Помог старосте

Вторую неделю наблюдаю за этой влюблённой идиоткой. Нет, вы только представьте: староста, умница, почти отличница и всё туда же… Влюбилась, как дура… И ладно бы хоть в одногруппницу какую, ну, на худой конец (Кстати, о концах, — меня зовут Лёша и я — гей) в одногруппника, так нет же, умудрилась втрескаться в преподшу по самому непонятному предмету, ну Вася, ну даёт… А дамочка-то наша, Наталья Алексеевна, тоже хороша: ходит, улыбается, глазки ей строит, будто и нет между ними разницы в двадцать лет, да только вот никак не могут решиться… А я тут, знаете, что подумал (о, мозги ещё не все вышиб, думать могу): а не отправить ли этих двух дамочек в пешее эротическое путешествие, главное — совместное? Собственно, можно попробовать. Очередная пара, Наташенька наша сидит, что-то на своём любимом польском бормочет, а Васька глаз не спускает (о, кажется, снова слюнки пускает на тоненькие пальчики преподавателя, ну да, руки у неё очень даже ничего себе) — милая картинка. Фотографирую и в редакторе обвожу этих двоих в сердечко. Нет, ну, а чего? Тонкий же намёк? Отправляю старосте. Девушка поднимает на меня свои посеревшие глаза (ведьма с глазами под настроение). Упс, кажется, кто-то сегодня огребёт. После пары сразу же сваливаю из здания универа, не хватало мне ещё схлопотать за доброе дело. Через неделю привожу в исполнение следующий пункт плана. Перед выходом из аудитории оставляю вещи внутри, а ключик от двери прихватываю с собой. На первом этаже (ну надо же, как далеко ушёл) вспоминаю (да-да, память как у золотой рыбки), что «забыл» куртку в кабинете. Прошу эту дурочку её забрать: знаю, не откажется, хочет же со своей Наташкой лишнюю минутку провести. А сам осторожно иду за ней, и, когда они остаются одни, закрываю дверь на ключ. И пусть только попробует завтра не сказать «спасибо» за благодеяние. Чёрт, не думал я вчера, что всё настолько запущенно: они, вместо того, чтобы делом заняться, видите ли, разговаривали (о боги, ну и тупенькие). Ну ладно, попробуем иначе. Наталья Алексеевна выходит с кафедры и я начинаю представление. «Там Василисе плохо, помогите», — театрально вздыхаю я, краем глаза замечая беспокойство на лице преподавателя (МХАТ по мне плачет от такой достоверности). Женщина не выдерживает и спрашивает, где же староста (не зря же я её запер в лаборантской, так вряд ли найдут). Провожаю польку до места, заталкиваю в помещение (благо, два на два, особо не развернёшься) и закрываю снаружи. До завтра у них есть время… А мне нужно придумать план побега из этого сумасшедшего дома. В семь утра осторожно открываю дверь, в душе надеясь, что в лоб не прилетит чем-то тяжёлым (ага, например, Васиным любимым кактусом). И что я вижу? Слава Зевсу, две филологиньки спят в обнимку, в одном нижнем белье. У Натальи Алексеевны на шее россыпь засосов (не думал я, что староста у нас — огонь), а у Васи (ааааа, что же тут творили эти дамы?) вся спина исцарапана, а на плече след от укуса. Чёрт бы вас побрал, грёбаные нерешительные девочки-фиалки. Бужу сначала женщину, по крайней мере, она сейчас явно адекватнее будет реагировать на всё... Зря я на это надеялся (ай, зачем же так громко?). Наталья взвизгнула. Васька же крепче обняла любимого преподавателя и что-то сонно пробормотала. Такого волшебного эффекта не было даже когда вся группа написала тест на «пятёрки», ну надо же… А я стоял в дверях, смотрел на них и думал, что пережить за этот месяц несколько истерик старосты с криками и слезами, пару «троек» от Натальи было не такой уж большой платой за то зрелище, что предстало перед моими глазами: преподаватель и студентка снова мирно посапывали, свернувшись в один большой клубочек милоты.