Убитый пересмешник

      Прошло около полугода с тех пор, как произошло нападение на детей Финч Бобом Юэлом. Была середина весны, на улицах Мейкомба уже становилось жарко и знойно, но холодные вечера и ночи давали знать, что до лета еще больше месяца.       Жизнь в маленьком городке размеренно текла. Как и всегда, никто никуда не спешил, потому что идти было некуда, покупать нечего, да и денег ни гроша. После нашумевшего дела с несчастным Томом Робинсоном, в городе ничего не происходило, обсуждать было нечего, а местные дамы снова принялись перемывать друг другу косточки, праздно собираясь на очередные светские чаепития.       Однако совсем скоро Мейкомб потрясло еще одно преступление, сплетни о котором, разнеслись с ужасающей скоростью.       В те дни часто шли дожди. Улицы раскисали, и под ногами хлюпала рыжая глина: тротуары заросли травой; здание суда на площади осело и покосилось.       Семья Финч мирно завтракала, когда на пороге их дома появился Гек Тейт, шериф города Мейкомб, и, попросив прощения за прерванную трапезу, обратился к главе семейства, Аттикусу Финч:       — Мистер Финч, боюсь, произошло еще одно несчастье. Вам надо проехать со мной.       — В чем дело, Гек? — поднимаясь, тревожно спросил адвокат.       — Стоит ли мне говорить при детях, или нам лучше выйти на веранду?       Аттикус поглядел на своих отпрысков, и, заметив их раскрытые, горящие глаза, вздохнул:       — Боюсь, что они все равно обо всем выведают, так что говорите смело, шериф.       — Произошло убийство, мистер Финч. И, что самое интересное — не местным.       — Не местным?       — Да, убит Стивен Канингем. И дело там не простое, хотя, похоже, самооборона. До меня дошли слухи, что судья Тейлор вновь хочет поручить дело вам.       Аттикус нахмурился:       — Видимо, мне стоит ехать с вами.       — Я тоже так думаю, мистер Финч. По пути расскажу вам детали, хотя сам пока мало что знаю.       Накинув свой пиджак, и наказав детям доесть свой завтрак и отправляться в школу, адвокат двинулся вслед за шерифом.       — Так кто же этот приезжий? — усаживаясь в авто, спросил Аттикус.       — Некий Алан Ричардсон, англичанин. Ему нет и тридцати, насколько мне известно. Он нередко посещает Штаты, в особенности, штат Алабама. По работе. Но в Мейкомбе он впервые, приехал около года назад, остановился в гостинице.       — Что же произошло?       — Снова история с черными — Гек Тейт повернул голову на Аттикуса — по показаниям свидетелей, Канингем в ярости измывался над черной женщиной прямо на глазах у ее детей. Этот англичанин, Ричардсон, поспешил ей на помощь, завязалась потасовка, говорят, Стивен набросился на того с ножом, за что и поплатился. В городе уже поднимается ропот негодования. Хотя преступник и не черный, но в результате его заступничества за них, он убил белого. Да и Канингемы настроены серьезно. Так что даже если парня отпустят, ему лучше не слоняться по городу, а сразу же отправляться на Родину, во избежание трагедии.       — Его собираются судить?       — Похоже на то, и в ближайшее время. Преступление случилось вчера ночью, а город уже на ушах. С этим лучше не затягивать.       Мужчины добрались до здания суда. Здание окружного Мейкобского суда немного напоминало арлингтонскую радиостанцию: колонны, на которые опиралась с южной стороны кровля, были слишком массивны для своей ноши. Не считая южного фасада, Мейкобский окружной суд был выдержан в ранневикторианском духе, и с севера выглядел скромно и безобидно.       Как и предполагал Гек Тейт, защитником подсудимого, судья Тейлор, вновь решил назначить Аттикуса Финча.       — Я понимаю, какой стресс пришлось испытать вам и вашей семье в тот грустный период, но боюсь, что даже если дело обещает быть проще, без вашей помощи тут не обойтись.       — Мне надо переговорить с обвиняемым — шагая по коридору из кабинета судьи, говорил адвокат — он сейчас находится в здании тюрьмы?       — Так точно — отвечал ему шериф — мне как раз надо в эту сторону, я вас подброшу, мистер Финч.       — Буду премного вам благодарен, Гек, только захвачу кое-какие бумаги.       — Буду ждать вас снаружи.       Не более чем через полчаса, двое джентльменов поднимались по ступеням к зданию тюрьмы.       Тюрьма была самым почтенным и самым безобразным зданием в Мейкомбе. Она очень выделялась на фоне обыкновенных домов с прямыми, широкими фасадами с покатыми крышами, представляя собой крохотный готический храмик.       Адвоката встретили знакомые работники тюрьмы, и вежливо направили в комнату для допросов, попросив подождать несколько минут.       Дожидаясь арестанта, Финч потер лоб рукой и коротко вздохнул. Он питал отвращение к уголовным делам, и более не хотел с ними связываться. Но данный случай снова затрагивал не только его профессиональные качества, но, что важнее — совесть. Тем более, даже обладая скудными фактами по этому делу, он склонялся в пользу Алана Ричардсона.       Дверь со скрипом отворилась, и охранник завел в кабинет допрашиваемого, тихо охнувшего при виде адвоката. Усадив его на стул, охранник обратился к мужчине:       — Мистер Финч, он в вашем распоряжении, я буду ждать снаружи.       Аттикус поднял голову и, кивнув служащему, проследил, пока тот скроется за дверью.       — Мне чрезвычайно приятно лично познакомиться с адвокатом, заслуги которого известны всем жителям этого городка — послышался мягкий голос.       Только теперь Финч посмотрел на своего подзащитного. То был молодой человек двадцати шести-семи лет, с темно-русыми волосами и острым взглядом карих глаз. Его руки, заключенные в наручники покоились на столе, и как будто дрожали. Даже нахождение в заточении не повлияло на то, что рубашка молодого арестанта была наглухо застегнута. Да и сам он держался гордо и непринужденно, хотя на лицо была бессонная ночь и мучительные размышления.       — Алан Ричардсон, верно? — обратился к нему адвокат.       — Совершенно верно.       — Мое имя Аттикус Финч, и я буду представлять вашу защиту на суде.       Молодой человек, сглотнув, медленно кивнул. Несмотря на усталость, на его лице играла легкая улыбка.       Аттикус, пошуршав своими бумагами, изъял блокнот, и, приготовившись делать заметки, начал:       — Первым делом, мистер Ричардсон, могу я узнать, откуда вы, и что именно привело вас в нашу скромную обитель?       — Я убил человека.       Адвокат замер на месте, и приподняв брови, глянул на молодого человека, с бледного лица которого не сходила улыбка, едва касающаяся губ.       — Не Бог весть какого, конечно же, но все же человека. С какой стороны не смотри, дело не пустяковое — пожал плечами он — искренне надеюсь, что вам, мистер Финч, такого испытать на себе не придется.       Какое-то время мужчины молча смотрели друг на друга. Аттикус первым отвел взгляд:       — Бывают в жизни случаи, когда человечнее будет пойти против закона, чем слепо следовать ему, мистер Ричардсон. И даже если большинство людей посчитают, что ваш поступок — греховен и аморален, помните, что у человека есть нечто такое, что не подчиняется большинству — это его совесть. А из того, что я слышал, могу вас заверить, ваша совесть может быть абсолютна спокойна.       Алан Ричардсон, перестав улыбаться, не сводил глаз с защитника.       — А теперь все же продолжим. Откуда вы?       — С самого сердца Англии. Лондон — чуть помедлив, ответил обвиняемый.       — Чем вы занимаетесь в Штатах?       — В Монтгомери, штат Алабама, проживает мой дядя с семьей. Мы достаточно близки, и я часто его навещаю, так как не особо люблю проводить время в Англии. Но и слишком надоедать ему своим присутствием я не могу, поэтому взял в привычку путешествовать по различным, близлежащим городам. Изучать местный быт и узнать что-то полезное для своей работы.       — Кем вы работаете?       — Я биолог, мистер Финч, исследую разную живность.       — Любопытное занятие. И как давно вы приехали в Мейкомб?       — Около года назад. Если быть точным, в мае прошлого года.       — Неужели в нашем небольшом городишке так много полезного для ученого? — поправил очки Аттикус — Что вы задержались на целый год?       — Мне не раз приходилось выезжать из города, так что год — это лишь условность, мистер Финч.       — И все же, вы в каждом городе находитесь такое продолжительное время?       — Вовсе нет.       — Значит, наша скромная флора и фауна еще может предоставить вам что-то полезное?       — Тоже не верно — облокотившись о спинку стула, тихо проговорил Алан. Цепи наручников звякнули о твердую поверхность стола — и, предугадывая дальнейшие расспросы, выскажусь, что и местные жители, в своем большинстве, не отличаются от того, что я привык видеть: одни расисты, ксенофобы, ханжи и лицемеры. Все пройдено, и не раз — при этих словах его лицо ожесточилось, взгляд похолодел — Причина моего продолжительного нахождения здесь в том, что кое-что меня заинтересовало, и это кое-что все еще держит здесь.       Аттикус Финч внимательно посмотрел на Ричардсона из-под очков. Что-то смущало мужчину, но он не мог понять причину своего беспокойства, поэтому решил пока не сильно вдаваться в подробности.       — Хорошо, перейдем к делу, а именно ко вчерашнему вечеру. Чем вы занимались и как оказались в негритянском районе?       — Я не вдавался в детали, что это за район. Просто захотелось подышать свежим воздухом, а воздух везде одинаковый: что у лачужек нищих, что у дворцов аристократов.       — Во сколько это было?       — Чуть позже девяти вечера, мистер Финч — «мистер Финч» молодой англичанин как будто нарочно растягивал, акцентируя внимание, что не ускользнуло от адвоката.       — Что было дальше?       — Минут через двадцать бесцельной ходьбы, я услышал крики и плачь. Кричала женщина. Я поспешил туда и увидел нечто отвратительное: взрослый мужчина таскает за волосы хрупкую женщину, пиная ее при этом ногами. И все это на глазах маленьких ребятишек, которые прижались друг к дружке, трясутся от страха и плачут. В такие моменты я долго не раздумываю… Я подлетел к этому негод… мужчине и оттолкнул его, хорошенько ободрав о его зубы кулак. Он очень скоро пришел в себя, и с яростью набросился на меня, достав из нагрудного кармана нож. Я не ясно помню, что произошло потом. Помню, что между нами завязалась борьба. И что если бы в один момент, я не отворотил его руку, он бы определенно зарезал бы меня на месте, но вышло так, что это я воткнул ему нож в горло, его же рукой.       Наступило короткое молчание.       — Он погиб сразу?       — Я не знаю, мистер Финч. В первую очередь, я помог несчастной женщине подняться и велел поскорее увести детей.       — То есть к убитому, к мистеру Стивену Канингему, вы не подошли?       — Нет, да и не было нужды. Я вам не говорил, но у всей этой сцены, еще до моего прихода был свидетель, видимо друг или родственник этого… мужчины. Он не вмешивался, когда на его глазах его собрат творил зверство, не вмешался и когда завязалась драка. Только когда тот человек рухнул с торчащим из шеи ножом, он подбежал и стал звать на помощь.       — Что вы сделали после?       — Ничего — легкая улыбка снова тронула губы Алана Ричардсона — просто присел на поваленное дерево, и ждал пока меня арестуют. Долго ждать все равно не пришлось. В этом, наверное, и есть плюс маленького городишки.       Аттикус пометил себе, обязательно узнать, кто был этот свидетель и переговорить с ним. Налицо обыкновенная самооборона. Даже то, что этот англичанин вступился за чернокожую, не должно как-то повлиять на то, что приговор, безусловно, должен быть оправдательным. Мужчина посмотрел на обвиняемого, который в свою очередь, не спускал с адвоката глаз.       — Вы находитесь в городе достаточно долго, вы знали кого-нибудь из этих людей?       — Нет, мистер Финч, я остановился в гостинице, мало с кем заимел знакомство, и… — не успев договорить, Алан закашлялся.       — Я принесу вам воды — сказал Аттикус и, постучавшись в дверь, попросил у охранника стакан воды, да посвежей.       — Так вот, я почти ни с кем не знаком, — сделав пару небольших глотков, продолжил Ричардсон — да и моя работа не обязывает иметь обширные связи с людьми, что меня и привлекает.       — Однако, если вы никого не знаете, здешние люди вас не привлекают, да и природу вы уже изучили, что же вас тогда так надолго задержало в Мейкомбе?       Алан поднял на собеседника свои светло-карие, пронзительные глаза, и, кивнув, будто самому себе, ответил негромко, с хрипотцой:       — Надежда, я полагаю.       Аттикус удивленно на него поглядел:       — Надежда? На что?       — На то, что может, этот мир сможет стать местом, на котором человеку не будет стыдно за самого себя.       Финч вздрогнул, замерев на мгновение, и прочистив горло, опустил голову к листкам:       — Суд будет назначен в ближайшие дни, мистер Ричардсон. Все, что от вас требуется — это говорить правду — собирая документы, проговорил адвокат — не волнуйтесь, мы обязательно выиграем это дело.       — Ни капли в этом не сомневаюсь — быстро ответил Алан, широко улыбнувшись.       Аттикус поднял на него голову, и, наткнувшись на по-ребячески яркую улыбку, кивнул в ответ, удивляясь какому-то теплу, разливающемуся в груди.       — Сейчас вам необходимо отдохнуть. У вас измученный вид. Не тревожьтесь и постарайтесь уснуть. Всего доброго, мистер Ричардсон, я навещу вас на днях — пробираясь к выходу, проговорил адвокат.       — Благодарю вас, мистер Финч.       — Закончили, мистер Финч? — открывая дверь на стук, спросил охранник.       — Да, Джереми, спасибо. Будь с ним помягче, у парня была тяжелая ночь — хлопнув мужчину по плечу, тихо сказал Аттикус и направился к выходу из здания тюрьмы.       Вернувшись тем вечером домой, уже Аттикус подвергся допросу со стороны своих детей. Он всегда считал не правильным скрывать от них правду, только потому, что они не достаточно взрослые, поэтому он честно ответил на все их вопросы, тем самым посвятив в курс дела.       — Аттикус, это значит, нам снова придется терпеть насмешки? — прижавшись к колену отца, спросила Глазастик.       — Почему же? Это дело другое.       — А я сегодня слышал, как миссис Стивени Кроуфорд горланила на всю улицу своим подругам, что если раньше ты защищал цветного, то теперь защищаешь защитника цветных, и что это ничуть не лучше — насупился Джим.       — Да, да, а в школе говорят, что ты так и остался чернолюбом.       — Правильно говорят, я и есть чернолюб. Я стараюсь любить всех людей. Иногда обо мне очень плохо говорят… понимаешь, малышка, если кто-то называет тебя словом, которое ему кажется бранным, это вовсе не оскорбление. Это не обидно, а только показывает, какой человек жалкий.       — А я все равно считаю это обидным! — воскликнула девочка — А этот мистер из Англии, получается, тоже чернолюб? И его тоже будут дразнить?       Аттикус задумчиво поглядел в потолок, и втянул воздух сквозь зубы:       — Видишь ли, Глазастик, для начала не стоит повторять за дрянными людьми. Это слово «чернолюб» такое же бессмысленное, как и «сморкач». Как бы тебе объяснить… Невежественные люди называют чернолюбами тех, кто, по их мнению, чересчур хорошо относятся к неграм — лучше, чем к ним. Я уверен, что мистер англичанин такой же, как мы. Он прекрасно знает, как люди измываются друг над другом, и даже сами этого не замечают. Он знает о том, как белые измываются над цветными, и даже не подумают, что цветные ведь тоже люди.       — Получается, этот человек хороший?       — Получается, что так — погладив девочку по голове, тихо согласился Финч.       — Тогда это замечательно, что тебя назначили его адвокатом! Только ты сможешь защитить его, Аттикус. Я верю, что все будет хорошо!       — Я тоже, малышка, я тоже.       В дверь постучали. Зашла Кэлпурния.       — Мистер Финч, вам тут записка — протягивая небольшую прямоугольную бумагу, сказала служанка.       — Благодарю вас, Кэл.       Аттикус поправил очки на переносице, оглядел бумажку с двух сторон и принялся читать. Лицо его напряглось.       — Что такое, Аттикус? — удивленно спросил Джим.       — Ничего, сынок — поднимаясь, ответил мужчина — Кэл, можно вас на минутку?       — Конечно, сэр.       Выйдя на веранду, и закрывая за собой дверь, потому как дети уже взволнованно шептались, Аттикус поднял очки на лоб, и потер глаза:       — Кто вам ее принес?       — Не имею понятия, сэр. Ее подбросили под дверь. Я не так давно выходила, и обязательно заметила бы ее. Значит, ее подбросили где-то в районе получаса.       — Ясно, благодарю вас.       — Что-то серьезное, сэр?       — Очередные угрозы. Если не возражаете, я прямо сейчас сожгу ее — направляясь на кухню, сказал адвокат, помахивая запиской на ходу.       — Ваше право, сэр.              Слушание дела было назначено на понедельник, через пять дней после совершения преступления. Эти дни прошли на удивление спокойно, хотя семье Финч в очередной раз знатно потрепали нервы.       Канингемы были повсеместно известные должники, но они не имели такой дурной славы, как Юэлы, поэтому в городе многие были настроены против молодого Алана Ричардсона. Он не был цветным, но был чужаком, что явно не делало ему чести среди мейкобских жителей.       На очередных чаепитиях, напудренные дамы щебетали о том, что англичанин, может, поступил и правильно, вступившись за несчастную, но явно перегнул палку с самозащитой. А ведь бедные Канингемы по сути своей народ безобидный, ущемленный в правах.       Совершенно естественно, что негритянская часть города, наоборот, поддерживала молодого человека и искренне надеялась на благоприятный исход дела. Они не сомневались, что благородный и глубоко образованный Аттикус Финч сделает все возможное, чтобы помочь англичанину избежать несправедливого наказания.       Сам адвокат был готов к слушанию дела. Он переговорил с тем свидетелем, которым оказался Джон Хейверфорд. Финч понял, что с ним придется изрядно попотеть. Общеизвестный факт, что Хейверфорды упрямы как ослы, а Джон упорно твердил, что «этому агликашке» не грозила такая уж смертельная опасность, и он попросту превысил меры самообороны.       В конце концов, помимо упрямца-свидетеля и того, что обвиняемый иностранец, Аттикуса ничего не смущало. Мужчина не сомневался, что даже эти два пункта не помешают справедливости восторжествовать, и слушание пройдет в пользу Ричардсона.       С Аланом, Финч виделся всего два раза после их первой встречи. Он предложил известить близких, если не в Лондон, то хотя бы дядю в Монтгомери, на что молодой человек ответил, что в этом нет нужды. Выглядел он неважно, лицо осунулось, темные круги явно выделялись на побледневшем лице. Однако, не смотря на физическую изможденность, он держался так же прямо и горделиво. А при беседе с Аттикусом, улыбка не сходила с его лица.       Угроз на семью Финч более не поступало, дни проходили достаточно мирно, но исходя из опыта прошлого, отец семейства знал, что из жажды мести люди способны на самые подлые поступки, даже на убийство детей. Поэтому всю неделю он не позволял детям уходить из поля зрения Кэлпурнии или мисс Моди. И на этот раз, ни в коем случае не посещать зал суда. Последнее особенно огорчило ребят, но серьезный перелом руки Джима еще давал о себе знать, а Глазастик еще слишком ярко помнила страх того вечера, так что они смиренно послушались.       Вот и настал день суда. Небо было затянуто тучами, моросил мелкий дождь. Дул промозглый ветер. «Дрянь-погода!» — выругался кто-то, едва переступив порог своего дома, шагнув прямо в размякшую глину.       Площадь перед судом была не сильно забита компаниями и семьями. У коновязи было еще достаточно мест для вновь прибывших гужевых повозок. Народу было значительно меньше, чем в день слушания дела Тома Робинсона, да и погода не располагала к прогулкам. Однако, присутствующих было, так или иначе, много. Чумазые ребятишки гонялись в толпе друг за другом. Матери кормили младенцев. В дальнем конце площади, под навесом тихо сидели негры.       Через пятнадцать минут суматохи и непрерывного гула, прозвучал голос, призывающий тишину. Из кабинета позади судейского стола, вышел судья Тейлор:       — Всем встать, суд идет!              — Провозглашается приговор суда: подсудимого Алана Ричардсона признать невиновным единогласно. Подсудимый, вам ясен приговор?       — Да, сэр.       — Вы можете обжаловать приговор в течение десяти рабочих дней с момента оглашения. Судебное заседание объявляется закрытым.       Судья Тейлор стукнул молотком, и неторопливо собрав вещи, поднялся с места.       С балконов на втором этаже, откуда чернокожим разрешалось наблюдать за слушанием дела, послышались радостные восклицания и вздохи облегчения. Да и большинство белых, изначально настроенных против Алана Ричардсона были рады такому завершения дела.       Аттикус с подзащитным не спешили уходить. После объявления приговора, они лишь спокойно переглянулись. К Алану подошел шериф, и освободил от наручников. Молодой человек поблагодарил, и чуть поморщившись, потер запястья.       — Мистер Ричардсон! — окликнула его женщина.       То была миссис Сара Трейси, подвергшаяся нещадному избиению покойным. Ее самочувствие все еще было неважным, но она была главным свидетелем, и просто не могла пропустить это заседание. Англичанин шагнул ей навстречу с улыбкой и протянул руки. Она тепло обняла его:       — Не передать словами, насколько я вам благодарна, дорогой мистер Ричардсон. Вы удивительный человек, если бы не вы, сэр, то я… — голос ее дрогнул, она прикрыла рот ладонью, а на глазах выступили слезы.       Алан сочувственно погладил миссис Трейси по плечу.       — Храни вас Господь, сэр!       — Спасибо вам большое, миссис Трейси, что пришли сегодня. Я рад, что с вами все в порядке. Возвращайтесь скорее домой, вам надо поправляться. Я обязательно навещу вас в ближайшие дни — мягко произнес молодой человек.       К этому времени первый этаж зала опустел, а со стороны балконов послышались редкие хлопки, которые моментально перешли в бурные аплодисменты.       Ричардсон удивленно вскинул голову. Покачав головой, он с благодарностью смотрел на второй этаж, на котором старики, мужчины, женщины и дети повставали со своих мест в знак уважения и признательности. Его взгляд наткнулся на адвоката. Тот стоял, задрав голову кверху, держа в руке собранный портфель. Он стоял спиной к Алану, но это не помешало тому понять, какие чувства он сейчас испытывает: безумную благодарность, печаль, боль за то, что произошло с их собратом. Англичанин подумал о том, насколько же, должно быть, этот мужчина одинок в своей борьбе.       — Вы не против, если мы выйдем отсюда вместе? — подойдя к Аттикусу, спросил он.       Финч, не опуская головы, посмотрел на Алана и кивнул.       Двое мужчин плечом к плечу направились к выходу под нескончаемые аплодисменты угнетаемого народа, не привыкшего к тому, чтобы их здоровье и жизни ценились и защищались представителями «высшего» общества, отличающиеся лишь такой мелочью, как цвет кожи.       Остановившись у входа здания суда, адвокат и его бывший подзащитный наблюдали за тем, как усиливающийся дождь разгонял народ по домам. Постепенно храм Фемиды покинули и обитатели второго этажа. Каждый посчитал своим делом лично поблагодарить и попрощаться с мужчинами.       Вскоре, площадь опустела, здание суда тоже. Даже судья Тейлор норовил в такой непогожий день поскорее вернуться в дом, к жене и детям.       — Мистер Финч, вы, верно, как и этот счастливый человек, стремитесь домой? — с легкой улыбкой спросил Алан Ричардсон.       — Я не за рулем, так что не успею пройти и полпути, как промокну насквозь. Жалею, что не взял автомобиль.       — Именно сегодня решили прогуляться пешком? Какая неудача.       — Нет-нет, дети считают странностью — мою любовь к ходьбе пешком. Но я действительно практически не езжу. Ходьба — это единственный вид спорта, которым я увлекаюсь.       Наступило достаточно длительное минутное молчание.       — Тогда, может… — нерешительно начал молодой англичанин — насколько я знаю, здесь есть небольшое кафе за углом.       Аттикус посмотрел на собеседника. Теперь, когда они стояли плечом к плечу, было заметно, что Ричардсон порядочно высок, впрочем, Аттикус все равно перегнал его на полголовы.       — Вы уверены, что не хотите поскорее вернуться в гостиницу и отдохнуть?       — Я не смогу уснуть, если не поблагодарю вас хотя бы чашечкой горячего какао.       — Тогда с удовольствием приму ваше приглашение, мистер Ричардсон.       Широкая улыбка снова расплылась на лице Алана. Он шагнул под брезент и, мгновенно намокнув, воскликнул:       — В таком случае, советую поторопиться и пробежать со мной маленький марафон!       Аттикус улыбнулся в ответ, на что англичанин как будто бы замер, его улыбка начала медленно сползать.Адвокат же, прикрываясь портфелем, выскочил из-под навеса. Они рванули с места, и словно мальчишки, резво добежали до кафе.       В помещении находился всего один посетитель. Видимо, большая часть города в такое ненастье решило отсидеться дома: в тепле и безопасности, другая же половина, прямо после слушания дела, поспешила присоединиться к первой.       — Ох, все одно, знатно промокли — зачесывая назад влажные волосы, пробурчал Алан.       — Добрый вечер, мистер Финч! — приветливо крикнула из-за прилавка крупная, румяная женщина.       — Добрый вечер, дорогая Лана — поприветствовал ее в ответ, Аттикус — давно не виделись.       — Да уж, давно, вы же совсем на своей работе пропали. Какой кошмар, как же вы вымокли, ни одной сухой нитки не осталось! Сейчас же велю Нэнси хоть полотенца вам вынести, это же беда какая! Проходите же скорей к камину.       — Вы просто ангел, Лана, благодарю вас. И вы как всегда прекрасно выглядите. Этот шарфик как нельзя лучше сочетается с вашими чудесными изумрудными глазами. Отличный выбор.       Женщина зарделась от удовольствия и расплылась в улыбке:       — Уж что-что, а слышать этакие приятные слова от такого мужчины как вы — предел мечтаний, мистер Финч!       Через четверть часа мужчины, слегка подсохшие благодаря стараниям хозяйки, уже согревали руки о чашки с горячим какао. Специально для них готовилось нечто ароматное, а пока они могли вытянуть ноги к пылающему камину и расслабиться.       — Приятная женщина — кивнул Алан Ричардсон — во всяком случае, с вами.       — Всякий человек — зеркало другого. Я стараюсь хорошо к ней относиться, она старается хорошо относиться ко мне, вот и вся мудрость. Если бы все люди, по крайней мере, были вежливы друг с другом, жить стало бы гораздо проще.       — Люди безнадежны, мистер Финч — обхватив кружку руками, и не сводя с нее глаз, тихо сказал Ричардсон — и вы это знаете не хуже меня.       Аттикус пристально посмотрел на него, но, не дождавшись ответного взгляда, отпил из кружки:       — Я с вами не согласен.       — Ваше абсолютное право.       — Нет, правда, я мог бы очень многое вам сказать по этому поводу, но уверен, столько же вы мне выскажете в ответ — хмыкнул адвокат — вы не верите в людей, мистер Ричардсон, но вы не можете не верить в то, что сейчас мы с вами находимся здесь вместе. Вы сохранили жизнь хорошему человеку, и отняли у дурного. Я лишь помог вам не сесть за это за решетку. Мы можем спокойно об этом побеседовать в этом уютном, теплом месте не только благодаря своей силе, но и силе множества других людей: судьи Тейлора, присяжных, молитвам и искренним порывам помочь от незнакомцев, которые видели в своей жизни так много несправедливости, что хотели бы избавить себя от лицезрения еще одной. И это все безус…       — У вашего приятеля такое грустное лицо, дорогой мистер Финч, вам надо перестать пугать его рассказами о преступлениях — держа разнос с замечательно пахнущими блюдами, весело воскликнула хозяйка кафе.       — Прошу меня простить — улыбнулся Аттикус — я постараюсь.       — Уж пообещайте.       Женщина разложила кушанье по столу, и, пожелав приятного аппетита и хорошего отдыха, удалилась.       За окном все также барабанил дождь. Одинокий посетитель, облокотившись о руку, дремал.       — Превосходный аромат — берясь за столовые приборы, сказал Аттикус — советую и вам скорее приняться за еду, она прибавит вам энергии.       Алан Ричардсон отсутствующим взглядом смотрел на огонь. По нему было заметно, что за неделю заточения, он порядком сбросил в весе. У него были правильные черты, которые теперь, благодаря зачесанным назад волосам, лучше бросались в глаза. Аттикус поймал себя на том, что не сводит с его лица глаз, рассматривая его. Но вскоре одернув себя, он принялся за еду. Молодой англичанин, чуть погодя, последовал его примеру.       На протяжении ужина за столом соблюдалась тишина. Казалось, даже дождь за окном притих. Было слышно лишь мерное посапывание незнакомца, да треск камина.       Адвокат покончил с едой раньше, и, поблагодарив хозяйку за прекрасный ужин, попросил повторить напитки.       — Вы практически ничего не съели, мистер Ричардсон. Похоже, вы еще очень переживаете.       — Это не так, мистер Финч — уже не надеясь закончить, Алан отложил тарелку в сторону — я забыл обо всем уже в тот момент, когда мы покинули здание суда.       — Вам удалось сделать это столь легко?       — Безусловно. Я извлек из произошедшего все лучшее, благотворное и полезное, остальное — пусть остается в прошлом.       — И вы всегда прибегаете к такому методу?       — Во всяком случае, стараюсь. Если бы я тащил все на себе, мистер Финч — приподняв подбородок, проговорил англичанин — я бы давно сломался и погиб.       Алан, сглотнув, проследил за тем, как капелька воды с черной как смоль пряди адвоката, попала тому на лицо, и скатилась вниз, повиснув на волевом подбородке.       — С вами, я уверен, все то же самое.       — Мне проще, чем вам, мистер Ричардсон. У меня есть дети. Вы не можете себе представить, насколько я ценю их помощь, которую они сами недооценивают. Я сильный только благодаря им.       Алан еле заметно поморщился. Он был не согласен с Аттикусом, но не хотел более развивать эту тему, боясь удариться в ненужные комплименты. Обернувшись в сторону улицы, он заметил почти прекратившейся дождь. Его лицо заметно омрачилось.       — Пожалуй, я не могу вас более задерживать, мистер Финч. Вам стоит поторопиться к детям. Спасибо вам большое за проделанную работу — протягивая руку, пробормотал он — я безумно рад, что именно вы представляли мою защиту.       Аттикус, доброжелательно улыбнувшись, пожал руку:       — Был рад знакомству с вами.       Алан Ричардсон, незаметно оставив на столе плату, поднялся с места.       — Вы намереваетесь вскоре уехать? — смотря снизу вверх, спросил Финч.       — В ближайшую неделю, думаю, нет. У меня остались незаконченные дела.       — Ах да, вы пообещали миссис Трейси навестить ее.       — И это тоже — молодой человек как будто заторопился.       — Если вы не посчитаете за назойливость, я мог бы составить вам компанию. Хотя бы потому, что в одиночку вам перемещаться по таким местам небезопасно.       — Не верите, что я смогу постоять за себя? Или боитесь, что я снова кого-то убью? — с неискренней улыбкой прошептал Алан.       — Нет, что вы, я не хотел вас задеть, я…       — Я всего лишь неудачно пошутил, мистер Финч, простите. С удовольствием отправлюсь туда вместе с вами. Как насчет послезавтрашнего вечера, скажем, в пять часов?       — Как скажете, мистер Ричардсон. Подходите к моему дому. Пешком туда будет идти далековато, возьмем авто.       — Хорошо. До свидания. Всего доброго, мисс Лана, ужин был восхитительный!       — Благодарю вас, сэр, заходите еще!       Аттикус остался сидеть, провожая взглядом англичанина. Его несколько удивила переменчивость настроения Алана, но он списал это на усталость и стресс.              На следующее утро, которое обещало собой жаркий день, направляясь на работу, адвокат заговорил с мисс Моди, работающей в саду.       — Доброе утро, Моди!       Женщина обернулась.       — Доброе, Аттикус. Я слышала, ты на славу постарался. Поздравляю с выигранным делом!       — Спасибо, Моди, но в этом не моя заслуга — оперевшись о калитку, возразил Аттикус — Алан Ричардсон отлично держался.       — Ах, этот английский принц заручился поддержкой как минимум всей женской половины Мейкомба — хохотнула женщина.       — У него большое сердце.       — Боюсь, что нашим дамам запомнилось совсем не это — усмехнулась мисс Моди — все, что я слышу со вчерашнего дня, это какой чудесный, бархатный у него голос, чувственные губы и аристократичная осанка. Судя по всему, за красивой оболочкой, никто и не заметил его большого сердца.       Финч откашлянулся:       — И они многое упустили.       — Он собирается возвращаться в Англию? — посерьезнев, спросила она.       — Насколько я понял, в ближайшие дни — нет.       — Я переживаю по этому поводу, Аттикус. Мальчик, по всей видимости, очень хороший, и многим полюбился, но в этом городе есть те, кто точит на него зуб, и не успокоится, пока с ним не произойдет нечто плохое.       — Знаю, мне это тоже не дает покоя. Я сегодня же попрошу Гека об одолжении: пусть пару его парней присмотрят за Ричардсоном вплоть до его отъезда.       — Дельная мысль, так всем будет спокойнее.       — Ну, я пошел — отойдя от калитки, кивнул адвокат.       — Удачной работы, Аттикус, береги себя.       Когда Финч только начал работать адвокатом, его контора помещалась в самом здании суда. Она была совсем пустая, если не считать вешалки для шляп, плевательницы, шахматной доски, да новенького свода законов штата Алабама. Теперь же, уже несколько лет как он перебрался в здание городского банка, там было тише и спокойнее. К его конторе вел длинный коридор, на двери висела табличка с небольшими, четкими буквами АТТИКУС ФИНЧ, АДВОКАТ.       Прежде, чем зайти в контору, он пошел вниз по улице к зданию тюрьмы в поисках шерифа. Гек Тейт легко согласился выполнить просьбу Аттикуса, на чем они и расстались.       Отработав, мужчина направился домой. Свернув за угол почты, он в который раз удивился тому, что Джим и Глазастик его не встречают, но затем вспомнил, что сам запретил им уходить от дома более, чем на два здания. Мысль о том, что из-за его деятельности страдают дети, в который раз расстроила Аттикуса, но, вернувшись домой, он, как принято, не подал виду.              На следующий вечер, Алан Ричардсон посетил дом Финчей, чем вызвал бурный восторг детей, которым он подарил сувениры. Их тетя, Александра, тоже была рада гостю, и втянула его в разговор на веранде, пока они ожидали Аттикуса. Аттикус тем временем, захватив с собой сына, пошел в гараж, чтобы выкатить новый, чистенький «Шевроле».       — Весь Мейкомб вздохнул с облегчением, когда огласили результаты слушания. В особенности, наша семья, ведь мы видели, как изводился мой дорогой брат. Хотя он как всегда скрывал свои чувства за маской спокойного и расслабленного человека — говорила Александра.       Алан, облокотившись о спинку стула, улыбнулся:       — Я очень обязан мистеру Финчу. Он настоящий герой для своих детей.       — О, дети! Они его просто обожают, и он их также. Правда, я его ругаю, так как, порою, он слишком мягок с ними. Просто он никак не может избавиться от чувства вины за то, что воспитывает их один, и не может дать им всего. Ему тяжело, но он ни за что не станет жаловаться. У меня очень болит за него сердце, мистер Ричардсон. Знаете, мне хотелось бы, чтобы он больше берег себя.       Англичанин, оперевшись затылком о спинку стула, смотрел на адвоката, выехавшего из гаража, и приближающегося к ним на пару с сыном. Они были очень разные: у Джима мягкие каштановые волосы, карие глаза, продолговатое лицо, уши плотно прилегают к голове — он весь в маму, а у Аттикуса волосы черные с проседью, черты лица прямые и резкие. Но все же их объединяла упрямство во взгляде.       — Я думаю, можно ехать — остановившись у лестницы на веранду, сказал Аттикус.       Алан улыбнулся Александре и поднялся с места.       — Приходите к нам пообедать, мистер Ричардсон, будем очень рады вашему обществу.       — Непременно зайду. Спасибо. Было приятно с вами познакомиться.       — До свидания, сэр! — крикнули ему ребятишки.       Помахав им рукой, молодой человек сел в авто.       Аттикус кивнул своим, и они тронулись.       Было прекрасное время дня. Солнце клонилось к зениту, окрашивая улицу в красивые розовые и оранжевые оттенки. Весь день было не сильно жарко, что поспособствовало тому, что почти весь город проводил время, наслаждаясь прогулкой.       — Вы выглядите отдохнувшим, мистер Ричардсон.       — Можно просто Алан, мистер Финч — с хрипотцой в голосе, сказал Ричардсон –что касается моего посвежевшего вида, то… осмелюсь предположить, что стены тюрьмы еще ни на кого не действовали благотворно.       Адвокат хмыкнул:       — Ваша правда.       — Я также хотел бы поблагодарить вас за вашу заботу.       Аттикус вопросительно глянул на говорящего.       — Я о тех двух молодцах, которых по вашей просьбе приставил мне мистер Тейт.       — Ах, да.       — Они ответственно выполняют свою работу. Настолько, что я еле отпросился у них на сегодняшний вечер.       — Боялись отпускать?       — Именно, но я заверил их, что с господином адвокатом я буду в полной безопасности.       Аттикус на это улыбнулся, хотя его немного смутило то, каким мягким и приятным звучал голос англичанина, произносившего эту фразу. «Так вот о каком бархатистом голосе вещали наши дамы» — пронеслось у него в голове.       Основную часть пути они проехали молча. Через четверть часа езды, Финч остановился, и, заглушив машину, вышел.       В отличие от того, насколько обветшалым выглядело жилье тех же самых Юэлов, которые жили в бывших негритянских лачужках, тут все выглядело простенько, но чисто и уютно. В такой чудесный вечер дети резвились на улице, взрослые собирались вместе, играли в шашки, устраивали чаепития.       — Мистер Финч, рады вас видеть. Мистер Ричардсон — поприветствовал мужчин Джеймс Трейси, муж Сары, пожимая им руки.       Пока Аттикус беседовал с ним, Алан, подойдя к ребятам, не так давно ставшими свидетелями издевательств над своей мамой, порадовал их подарками в виде игрушек и сладостей. Помимо этого, он привез в избытке продуктов питания, загруженных в авто Финча, которые теперь, попросив мальчишек помочь, стал выгружать и заносить в дом.       Отец семейства очень смутился, считая это лишним, ведь Алан и так достаточно сделал для их семьи, на что англичанин заверил его, что все в полном порядке, и ему было бы приятно, если бы он принял эти скромные дары.       Гости поднялись на веранду, двое сидящих там мужчин тут же поднялись со своих мест, уступая. Алан замер на месте и серьезно посмотрел на них. Затем, ласково улыбнувшись, произнес:       — Почему вы уступаете нам места? Если кто из нас и заслуживает отдыха, так это вы — он мягко усадил их обратно — вы, верно, усердно трудились весь день, а все, что сделал я за сегодня — это посчитал мух на потолке.       Негры явно были удивлены. Обходительность и внимательность молодого человека заставила их чувствовать себя лучше.       Через минуту, к гостям вышла Сара. Она искренне была рада видеть мужчин, в особенности Алана, которого крепко и по-матерински обняла.       Минут пятнадцать они беседовали на веранде, но хозяйка наотрез отказалась отпускать их без чашечки чая. Так что еще около часа они провели в обществе этих приятных, благодарных людей.       Детки очень привязались к англичанину. Так что когда пришло время расставаться, они захныкали и стали капризничать. Он крепко обнял каждого из них, и шепотом пообещав, что обязательно еще приедет — попрощался.       Они махали друг другу вплоть до того, пока машина не скрылась из виду.       Ближе к лету темнело все позже, так что к семи вечера только начинало чувствоваться наступление сумерек.       Понимая, что они держат путь обратно в город, Алан, замкнувшийся было в себе, обратился к адвокату:       — Мистер Финч…       — Да, Алан? — не услышав продолжения, спросил тот.       Молодой человек нахмурился. Он помолчал еще около минуты, затем, закрыв глаза, вздохнул:       — У меня к вам просьба.       — Конечно, какая?       — Не езжайте обратно.       Аттикус, замедлив ход, недоуменно посмотрел на Ричардсона:       — Вам надо посетить еще какое-то место?       Англичанин смотрел прямо перед собой.       — Нет — он помолчал — надо поговорить.       Аттикус остановил автомобиль. Его беспокоило поведение Алана. Еще совсем недавно он был в приподнятом настроении, без конца улыбаясь. Финч решил, что если он сможет чем-нибудь ему помочь, он будет только рад. Снова взявшись за руль, мужчина немного свернул с дороги, чтобы на случай проезжающих, его авто не мешало проезду.       Вокруг не было домов и лачужек. То был небольшой участок пустыря с негусто росшими деревьями.       — У вас все в порядке, Алан? — заглушая машину, тревожно спросил Аттикус — У вас какие-то неприятности? Вам все-таки угрожали?       — Не беспокойтесь, мистер Финч, такого не случалось — глянув на адвоката, ответил Ричардсон — я не хотел вас пугать, простите.       — Ничего страшного, смело обращайтесь ко мне, в случае непредвиденных обстоятельств. Обещаю помочь чем…       — Вы мне нравитесь, мистер Финч.       — Я тоже испытываю к вам большую симпатию. Вы достойный человек, и мне следует многому у вас поучиться…       — Вы не правильно меня поняли — откинувшись на угол между сиденьем и дверью, и, таким образом, повернувшись к Аттикусу лицом, возразил Алан.       Адвокат молча, озадаченно смотрел на него.       — Вы не так меня поняли, мистер Финч — продолжил молодой человек — вы мне по-другому нравитесь. Я испытываю к вам чувства.       — Вы, все же, говорите о крепкой дружбе…       — Я хочу вас. Я хочу, чтобы вы взяли меня, как взяли бы женщину.       Аттикус распахнул глаза в удивлении, близкому к шоку. Он весь побагровел, шумно задышав от волнения. Англичанин молчал, прикусив губу, суетливо наблюдая за реакцией мужчины, с лица которого вскоре сошла вся краска, и он выглядел побледневшим.       Ричардсон начал было что-то говорить, но его голосу не хватило силы, так что он дал себе минутку собраться, и повторил попытку:       — Вы имеете полное право вышвырнуть меня прямо сейчас. Но если вам… хватит терпения, я бы очень хотел, что вы выслушали меня, мистер Финч.       Тот молча смотрел перед собой, не веря своим ушам. Его руки бессильно покоились на коленях.       — Когда я приехал в Мейкомб, я думал только о том, как бы убить время. Надеялся, что очередной город немного отвлечет меня, и я смогу спокойно поработать, не утруждаясь в общении с людьми. Я полагал, недели две-три, максимум, месяц, и я покину это место безвозвратно, как покинул десятки до этого — голос Алана окреп и он стал говорить увереннее — но в один день я услышал, как местные обсуждали вас и предстоящий суд. Я испытывал отвращение к тому, как они отзывались о том бедолаге, Робинсоне, но в то же время я заинтересовался этим Аттикусом Финч. Я узнал, что слушание будет не более, чем через месяц, и решил, что это не так уж и долго. Можно дождаться. Сказать правду, я не надеялся, что парня оправдают… Но мне безумно хотелось посмотреть на знаменитого адвоката, которого так сильно критиковали. Я присутствовал в тот день в зале суда.       Алан в волнении стал заламывать руки:       — Я был восхищен, мистер Финч: то, как вы держались, как говорили. Я понял, что вы человек с гибкой логикой и адским умом. А еще вы были так привлекательны… Когда суд закончился, и вы направились к выходу, я видел, вы пытались не подавать виду, но я видел, мистер Финч, что ваше сердце разрывалось — англичанин рвано вздохнул — после этого, сам того не ведая, я стал интересоваться всем, что было с вами связано. Стал чаще выбираться в места скопления людей, слушал, что они обсуждали, сам завязывал непринужденный разговор лишь для того, чтобы узнать о вас чуточку больше. Так я узнал, что вы вдовец, отец двух прекрасных детей. Узнал, какой честной жизнью вы живете. Вы стали для меня эталоном морали и нравственности.       И в один день я понял, что мое уважение перешло в другое чувство: яркое, горячее и аморальное.       Аттикус, сдвинув очки на лоб, устало потер глаза. Сердце стучало в груди так сильно, что он не мог сконцентрироваться на рассказе.       — Пару раз я проходил перед вашим домом, и, как бы сильно не было желание, я не мог позволить себе делать этого чаще. Я не пропускал ни одного слушания, в которых вы участвовали после — Алан грустно улыбнулся — весь этот год я думал только о вас, мистер Финч, днем и ночью. Даже выезжая из Мейкомба, я надеялся поскорее вернуться в город, в ваш город. Однако, я слишком хорошо понимал насколько это все бессмысленно. Поэтому я уже как месяц всерьез задумывался о том, чтобы уехать отсюда навсегда. Забыть о вас. Дать голове отдохнуть, постараться двигаться дальше. Но тут произошло это несчастье: я был настолько подавлен, что даже позабыл о вас. Та ночь была безумно тяжелой — голос англичанина задрожал. Он провел руками по лицу –ночь была ужасной, но когда меня привели в комнату для допросов и я увидел вас, меня как будто ослепило. Все краски вокруг разом поблекли, остались лишь вы. Мне до ужаса хотелось расплакаться прямо там, я был… счастлив. Счастлив, когда вы сказали, что будете моим защитником, счастлив, когда вы просто называли мою фамилию.       В день, когда слушание окончилось, я чувствовал себя таким опустошенным. Все произошло слишком быстро, и я не хотел с вами расставаться. Когда вы впервые мне улыбнулись там, у здания суда, когда мы с вами обедали в том кафе… Вы, весь промокший: ваши волосы, ваш костюм… Мне было невероятно тяжело находиться в такой близости, мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я даже не смог почти ничего съесть, хотя и был чертовски голоден… Каждая секунда, проведенная с вами, мистер Финч, отзывается во мне невыносимой болью и дикой радостью…       — Послушайте… — покачал головой Аттикус.       — Я люблю вас! — вскинув голову, тихо, но твердо произнес Ричардсон, смотря прямо в глаза мужчине — я очень вас люблю.       Финч был не в состоянии выдержать взгляд. Он в отчаянии стукнул кулаком по рулю и, навалившись на него, прикрылся руками.       Алан, хмуро посмотрел на него, и с досадой прикрыл глаза:       — Не мучайте себя, мистер Финч. У вас сейчас внутри борьба, я знаю. Вы и так максимально по-доброму отнеслись ко мне. Даже не знаю, что было бы, будь на вашем месте кто-то другой.       Наступило молчание. Прошла минута, две, пять, когда англичанин снова подал голос. Его локоть покоился на выступе двери, ладонью он прикрыл верхнюю часть лица.       — Пожалуйста… — послышался всхлип.       Аттикус, подняв голову, пораженно посмотрел на молодого человека. Алан стискивал зубы, по щекам текли слезы, его била частая дрожь. Он дал себе немного времени, чтобы голос не сорвался и прошептал:       — Отвезите меня в гостиницу.       Чуть помедлив, адвокат завел «Шевроле» и, сам не отдавая себе отчета, втопил газ так сильно, что в городе на него стали сигналить другие автомобилисты, пешеходы же в страхе шарахались.       Не прошло и четверти часа, как они доехали до гостиницы. Аттикус не шевельнувшись, смотрел прямо. Он услышал, как Алан открыл дверь и, не проронив ни слова, вышел. Постояв несколько секунд, мужчина развернулся, и уехал.              По прошествии нескольких дней, контору адвоката посетил Гек Тейт. Аттикус поднялся навстречу. Мужчины пожали друг другу руки.       — Чем обязан, Гек? Бешеные собаки, сбежавшие заключенные?       — Ничего подобного — хохотнул шериф — я по другому поводу.       — Внимательно слушаю.       — Кстати говоря, мистер Финч, выглядите вы неважно. Вы хорошо себя чувствуете? У вас изможденный вид.       — Все в порядке, Гек — кашлянув, ответил Аттикус — расскажите, что вас привело.       — Дело касается вашего бывшего подзащитного — адвокат при этих словах напрягся — этой ночью Канингемы все-таки добрались до него.       — Он в порядке? — подавшись вперед, взволновано спросил Аттикус — ради Бога, скажите мне, что он жив.       — Он жив и относительно здоров, мистер Финч, не переживайте. Скажу больше, он настоящий везунчик. Ему устроили засаду, насколько мне удалось выяснить, их было около десятка. И самое удивительное, этот молодец умудрился от них сбежать. Он рассказал мне, что изначально почувствовал что-то неладное, и уже приметил ходы отступления на случай, если оправдаются его наихудшие опасения. И интуиция его не подвела. Когда он оторвался от них, Канингемы подняли стрельбу, таким образом, подняв шум. Так что им пришлось не задерживаясь уезжать оттуда.       — Как он смог скрыться от них?       — Судя по всему, мир не без добрых людей. Похоже, ему помогли. Возможно, кто-то из цветных, это произошло неподалеку от их района.       — Что насчет ваших людей?       — Их обдурили, за что им знатно от меня досталось — пожал плечами шериф.       — Нападавшие?       — Я допросил несколько человек, с ними придется побиться. Хотя в итоге ничего не останется, кроме как отпустить их. Англичанину же стоит как можно скорее подправить здоровье и уезжать отсюда.       Аттикус, нахмурившись, стал складывать бумаги на столе:       — Насколько серьезные у него раны? Где он находится?       — Его успели знатно поколотить, но судя по всему, тяжелых увечий нет. Он должен быть у себя в номере. Я приставил к нему еще двух человек для безопасности.       Адвокат, кивнув, взял шляпу и направился к выходу.       — Вы к нему, мистер Финч? Вас подбросить?       — Не стоит, Гек, благодарю. Отсюда не больше двадцати минут ходьбы, а мне нужно еще многое обдумать.       — Как скажете.              Аттикус стоял перед дверью номера, не решаясь войти. Двух охранников он отправил отдохнуть, заверив их, что Ричардсон будет в полной безопасности. Его рука то поднималась для стука, то бессильно опускалась. Так он простоял уже около пяти минут, когда его замешательство прервала неожиданно открывшаяся дверь. Адвокат удивленно уставился на доктора Рейнолдса, хорошо известного семьей Финч.       — Добрый день, мистер Рейнолдс.       — Добрый.       — Как он?       — У него и спросите. Молодой господин! — воскликнул он вглубь номера — к вам тут посетитель!       Доктор потеснился, пропуская Аттикуса.       — Мистер Тейт, верно, пусть входит.       Кивнув адвокату, Рейнолдс вышел из комнаты.       Аттикус нерешительно вошел и тут же застыл на месте. Его лицо сморщилось как от резкой боли.       Алан стоял к нему спиной, выше пояса он был полностью обнажен. Вся спина сплошь была в синяках, кровоподтеках и гематомах. Молодой человек в этот момент старательно нагибался за рубашкой, лежащей на кровати.       — Какие-то новости, мистер Тейт? — оборачиваясь, начал он, но увидев Аттикуса, замер.       Мужчины какое-то время смотрели друг другу в глаза. Адвокат первым отвел взгляд, приступив рассматривать лицо Алана покрытое ссадинами, с разбитой губой и бровью. Его взгляд опустился ниже: на торсе виднелись такие же результаты побоев, как и на спине. Два пальца на правой руке англичанина были загипсованы и перевязаны.       — Вам не стоило сюда приходить, сэр — посмотрев в сторону, произнес Алан — сейчас я не в лучшем виде. Я ценю вашу заботу, спасибо, что навестили больного. Но сейчас мне хотелось бы отдохнуть, вам лучше уйти.       Адвокат моргнул. Он, может, так и поступил, если бы не видел, как загорелись у Ричардсона щеки. Мужчина остался стоять, в то время как раненый, морщась от боли, старался накинуть рубашку.       — Я вам помогу — шагнул к нему Финч.       Англичанин быстро возразил:       — Не надо…!       — Я помогу вам — заметив напрасные и болезненные старания Алана, твердо сказал Аттикус.       Он приблизился, и осторожно взял предмет одежды.       — Повернитесь пожалуйста.       Алан смиренно послушался. Адвокат максимально аккуратно просунул руки Ричардсона в рукава, затем жестом заставив того развернуться лицом, стал не спеша застегивать пуговицы рубашки снизу вверх. Алан, нахмурившись, смотрел в сторону. Он старался за раздражением скрыть свое безумное смущение, но Аттикус все видел и понимал. Финч и сам не мог успокоиться, его пальцы предательски дрожали, из-за чего весь процесс занял много времени. Они стояли близко друг к другу. Аттикус был крупнее и выше, посему ему приходилось наклоняться и сгибать колени.       Оставив две верхние пуговицы не застегнутыми, Аттикус сделал шаг назад. Затянувшееся молчание прервал голос Ричардсона:       — Если вы чувствуете свою вину за случившееся, то право, не стоит. Вы не обязаны отвечать за поступки своих сограждан. У меня лишь небольшие ушибы, так что я буду в порядке. Благодарю вас за помощь сэр, всего доброго.       Адвокат грустно посмотрел на него, и, поколебавшись несколько секунд, проговорил:       — Прошу прощения, что доставляю вам столько хлопот своим присутствием, Алан. Но мне необходимо вам кое-что сказать. И если… если вы меня выслушаете, то очень обяжете — англичанин, склонив голову набок, уязвлено посмотрел на мужчину — я никогда прежде с таким не сталкивался, и не знаю, что мне лучше сказать, как поступить. Не передать словами как я вас уважаю. Мне очень… очень нелегко противостоять извечной мейкобской болезни. У меня порою не укладывается в голове, почему разумные люди впадают в буйное помешательство, как только дело коснется чернокожих… каким образом ярость и невежество застилают им глаза, что они не видят дальше собственного носа, насколько мелочными и равнодушными могут быть люди в повседневной жизни.       Аттикус понуро присел на прикроватный стул, единственный в комнате.       — Я многое видел и многое пережил, и для того, чтобы пройти через все это и не озлобиться, мне приходится прикладывать колоссальные усилия. Но очередное потрясение сказывается на мне все глубже и разрушительнее. В этот год мне было особенно тяжко. Я практические выбился из сил…, но пару недель назад я узнал о вас. Очень жаль, что так поздно, но ваш достойный поступок как будто заново открыл мне глаза, и у меня появилась… надежда.       Алан широко раскрыл глаза, и, сделав неуверенный шаг назад, присел на кровати. Финч сидел спиной к окну, и, облокотившись локтями о колени, продолжил:       — Вы… ты даешь мне надежду, Алан. Пока существуют такие люди, стало быть, еще не все кончено в человеческом мире.       Наступило короткое молчание. Ричардсон устало улыбнулся:       — Это мои слова, мистер Финч. Я искренне рад, что смог вам чем-то помочь. То, что вы так обо мне думаете, очень польщает, правда. И все же, я уверен, что причина вашей силы, это именно ваши поступки, ваша железная сила воля, ясный ум и …       — Это еще не все, что я хотел сказать — перебил адвокат.       Он помедлил несколько минут, заставив Ричардсона изрядно поволноваться, затем поднял на молодого человека прямой и решительный взгляд.       — Я не буду вдаваться… сколько я передумал за последние дни. Я почти не спал. Не это важно. Я лишь хотел сказать, что…       Аттикус поднял руку ко рту, и немного потупив глаза, замолчал. Алан старался придать себе непринужденный и расслабленный вид, но его сердце трепетало. Мужчина тяжело, словно через невыносимую борьбу поднялся, и, подойдя к кровати, присел рядом с англичанином. Тот не смел поднять на него глаза.       — Алан. Если бы был такой шанс… такая возможность… отказаться от всего в это мире, отбросить все предрассудки, предубеждения, сомнения; махнуть рукой на обязательства и мнение окружающих, освободиться наконец самому… каким — Аттикус мягко посмотрел на Алана — каким счастьем было бы быть любимым тобою.       Молодой человек изумленно и резко обернулся на адвоката. Его лицо вскоре заметно омрачилось. Сведя брови к переносице, он через силу улыбнулся:       — Мистер Финч, вы делаете только больнее.       — Прости меня. Это действительно то, о чем я думаю, и мне очень жаль, что так вышло.       — Не стоит. Я слишком хорошо это понимаю. Было эгоистично с моей стороны выкладывать вам все в тот день. Я лишь взвалил на вас очередной груз.       — Это не так — возразил Аттикус и аккуратно прикоснулся к лицу Ричардсона, нежно проведя ладонью по его щеке — совсем не так.       Алан серьезно смотрел мужчине в глаза. Он медленно сглотнул. Аттикус ответив на взгляд, придвинулся и осторожно поцеловал англичанина в лоб. У того перехватило дыхание, ресницы задрожали и он опустил глаза.       — Я рад, что встретил тебя — прошептал адвокат, и легко приобнял Алана, боясь задеть ушибы.       Он поднялся с кровати и посмотрел сверху вниз на молодого человека. Его охватила глубокая жалость при виде всех этих многочисленных ссадин и ран. Но сильнейший отзыв в его душе вызывала жалость к самому несчастному, который всеми силами старался свою безграничную любовь к людям спрятать под личиной ненависти и презрения, надеясь таким образом закрыть, уберечь свое сердце от жестокости человеческого мира.       Прошло достаточно много времени. Никто не двигался с места, оба молчали.       — Думаю, мне пора — подал голос адвокат, он сжимал в руках шляпу.       Ричардсон молчал, смотря в пол. Его руки со сложенными ладонями покоились на коленях. Аттикус озадаченно глянув на него, повернулся было к выходу, но остановился, не пройдя и пару шагов. Внутри него снова разразилась борьба.       — Если вы сейчас же не уйдете — послышался сломленный голос — мне будет очень тяжело.       Мужчина провел рукой по лбу, нахмурившись.       — Но если уйдете, мне будет в тысячу раз тяжелее.       Адвокат круто обернулся и увидел, как Алан встает с кровати и делает нетвердый шаг:       — Обнимите меня. Обнимите меня, мистер Финч.       Аттикус двинулся навстречу и будто подхватил молодого человека в объятие. Алан крепко вцепился в него, плотно прижавшись.       — Не сдерживайтесь, прошу вас, не бойтесь сделать мне больно — прохрипел англичанин, заметив, как невесомо прикасался к нему мужчина — это всего лишь тело, прошу.       На эти слова адвокат нагнулся ниже и тесно обхватил Алана руками. Сердце Ричардсона бешено колотилось, он уткнулся в шею Аттикуса, с наслаждением вдыхая его запах. Он крепко зажмурился, моля Господа, чтобы этот миг длился вечно. Все переживания, покушения, бессонные ночи меркли перед этим моментом. Алан чувствовал себя самым счастливым и одновременно самым несчастным человеком, так как он не мог полностью отдаться чувствам, плыть по течению. Его невыразимо огорчала и пугала быстротечность времени. Он не хотел верить в то, что возможно, в первый и последний раз касается Аттикуса, что больше он его никогда не увидит, что этим все закончится.       Через некоторое время Финч ослабил хватку и мягко отстранил от себя Алана. Мужчина удивленно всматривался в лицо человека, которому симпатизировал больше, чем он смел думать. Он вновь нежно обхватил лицо Ричардсона руками, и как будто заново увидел эти медовые внимательные глаза, прямые брови, приоткрытые, припухшие от побоев губы. В груди его разлилось знакомое тепло.       Алан слегка исподлобья смотрел на Аттикуса. Покрыв здоровой рукой руку адвоката, он, прикрыв глаза, с чувством поцеловал ее раз, потом еще и еще. При виде этого трогательного зрелища, Аттикус как будто напрягся и достаточно грубо вырвал свою руку. Алан недоуменно поднял было глаза на мужчину, но тот, не дав ему опомниться, строго проговорил:       — Я сделаю только хуже, если останусь, и мы оба это понимаем. Поэтому мне надо прямо сейчас покинуть тебя — Ричардсон в отчаянии открыл рот, чтобы что-то возразить — Алан, ничего не говори! Просто… если ты сможешь когда-нибудь простить меня за мою слабость… потому что это единственное, что я могу позволить сейчас.       С этими словами Аттикус шагнул вперед, и, наклонившись к Алану, поцеловал его. Поцеловал сдержанно, снова боясь сделать больно. Молодой человек, дрожа всем телом, протянул руки, и, обхватив адвоката за шею, ответил на поцелуй. Ричардсон чувствовал жжение в губе, чувствовал недомогание и боль в теле, особенно в местах, за которые Аттикус прижимал его к себе, но эта боль была сладостной, он желал ее, и готов был терпеть вечно.       Финч, оторвался было от англичанина, но увидев, с каким вожделением смотрел на него тот, как затуманены были его глаза, мужчина сдвинул очки на лоб, и не смотря на то, что левый глаз — вечное проклятье Финчей, мгновенно потерял фокус, снова припал к губам Алана. На этот раз, решительно, страстно и глубоко. Они переплелись языками, на что Ричардсон тихо застонал. Он будто потерял силу в ногах, и ему пришлось крепче схватиться за пиджак адвоката.       В исступлении они наслаждались горячим, раскрепощенным поцелуем. Аттикус страстно припадал к шее Алана, целуя и покусывая ее, тот же постанывая от боли и удовольствия прижимал его к себе.       Мужчины не отрывались друг от друга, не замечая времени. Но если для Алана все уже давно казалось каким-то чудесным сном; в глазах у него было темнее обычного, а невозможно громкое биение сердце забивало уши, то Аттикус, не смотря на проявленную слабость и действительно ощущаемое возбуждение и желание расцеловать все тело молодого англичанина, оставался в здравом уме, и мог контролировать ситуацию. Чувство вины и кричащая совесть ни на секунду не оставляли его в покое, не давая возможности полностью отдаться моменту, прочувствовать все происходящее. Поэтому, крепко поцеловав Алана еще раз, мужчина отстранился. Сначала на пару сантиметров от его лица, затем дальше, убрав руки с талии молодого человека. Он взялся за ладонь Ричардсона, покоящуюся на своей груди, и, убрав ее, сжал своей рукой.       Алан, стараясь отдышаться, поднял глаза на мужчину. Постепенно застилающая разум страсть и пьянящая радость исчезали, на смену им пришло холодное и болезненное осознание. Аттикус, который наблюдал весь этот процесс, вздрогнул, увидев, как искрящиеся от счастья и переполненные нежностью и желанием глаза потускнели, преисполненные болью.       Финч опустил очки на глаза, и смог четко разглядеть англичанина. Его каштановые волосы поблескивали от лучей заходящего вечернего Солнца золотистыми отливами. Сегодня они были зачесаны назад, и как понял Аттикус, именно так ему и нравилось. На бледном, измотанном лице Ричардсона ярко выделялась ссадина на брови, и припухшие, покрасневшие от поцелуев и ранок, губы. На шее виднелись следы, оставленные адвокатом. В отражении его светлых, карих глаз Аттикус мог видеть себя.       Алан смотрел на лицо Финча, изучая его, стараясь запечатлеть каждую черточку в голове. Эти густые, черные с проседью волосы были сейчас слегка растрепаны. Острый взгляд из-под очков, прямой нос, четко очерченные губы, которые также припухли не только от поцелуев, но и от жгучих укусов Алана; волевой подбородок с пробивающейся щетиной. У молодого человека сжало сердце от безудержной любви к этому высокому, мужественному, благородному человеку, который сжимал его руку, переплетя пальцы. Он горел желанием отдаться Аттикусу, отдаться всем своим существом, чувственно, непоколебимо, и главное, навсегда.       Но мечтам молодого Алана Ричардсона не суждено было сбыться. Он заведомо это знал, и слишком хорошо понимал.       Остатки его надежды исчезли в тот момент, когда он почувствовал, как Аттикус расцепил пальцы и отпустил его руку. Именно тогда Алан ощутил, как что-то внутри него умерло. Глаза его как будто поблекли и повеяли равнодушием.       У Финча разрывалось сердце. Он молча всматривался в будто окаменевшее лицо Ричардсона еще около минуты, затем, надев шляпу, сделал шаг назад. С болью посмотрев на Алана еще раз, он с досадой и тоской закрыв глаза, отвернулся. Потянувшись за ручку, он открыл дверь и вышел.              На следующий день возвращающегося домой адвоката снова встретил шериф города. Обеспокоенный внешним видом Аттикуса, он стал расспрашивать того о здоровье. Выслушав спокойные заверения Финча о нормальном самочувствии, Гек Тейт обмолвился словом о Ричардсоне.       Аттикус молча выслушал новость о том, что молодой англичанин первым утренним рейсом следующего дня покинет Мейкомб, сначала погостит у дядюшки, затем вернется в Великобританию.       Коротко побеседовав, мужчины разошлись. Не замечая ничего и никого вокруг, адвокат направился домой.       Той ночью, озадаченные задумчивым и грустным видом отца, дети не могли уснуть, переговариваясь, и видели, что даже поздней ночью свет из его кабинета не переставал гореть.              Следующим утром, проснувшись раньше обычного, мужчина оделся, и, не позавтракав, вышел из дому, по пути встретившись с Кэлпурнией.       — У меня есть кое-какие дела, Кэл. Будьте добры, передайте детям, что я вернусь к завтраку.       — Хорошо, сэр.       Выкатив «Шевроле» из гаража, мужчина уехал.              Утро. 5.17. Уже поднявшись на свое место в вагоне, Алан Ричардсон присел. Отправляющихся было немного. Рядом с ним никто не сидел, за исключением временно присевшей сонной девочки, ожидавшей, пока на соседнем месте ее отец разберется с багажом.       Англичанин не обращал на них никакого внимания. Первое время усевшись, он равнодушно смотрел, чуть сгорбившись прямо перед собой. Его лицо выглядело лучше, мелкие ссадины зажили. Он подавил вздох. Покидая стены гостиницы, в которой он прожил почти целый год, его душу заполняла тоска, теперь же он будто ничего не чувствовал. Не было грусти, лишь глубокая пустота и усталость.       Откинувшись на спинку сидения, Алан все-таки заставил себя посмотреть в окно. Он прислонился к холодному стеклу лбом и расфокусированно глядел на перрон: серый, почти пустой. Ричардсон медленно моргал и спокойно смотрел прямо в глаза Аттикусу. Когда, спустя несколько мгновений, молодой человек опомнился, его сердце бешено заколотилось, он пораженно вскинув голову, неосознанно положив руку на окно. Адвокат снял шляпу и, сделав несколько шагов к поезду, снова остановился. Его руки безвольно висели по бокам. Он ни на секунду не спускал сосредоточенного взгляда с лица англичанина. Грудь мужчины высоко вздымалась от волнения.       Так, они смотрели друг на друга, не в силах шевельнуться, махнуть друг другу рукой, или улыбнуться.       Только когда локомотив загудел, возвещая о скорой отправке, и поезд с треском тронулся, мужчины как будто очнулись.Аттикус вздрогнул, его лицо покинула былая сдержанность, он в слабом отчаянии приоткрыв рот, сделал неуверенный шаг к Ричардсону, неосознанно подняв руку, словно в попытке остановить транспорт.Алан же, встав с сиденья, прислонился руками к стеклу, его широко раскрытые глаза суетливо наблюдали за действиями мужчины.       Поезд очень медленно, но все же двигался, постепенно набирая скорость. Адвокат шел за неспешно катящимся вагоном, отрицательно качая головой, словно отказываясь принимать происходящее за действительность.       Впервые увидев такую беззащитность в лице адвоката, у молодого человека защемило в груди, не в силах больше сдерживаться, он прикрыл ладонью рот и позволил слезам вырваться наружу. Аттикус увидел это, он хотел было что-то крикнуть, но Алан сел на кресло и закрыл обеими руками лицо.       Финч еще какое-то время пытался догнать поезд, но вскоре остановился, тяжело дыша, с болью во взгляде провожая удаляющийся состав.Он пробыл на вокзале еще около четверти часа, прежде чем вернуться к автомобилю.По приезду домой, его ждали дети и завтрак. Стараясь придать себе непринужденный вид, Финч сел за стол, но сразу понял, что у него совершенно не было аппетита.       — Аттикус, а куда ты ездил так рано? — заинтересованно спросила Глазастик.       — Я ездил провожать… друга — смотря на тарелку, ответил адвокат.       — Какого такого друга?       — Нашего общего знакомого, Алана Ричардсона.       — Мистер Ричардсон уехал? Почему? Куда?       Аттикус чувствовал, что ему все тяжелее говорить, голос начинал дрожать:       — К себе домой, малышка.       — Почему же он не заехал попрощаться?       — Ему пришлось… срочно уехать.       — Как жалко — загрустив, протянула Джин-Луиза — он мне так понравился. Он был такой добрый и красивый. Знаешь, Аттикус, он сильно напоминал мне тебя — адвокат вздрогнул — и мне кажется, он очень хотел с тобой подружиться.       После этих слов Финч, тихо извинился, и, достаточно резко отодвинув свой стул, встал из-за стола и вышел из кухни.       Дети удивленно переглянулись.       — В чем дело? — тоже встала Глазастик — куда пошел Аттикус? Я его чем-то обидела?       — Мисс, а ну садитесь и доедайте свой завтрак — тут же подошла Кэлпурния.       — Но, Кэл, я не понимаю… — тихонько подошла к двери девочка.       Стоило ей взглянуть в щелку двери, как ее глаза округлились от удивления.       — Кому было сказано, немедленно вернитесь за стол, мисс.       Глазастик словно замороженная, послушно вернулась к столу.       — Кэл, а почему Аттикус так странно сидит? Он закрыл лицо руками и весь дрожит… он плачет? Почему? Его кто-то обидел?       Джим раскрыл рот от удивления:       -Аттикус плачет? Разве мужчинам можно плакать?       — Мужчины такие же люди, мистер, и также имеют право на выражение эмоций — спокойно проговорила служанка — а вашему отцу приходится во много раз тяжелее, чем любому другому жителю нашего города. Так что совсем не удивительно, что даже мистеру Финчу, порой, сложно сдерживаться. У вашего отца большое сердце, дети, но, к сожалению, его слишком часто разбивают. Поймите его, не задавайте лишних вопросов и дайте ему время прийти в себя.       Дети уныло закивали и по наказу Кэлпурнии стали доедать свой завтрак.              Аттикус сидел на веранде, зарывшись лицом в руки. Он чувствовал почти физическую боль в груди и животе. Голова раскалывалась. Сказывались несколько бессонных ночей. Шмыгнув носом, он убрал руки от взмокшего лица, и пару раз потерев глаза, откинулся о спинку стула. Ему вспомнилось, что Алан в тот раз сидел на этом же самом месте, разговаривая с Александрой. Он помнил, как мягко тот улыбался. Аттикус понимал, что тогда они говорили о нем, и удивился тому, что ему это польщает. У него даже возникло детское желание разузнать у сестры, о чем же именно они говорили.       Мужчина устало провел по лицу. Ему было больнее, чем он мог ожидать. Он прекрасно понимал, что в скором времени это случится, но не представлял, что ему будет настолько плохо. Его сердце обливалось кровью, стоило только вспомнить, какими глазами смотрел на него Алан.       Аттикус не мог поверить, что это все произошло с ним на самом деле. Этот молодой человек, разница в возрасте с которым у него была почти двадцать лет, неожиданно появился в его жизни, перевернул все с ног на голову, и также неожиданно ее покинул. Но мужчина понимал, что этот англичанин, так мимолетно вторгнувшейся в этот маленький, знойный городок, оставил слишком большой след в его сердце, что он навсегда поселился в нем.       Поднявшись со стула, адвокат сделал два шага и оперся руками о перила веранды. Он закрыл глаза, подул по-утреннему прохладный ветерок. Сердце Финча снова заныло, но он спокойно это воспринял, понимая, что впредь, он будет чувствовать боль в груди, всякий раз, как будет вспоминать об Алане Ричардсоне, а о нем, Аттикус был уверен, он будет помнить всю оставшуюся жизнь.