(не)о нас

На улице очень плохая погода. Ветер с силой задувает ледяной осенний дождь за шиворот, бьет обжигающими каплями по лицу, настойчиво так, с наслаждением, будто изо всех сил пытаясь досадить и испортить настроение. Хината покрепче заворачивается в шарф, который уже вымок от дождя насквозь и складывает зонт — он ведь ни черта не защищает! — чтобы его случайно не вырвало с рук очередным порывом. А ветер даже не думает стихать, и дождь начинает лить еще сильнее — Хината в очередной раз уверяется, что это карма. Его даже природа ненавидит. Дождь, на удивление, просто невероятно холодный. Шое медленно идет забитыми улицами, не обращая внимания на прохожих, которые с недоверием косятся на него, и даже наслаждается этим чувством. Внутри все горит, сжигает до костей, а ледяная вода немного остужает разгоряченную кожу — эмоции притупляются, а мысли в голове становятся немного четче. И ему все равно, что он потом заболеет — сейчас это единственное, что спасает. Сегодня будет его первый раз. Он всегда представлял этот момент ярким и сверкающим, трепетным — это должно быть самое чувственное признание, подтверждение его принадлежности своему истинному, мгновение абсолютного счастья, а в итоге все пошло наперекосяк. Он сейчас идет к своему истинному, который не принимает его и не любит, чтобы провести с ним свою первую и последнюю ночь. Ту ночь, которую швырнули ему как подачку в качестве откупа, а он даже не смог отказаться. На улице уже совсем стемнело, время ведь позднее, а он направляется в какой-то захудалый любовный отель, чтобы полностью себя сломать. Вряд ли после этого он будет таким, как прежде. Он все прекрасно понимает. Но ничего не может с собой поделать, ведь это единственный шанс побыть в объятиях того, кого любишь. Наверное, все же не стоило забивать голову пустыми розовыми мечтами. Сейчас совершенно не то время — связь между истинными не столь крепка, как раньше. Люди сходятся и расходятся, изменяют, предают. Долгосрочные пары редко когда встретишь, но он все равно надеялся, что в его случае будет иначе. Впрочем, сам виноват. Не было бы надежд — не было бы разочарований. Холодный и весьма неприметный фасад отеля появляется слишком быстро — Хинате хочется оттянуть этот момент, но ноги бегут вперед головы и поспешно несут его навстречу боли. В груди что-то резко сжимает и он не мигая смотрит на подтертую цифру «32» — и не решается зайти в комнату. Кагеяма уже наверное ждет его. Он и так опоздал на полчаса, а Тобио не любит, когда опаздывают. Сердце с силой грохочет внутри, отчаянно бьется о грудную клетку, а рука нещадно потеет, оставляя влажный след на ручке, когда он на нее нажимает.  — Почему так долго? — недовольно отзывается Кагеяма, сидя в одних трусах на кровати и прожигая Шое раздраженным взглядом.  — Прости, — Хината закрывает за собой дверь и начинает раздеваться. Он даже не пытается оправдаться — просто не знает, что сказать. Еще совсем недавно эмоции переполняли его, выливались наружу вместе со слезами и истерикой, но сейчас он чувствует себя на удивление пустым. Будто ледяной дождь окончательно смыл с него все чувства, оставив после себя только липкий холод. — Я промок, поэтому схожу в душ ненадолго.  — Только быстро, я и так уже полчаса потерял, — Тобио вздыхает и вновь подхватывает журнал о волейболе, углубляясь в чтение. Шое не может назвать Кагеяму плохим — скорее бесчувственным и принципиальным. Пока не прояснилось, что они истинные им было весьма приятно общаться, но вот данный факт полностью испортил их отношения. Тобио слишком зациклен на волейболе и любое посягательство на свою свободу в жизни воспринимает в штыки. Если раньше Хината был для него другом и партнером, то сейчас — помеха. И Кагеяма этого даже не скрывает, скорее старается всем своим видом это подчеркнуть. Сказки о крепости истинных пар — всего лишь сказки. Шое видел это, знал, но принимать отказывался до последнего. Пока правду не швырнули ему прямо в лицо. Горячий душ совершенно не спасает. Тело то колотит от холода, то горит от жара. Скорее всего завтра он уже не сможет подняться с постели.  — Ты закончил? — Тобио поднимает глаза и хмурится — сжимает в руках журнал, а потом медленно откладывает его на полку. — Может, начнем уже?  — Кагеяма, ты бы мог быть более чутким — это ведь не я тебя бросаю, а ты меня.  — А ты все так же витаешь в мечтах? — Тобио смотрит колюче, холодно, и у Шое что-то сильно сжимается в груди. — Я тебе уже говорил, что думаю об этом. Мне не нужны отношения, тем более навязанные — я хочу полностью посвятить себя волейболу.  — Но разве обязательно решать все таким способом? Я ведь не собираюсь мешать тебе строить карьеру, не прошу заводить со мной семью — хватит просто время от времени быть рядом.  — Я не люблю тебя, и не хочу с тобой таких отношений. И правда, совершенно бесчувственный. Можно ведь было отказать помягче, но Кагеяма не привык церемониться — если нет, значит нет. Без каких-либо исключений и поблажек. Хината стягивает с себя полотенце и падает на кровать лицом в подушку.  — Пожалуйста, не будь со мной слишком груб.  — Не буду, но и нежничать тоже не собираюсь. Первое, что отмечает Шое — у Тобио ледяные руки. Шершавые, большие и очень холодные, будто вместо них по телу скользит кусок льда. Они небрежно касаются разгоряченной после душа кожи — совсем мало и не так, как бы Хинате хотелось — слезы вновь начинают обильно течь на подушку и он приподнимает бедра повыше, чтобы Кагеяма поскорее перешел к делу — он уже тысячу раз пожалел о своем решении. Эта боль настолько сильна, что кажется, будто сердце сейчас разорвется от ее переизбытка. Хочется, чтобы все это поскорее закончилось — он уйдет домой, выпьет снотворное и ляжет спать. А потом уговорит родителей перевести его в другую школу и будет жить дальше, без Кагеямы. Хината чувствует, как холодные пальцы растягивают его — слегка грубовато и поспешно. Слезы нещадно душат, он захлебывается ими, молясь только о том, чтобы Тобио ни в коем случае их не увидел. Кроме того, что он уже получил, терпеть брезгливую жалость к себе это слишком. Резкая боль остро простреливает все тело, стремительно сбегает по позвоночнику, отдаваясь болезненным импульсом в голову — Кагеяма все же слишком груб. Движения резкие, небрежные. Он вбивается с силой, не щадя, придавливает тяжелым горячим телом сверху и тихо стонет — Хинату пробирает этот стон до самых костей. Кагеяме приятно. Кагеяме нравится секс с ним. Несмотря на ужасную боль, Шое подкидывает бедра повыше и двигает ими по кругу — Тобио сверху задыхается от ощущений и двигается еще быстрее, вбивая тощую задницу в матрас. Кровать назойливо скрипит, отдается громким звуком прямо в голову, и это хотя бы немного отрезвляет. Хината сквозь слезы посмеивается в подушку — даже несмотря на боль, несмотря на то, что его не любят, он хочет сводить с ума любимого человека хотя бы во время секса. Хотя бы так. Кагеяма полностью наваливается сверху и вбивается размашисто, изо всей силы, и Хината ловит какое-то полубезумное, болезненное удовольствие — ноги упрямо разъезжаются в стороны и сильно дрожат, ладони до побелевших костяшек сжимают простыню, а глаза совсем сухие — слез уже не хватает. Стоны вырываются из горла и его с головой накрывает какое-то непонятное ощущение — он пытается поймать его, осознать, но Кагеяма не дает возможности — вытаскивает член и с громким стоном кончает на спину. Руки Тобио резко исчезают. Всего несколько минут и он уже стоит у двери полностью одет. Хината чувствует, как его внимательно разглядывают, но помешать этому не может — тело совсем не хочет двигаться. Он знает, что выглядит ужасно, и что прямо сейчас не вызывает ничего, кроме жалости — и больше не сопротивляется этому. Уже безразлично кто что подумает.  — Я… пошел, — у Кагеямы сиплый усталый голос, будто он с чем-то неустанно борется и никак не может победить. В этих словах ощущается целый вихрь эмоций, хотя внешне не заметно, а Шое уже даже и не пытается заметить. Он терпел, давал Кагеяме множество шансов, но тот ни одним из них не воспользовался — этого более чем достаточно, чтобы отпустить.  — Иди. Проходит несколько минут, но Тобио все еще не двигается. Он стоит возле двери и не может оторвать взгляд от тела своего омеги, который сломлено лежит на постели лицом в подушку. Подушка мокрая, блестит в приглушенном свете дешевых лампочек, тело еле заметно подрагивает, а между ног виднеется нечто красное — он действительно был слишком груб, хотя и обещал противоположное.  — Хината… ты ведь знаешь, очень больно жить с навязанным тебе природой человеком. Я никогда этого не понимал — истинные, внезапные влюбленности и полностью решенная кем-то жизнь. Ты ведь согласен, что это безумие?  — Я влюбился в тебя не потому, что ты мой истинный, а потому что ты — это ты. Чувства у меня появились еще до того, как я узнал о нашей истинности.  — Ты в меня влюбился потому, что я твой истинный! — отрезает Кагеяма и на всех парах вылетает из комнаты. Сердце громко грохочет в груди, руки нещадно потеют — он все для себя решил и не собирается следовать навязанным чувствам… только в груди что-то болезненно сжимается, стоит вспомнить бледное и безвольное тело Хинаты — когда-то самого яркого и радостного человека в его жизни. Дождь остужает голову и притупляет чувства, но взгляд все равно устремляется на окно — там теперь лежит Хината и, наверное, плачет. Какая-то сила тянет его обратно, толкает назад, но упрямое естество против — он бежит по улице, уверяя себя, что поступил правильно, но в глубине души понимает — вернется. Все равно вернется к Хинате, сколько бы лет ни прошло.