Камень и серебро

Массивный серебряный перстень, украшенный причудливыми узорами. На пальце Хана он смотрится несколько странно, однако, это совершенно неважно - мало кто оказывается настолько близко, чтобы рассмотреть перстень, а большая часть увидевших никому уже не сможет о нём рассказать. На перстень смотрит только сам Хан, любуется, теряясь в извивах узоров и словно обжигаясь взглядом об оправленный старинным серебром камень - не алмаз, не рубин, даже не яшма, самый обычный грубый камешек, крошечная частица далеких армянских гор. Но взгляд Хана меняется, стоит ему взглянуть на это странное украшение. Кажется, камень обжигает. Горит огнем, невидимым, но способным отразиться в глубине вечно спокойных темных глаз Хана. Этот огонь - не удивление странному соседству благородного металла с грубым камнем. Хану прекрасно известно, что настоящее предназначение казахского серебра - не показное богатство, не стремление поразить роскошью. Нет, главное, для чего оно красуется на пальце, на руке, на шее - это защита. Спасение от злых духов и демонов, которые с древних времен ищут любой возможности погубить человека, терзать болью его тело и душу. Чистое серебро - вернейшее и порой единственное спасение от злых сил. Хан прекрасно это знал. Это знал и Лер. Хан отчетливо помнил затерявшуюся в бороде улыбку, широкую, добродушную, самую малость насмешливую, когда Хан сказал ему об этом. Конечно, Лер не верил. Он отвергал суеверия, как и подобает советскому человеку. Правда, при этом он носил нательный крест, но начальство то ли не знало этого, то ли деликатно не замечало. А Хан... Хан не обижался. Он почему-то вообще не мог обижаться на Лера, глядя как тот с широкой улыбкой заставляет мелкие камешки взмывать с земли, повисать на невидимых нитях над его ладонью, кружиться смерчем, а затем - ох уж этот Лер с его вечными шутками! - принимать форму то звезды, то серпа и молота, то изящного и легкомысленного сердечка... Когда очередной такой камешек-сердечко вдруг упал ему в ладонь и отказался с нее подниматься, чтобы вернуться к Леру, Хан взглянул недоуменно. - Возьми. На память. - Спасибо, - лишь произнеся это, Хан заметил, что Лер больше не улыбается, лишь глаза блестят как-то взволнованно. Он не шутил. Правда, Хан понял это не сразу. Но сейчас он всё чаще и чаще задерживался взглядом на этом подарке - и чувствовал, что уже не верит в его чудесные свойства. Старинный серебряный перстень не мог отогнать одолевающее его наваждение. Не мог погасить мучительный жар в сердце, не мог изгнать знакомое лицо из его снов - темные глаза, суровая борода и такая открытая, светлая улыбка... Призрак из прошлого, отдавший ему своё твердое и верное, как камень сердце. Кажется, с этим призраком бессильны были справиться все казахские амулеты. И всё же, Хан продолжал носить перстень, словно не решаясь признаться, что усомнился в мудрости предков. Так же, как и в том, что всеми силами желает удержать этого призрака, самое мучительное и дорогое из всех воспоминаний, при себе. В конце концов, даже у героев могут быть слабости.