Красавец и чудовища

… Oh, as long as I know how to love, I know I'll stay alive I've got all my life to live And I've got all my love to give… Гил вышел из душа, насвистывая и вытираясь на ходу нежно-голубым полотенцем. На кровати живописно раскинулся заранее приготовленный халат в тон полотенцу, но Гил прошёл мимо, к большому зеркалу. Встал напротив него и решительно отбросил ненужную тряпку. В зеркале отражался белокурый бог; Гил извлек из памяти подходящее имя — Аполлон? Точно. Напевая, он задвигал бедрами — и наполовину вставший член тяжело качнулся. Гил обхватил его рукой и начал дрочить в ритме песни, не отрывая взгляда от своего отражения. Бог в зеркале приоткрыл рот, его грудь вздымалась, а на головке выступила капелька смазки. Гил размазал ее большим пальцем и добавил темпа. Наконец он хрипло выдохнул финальное «I will survive» и выплеснулся на зеркало. Мутные капли медленно стекали по стеклу, сквозь них ещё было видно отражение идеальных ягодиц: Гил упал на постель. «Все-таки я хорош», — подумал он, прежде чем отключиться. С этой же мыслью он проснулся через полчаса. Снаружи на подоконнике копошилась незнакомая сова. Гил запахнул халат поплотнее и открыл окно. Свежий ветер взъерошил спутанные со сна волосы, и Гил нахмурился. Он терпеть не мог беспорядка на голове. «Во встрече по-прежнему не заинтересован, — гласила записка. — Назовите сумму гонорара. P.S. Колдофото оставил на память.» Это было досадно. Очередное предложение о встрече — и колдографию с автографом — Гил отправил Люпину ещё позавчера, нимало не сомневаясь в положительном ответе. Он любил этот снимок: верхняя пуговица рубашки расстёгнута, ветер аккуратно перебирает кудри, взгляд многозначительный, а улыбка — искренняя. В тот момент он думал о том, какой же он красавчик. Нельзя было не улыбнуться. Сколько Гил себя помнил, он всегда знал, что талантлив. В конце концов, он учился на Равенкло, а это факультет незаурядных умов. Да, ему давались не все чары, и программу Хогвартса он основательно подзабыл сразу после выпускных экзаменов, но факт оставался фактом: Гилдерой Локхарт был магом талантливым, обаятельным, привлекательным, а последнее время — ещё и знаменитым. Не заинтересован? Пора положить этому конец. Мерлин с ним, с гонораром, пообещать можно какой угодно, а вот идея сделать карточки погорячее уже приходила Гилу в голову; он опасался ущерба для репутации, но ведь можно просто сделать их на всякий случай… На такой вот случай. То, что Люпин — вспомнить бы его имя — мужчина, Гила совершенно не смущало. Ему было всё равно, с кем спать. Его устраивали и восхищённые вздохи женщин, и грубоватые ласки мужчин. Он любил, когда его медленно раздевали и самозабвенно целовали каждый открывшийся дюйм; когда резко сдирали мантию и громко шлёпали по отставленной заднице; когда отдавались с нежными стонами и когда брали с громким рыком. Что угодно, лишь бы любили. Кого же любить, как не его? Жаль только, что по-настоящему Гила мог ценить только он сам. Секс с оборотнем мог стать отличным пикантным дополнением к задуманной книге. Может, пришла пора издать и книгу для взрослых, с полной версией событий. Гил обнаружил, что опять не на шутку завёлся. Он совершенно не помнил, как выглядел Люпин, но подрочить и в этот раз можно было на фантазию. Гил отлично представлял, как высокий мускулистый человек, весь покрытый густой мягкой шерстью, прижимает его спиной к себе, обводит острым когтем соски, горячо дышит в шею, а затем трётся о бедро большим, нет, огромным, просто нечеловеческим членом. От одной только мысли о том, как он встанет на колени и раздвинет перед этим чудовищем ягодицы, Гил кончил, забрызгав спермой любимый голубой халат. После оргазма палочка слушалась плохо, Гил перепутал заклинания, и халат поменял цвет на грязно-бурый. Помянув Мерлина, Гил торопливо привязал к лапке совы короткую записку для Люпина: «Гонорар обсудим при личной встрече. Попробуйте заинтересовать меня!» Оборотень, кем бы он ни был, заплатит Гилу за всё: и за халат, и за грязную фантазию. Этот Люпин просто обязан его трахнуть! * * * … What I got to do to make you love me? What I got to do to make you care? Гил считал, единственное, что несомненно стоит заимствовать у магглов, — это их музыку. Возможно, ещё кое-что из моды, но магический мир слишком консервативен и никогда не примет ничего обтягивающего, короткого или блестящего. Гил собирался понемногу растрясти устои: он предпочитал мантии сочных цветов — голубые, зеленые, малиновые. Однажды мир узреет его и в золотом; Гил даже подобрал ткань, пока размышлял над отделкой. Жаль, в магическом мире не носили солнечных очков. У его любимого певца вместо фамилии было имя — Джон; а у Джона была потрясающая коллекция. Гил ни за что не признавался себе, что беззастенчиво заимствовал кое-какие находки с концертных костюмов. Музыка же магглов была легкой, простой и свежей, в ней можно было найти мелодии на любой вкус и тексты на любое настроение. Гил под дезиллюминационными чарами часто проходил на концерты. Главное было не заслушаться, а то чары спадали в самый неподходящий момент, и приходилось сбегать, не надеясь на добрый Конфундус. Организовать частную фотосессию Гил смог всего за один день. Для фото он выбрал облегающие бриджи и тонкую батистовую рубашку, в качестве реквизита взял метлу и постарался так, что даже прутья загорелись: полировал рукоять, водя медленно вверх-вниз; сидел на метловище, покачивая ногой и облизывая губы; опирался на метлу, слегка отставив задницу. К Люпину отправилась самая невинная карточка: на ней Гил стоял спиной к камере, а затем оборачивался и призывно улыбался, кокетливо поводя плечом. Автографа на снимке не было, как и дополнительных пояснений. Прочие же колдофото получились одна другой горячее, Гил даже подумал хранить их в Гринготтсе. Но желание рассматривать себя пересилило, и в ожидании ответа он мастурбировал на самую любимую карточку — ту, где сидел на метле. Грудь была слегка обнажена, бриджи в паху натянулись, а улыбка на губах была многообещающей и сладкой. Ни один оборотень не устоит. На Равенкло секрет гриффиндорца Люпина был секретом Полишинеля. Первогодкам в качестве тестов давали задания на наблюдательность. Ответы за пределы факультета не выносились, так что тайна розового зонтика Хагрида, любимого лакомства директора или вот то, что пятикурсник Люпин — оборотень, так и оставались загадками для прочих студентов. К чести Гила, он решил задачу Люпина одним из первых — на втором же полнолунии после начала учебного года. О своей догадке он гордо рассказал в гостиной факультета, умолчав о том, что случайно подслушал в коридоре разговор Мародеров. Новое письмо Люпина тоже было кратким: «Когда, где? По-прежнему интересует гонорар. P.S. Теплее.» Но на сей раз оборотень снизошел до ответной любезности и сам приложил карточку: сквозь густые заросли медленно пробирался огромный зверь. Видно было нечётко, но впечатление производило нужное. Гил был заинтригован. Люпин был отличным кандидатом для нового расследования. Оборотень-маг. Стоило подумать, как описать его в книге — как кровожадное чудовище с волшебной палочкой, или как отшельника-изгоя, или, чем Мерлин не шутит, как благородного защитника других оборотней. Для бестселлера лучше всего подходил первый вариант: оборотни опасны, а оборотень, закончивший Хогвартс, был бы для обывателя опасен вдвойне. Но для начала все-таки стоило просто присмотреться. Гил назначил встречу в неприметном пабе в Косом переулке, на самом пересечении с Лютным. Место было проверенное, только для своих, и служило неиссякаемым источником сплетен. Гил торопился на встречу, напевая Джона под нос и опаздывая уже примерно на четверть часа — упрямые волосы никак не хотели ложиться мягкой волной, да и на мантии неброского цвета лазури оказалось странное бурое пятно. Встав на пороге паба, он оглядел зал. Никого, напоминающего героя его фантазий, в заведении не вырисовывалось. Большинство столиков было занято знакомыми Гилу магами, и только в углу сидел какой-то невзрачный мужчина средних лет. Увидев, что Гил заметил его, он помахал рукой. «И ради этого я срочно чистил мантию», — подумал Гил, разглядывая свое вероятное чудовище. Перед ним сидел рано поседевший молодой человек. Его лицо было покрыто едва заметными шрамами, он был невысок и довольно худ, старая мантия висела мешком. Гил поджал губы. Если бы они встретились не в этом пабе, он бы никогда не посмотрел бы на такого оборванца. «Какой же я красавчик, — размышлял Гил, рассматривая Люпина, — он старше меня на четыре года, а так ужасно выглядит. Надо же следить за собой. О чём он вообще думает?» Но вслух Гил только спросил: — Люпин? — Ремус, — оборотень улыбнулся, осветив полумрак паба отличными белыми зубами, правда, несколько крупноватыми. «О, интересно, чем он пользуется для чистки зубов», — подумал Гил и кивнул. Он все равно не был уверен, что запомнит, хотя имя было недлинное. — Так что от меня требуется? — поинтересовался Люпин и откинулся на спинку стула. — Всё просто. Ты мне рассказываешь про оборотней, я пишу книгу, — Гил начал со своего обычного предложения. — Хм, — Люпин нахмурился. — А в чем моя выгода? — Имя на обложке и, скажем, двадцать пять процентов от выручки. И тут разговор шёл обычным путем. Но Люпин, потянувшись было вперёд, снова откинулся на спинку. — Не пойдёт. — Больше денег предложить не могу, — возмутился Гил. — Во-первых, неизвестно, потянет ли вообще твоя история на книгу, во-вторых, писать всё-таки буду я, — и он приосанился. — Я известный писатель. — Знаю, — кивнул Люпин. — Деньги меня интересуют, не скрою. Но вот светить свое имя… Нет, я не согласен. Гил был поражен. Люпин был первым, кто прямо сказал, что заинтересован в деньгах, но равнодушен к славе. Конечно, никакого второго имени на обложке не предполагалось, но прямой отказ его удивил. — Тогда?.. — Деньги вперёд, — настаивал Люпин. — Двести галлеонов. Это намного меньше четверти возможной выручки, но мне хватит. Ты пользуешься Прытко-пишущим пером? Тогда пары встреч будет достаточно. Гил не пользовался. Он понятия не имел, что это за перо. Но насчет пары встреч был согласен. Да и сумма в двести галлеонов его не смутила, он вообще не собирался платить. Может и правда на встречу принести денег, раз Люпин такой нервный. — Пойдёт, — заявил он. — Но сегодня я не готов. — Конечно. Люпин снова улыбнулся; блеснуло белым. «Узнать секрет его зелья для зубов», — подумал Гил и кисло улыбнулся. Идея переспать с оборотнем разваливалась на глазах. Впрочем, написать книгу это не помешает. * * * …Roxanne you don't have to wear that dress tonight Walk the streets for money you don't care if it's wrong or if it's right. Сидя на кровати, Гил снова напевал. Для встречи он снял комнату в «Трёх мётлах». Обстановка несколько смущала: большую часть комнаты занимала огромная красная кровать с балдахином и десятком подушек. У окна притулился небольшой столик, явно предназначенный не для письма, а для поздней трапезы, а у камина лежала старая шкура животного, видовую принадлежность которого уже было невозможно определить. Висящее над камином старинное зеркало нехотя отражало Гила. Как назло, он надел мантию винного оттенка и потому несколько сливался с интерьером. Гил погладил себя пером по щеке и хмыкнул. Не сразу убедился мир в его талантах. Аптекари не признавали его опытным зельеваром и принимать от него зелья отказывались наотрез. Мадам Малкин не разглядела очевидный талант стилиста, Боргин посмеялся над его попыткой разобраться с артефактом, а гоблины вообще проигнорировали его письма о соискании должности ликвидатора заклятий. Работать в пабе Гил считал ниже своей гордости, в Мунго не стоило и соваться с его ТРИТОН, и всё, что оставалось — преподавать в Хогвартсе или писать в «Пророк». Первый вариант не рассматривался — быть знаменитым среди подростков было лестно, но явно не денежно. Гил начал с написания небольших заметок. Парочку из них даже напечатали, хоть и не на первой полосе. Гил воспрял духом, но высасывать из пальца новости, а не быть их героем, оказалось всё-таки не для него. Впрочем, тут вовремя скончался дальний родственник — не то двоюродный дядюшка, не то троюродный дедушка, — и оставил Гилу небольшое, но вполне ощутимое наследство. Куча галлеонов в сейфе Гринготтса так и манила спустить её на новый гардероб и роскошный дом, но Гил удержался. Во-первых, он собирался немного поездить по миру, а во-вторых, написать об этом книгу. Не о мире, конечно, а о себе. Издать её он мог и за собственный счёт, такие мелочи его не интересовали. Однако через пару лет после окончания Хогвартса Гил всё ещё прозябал в неизвестности. Его статьи не принимал даже «Придира», выпущенная — действительно за свой счёт — маленьким тиражом книга путевых заметок «Дороги и восходы» пылилась на дальних полках магазинов. Путешествовать было уже некуда, наследство медленно, но верно тратилось на мантии, безделушки и гель для волос. Будущее было туманным. Но однажды Гилу повезло. В «Дырявом котле» он услышал сплетню о старой карге-ведьме, которая где-то в Корнуолле отвадила от деревни банши. Гил решил, что это неплохой сюжет для статьи на первую полосу. Он так и видел крупный заголовок в «Пророке»: «От нашего собственного корреспондента Гилдероя Локхарта…» Для начала сойдёт. Гил провел в корнуолльских болотах две недели, возненавидел Корнуолл, местных пикси, местное пиво и местных жителей, но деревню, о которой шла речь, нашёл. Впрочем, назвать деревней скопище старых полуразвалившихся домиков можно было с большой натяжкой. Нашлась и карга — ей было под триста, она шамкала беззубым ртом и крутила таким большим носом, что он почти доставал до рта, но заклинания из её палочки вылетали отменные. Гил никогда не испытывал на себе такое сильное Жалящее, как в тот раз, когда он просто подошел к старухе поближе, чтобы расспросить. Когда он смог объяснить ей, зачем прибыл, она рассказала ему всё, что помнила: вой банши на краю ближайшего леса, её длинные темные волосы, страх и ужас. Как она прогнала чудовище, старуха помнила хуже, но заклинание на пергаменте накорябала. Гил пообещал ей первую полосу в «Пророке», и когда старуха измучила его вопросом «когда?», он сделал то, к чему не был готов. Он поднял палочку и выполнил заклинание, которое никогда не практиковал на людях — магглов он людьми всё-таки не считал. Забвение. Лицо старухи на мгновение утратило свое угрюмое выражение и стало похоже на чистый лист. И только Гил знал, что на нём надо написать. Старуха открыла мутные глаза и махнула рукой. Гил пробормотал что-то неразборчивое — он был уверен, что извинился — и бросился обходить деревню. До заката ему требовалось изменить память еще десятку старух. Через две недели книга о банши была написана. Через три Гил проснулся знаменитым. Люпин вошёл в гнездо возможного разврата без стука. Оглядевшись, он смущённо покраснел, прошёл к столику, сел на единственный в комнате стул и обратился к Гилу: — Здесь точно будет удобно? — Подходящее место, — Гил кивнул и расправил на коленях пергамент. Пышное перо чуть дрогнуло в его руке. — О, последняя модель, — уважительно заметил Люпин. Гил мысленно помянул Мерлина, вспомнив цену, в которую ему обошлось перо. Даже гипотетический гонорар Люпина был уменьшен по крайней мере на двадцать процентов. — Начнём? — Люпин, казалось, был полон энтузиазма. — Спрашивай. Гил вздохнул и достал список подготовленных вопросов. Перо бросилось записывать. Несколько часов и десяток Агуаменти спустя Люпин остановился. Он без утайки рассказал Гилу о повадках и трансформации, о том, как оборотни ощущают Луну и что происходит наутро после обращения. Он честно отрабатывал свои неполученные деньги и вывалил на Гила множество фактов и историй. Но среди этого словесного мусора не было практически ничего, на чем можно было построить бестселлер. Гил опять вздохнул. Люпин ускользал от ответов на вопросы о нападениях на магглов, он умолчал о том, как обратили его самого, о Фенрире Грейбеке и о том, каково это — очнуться утром, испачканным в крови ночной добычи. И даже о вкусе этой добычи ничего не сказал. По словам Люпина вообще выходило, что оборотни вполне разумны и могут сосуществовать с волшебниками в мире. Гил это понимать отказывался. Впрочем, у него созрел новый план. Вблизи Люпин оказался очень даже симпатичным, хоть и застенчивым. Он покраснел, когда Гил обернулся, повторяя позу с колдофото. Он мило смущался, когда они соприкасались коленями, а еще Люпин то и дело посматривал на кровать, на которой сидел Гил. Стоило поднажать в этом направлении, и если не рассказ о леденящих кровь нападениях, то хотя бы описание секса можно будет добавить. * * * …Take it now or leave it — ah-ha! Now it's all we get — ah-ha! Nothing promised, no regrets… К следующей встрече Гил подготовился намного лучше. Номер был выбран тот же, но подушки были разбросаны более художественно — одна из них заняла место на полу возле камина; на столике появилась бутылка вина с двумя бокалами, а уголок покрывала на кровати был кокетливо загнут. Сам Гил выбрал нейтральную мантию — темно-синюю, чтобы она ещё лучше оттеняла цвет его глаз и блеск волос. Вопреки собственному желанию, Гил даже принёс на встречу деньги. Мешочек с галлеонами сиротливо лежал на подоконнике. Гил был уверен, что сегодня крепость наконец падет. Самая первая сова, посланная к Люпину ещё год назад, вернулась с самым коротким вежливым ответом: «Спасибо, не заинтересован». Гил забросил пергамент в угол, отметив, что и колдографию с автографом Люпин вернул. Почему-то это расстроило больше всего. Другие — даже мужчины — расхватывали его колдофото как горячие пирожки, а этот Люпин «не заинтересован». На время Гил выбросил строптивого оборотня из головы: до него дошли слухи о колдуне, который в одиночку справился с парой вампиров. Эта история стоила проверки — и запечатления в новой книге. Несколько месяцев спустя, подписывая во «Флориш и Блоттс» новенькие экземпляры «Встреч с вампирами», Гил размышлял о том, насколько люди падки до славы. Вот и колдун, чьё имя вылетело из головы Гила в то же мгновение, когда из его палочки вылетело заклинание Забвения, потребовал ни много ни мало половины доходов от новой книги. Гил был готов поделиться четвертью, но упрямый старик требовал ещё и добавить свое имя на обложку. Смириться с этим было невозможно. На задней обложке тогда красовался бы Гил, а рядом — рябое горбатое чудовище преклонных лет. «Красавчик, — говорил ему дед, — мы будем отлично смотреться вместе». И похабно подмигивал. Если до этого Гил слегка сомневался, стоит ли использовать один и тот же трюк дважды, то больше сомнений не было. Он и себе был готов стереть память об этой унизительной встрече. Тема оборотней продолжала волновать Гила, и сова вновь улетела к Люпину. На сей раз она несла с собой не только деловое предложение, но и новую книгу. Ответ был тем же, а книга вернулась нераспечатанной. Тогда в ход пошла та колдография, с искренней улыбкой. И она сработала. …I'm really glad you came, you know the rules, you know the game Master of the scene… На сей раз Люпин постучал, прежде чем нарисоваться в проёме, и показался Гилу куда более худым и измождённым. — Я ненадолго, мы же почти всё обсудили. Я хотел бы забрать свой гонорар. Гил был немного разочарован. — У меня остались вопросы, — он покосился на пергамент. — Что тут ещё? О, например, поговорим о спаривании... Люпин словно очнулся и широко распахнул глаза. — О чём? — О спаривании. О совокуплении. О сексе и оборотнях. Читателям будет интересно. — Но книгу могут прочесть дети! — возмутился Люпин. — Мы издадим две версии, — Гил чувствовал себя змеем-искусителем и даже сел покрасивее, выставив одну ногу. — Стоит добавить немного деталей. Люпин растерянно плюхнулся на край кровати рядом с Гилом. — И что надо знать читателям об этом… о спаривании? — он запнулся. Гил слегка наклонился ближе: — Я понимаю, тема сложная. Может, нам немного выпить? — и он протянул Люпину бокал. В вино было добавлено зелье, Гил точно не знал, какое, но аптекарь уверял, что оно развяжет язык и «обнажит истинную сущность». Люпин долго отнекивался, затем подозрительно принюхивался, но вино все-таки пригубил. Гил решительным жестом положил ему руку на плечо. Тот покосился, но руку не сбросил. — Ну, расскажи же что-нибудь о совокуплении… — Гил интимно понизил голос. — У оборотней это происходит как-то по-особенному? Наверное, полнолуние разжигает страсть? Люпин с тоской покосился на окно. Гил проследил его взгляд — всходила луна. Полная или почти; он не разбирался в такой ерунде и усилил натиск. — А занимаются ли оборотни сексом с оборотнями своего пола? — почти прошептал он и прижался к Люпину коленом. — Своего?.. — Люпин выглядел задумчивым, будто не понимал, что происходит. Гил расстегнул верхние пуговицы на рубашке. — А? — зелье все еще не действовало, язык Люпина не желал развязываться, а Гил тем временем боролся с поясом на брюках. — Мм… — Люпин осознал, что происходит, когда полностью обнажённый Гил — он кинул взгляд на зеркало: даже в мутном стекле отражалось совершенство — сел перед ним на столик, раздвинул ноги и принялся поглаживать себя пером. В этот момент оно все равно не смогло бы записать что-либо членораздельное. Гил быстро довел себя до полной боевой готовности: член гордо встал во все свои шесть с почти четвертью дюймов. Гил ласкал себя, не забывая про яички, и то и дело посматривал на свое отражение в зеркале. Смотреть на Люпина не было нужды: тот тяжело дышал и ёрзал, сминая покрывало. — Не хочешь рассказывать, так покажи. — А? — нет, Люпин был непробиваем. — Иди ко мне, мое чудовище! Люпин вскочил с кровати и забегал по комнате. — Нет, ты не понимаешь! Я не могу! Гил для верности сполз со столика и повернулся к Люпину боком, чтобы тот оценил форму подтянутых ягодиц и гордо стоящий член. — Не могу, — повторил Люпин, — я чудовище. Со мной нельзя, понимаешь? — Нет? — в свою очередь, удивился Гил, — ты меня не хочешь, что ли? — Мы говорим на разных языках, — Люпин перестал метаться и с тоской посмотрел в окно. Гил поёжился, свежий ветер всколыхнул тонкую занавеску. Член начал падать. Не менее гордо. Люпин отошёл к двери. — Ты красив, я не спорю, — Гил расслабился и дальше слушал невнимательно, разглядывая себя в зеркале и снова возбуждаясь. — Тебя трудно не хотеть, но я — оборотень. Я не могу быть с тобой. Я опасен для всех, кроме себе подобных. Я говорил тебе в прошлый раз, что мы можем жить в мире с волшебниками, но это не всегда так. Я опасен, я, — Люпин почти шептал. — Я не должен был приходить. Но книга про оборотней так важна. И мне нужны деньги… Люпин все говорил и говорил, отступая к двери. Раздался странный звук, будто звякнуло золото, потом грустный жалобный стон, и Люпин исчез. Кажется, Гил краем глаза видел белую вспышку заклинания. Он даже не понял, что остался в комнате один. Впрочем, нет, с ним оставалось Прытко-пишущее перо, а номер был оплачен до самого утра. Гил плюхнулся на кровать, провёл пером по животу и томно вздохнул. Про оборотней он напишет как-нибудь потом. Гил посмотрел на шкуру перед камином. Есть же еще йети, тут же пришло ему в голову. Интересно, как их найти… ** Bittersweet memories - That is all I'm taking with me. So good-bye. Please don't cry: We both know I'm not what you, you need… На очередном уроке защиты от тёмных искусств Гарри играл оборотня; в другой раз он наверняка отказался бы от этой роли, но сейчас было важно не испортить доброе расположение духа Локхарта. — Чудесный вой, Гарри, очень натурально. Я бросился на него, повалил на землю и приложил к горлу волшебную палочку. Собрав последние силы, произнёс сложнейшее заклинание Обращения, оборотень издал жалобный стон — ну-ка, Гарри, изобрази! Пронзительнее! Ага, вот так. Мех у него исчез, клыки уменьшились, и он превратился в простого смертного. Просто, но незабываемо, и для жителей той деревни я теперь герой. Избавил их от оборотня. Жалобный стон Поттера показался Гилу смутно знакомым. Кажется, он слышал что-то подобное раньше, и это как-то связано с оборотнями. Бред, Гил никогда не встречался с оборотнем. Он бы об этом не забыл.