четыре прикосновения

На людях в этом городе ставили жуткие эксперименты. Жуткие практики, которым хотелось сопротивляться, но сколько бы желания не было в людях — попытки были четными. Одна из таких практик — четыре прикосновения за всю жизнь. Были практики вроде ста слов в день и не больше. Были практики, когда ты мог смотреть человеку в глаза лишь около тридцати секунд за день — это все, что тебе могли предложить. Сам этот город не был обычным, как и практики, проводимые в нем — небольшая площадь была выделена для того, чтобы возвести на ее месте стеклянный конус, не пропускающий солнечный свет. Не пропускающий ничего, что связано с живым, другим миром. Искусственное солнце, место и люди для экспериментов правительства, звуки животных и бесконечная изоляция от остальных людей — вот, как можно было охарактеризовать этот город, которому даже не дали названия. Страшно жить в безымянном городе... Страшно просыпаться, потому что по радио могут передать про очередную практику. Неподчинение карается так же, как там, за стеклом, караются преступления. Фань не понимал, чего добиваются те люди, которые держат их здесь. Словно они — коллекция пауков-тарантулов, которых всех вместе держат в одном террариуме и изредка наблюдают за их тесной жизнью. Фань терпел эксперимент с сотней слов в день. Он немногословен по природе своей — лишних слов не произносил, если то не нужно. Другим был его парень, До Кенсу. Парень с большими красивыми глазами и чудесным голосом, который использовал свою сотню уже сразу после пробуждения, когда выпытывал у Фаня, что тот будет на завтрак. Его вина, что весь оставшийся день он будет ходить понурым и прижимающимся к Крису. Но тот все равно дарил ему тепло, изредка тратя слава на то, «какой его парень транжира на слова». Слова. Кое-чему людей в этом конусе учили подобные практики. Например, Кенсу уяснил для себя, как мало можно сказать и как много можно вместо этого сделать. Как можно пожалеть о сказанном, как можно пожалеть о том, чего не сказал. Они вдвоем терпят практику с тридцатью секундами, которые отводятся на взгляд друг другу в глаза. Кенсу стеснялся своих, таких больших и странных глаз, поэтому данный эксперимент не был для него проблемой — он не любил, когда Крис смотрит ему в глаза... А Фань любил смотреть в глаза Кенсу, читая там спокойствие и смущение. Когда смотришь человеку в глаза — это завораживает и взбудораживает одновременно. Но и к ней, люди в этом конусе постепенно, но привыкают. Благодаря подобным практикам в их отдельном от всей планеты мире тихо и спокойно — люди бы смотрели друг другу в глаза и пять секунд, лишь бы солнце перестало светить им огромной лампочкой, а звуки животных никогда бы не искажались из-за того, что пленку зажевало. Оба сходили с ума от новой, ужасающей все население практики — четыре прикосновения... не в день. За всю оставшуюся жизнь, им предложили истратить лишь четыре прикосновения. Четкий указ давал понять то, что Крис сможет потратить четыре прикосновения в целом. Он не мог подарить четыре прикосновения Кенсу, а четыре прикосновения их другу Чанелю. Он мог подарить четыре прикосновения — и большего он сделать не мог. Кенсу тихо плачет на балконе, потому что все то, к чему он привыкает и что не убивает его сильную душу — не делает его сильнее, как говорится в человеческих поговорках. Фань осторожно заводит его домой и прижимает к своей груди трясущееся от рыданий тело. Первое прикосновение, о котором оба из них не жалеют. По ночам они не касаются друг друга. Никакого секса, никаких ласк — ничего. Прикосновение к сигарете и другим неодушевленным предметом правительство за нарушение не посчитало, поэтому курящие люди стали курить намного чаще. Крис курит ночью, днем, вечером и утром — его кожа уже не такая нежная, как прежде. К чему ему вообще все это? Кожа... Он ухаживал за ней лишь потому что знал, что Кенсу любит касаться его щеки своими пальцами — немного кривыми, но все еще красивыми и длинными. Ведь даже в ужасном есть свое очарование. Фань думает, что ему делать. За месяц они прикоснулись друг к другу всего два раза, один из которых произошел совершенно случайно. Красная лампочка, которую повесили в прихожей каждого дома, громко и противно пикает, оповещая о втором прикосновении из четырех. Фань тогда вспомнил все кантонские ругательства, но изрек только одно. Кенсу просто молча отошел к холодильнику, чтобы посмотреть, что приготовить на ужин. За месяц они сказали друг другу меньше положенных трехсот слов. За месяц они взглянули друг другу в глаза намного больше, чем думали, смогут посмотреть. Странно и нестабильно — от этого Крису хотелось выкурить свою руку дотла, вместе с сигаретой. Он думал, что будет делать, когда использует четыре прикосновения. Созваниваясь с Чанелем, он узнал, что тот не разговаривал с Минсоком весь день и у него свободны все сто слов. Чанель — безбашенный и ветреный парень. Чанель, конечно же, использовал четыре прикосновения за один день, заставляя своего парня сходить с ума. Минсок хныкал, укрывшись одеялом, и проклинал «этот конус». «Будь он проклят, говорит» - цитирует Чанель, а потом желает Фаню спокойной ночи и отключается. Фань качает головой и докуривает седьмую сигарету в их с Кенсу кровати — тот читает и молчит, не говорит ничего, хоть у него и слов семьдесят в запасе. Крис не думает, что Минсок имел в виду конус. Проклинать своего парня — Фань останавливается на том, что восьмая сигарета лишняя, а такого бы расточительного парня он тоже проклинал последними словами. Засыпая, Крис думает о Кенсу. И он очень рад, что им пока еще не поставили ограничение на собственные мысли. Город в виде стеклянного конуса массово сошел бы с ума. Когда они оба срываются — не использовано и десяти слов за месяц. Их жизнь превращается в сущий ад, который сужается стенками прозрачного, но не позволяющего ничего увидеть стекла. Даже сигареты Крису не помогают — прикосновения к никотину, завернутому в бумажку, вызывают раздражение пальцев рук и отвращение к самому себе. Подумать только... Сигарет выкурено больше, чем сказано слов. Они целуются друг с другом прямо посредине гостиной — Кенсу молча шел на кухню, а Фань неподвижно стоял и решался. У обоих было в запасе два прикосновения и тысяча несказанных друг другу слов, из которой можно сказать было только сто... Сегодняшних. Которые они еще не успели истратить, привыкнув молчать. Прикосновение к предплечьям китайца и прикосновение к его пухлым красивым губам — Кенсу на какой-то момент забывает, что нужно дышать. Когда-нибудь, им установят запрет на лишние вдохи и выдохи, но не сейчас. Сейчас Кенсу дышит, как будто знает, что дышать осталось совсем недолго. К черту лукавить — он задыхается из-за губ Фаня, плача в душе и считая секунды до конца этой мучительной смерти. Он не умрет, но злую шутку смерть с ним сыграет позже — когда он будет сходить с ума без прикосновений Криса и знать, что у него нет и двух прикосновений в резерве. Ничего, в общем, нет. Совсем ничего. Фань тратит два своих прикосновения на устранение разницы в росте и на притягательные губы Кенсу — когда они познакомились и начали встречаться, когда запретов на прикосновения не было, Фань считал эти губы самыми что ни на есть космическими. Он собирал с них звездную пыль и отправлялся на Луну каждый день, целуя эти губы. Ему и космоса видеть не надо было. Кенсу необычней будет. Ничего не остается для них двоих, когда они судорожно отстраняются друг от друга и слышат писк красного индикатора в коридоре. Вздрагивают оба — причем, дрожь пробирается под кожу и заставляет хотеть вывернуться наизнанку, только чтобы дрожь была обычной. Шла по коже, а не под ней. Никогда Кенсу не думал, что в кошмарном сне тебе может присниться не какой-нибудь склизкий противный монстр, а Фань собственной персоной, прикусывающий твою нижнюю губу своими белоснежными зубами. У них остается только тридцать секунд взгляда друг другу в глаза и сто слов в день. Крис не пользуется последним, но вот секунды для него теперь утекают как-то на удивление медленно. Для Кенсу же они идут беспощадно быстро — не то чтобы они разные, они всегда были разными по умолчанию, но когда живешь вместе несколько лет, то волей-неволей становишься похожим на своего сожителя. Перенимаешь привычки, меняешь мнение и взгляды на некоторые вещи в мире. Но сейчас это не играет роли — они... разные. Крису трудно сказать лишних слов, трудно лишний раз признаться в любви, все то, что лишнее — не для Фаня. Кенсу жаль. Он может говорить Крису «Я люблю тебя» по меньшей мере три тысячи сто раз в месяц — но кроме этого, До Кенсу никогда не был пустословом. Не то чтобы он мало говорил... Но не любил говорить, когда его не слушают и не ответят. С Фанем было именно так. Недавно, люди в этом городе прознали про соц-сети — это не нарушало запрет о ста словах, прикосновениях и взглядах друг другу в глаза. Люди не выходили из дома, общаясь друг с другом по интернету, а понурый из-за сокращения к минимуму общения с Минсоком Чанель зарегистрировал Криса на фейсбуке. «Попробуй поговорить с Кенсу. Создай ему страницу тоже... Ну, что он любит? Пончики? Там можно выбрать в интересах... Просто лайк нажми и все» - рассказывает по телефону Чанель Крису, тратя свои реальные слова, потому что знает, что потом будет общаться с другом Сехуном виртуальными, ненастоящими. Фань не видит в этой идее чего-то стоящего, но все равно регистрируется под именем «Kris Wu». Минутой позже его добавляет в друзья «Do Kyung-Soo» и пишет длинное сообщение о том, что жизнь — дерьмо и как он соскучился. Крис улыбается и отправляет парню смайлик. Это все, что он может сейчас из-за внезапного просвета в начинающей чернеть от гнили жизни. Дурацкие стекла. Дурацкое искусственное солнце. Дурацкая камерная жизнь. Кенсу жмурится от улыбки, когда Крис желает ему доброго утра... во сне. Наяву происходит какая-то чертовщина — Фань коротко кивает головой и не позволяет Кенсу готовить себе завтрак. Парень с огромными глазами опускается слишком низко, когда пытается взломать аккаунт Фаня и проверить его переписку. На третьей неудачной попытке его мысли примерно такие: «Кенсу, очнись. Что ты вообще делаешь? Это все еще твой парень. И такими поступками ты показываешь свое недоверие к нему» — но все равно больно. Он думал, что начнет первым сходить с ума без прикосновений Криса — ошибся. Фань медленно поглощал в себя никотин под видом сигареты... И когда в их комнате стало пахнуть перегаром? Утешение Кенсу находил только в книгах. Разных: о приключениях, добре и зле и о свободном мире. Там, за стеклом, где на людях не ставят эксперименты. А если и ставят, то у них в коридоре не мигает красная лампочка. Размеренно и беззвучно. Оповещая о лимите в сто слов или тридцать секунд. Хорошо там... Где люди свободны в своих действиях. И грезя о таком мире, Кенсу сходит с ума позже Криса, но намного быстрее. Невозможно жить с тем, с чем не можешь смириться. Невозможно больно терять то, чего терять не хочется. Кого не хочется — До Кенсу пишет Чунмену, старом другу. Пишет немало бреда, много несвязанных между собой слов и предложений. Но Чунмен уже не удивляется, когда его Чонин, захлебываясь слезами, рассказывает о том, что Кенсу спрыгнул с двенадцатого этажа его квартиры. Разбился насмерть об асфальт под домом. «Пойдем. Нужно посмотреть, что с Фанем» - бормочет тихо старший, осторожно взяв Чонина за руку и направляясь к дому, где жили Кенсу и Крис тоже. Полиция и Скорая помощь до сих пор там. Трупа Кенсу, правда, уже нет на том месте, где он лежал — только очерченный мелом силуэт мертвого парня. Чонин тихо вскрикивает, когда видит на каталке труп лучшего друга. Оступаясь на несколько шагов назад, Чонин падает вовсе, утробно рыдая. Увидев реакцию на свою маленькую ошибку, рядом стоящий врач в синем халате задергивает тело и лицо Кенсу белой простыней. Чунмен пытается успокоить своего парня, но у него плохо выходит — Кенсу первым решился на такое. Их город-конус не помнил самоубийств за всю свою историю. Но сейчас, Кенсу первый... Кто сдался. Или показал, что он сильнее всех людей в этом заточенном мире вместе взятых. Город охватывает страх и паника — просто многие начинают задумываться... стоит ли им жить дальше? Кенсу больше нет и не будет, а значит он свободен. Там, где хорошо и нет запретов, хочется оказаться каждому. Чанель вторые сутки ищет Криса. Казалось бы, их город такой крошечный, как на ладони у кого-то. Но это не так — раз Чанель четно пытается найти своего друга, честно обыскав уже добрую половину площади города. Можно лишь сделать вывод, что Крис где-то на другой половине, но... Вывод делать не приходится, когда Чанель входит в квартиру Криса и Кенсу и прямо из прихожей видит в их единственной комнате огромное трясущееся тела друга-китайца. Он бросается к нему, но поздно что-то предпринимать — да и может не нужно? Если Крис хочет последовать за Кенсу, в этом нет ничего страшного. Чанель тоже бы последовал за Минсоком, просто потому что не видит другого выхода для себя. Бормочущий в агонии на китайском Фань выглядит слабым и ничтожным. Но Чанель не осуждает его. «Чанель» Когда он зовет его, Чанель конечно же внимательно слушает, выражая это во взгляде. Он не может сказать ни слова. Но он отчего-то знает, что Крис не использовал ни одного сегодня. «Минсок, он... Стоит того, чтобы говорить ему «Я люблю тебя» чаще» Крис улыбается так, будто знает все на свете. Чанеля передергивает, когда его друг вздрагивает и его глаза закатываются за орбиты. Флакон с таблетками выкатывается из его рук, неприятным дребезжащим звуком катаясь по деревянному полу. Чанель не плачет, не говорит чего-либо. Просто сидит с Фанем на руках, забывая, как дышать. Он обязан Минсоку жизнью, потому что без него не может жить. Но почему-то до него доходит только сейчас. Возможно, он всегда знал об этом. Но еще не пытался осознать. Минсок и Чанель находят силы жить дальше, не касаясь друг друга, но тратя друг на друга каждое слово. До последней буквы — держаться за руки тоже очень хочется, но вместо этого можно сказать... «Я бы держал тебя за руку, крепко переплетая наши пальцы. Я бы-» Его обрывает писк лампочки где-то далеко в коридоре, он морщится, а Минсок рядом смеется. «Я люблю тебя, Чанель. И я знаю все то, что ты хочешь сказать мне» Засыпая на отдельной от Пака кровати, Минсок думает о том, что несложно в этом мире за стеклом понять человека. Когда он почти научился не говорить лишнего, а всего лишь сто слов в день — мысли в голове проще собрать в единое и целостное, понятное нечто. Он еще никогда так не понимал Пак Чанеля. Хоть и лимит в сто слов существует давно. Только эксперимент в четыре прикосновения изменил людей в этом мире. Только здесь на самом деле ценят счастье и близость любимого человека. Ценят слова любви и не боятся сказать их любимому человеку. Чанель, перед тем как провалиться в сон, думает правда, что идеального города создать никогда не получится. Потому что в нем не должно быть тех, кто готов умереть, сдаваясь или доказывая кому-то что-то. Чунмен и Чонин единственные, кроме Чанеля и Минсока, кто ходит на могилу к этим двум парням, похороненных рядом. Для их судьб эксперимент в четыре прикосновения стал роковым, но поучительным для многих. Никто даже и не догадывается, как счастливы эти оба там, Наверху, касаясь друг друга.