственный вопрос: почему я на нем так сдвинута. Но уверена, у меня еще будет время. Ведь завтра первый день весны. И я не первое марта имею в виду.