Не отрекаются любя

Чужие эмоции оглушают своей откровенностью. Вожделение, ревность, жажда обладания. М-21 слишком распален их перебранкой, чтобы контролировать свои желания, и Регис едва не пятится от напора чувств. Все это время он скрывал такое? Так вот откуда взгляды, от которых по позвоночнику пробегает холодок и замирает сердце в предвкушении чего-то волнительно-опасного, прикосновения, после которых еще долго кажется, что М-21 так и не убрал руку. Неожиданные нравоучения, словно он имеет право командовать, а Регис должен подчиняться… Слишком много незамеченных раньше, списанных на случайности поступков, жестов и слов обрели совершенно другой смысл, окрасившись яростным, недостижимым и от того горьким привкусом запретного чувства. Регис не смог вынести — неэлегантно оборвал перепалку, сбежал, чтобы не чувствовать больше этот ошеломляющий коктейль. Несколько дней — коротких взглядов, наблюдений исподтишка, ничего не значащих разговоров, из которых моментально вспыхивает словесная пикировка, доходящая до неэлегантного препирательства на глазах у всех, — и Регис убеждается, что ему не показалось. М-21 испытывает… влечение к нему. Граничащее с безумием, сдерживаемое из-за множества причин, которые их разделяют. Регис чувствует и сожаление о собственном происхождении, и отчаяние от бессилия что-то изменить. Ограничивающие человеческие предубеждения, и почти звериную ярость модифицированного, страх разрушить привычный ход жизни и нежелание мириться с действительностью. Наверное, Регис не смог бы справиться с подобными чувствами… Его симпатия была робкой, прячущейся за высокопарными словами, за желанием зацепить и посмотреть в сузившиеся глаза… И, наверное, она никогда бы не оформилась в понимании, если бы не эти подслушанные эмоции. М-21 закрывается еще лучше — словно чувствует его повышенное внимание. Регис кусает губы, пытаясь угадать, где сделал что-то не так. Но М-21 не зря тренировался в противостоянии ментальному контролю — теперь сквозь его защиту не пробиваются даже намеки на чувства. Регису начинает казаться, что ему почудилось, и он отступает, перестает слишком пристально вглядываться в него. И обращает взгляд внутрь себя. А там… Слишком много воспоминаний, с самого первого дня, с брошенной в горячности фразы, слишком много эмоций, лишенных логики поступков, и даже глупостей, как сказал бы каджу-ним. Шинву рассказывает о настоящем — первом — свидании, и не замечает, что постоянно говорит о Сейре, даже не сравнивая ее с незнакомой девчонкой из соседней школы, а превознося на много ступеней вверх. — Почему ты не пригласишь на свидание Сейру? — внезапно спрашивает Регис, и удивляется этому предположению еще больше, чем Шинву. — Пха, Регис! Где я, а где Сейра? — Шинву показывает глазами вверх, как о чем-то недостижимом, стоящем слишком высоко. И неожиданно-серьезно добавляет: — Проще жить, пока она не отказала. «А с чего ты взял, что она откажет?» — хочет спросить Регис, но прикусывает язык. Он уже не настолько наивен, чтобы считать, что знает все о людях и их повадках, и, наверное, для Шинву действительно лучше только мечтать о девушке, смутно догадываясь, что она — не просто человек. Может, в этом все дело? М-21 знает, что он — не человек. И знает о его происхождении. Но Регис бы не отказался! Вот только как согласиться с тем, кто ничего не предлагает? — Может, просто спросить? — Регис не замечает, что говорит вслух, Шинву громко смеется и машет на него рукой — как на неразумное дитя. И даже добавляет: — Ничего ты не понимаешь! И Регис впервые согласен с человеческим подростком. «Проще жить, пока она не отказала» — пока не сделан шаг, который не отмотаешь, как записи камер Тао. Нет, не проще! Регис прячет в карманах вспотевшие ладони, мнется у двери, не решаясь войти, и в голову, как назло, не приходит ни одной подходящей фразы. Потому что он даже не подозревает, о чем собирается говорить. М-21 открывает дверь — резко, словно не ожидал никого за ней увидеть. Скорее всего не ожидал, потому что останавливается на полшаге, хмурится, спрашивает: — Регис? Что ты тут делаешь? Регис втягивает воздух и понимает, что не в состоянии сказать ни слова. Машет головой и, пытаясь выдержать достойный темп, уходит в сторону своей спальни. Прислоняется к двери с обратной стороны и съезжает по ней, словно только что выдержал схватку с очень сильным противником. У него не хватило решимости. Они оказываются наедине только после очередных затяжных посиделок за чаем, и, кажется, именно поэтому М-21 срывается и теряет контроль. Регис чувствует его взгляд, тяжелый, почти осязаемый — от затылка к лопаткам, по позвоночнику — вниз, и снова вверх. По коже проходит холодок, словно он обнажен, а М-21 прикасается, проводит ладонью, запускает пальцы в волосы на затылке. Дышит так тяжело, как будто с трудом сдерживает свои желания или борется с собой. От прорывающихся чужих эмоций горят щеки и тяжелеет внизу живота, мелко дрожат пальцы. Нужно обернуться, стряхнуть с себя взгляд-прикосновение, твердо спросить, к чему все эти возмутительные разглядывания, и почему не сказать о своих желаниях прямо, как подобает… Но колени подгибаются, язык присох к нёбу, и только нарастающая эрекция не поддается общему онемению — Регис чувствует, как кровью наливается член, реагируя на возбуждение М-21. Еще несколько мгновений — и его состояние выйдет из-под контроля. Регис рывком поворачивается и широко раскрытыми глазами смотрит на М-21. М-21 сжимает кулаки, ухмылка превратилась в оскал и застыла, зажатая клыком. Глаза сощурены, и от этого кажутся темнее, чем обычно — а может дело в расширившемся зрачке. Ноздри раздуваются, тяжело ходит грудная клетка, полурасстегнутая рубашка льнет к телу, обтягивает торс, подчеркивая мышцы. Регис осознает, что его взгляд — не менее красноречивый, чем у М-21, и часто моргает, чтобы спрятать под ресницами свою несдержанность. В отличие от М-21, он забывает дышать, и забытый выдох прорывается всхлипом. М-21 сводит брови, раздвигает губы и встряхивает головой, отгораживаясь челкой. Регис чувствует, что напряжение вот-вот прорвется какой-нибудь колкой фразой, смешком или жестом. Нет! Он облизывает губы и делает шаг вперед. М-21 хмыкает. Регис запрокидывает голову. Высоко — и очень близко — серые глаза с серебряными искрами. Взгляд — тяжелый, лишающий воли, способности к сопротивлению. Регис подавил порыв отвернуться. Наоборот, посмотрел с отчаяньем и надеждой — ну же? Всего один шаг между ними. Регис качнулся вперед. Закрыл глаза, стыдясь собственного поведения. Вздохнул. Почувствовал движение — от себя. М-21 отвернулся. М-21 сделал свой выбор. Регису осталось только принять его и не пытаться больше навязывать себя. Чего бы это ни стоило. Заимствованное сердце четко отбивает удары, стук отдается в ушах. Удар, второй. Глубоко вздохнуть, выпустить воздух сквозь сжатые губы. Стиснуть кулаки и отвернуться. Чтобы не совершить непоправимое. Шаг, один, второй. Наваждение слегка отпускает, рассеивается, и близость Региса уже не чувствуется так остро. Что это было? Вызов? Тогда он проиграл в дуэли взглядов. М-21 хмыкнул. Невелика потеря. Зато удержался, не вцепился жесткой хваткой в упрямый подбородок, запрокидывая голову мальчишки, не впился поцелуем в приоткрытые губы. Не запятнал красными отметинами белую шею, как много раз до этого — в своих фантазиях. Сдержался. На этот раз — с огромным трудом. Наваждение шептало, что вот она — его мечта. Только протяни руку. Прикоснись костяшками пальцев к порозовевшим скулам, приподними пальцами подбородок, поцелуй, сначала осторожно, чтобы не спугнуть, а потом — по-собственнически властно, так, чтобы не осталось сомнений, что он собирается получить мальчишку целиком, а не только в качестве напарника. ТСЧ. Кто он такой, чтобы так думать? Кто он такой, чтобы этому верить? Неудачный эксперимент, «человеческая поделка», модифицированный. «Я ненавижу таких людей, как ты!» Мальчишка давно знает, что он не предавал свою человечность, но ядовитые слова до сих пор разъедают чужое сердце, напоминая, что оно сроднилось с телом и мыслями. М-21 стукнул кулаком в стену. Стены этого дома выдерживают и не такое, но он и не прилагал силу. Жест отчаянья, подсмотренный у обычных людей. Костяшки пальцев защипало, но усиленная регенерация тут же затянула ссадины. Не стоит подходить так близко, иначе реальность начинает таять под навязчивыми желаниями. Из-за этого кажется, что Регис позволяет гораздо больше, чем должны позволять друг другу друзья, слишком порывисто отвечает на провокации, словно ждет их, слишком соблазнительно прикусывает губы… А сегодня и вовсе замер, качнулся вперед, как будто пытался его удержать. И закрыл глаза. Тени от подрагивающих ресниц на покрасневших щеках, курносый нос, узкие губы. М-21 успел изучить каждую черту и малейшее проявление эмоций, которые мальчишка так и не научился скрывать. Наверное, поэтому он так растерялся, когда Регис вдруг замолчал на полуслове их яростной пикировки, облизал губы и посмотрел на него с отчаяньем. Почувствовал его возбуждение? Почему не ушел, перед этим выплеснув негодование подобными «низменными эмоциями»? Не выдал обличающее «Пф!», скрывая смущение? Нет. Замер, как попавший в свет фар котенок, сглотнул так, что дернулась ослепительно-яркая брошка, и… закрыл глаза. Так, словно давал согласие на поцелуй. Глупый мальчишка. Неужели он не понимает, что подобные отношения — не для наследника старейшего клана ноблесс, и дед не простит ему такого позора? Или просто ничего не понимает? Хотел бы он сам сказать, что понимает. О том, что сейчас — не время для чувств и «отношений», и что им всем нужны сейчас трезвые головы, не затуманенные чувствами. Но вместо рациональности мысли занимает только один вопрос — как уберечь мальчишку от опасности. — Я прошу вас быть осторожнее, — уже не первый раз говорит Франкенштейн, сплетая пальцы. И сердце сжимается — но не за собственную жизнь, которую он готов разменять за бесценок, а за то, что большая опасность грозит Регису — Старейшины не погнушаются снова напасть на подростков-ноблесс. Идея Тао с РК-5 теперь кажется донельзя наивной, к тому же, у него давно не стоит выбор, кого он будет защищать в случае необходимости. За Рейзела есть, кому беспокоиться. А вот за Региса, похоже, перестал радеть даже Геджутель, чрезмерно занятый благополучием Лукидонии. Мальчишка не понимает, что из всех ноблесс сейчас наиболее уязвим. Если бы он мог контролировать ту силу! Он бы серой тенью ходил за мальчишкой, надеясь, что силы хватит его защитить. Или рухнул у ног, перехватив фатальный удар. Но после злополучной тренировки он вообще не решается подходить к мальчишке в трансформации. Сила не поддается контролю и неизвестно, защиту или опасность он представит для Региса в решающий момент. М-21 прячет взгляд под челкой и говорит то, чего на месте Региса не простил бы себе: — Может, отправить Региса… и Сейру в Лукидонию? Франкенштейн поднимает на него глаза и отвечает без экивоков: — Я не уверен, что там сейчас безопаснее, чем здесь. ТСЧ! — Но я думаю над этим вопросом. Он кивает и уходит, надеясь, что шеф придумает, где спрятать Региса — Сейра-то наверняка не позволит себя обмануть — на случай… На самый отвратительный случай. А главное, придумает, как удержать мальчишку от самоубийственного геройства. Надеется. И сам себе не верит. По странной случайности у них пропала необходимость оставаться наедине. Впрочем, при ближайшем рассмотрении случайность оказалась вовсе не случайной. М-21 пользовался любым предлогом, чтобы избежать общения с ним. Заранее заготовленные фразы теряли остроту, все реже срываясь с языка, потому что М-21 почти не реагировал на подначки и колкости, только кивал, обозначая, что услышал его. Регис прикусывает губу. Неужели он был настолько навязчив? Гордость требует сделать вид, что его нисколько не задевает подобное отношение, но… от себя он уже не может скрывать, что до дрожи в коленях хотел, чтобы М-21 сделал тот последний, разделяющий их, шаг. От этих мыслей отвлекает только необходимость соблюдать осторожность. Угроза нарастает. Разговоры в гостиной затихают, не успев начаться, или сводятся к обсуждению повторяющегося меню. Дом оживляется только когда приходят дети, но и они, кажется, чувствуют это напряжение. В очередной раз отправив детей по домам гораздо раньше обычного, Франкенштейн отвечает на вопросительный взгляд своего Мастера: — Я сделаю все возможное, чтобы… дети не пострадали. Рейзел-ним кивает, а Регису хочется выкрикнуть, сжав кулаки, что все они готовы делать все возможное. Но Франкенштейн смотрит на них так, что Регис понимает, он не зря сказал «дети», это не оговорка. Просто он считает, что защищать нужно их всех, а не только друзей Рейзел-нима. Регис оборачивается к М-21 в поисках поддержки, надеясь, что хотя бы он оспорит это возмутительное утверждение, но М-21 стоит с таким видом, словно всецело и полностью поддерживает Франкенштейна. Регис сжимает кулаки и чувствует себя преданным. Известие о смерти Раджека звучит, как гром среди ясного неба. Раэль бьется в истерике, на лицах остальных — потрясение, и даже Сейра, кажется, выведена из равновесия. — Регис, Сейра, я думаю, что вам нужно отправиться в безопасное место, — говорит Франкенштейн. Рейзел-ним кивает. — Оно достаточно хорошо укрыто от… — Я останусь, — говорит Сейра. — Лорд возложила на меня полномочия, и я не собираюсь их слагать. — Я тоже! — Регис старается говорить как можно тверже, но получается чересчур звонко для траурной атмосферы. Франкенштейн морщится. — Регис, я не смогу присматривать за вами постоянно. Шутки закончились, старейшины начали охоту на ноблесс! — Я смогу за себя постоять! — упрямо говорит он и сжимает кулаки. — О чем тут вообще может идти речь? Регис — наследник Геджутеля, пускай дедуля потребует у Региса отправиться туда — и вопрос решен. Регис открывает рот, но не находит слов. Меньше всего он ожидал услышать подобное предложение от М-21. — Мне хотелось бы, чтобы Регис сам проявил благоразумие, — говорит Франкенштейн, пресекая назревающую перепалку. — Регис, пожалуйста, хотя бы подумай! — Я не уеду отсюда! — говорит Регис и уходит. От злого взгляда Раэля. Укоризненного — Сейры. Усталого и обреченного — Франкенштейна. Всепрощающего — Рейзел-нима. Ободряющих — Такео и Тао. И от скрытого под челкой взгляда М-21. Он не отправится в «безопасное место», и не станет отсиживаться в укрытии, пока все остальные сражаются с опасным противником! Пока он нужен М-21 хотя бы как напарник… — Регис, надо поговорить, — говорит М-21 из-за двери и грохает в нее кулаком так, как будто Регис имеет привычку запираться. Тонкая дверь открывается, впуская его — разъяренного, полного решимости. Регис вздергивает подбородок, ожидая чего угодно, только не требовательного: — Ты должен послушаться Франкенштейна! — С чего ты взял, что можешь мне указывать? — Регис поднимает бровь, стараясь выглядеть как можно высокомернее. Хоть это почти безнадежно, когда смотришь снизу вверх, и колени подгибаются от близости М-21. — Мы о вас беспокоимся! — говорит М-21. Если бы он сказал правду — возможно, Регис бы и поверил. Но М-21 предпочитает прикрываться остальными, и Регис кривит губы, пытаясь удержаться от колких высказываний. — Игнесс будет искать вас! Старейшины будут искать именно вас! Ты должен… — Не тебе судить о том, что я должен! Благородство предписывает мне… — К черту благородство, когда на кону жизнь! — Ты предлагаешь мне трусливо удирать, когда мои товарищи сражаются? Похоже, я ошибся в тебе! М-21 нависает над ним, упершись в дверной косяк, скалится, его злость рушит воздвигнутые щиты, и Регис снова слышит его чувства. И почти ждет, что М-21 наклонится, и… Он не слушает слов, которыми М-21 пытается его убеждать и только качает головой, снова услышав не то. Он почти рычит, пытаясь донести до упрямого мальчишки необходимость покинуть Корею. Но в ответ слышит предсказуемое упрямое «Нет!», которое злит его еще больше. И когда он окончательно выходит из себя, мальчишка зло бросает ему в лицо: — А сам бы ты сбежал? ТСЧ. — Я не стану бросать то, что мне дорого, ради «безопасности»! И предавать своих товарищей! Любой из нас мог погибнуть и раньше, но мы знали, на что идем! Мальчишка сжимает кулаки и пялится на него. И М-21 чувствует, как под этим взглядом теряет аргументы. Единственный, самый важный, он не может произнести вслух, поэтому вместо «я не хочу потерять тебя», говорит лицемерное: — Но до этого они не убивали ноблесс! — Пф! Регис смотрит с вызовом, и М-21 понимает — не переубедит. Фамильное упрямство взыграло в самый неподходящий момент. От бессилия он бьет пятерней в стену — над головой мальчишки. Регис даже не вздрагивает, просто закусывает губу и опускает взгляд. Мальчишка не боится сражаться за то, что ему дорого, за свои истинные желания. Не то, что он, трусливо избегающий Региса в последнее время. И если они, в самом деле, могут погибнуть в любой момент — не глупо ли было отказываться от того, что предлагал Регис? Он тащится в свою комнату, словно на попытку убедить мальчишку ушли все силы. Падает на кровать и бездумно пялится в потолок, ожидая, пока не придет сон. Теперь его избегает Регис — и это настолько очевидно, что даже напарники как бы невзначай интересуются, не поругались ли они. Мальчишка, похоже, обиделся всерьез, и от его показной холодности за версту несет осуждением. Но пусть лучше так, чем с попытками увязаться за ним в любую вылазку из дома. В доме или в школе Регис под присмотром. И, в отличие от него, Франкенштейн и Рейзел смогут защитить подростков-ноблесс. Впрочем, когда Рейзел внезапно засыпает, М-21 теряет уверенность и в этом. Франкенштейн безвылазно торчит в лаборатории, оставив на их попечение школу, и сейчас они уязвимы, как никогда. Если на школу нападут — едва ли они отделаются сверхурочными восстановительными работами. Они попадают в засаду на полпути к дому Франкенштейна, и Регис успевает подумать о том, как хорошо, что дети свернули в компьютерный клуб. Их окружают пять идентичных фигур с закрытыми масками лицами, и Регис чувствует, как липкий страх стекает по позвоночнику каплей пота. Бойцы против глав кланов. На этот раз — даже не трое. — Мы не можем сейчас звать на помощь, — говорит Сейра и без предисловий достает Косу смерти. Регис кивает, понимая, что это значит — они будут сражаться вдвоем с превосходящим противником, и шансов у них почти нет. Во всем квартале вырубается свет, и охваченные паникой люди толпами валят на улицу — значит, человеческих жертв не избежать. — Наш долг — защищать людей. Нужно увести противников как можно дальше от людей, но безликие фигуры бойцов против глав кланов не позволяют сделать шага — как будто просчитывают заранее все их атаки и выставляют на их пути непреодолимый заслон. Сейра измотана, он сам едва наскребает силы на удар, еще, еще, снова. О том, чтобы закрыться от атак противников не может быть речи — только попытаться уклониться от летящей волны силы и ударить снова, надеясь, что крохи силы смогут повредить какой-нибудь узел хотя бы у одной из этих машин. — Мне кажется, — выдыхает Сейра, — они чем-то похожи на нас. И эта кощунственная мысль заставляет задохнуться на то короткое время, которое нужно для уклонения. Регис пропускает удар, чувствует, как кожа взрывается ранами и некоторое время единственное, что он видит — красная завеса перед глазами. Так, словно он попал в пространство крови. Сейра встает между ним и противником, рассекает Косой энергетический луч и оседает на землю, пораженная сразу двумя — с разных сторон. — О, что я вижу! — восклицает знакомый голос и из тени выходит Юрий. — Глава Роярд и наследник старика Ландэгрэ, которые вот-вот отправятся в вечный сон! Какое неповторимое зрелище! А впрочем, нет, мне кажется, я уже видел подобную картину! Сто лет назад. Я не ошибусь, если скажу, что это были ваши отцы, попавшие в точно такую же простенькую ловушку! Регис выдыхает оставшийся в легких воздух. Он видел, как погиб отец? — Он лжет, — холодно говорит Сейра. — Человек не может жить так долго. Юрий хохочет, искренне наслаждаясь сценой. — О, мисс Сейра! Ваша наивная вера в человечество так смешна! Ноблесс настолько закостенели в своих убеждениях, что предпочитают не замечать очевидных фактов! Вы же живете рядом с человеком, которому более тысячи лет! — Ф-Франкенштейн? — Да, именно он. А что удалось одному, наверняка сможет повторить и другой! Люди, знаете ли, очень ценят свою жизнь. В отличие от ноблесс, тщащихся их защищать! Ваши отцы так же глупо растратили свои силы, пытаясь увести модифицированных от людей. Они думали, что тройка бойцов — это все, что есть у Союза! Глупцы! Юрий взмахнул рукой, и в воздух взмыло около десятка одинаковых фигур в боевых скафандрах. Сейра пытается подняться, опираясь на древко косы. Регис собрав силы, встает на колени. Он думает о том, что должен был признаться М-21 в чувствах. Ведь это единственное, о чем он будет жалеть, если, конечно, вечный сон оставит место для воспоминаний. Второй раз попасть в лабораторию ни он, ни Сейра не могут себе позволить. Что-то с грохотом приземляется перед ним, и Регис пытается проморгаться от пыли. От стрекота выстрелов закладывает уши, а неожиданно вспыхнувший свет дезориентирует. Но, кажется, только Региса. Потому что Юрий произносит: — Так-так, кажется, у нас тут новые действующие лица! Тао, Такео… и М-21? Регис видит только спину в рассеченной белой рубашке. Пыль рассеивается и картина проясняется. М-21 стоит, сжимая кулаки на трансформировавшихся до локтя руках. — Как вы… узнали? — выдыхает Регис, не понимая — радоваться неожиданной помощи или раскаиваться в том, что они стали приманкой для остальных членов РК-5. — Тао просматривал городские камеры. О том, что на прощупывании их маршрута настоял он, М-21 умалчивает. Как и о том, что позвонил шефу, подозревая, что Франкенштейн убьет их собственноручно, если случится еще что-то, что потребует вмешательства Рейзела. Так что теперь их задача — потянуть время. — Юрий, — цедит М-21. — Ха, я так и знал, что вы явитесь, когда решил поискать здесь пропавших подопытных Игнесс! — ТСЧ! Ты теперь и ей прислуживаешь? — Фу, как грубо! Я работаю на доктора Кромбеля. Но сейчас он ведет дела с этой дамочкой, Кравей. — Дела? — Знакомьтесь, это новая модификация бойцов, — улыбаясь, говорит Юрий, и фигуры приближаются, повинуясь его зову. — Разработанные доктором Кромбелем совместно с Игнесс Кравей. Доктор Кромбель провел эксперименты над предыдущими бойцами на основании материалов, полученных этой дамой от наших маленьких друзей, — улыбка становится еще ехиднее и из-за бликов в очках кажется, что Юрий подмигивает. — Жаль, но это не полный эксперимент. Но я обещал доктору Кромбелю, что доставлю ему тех подопытных, которых упустила Игнесс! — Сволочь! — комментирует Такео. — А вот про вас доктор не дал никаких указаний! Так что вас я просто убью! — Юрий перестает держать лицо, и его ухмылку перекашивает гримасой ненависти. Юрий атакует и мысль о том, что надо тянуть время, стирается кровью. Не протянуть. Здания взрываются одно за другим. Точку опоры найти невозможно, словно под городом началось землетрясение силой в двенадцать баллов. В пыли и обломках невозможно рассмотреть, куда делись бойцы против глав кланов. Речитатив координат от Тао бесполезен — противники перемещаются слишком быстро. Их пятеро — по одному на каждого, но бойцы против глав кланов рассчитаны не на таких противников, как они, а гораздо сильнее, поэтому на каждый удар они успевают ответить дважды и создается впечатление, что их по меньшей мере десяток. Юрий не вмешивается, но его издевательский смех и комментарии вплетаются в битву, позволяя понять, что происходит с остальными членами РК-5. Судя по всему, Такео и Тао уже выведены из строя, Юрий командует «оттащить их в сторонку», Сейра где-то высоко, отвлекает на себя троих бойцов, но гул Косы смерти скорее нисходящий, чем угрожающий — значит, и у нее заканчиваются силы. М-21 видит только Региса, пытающегося защитить их обоих, но судя по дрожащим рукам — на его щит давит неподъемная тяжесть. М-21 отшвыривает мальчишку и бросается на его противника. Словно врезается грудью в бетонную стену, утыканную шипами, и тут же встречает удар, дробящий ребра. Он сплевывает кровью, пытаясь удержаться на ногах и видит, как рядом, покачиваясь, становится Регис. — Мы сможем… — говорит мальчишка, — если ударим вместе! Он чувствует Силу, как будто только этих слов и ждал, чтобы завершить трансформацию. — Аррргх! — он слышит свой рык словно издалека, но Регис взмахивает рукой, и они синхронно бросаются на врага. Под их сдвоенной атакой боец против глав кланов слегка сдает позиции, но к нему присоединяется второй, и остается только защищаться, надеясь, что трансформация продержится еще немного… — Как вы посмели напасть на моих детей? — от шефа прет такой силой, что фиолетовые волны можно потрогать — если найдется безумец, решивший подойти к разъяренному Франкенштейну. — Детей? — Юрия перекашивает, его изумление на несколько мгновений останавливает схватку, но он дает отмашку бойцам и командует: — уничтожьте всех! А мне, пожалуй, пора — я не собирался встречаться с вами! — он отвешивает издевательский поклон Франкенштейну и исчезает. На место, где он только что стоял, сыплются фиолетовые копья. Аура Темного копья плещется во все стороны, М-21 падает на землю, закрывая собой Региса, надеясь, что его тело сможет защитить мальчишку от случайного попадания. Фиолетовые стрелы пронзают фигуры бойцов против глав кланов и, повинуясь жесту Франкенштейна, рвут на части псевдоживые механизмы. Кажется, шеф вымещает весь накопившийся гнев и собственное бессилие, кромсая этих кукол. Регис стонет, вздрагивает в унисон с покореженными машинами. — Это неправда! — рычит М-21, надеясь, что мальчишка услышит его сквозь грохот. — У них не может быть связи с вами! Регис всхлипывает и утыкается лицом в бетон. М-21 разжимает увенчанные когтями пальцы, надеясь, что не повредил руки Региса, прижимая их к асфальту. Буйство энергии стихает, перестает вибрировать поверхность. Только в отдалении с угрожающим стуком осыпаются камни. М-21 встает, тянет Региса вверх. Мальчишка медленно поднимается, опираясь на его руку. — Ты цел? — спрашивает М-21, с трудом выговаривая слова из-за гипертрофированных клыков. Мальчишка кивает и запрокидывает голову, утыкаясь затылком ему в солнечное сплетение. Сверху ему видно, что Регис закрывает глаза. Ресницы дрожат, как будто мальчишка всеми силами пытается не смотреть на растерзанные фигуры. М-21 поднимает руку и кладет ладонь на лоб Регису — позволяя смотреть, но не видеть. Уходит безумие с лица Франкенштейна, напарники помогают подняться Сейре. Регис пытается что-то сказать, щекочет губами ладонь и М-21 ловит себя на мысли, что мечтает, чтобы время замерло. — Я боялся, — говорит Регис. Что ж, это не удивительно, и М-21 только крепче сжимает ладонь на плече Региса, надеясь, что этот жест похож на дружескую поддержку. — Что не успею рассказать… — Регис говорит ему в ладонь, вцепившись в нее обеими руками, как будто ограждается от всего мира. — Я разделяю твои чувства. М-21 не сразу понимает, о чем говорит Регис. А осознав, еще несколько секунд не верит себе. Но мальчишка по-прежнему сжимает его ладонь и неуверенно прикасается к ней губами, уже не пытаясь что-то сказать. Не обращая внимания на вытянувшиеся лица напарников, он разворачивает Региса к себе и жадно целует. Отстраняется только чтобы отдышаться и тонет в красных озерах — как будто его затягивает волнами ментального контроля. Регис закрывает сводящие с ума глаза и приподнимается на носках. И он понимает, что должен произнести это вслух: — Сколько бы ни продлилась моя жизнь, я хотел бы провести ее рядом с тобой, — говорит М-21 и чувствует, как отпускают тиски неправильных решений. — Я тоже... — шепчет Регис, и М-21 чувствует себя так, словно ему предложили целую вселенную. Навсегда.