Орлица Таргелиона

В просторном зале, где вчера пировали гости, было неприбранно, пустынно и сыро. Халет протянула ладони к огню, зябко повела плечами. Осень выдалась обманчиво ласковой: днём радовала теплом, но по ночам моросил дождь и пробирал морозец. Свадебный пир в честь племянника Магора закончился за полночь. В доме Магора, что поселился у истоков Тейглина, всё не так. В покоях, отведённых почтенной родственнице, показалось неуютно. Не спасли ни тёплый очаг, ни радушный приём. Халет поднялась рано и решила не задерживаться в гостях. Пусть Халдан выпьет за друга и его молодую жену, пусть повеселится ещё несколько дней, а ей затяжные празднования в тягость. Времена, когда поздние пиры давались легко, остались в прошлом, как и Эстолад. Страшно вспомнить, когда в последний раз она была на свадьбе. Десять лет тому назад. Халдан женился через год после похорон старого Малаха. Выдались такая же осень и плотные синие вечера, время горячих пирогов и величальных песен. Славное время. Много еды, много радостей для двоих и долгие ночи. На той свадьбе Халет сидела за столом рядом с Тёмным и чувствовала, как он сжимает её пальцы в ладони. Халдан был волен звать на праздник по своему усмотрению. Халет была рада, что племянник не забыл, кого следовало благодарить за спасение тётки. Вернувшись из крепости Рерир, она переплела одну косу на две, как замужняя. Халадины и народ Мараха приняли это как должное. Всё это минуло. Годы шли, но Халет оставалась ловкой и сильной, неутомимой в охоте и твердой в принятии решений. Она выглядела моложе сверстниц, обременивших себя заботами о муже и детях. Искра пламени Тёмного навсегда проникла в её душу. Стоило ли так торопиться уйти? Но сделанного не воротить, как не стряхнуть снега седины. Лучше жалеть, что ушла рано, чем гадать: не слишком ли задержалась? Халет потерла ладони, коснулась эльфийского обручального кольца и снова потянулась к огню. Тепло ласкало, как прикосновение Тёмного. Она закрыла глаза и увидела себя молодой. Представила, будто вновь обнимает Тёмного и, прильнув к груди мужа, слышит стук его сердца. Вспомнились его длинные, прямые ресницы; россыпь едва заметных на матовой смуглой коже веснушек; сила его и страсть; голос, шепчущий на ухо непонятные, певучие слова; ловкий жест, которым он стряхивал кровь с меча; привычка обнимать во сне и целовать в затылок; веселье в глазах. Халет перебирала все мелочи, как бусины в ожерелье, и страшилась, что время украдет её воспоминания. Она едва помнила отцовский голос, черты лица и жесты. Время водой сточило шероховатости и оставило гладкий, как речной камень, образ сильного духом, храброго человека. Брата Халет помнила лучше: Халдан вырос его живым воплощением. Но Тёмный стал частью её самой, затмил собой всё и всех, вытесняя даже из памяти. Каждый день он был рядом даже в разлуке. И каждый день, засыпая и просыпаясь, она думала о нём. — Светлого утра, Предводительница Халет. Халет открыла глаза и обернулась. Пред ней стояла Андрет, дочь вождя беорингов, прозванная Мудрой за знание древних легенд. Взгляд её был пронзительным, но стылым, как у раненого, сознающего, что рана смертельна. По меркам людей Андрет вышла из поры дев на выданье, но многие воины на празднестве всё ещё засматривались на неё, не думая про годы. Жены и мужи народа Беора переняли эльфийские повадки не только в речи и одежде, но и умении держаться. Андрет была хороша застывшей красотой. Стан её сохранял легкость и гибкость, а косы оставались темны и тяжелы. Седина тронет их ещё не скоро. Но красота эта была безжизненной — такая с годами не поблекнет, а высохнет, как срезанный цветок. Про любовь к эльфу, которая опалила сердце Андрет, не говорили плохого вслух, будто про покойника, но нашептывали из всех щелей, дули в уши осенними сквозняками. Халет сметала сплетни прочь, как ранний снег с воротника, и верила лишь тому, что совпадало со словами Тёмного. Сейчас она сожалела, что в своё время мало расспрашивала про родичей мужа, их порядки, давние дела и подвиги. Хотя и сам он не любил говорить о прошлом. Тогда их интересовало настоящее. Величальная песнь Андрет в честь принца Фингона Халет не понравилась. Не понравилась она и тому, кому предназначалась. «И даже предатели и убийцы Первого Дома склоняются перед его благородством», — пела Андрет, а во взгляде принца Фингона появилась непроницаемая собранность, как перед ударом. Пару раз Халет видела такое выражение у Тёмного, когда он пытался погасить гнев, клокотавший в душе. Ей-Эру, если это не так! Два эльфа в этот миг показались куда более схожими, чем выглядело на первый взгляд. Только Тёмного надолго не хватало, а этот с собой совладал легко. Взгляд принца Фингона смягчился. Дослушав до конца, он кивнул учтиво, улыбнулся и приветливо ответил: — Благодарю тебя, госпожа Андрет, за красивый голос. И за песню. Только в словах его слышалось больше вежливости, чем искренней благодарности. Халет слышала, что принц Фингон — двоюродный брат Тёмного. Когда-то давно Маэдрос отдал корону его роду из благодарности за спасение. Халет в этом ничего не понимала, но запомнила слова Тёмного, что Маэдрос и принц Фингон по сей день крепко дружили. Когда-то их рассорила большая обида и тяжкие испытания, но то осталось в прошлом. Вряд ли принцу Фингону понравилось, что друга назвали убийцей и предателем, даже если так оно и было когда-то на деле. Как бы то ни было, но по окончании пира эльфы уехали в крепость Дортониона. — Светлого утра, Андрет, — сказала Халет. Та взглянула на кольцо Тёмного. — Ответь, почему ты не называешься женой лорда Карантира? Халет вскинула бровь. — Наши жены убили орков больше, чем любой мужчина. Мы заслужили носить имена по заслугам, а не по мужу. Вождь халадин – я, а не лорд Карантир. Потому я Предводительница Халет. Ты поднялась так рано, чтобы узнать о чужих традициях, дочь Боромира? – Я знаю многие предания о народах Мараха и Беора, но не о твоём. Окажи мне честь. Поведай, как удалось уговорить народ покинуть Эстолад? Андрет смотрела пытливо, Халет удивилась её интересу. Она слышала, что Андрет собирает предания о славных делах прошлого, но не ожидала, что ей любопытна не оборона Загороди, а история пусть тяжкого, но мирного перехода. – Я не уговаривала. Я решила покинуть Эстолад, а мой народ всего лишь пожелал следовать за своей предводительницей… Покидая Эстолад, Халет отпустила ручного орла Лаэгона. Когда переходили отроги Горгорота, то едва справились, жертвуя многим. Самое последнее, самое тяжелое путешествие. Халет сто раз пожалела, что разрешила Халдану потащить с собой жену и малолетнего сына. Никто не ожидал таких трудностей. Пришлось идти очень быстро почти не отдыхать, ничего не есть и не пить, беречь воду и корки хлеба. Кто-то отравился водой из ручьёв, кого-то утащили пауки. Переход расколол халадин, но большинство остались преданы своей предводительнице и нашли мир и покой в Бретиле. — Что ещё ты хочешь узнать, дочь Боромира? — Халет ждала нового вопроса, видя, что рассказ не исчерпал интереса Андрет. — Историю Халет, что презрела бессмертного принца из рода Феанора. — Тогда мне нечего тебе рассказать. Это история не о презрении. — А о чем же? — Андрет вспыхнула. — О любви? Разве может жена покинуть супруга, когда не оскорблена его поступком до глубины души? — Может. — Если он насладился твоей молодостью и любовью, а после оставил. Разве это не оскорбление? — холодно бросила Андрет. От гнева перехватило дыхание. Халет стиснула зубы. — Меня не считают Мудрой, но я не сужу о том, чего не знаю. Ты видела многих эльфов, должно быть, но вряд ли знаешь лорда Карантира, чтобы обвинять его. — Я наслышана о деяниях сыновей Феанора. Этого достаточно, чтобы судить о нём! — отозвалась Андрет. Лицо её было исполнено презрением. — А я слышала, что лорд Аэгнор поманил тебя и бросил. Этого достаточно, чтобы судить о нём? Андрет побледнела. Надменность сменилась на её лице растерянностью, а после гневом. Не верится, что кто-то может думать подобное? А так думают! — Мы любили друг друга! — Если бы ты не сомневалась в этом, то пела бы его родичам другие песни. — Ты жестока, Халет! — Хочешь — считай правду жестокостью, Андрет. Ты слишком обижена, чтобы видеть разницу. Только я не лорд Аэгнор, чтобы утолить твою горечь, потому наш разговор — лишь свара двух гордячек. Жизнь эльфа с человеком не то же, что человека с человеком. Что ты хочешь на самом деле услышать от меня? Я могу рассказать, что тот, кто спас твою жизнь, кажется прекрасным, даже если оба вы в крови, а вокруг дым, огонь и мертвые тела. Что в объятиях эльфа смертная выдохнется раньше, чем он хотя бы устанет. Что в его постели и в голову не придет думать: с кем он враждовал во времена, когда тебя даже на свете не было. Рассказать о шрамах — свидетелях битв, о которых Мудрые слыхом не слыхивали. А может тебе интересно узнать, что страшнее всего не собственная старость и не его жалость, а бессилие? Что невыносимо видеть, как он противостоит неизбежному, будто возраст можно вылечить, подобно болезни? Что союза, долгого для меня и краткого для него, не хватило ни ему, ни мне? Что даже у сына Феанора есть сердце? Мне не нужны слушатели, чтобы знать всё это. А тебе знать всё это не хочется. Возможно, я горда и самоуверенна. Я училась на своих ошибках, а не на древних преданиях. Меня не назовут Мудрой. Я дерзнула поверить, что любовь и воспоминание о ней переживут меня и утешат его. Даже зная, какую рану ему нанесу, я ни разу не пожалела, что сказала ему: «Да». Про таких, как я, не слагают легенд. Легенды слагают о таких, как ты. Прощай, дочь Боромира. Халет вышла из пиршественного зала и остановилась на крыльце, вдохнув свежий, холодный воздух осеннего утра. Мне не постичь твоей жизни, которая была до меня и будет после. Отказаться было бы мудро. Но ты согласился, и я не могла предать твою храбрость. Потому что моя храбрость в сравнении с твоей – была ничем. Халет прожила долгую жизнь, оставив о себе и днях своего правления добрую память. Её тело было похоронено вне завесы Дориата под курганом, который люди назвали Хауд-эн-Арвен. Тёмный пережил Орлицу на 89 лет. Он потерял Таргелион в Битве Внезапного Пламени. В Битве Бесчисленных Слез его предали союзники-люди из племени харадрим, а после Клятва отца привела Карантира в леса Дориата. Он погиб от тяжких ран в сражении за Сильмарилл в Менегроте. Говорят, что Маэдрос приказал похоронить брата рядом с могилой Предводительницы Халет.