Кто здесь настоящий злодей

      Богу все равно, кто на него работает. Процесс вербовки давным-давно отточен до деталей. Есть правила. Есть законы.        С шинигами тоже никто не заморачивался. Все жнецы — самоубийцы. Практически поголовно. Это было практично, немного иронично и в чем-то даже милосердно. Бог уделил этой проблеме толику личного времени и шуткой был своей доволен.        У жнецов тоже есть правила и законы. Это — новая жизнь. Ее нужно прожить. Ее нужно прослужить. Академия, стажерство, иерархия. Жнецы — это почти что другой народ. Как обычные люди, только с очень ограниченным выбором. С обязанностью: работать. Двести пятьдясят лет на одного самоубийцу. Дальше можно уйти в небытие, а можно остаться, до тех пор, пока жизнь не осточертеет так, что захочется повторить свой земной последний подвиг.        Да, система давала сбой. У жнецов были враги, были болезни. В конце концов. Все жнецы были самоубийцами. Если жить не хочется — почему бы не попробовать умереть еще раз?       Жнецы — разношерстный народ. Убийцы и бандиты, жертвы и чувственные подростки. Жнецы — тот еще сброд. Грелль Сатклифф, выловленный из Темзы казался абсолютно ненормальным. Уильям Спирс, доставленный прямиком из камеры смертников, выглядел абсолютно адекватным.       — О, они все-все оставили меня. Совсем одного. Отец с матерью, вся семья. А друзья были до того жестоки и злы, что я не решился жить дальше, — объясняет мимолетному знакомому в столовой академии Грелль. Он хлопает глазами и пышные ресницы скрывают скопившуюся в уголках влагу.        — Только я могу решить, когда именно мне умирать, — Уильям кривит губы, в ответ на все вопросы. — Я умер тогда, когда захотел.        Уильям умирал долго — повеситься в камере сложно. Сложно затянуть грубую ткань в петлю, сложно подкараулить время, сложно подвесить орудие самоубийства к потолку. Уильям умирал с чувством, что сделал все верно и его время пришло.       Грелль тоже умирал долго — он захлебывался зловонной водой реки так же, как захлебывался собственной жизнью. Грелль и рад бы вылезти, выплыть, все-таки жить — хоть как-нибудь, как угодно. Но тяжелый камень тянет ко дну, а высокие стены канала не дают даже и дотянуться до земли.        В свое посмертие Грелль облачается в красный и мстит самому себе и всем окружающим за свою кончину. Уильям — выполняет все свои обязанности бесприкословно и профессионально.        Грелль убивает всякого, кто только осмелился привлечь к себе внимание. Всякого, из тех, которые уже неинтересны. Уильям вообще старается никого не убивать. Он потакает собственным желаниям. Желания убивать нет и с самого перерождения не появляется. Да, он собирает души — но это не убийство. Это должностная обязанность.        Уильям ненавидит подчиняться. Он сделал все, чтобы быть главным — в своих решениях и в решениях других. Грелль же прогибается подо всех.        Грелль знает, что Уильям его презирает — именно за эту податливость, за мягкость, за безотказность. Грелль сам презирает Спирса — тот жесткий, прямой, и ледяной — абсолютно бесчувственный, будто и неживой вовсе. Спирс — самое интересное, что есть в жизнь Сатклиффа и Грелль всеми силами его тормошит — как умеет. Пристает, подлизывается, ластится, словно мартовская кошка.        Уильям интересен именно своей твердостью. Грелль знает, какую жизнь провел его "возлюбленный" и она его пугает. Пугает и манит. Уильям убил не один десяток человек, убил жестоко и без единого сомнения. Что же делает его таким милосердным здесь?        Уильям не ждет искупления. Он вообще не считает себя виноватым. Он делал то, что считал правильным. И сейчас он видит правильное в сборе душ.        Но Грелль знает, как это "правильное" работает.        Он сближается со Спирсом. Так тесно, как только может. Вплетает его сердце в свое, привязывает его душу к своей. Всю свою жизнь, все свое посмертие Грелль жаждет принятия и признания, но получает — лишь презрение и надменность. Грелль знает, как это изменить. Грелль достаточно провел рядом с Уильямом для того, чтобы понять как он думает.       Уильям боготворит его. Всего пара десятков лет прошло, но Грелль знает. Теперь Уильям зависит от него так же сильно, как зависел от своих "правильных" решений. Уильям почти что поклоняется ему. Его телу, его гневу, его изломанности. Всему Греллю Сатклиффу.        И Грелль чувствует свою власть над ним. Власть над его решениями и поступками, Уильям обожает его так же вдохновленно, как и ненавидел, так же упорно и сосредоточенно, как и убивал до этого, там, еще будучи человеком. Это интересно.        Но быстро надоедает.        С той легкостью, что доступна только его злобной душе, с тем любопытством, что породило проведенное на службе время, с тем желанием утолить гложащую скуку, Грелль бросает Уильяма. Опускает его обратно в пучину полного бесконтроля. Оставляет его одного, разобранного на части, с вывернутой наизнанку душой. Снимает с цепи лагерного пса.        Потому что когда Греллю становится скучно — он всегда находит отличное развлечение. Он смотрит на то, как раненый Спирс уничтожает своими руками все, что успел построить за все эти годы. Уничтожает с остервенением и упоением. Убивает любого, кто попадется под руку. И это не похоже не те старые убийства. Те были продуманный до мелочей. Эти — спонтанны и хаотичны.        Грелль ломает Уильяма и с интересом смотрит на то, что вышло.       Потому что пока ты среди жнецов — ты никогда не знаешь до конца кто же здесь настоящий злодей.