Имя

Брюс ловит себя на мысли, что никогда не пытался назвать безумца по имени. Он — Бэтси, Бэтс, мышонок. Джокер — только Джокер, лишь помешанный на пламени клоун, на которое Брюс летит доверчиво каждый раз, словно ночной мотылёк. Точнее, нет. Словно слепая мышь ползёт в лапы крадущейся кошки. Брюс ударяет по измазанному белым лицу достаточно сильно, и кожа над левым глазом Джокера лопается, не выдерживая напора, и кровь заливает лицо. Джокер смеётся, радостно всплёскивая руками, скалится на Бэтмена и отступает назад, изогнувшись вопросительным знаком. Бэтмен следует за ним, не отрываясь ни на шаг, теснит клоуна к краю крыши и, когда тот оступается — специально пошатывается и делает шаг назад, не чувствуя под ногами опоры, — хватает за лацканы грязно-фиолетового пиджака, удерживая от падения с высоты двухсот метров. — Бэтси, — расплывается в улыбке Джокер, театрально моргая и облизывая густо напомаженные губы. Брюс не уверен, чувствует ли враг сейчас липкий привкус собственной крови на языке или нет. — Ты мой герой, — доверительно шепчет он, опуская ладони на державшие его пальцы. Бэтмен морщится, сам не понимая, от отвращения ли или от чего-то другого, но клоуна не отпускает. Джон? Джек? Найджел? Майкл? Патрик? Брюс еле удерживает взявшийся ниоткуда смех. Добродушное имя Патрик никак не вяжется с разрезанным шрамами ухмыляющимся лицом. Джокер супится, неловко взмахивает руками, перенося вес на пятки, задорно хихикает, цепляется пальцами за запястья Бэтмена, поводит бровями. Все эти жесты меняются за считанные секунды, и Брюс, чтобы быть с собой полностью честным, не знает, что делать дальше: разжать ли кулак и позволить клоуну лететь с высотки камнем вниз или дёрнуть на себя, рискуя неминуемым соприкосновением тел, которое уже даже не пугает. По спине мурашками разливается предвкушение скорейшего соприкосновения, и вот этого Бэтмен шугается, дёргаясь от очередного шевеления Джокера, как сумасшедший. — Бэтси? — вопросительно интересуется Джокер, видимо, быстро устав висеть в ожидании чего-то надвигающегося со скоростью пули на высоте нескольких десятков этажей. — Я понимаю, ты всегда был не особо многословен, мышка, но сейчас я начинаю нервничать. Не люблю нервничать, знаешь ли, отнимает столько сил, столько энергии. Каждая капля дорога. Брюс чувствует себя на пороховой бочке. Вот-вот рванёт что-то, чего он и сам ждёт с большим нетерпением, вот-вот Джокер, не желая более висеть безвольной куклой в темноте, удерживаемой одной лишь сильной рукой, ударит, укусит побольнее, выпутается из захвата (разящего ли? спасающего? оберегающего?) и оставит Бэтмена с носом в собственной крови. А ведь там, внизу, беззащитные люди, там полиция во главе с Гордоном, которая не в силах пройти по заминированному полу, там расползающийся по этажам голодный огонь, слизывающий небрежно разлитый бензин и пожирающий на своём пути бессчётное число заложников, там крики и вопли погибающих, от которых закладывает уши. Там, внизу, Бэтмена ждёт смерть в своём пылающем обличии, а он тратит своё время на безумца. Но осознание этого факта на удивление не причиняет никакого дискомфорта. Брюс устал. Устал гоняться за теми, от которых вместо благодарностей получал лишь насмешки и тычки в спину, устал бороться за справедливость, находя в городе в итоге сплошную чёрную массу жестокости и произвола, просто бесконечно устал от всего того, что его окружало. Джокер же был настоящим, не выдуманным. Джокер ранил, бил по самому больному, самому сокровенному, смеялся над его болью, смеялся, когда получал её щедрую порцию сам. Глумился над ним, глядя чистыми, умными глазами психа насмешливо, из-под размалёванных бровей и скатавшегося серо-белого грима. Джокер был настоящим. И Бэтмен ловил себя на мысли о том, что клоун — единственный, кто не носил ни одной из многочисленных масок Готэма, хоть его лицо и было сейчас похоже на жертву неумелого гримёра. Он решается. — Джей? Джокер хмурится, непонятливо смотрит на Брюса, косится вниз, на мигающие полицейские огни, вновь хихикает — и заливается самым настоящим смехом. — Джей? — он всхлипывает от переполняющего его веселья, и Бэтмен вдруг резко дёргает его на себя, отступая назад. Не ожидавший этого Джокер неуклюже валится на его грудь, больно ударяясь лбом о защищённое твёрдой бронёй плечо, ойкает, цепляется пальцами за скользящее чёрное покрытие и шипит: — Предупреждал бы хоть о своих намерениях, мышонок, так и с шишкой остаться можно. — Назови своё имя, — рычит, как припадочный, Бэтмен, только что слюной не брызжет, — имя, Джокер. — Он встряхивает клоуна за ворот безобразного пиджака, выпускает ткань из кулака и, ни секунды не медля, впивается облачёнными в чёрную перчатку пальцами в горло врага, сдавливает, берёт в смертельный захват — он чувствует бешено пульсирующую жилку, на которую стоит только надавить слегка, пережать, и жизнь во всей её красе утечёт из сопротивляющегося тела. Джокер наслаждается этим, растягивает обезображенные шрамами губы в улыбке, цепляется дрожащими пальцами за чужое запястье, всхлипывает, пытаясь со свистом втянуть в себя воздух и застывает, понимая, что Бэтмен отпускать его не намеревается. Брюс держит и думает о том, что неплохо бы задушить по-настоящему, стереть с полотна Готэма отвратительную фигуру клоуна, а заодно и свой ночной кошмар по совместительству. Джокер хрипит что-то непонятное, закатывает чёрные глаза так, что белки сливаются с белым раскрашенным лицом, но не перестаёт улыбаться, точно даже перед лицом самой смерти не теряет присущего ему чувства юмора (врождённого? приобретённого? Брюс не знает). Сухие губы клоуна слабо двигаются, словно пытаясь что-то вытолкнуть из себя, Джокер шепчет что-то невразумительное, и Бэтмен замирает, с трудом прислушиваясь к его словам. — Я не помню. Брюс в бешенстве отшвыривает Джокера в сторону, точно игрушку, и клоун падает на живот, тут же судорожно переворачиваясь на спину, впивается в грудь скрюченными пальцами и рвано хватает ртом воздух, бесконечно довольный своим удушьем. — Что тебе мое имя, Бэтси? — он поворачивает голову в сторону Бэтмена, не намереваясь, однако, подниматься на ноги, и Брюс одним рывком оказывается рядом с поверженным врагом. Клоун смотрит насмешливо, точно не он с полминуты назад задыхался в железной хватке чужих рук, вызывающе играет бровями и кашляет, когда Бэтмен наклоняется и рывком поднимает его с холодной крыши. — Лишь глухой отблеск всего того, что под ним скрывается. Я похож на Скотта? На Питера? Джордана? — Джокер задумчиво закусывает нижнюю губу и поднимает на Бэтмена глаза. Сейчас они на удивление спокойны. — Может, я Джим? Майкл? Нет, Бэтси, ты знаешь, что у меня нет имени. Есть только открывающая правду карта. Погоди минутку. Бэтмен настороженно смотрит на скользнувшую в карман пиджака ладонь клоуна, зажатую в бледных пальцах карту Джокера, смотрит, как безумец, улыбаясь, впечатывает её в броню на груди и держит, вновь облизывая красные губы. — Мой паспорт, моя книжка, моя визитка, мой номер, мой ДНК, моё всё в этой карте. — Он ухитряется постучать по ней пальцем. Бэтмен выпускает Джокера, с силой ударяет кулаком по руке на груди и, когда лицо клоуна искажается от боли, а сам он отшатывается назад, берёт карту и подносит её к глазам. — Николас? Арчибальд? Фред? Альфред? — не унимается Джокер, а Бэтмену хочется только заткнуть его мощным ударом в солнечное сплетение. Но он сдерживается. — Теодор? Крис? Томас? Кто я, Бэтси? Бэтмен молчит, отчаянно сжимая в ладони карту. — Бежал бы ты отсюда, мышонок, — внезапно переводит тему Джокер, и Бэтмен переводит на него глаза. — Через десять секунд домик взлетит на воздух. Жалко? Мне тоже жалко. Семь, шесть... — Джокер, — сдавленно рычит Брюс, и клоун виновато (?) пожимает плечами. Внизу слышится взрыв, который прокатывается сразу по нескольким этажам, здание опасно вздрагивает, сирена внизу вопит всё пронзительней, а Бэтмен всё смотрит на Джокера, не отводя от него взгляда, и на языке продолжает упорно вертеться названное уже имя. — Джей, — шепчет Бэтмен, когда за спиной клоуна вспыхивает пламя, бросается на него дикой кошкой, закрывая собой от огня, и успевает заметить, как Джокер — Джей — вздрагивает и покорно, точно подчиняясь, склоняет перед Брюсом голову.