Про бессмертие, богов и семью

Мауи не был в особо хороших отношениях с Те Фити. Он превратил её в огромного демона лавы, окей? Не то чтобы это входило в его планы, не то чтобы он этого хотел или вообще мог знать, что так получится — а кто бы мог? Так или иначе, спящая богиня была матерью всего и всех, и наверное, его матерью тоже (он всё-таки полубог), но растили его другие. С самой Те Фити он никогда дела не имел, и поэтому решение украсть её сердце далось ему легко. Чудо, что она его после этого простила, вообще-то. Какое-то время Мауи наслаждался вновь обретёнными силами и общением со смертными. Правда, помогать им уже было особо не с чем — как оказалось, пока он застрял на мизерном клочке суши в своём вынужденном тысячелетнем отпуске, люди отлично справлялись без него. А то, с чем они не смогли справиться, но с чем разобралась одна-единственная девчонка, произошло по его вине. Обращайтесь, хах. Мауи, многоликий, полубог ветров и морей, герой мужей и жён, героически разрушивший самый плодородный остров на весь великий океан и пробудивший очень расстроенное альтер-эго всемогущей богини. Ладно, мы уже разобрались с этим. Он этого не хотел, и — он помог малышке Моане всё исправить. Он даже извинился. Все жили долго и счастливо. Долго. Очень долго. Когда Моана возвращалась на Мотунуи, Мауи не смог удержаться и немного присматривал за ней. В проплывающем косяке среди других рыб, фруктовой гусеницей в корзине с провизией, с высоты птичьего полёта — не слишком часто и просто на всякий случай. В конце концов, они не для того проплыли весь океан и решили вопрос с тьмой, чтобы с главной героиней что-то случилось на обратном пути. Мысль о том, что океан в случае чего и сам неплохо присмотрит за своей избранной, Мауи предпочёл игнорировать. В конце концов, глубокой ночью, когда Моана не удержалась и уснула, свернувшись в комочек, Мауи опустился в каноэ, забрал из её ослабевших рук весло и чуть поправил курс в соответствии со звёздной картой. Он очень старался не шуметь, но, потянувшись за фруктами, случайно задел спящего петуха, тот открыл глаза, увидел рядом с собой огромную руку и нервно булькнул. Моана заворочалась, потянулась со своего места, не просыпаясь, чтобы угомонить своего проблемного питомца, наткнулась на замершего Мауи и открыла глаза. — Спи, ребёнок, — усмехнулся он, уже безо всякой осторожности запуская руку в запасы провизии и шаря там в поисках чего-нибудь вкусного. — Я не ребёнок, — буркнула она, поглаживая снова впавшую в анабиоз птицу. — Ага. Ты Моана с острова Мотунуи, — развеселился Мауи. Моана фыркнула и подобралась к нему ближе, закрываясь от ночного бриза, как щитом. — Моана? По установившейся тишине нельзя было сказать, уснула она или нет, но полубог всё-таки решил задать вопрос, некоторое время вертевшийся у него на языке. — Когда я… знаю, знаю, это было грубо, но всё-таки — когда я бросил тебя тогда посреди океана с поджидающей где-то рядом Те Ка, я не думал, что ты после этого решишь туда вернуться. Ещё и в одиночку. Наверное, я даже немного рассчитывал, что ты отступишься, уплывёшь домой и я больше никогда тебя не увижу. Всё-таки смертные очень странные. Скажи, почему ты вернулась? И Моана рассказала ему про дух своей бабушки, который вроде как вернул ей уверенность, когда она опустила руки. Мауи недоверчиво хмыкнул, а потом с философским равнодушием заключил, что если он может превращаться в ската, то почему дух умершей родственницы Моаны этого не может? Если Моана хоть немного похожа на неё, значит, она достаточно упряма для этого. Его встревожило другое. — Той ночью, когда я сбежала, она умирала. Никто не говорил об этом, но все знали. Ей было больше лет, чем многим нашим старейшинам. Никак не меньше пяти десятков. Пять десятков. Моана давно спала, а Мауи продолжил сидеть с веслом в руке и думать об этом. Пять десятков — по сравнению с тысячью лет, что он провёл на своём острове, это меньше мгновения. Что вообще такое эти пять десятков, когда ты бессмертен? Конечно, это значило, что успело смениться много поколений, и тех, кого он мог раньше знать, уже давно нет. Но… значит ли это, что Моаны тоже не станет через пять десятков? Или даже меньше — дерьмо, сколько ей вообще лет? И, если это так — что тогда делать ему, Мауи? Он раньше не сближался с людьми, он никогда не задумывался о том, что будет жить вечно, пока на земле будут сменяться поколение за поколением. А теперь эта мысль не давала ему покоя. Мауи твёрдо знал одно: он не хотел, чтобы девчонка исчезала. Ну нет. Она первая из людей за очень долгое время, кому ничего не было от него нужно. Ну, кроме как вернуть сердце Те Фити на место. И ещё научить её мореплаванию. И не есть её еду. Ладно, почти ничего. И, кажется, первым человеком, захотевшим ему помочь. В конце концов, он самый обычный полубог, имеет он право на дружескую привязанность? Ведь имеет? В общем, суть в том, что Мауи не был в хороших отношениях с Те Фити и никогда не говорил с ней по душам, ничего такого. Так что никто, он надеялся, никогда не узнает о том, что спустя несколько недель после возвращения сердца, в тот самый момент, когда на Мотунуи вовсю шла подготовка к первой за многие годы экспедиции к новым землям, он вновь пересёк океан ради встречи с матерью островов. Он точно не знал, зачем это делает. У него не было никакого плана. И теперь, стоя в скрытой деревьями и валунами пещере, он продолжал мучительно размышлять. В конце концов, он раздражённо заворчал и уселся на землю, скрестив ноги и уставившись в стену. — Это тяжело, чтоб ты знала, — обратился он к пульсирующему зелёным светом камню в её центре. — Смертные молятся богам, чтобы те их услышали, а что делать мне? Я говорил со многими из вас, стоя лицом к лицу. Я не знаю, что в таких случаях надо делать. — Ты знаешь, — продолжил он, — я не слишком разбираюсь в семьях и подобных вещах. Мои родители выбросили меня в океан, верно? Не слишком располагает к здоровым отношениям. Боги позаботились обо мне, но больше времени я провёл либо в одиночестве, совершая подвиги один за другим, либо среди почитателей. Мой единственный собеседник даже говорить не может. Он дёрнул плечом, и малыш Мауи зеркально повторил его движение. В последнее время он, впрочем, чаще тусил не на своём положенном месте, а рядом с татуировкой, где изображена девушка в каноэ — надеялся, наверное, что та оживёт. — Я потерял семью, когда от меня отказались. Потом я потерял вторую семью, когда случилась вся эта история с моим желанием быть принятым людьми — я тогда здорово отдалился от растивших меня богов, а к людям ближе стать не успел. Потом — тысяча лет одиночества, я думал, что тронусь, пытаясь выучиться плавать и добраться до Лалотая. А потом появилась та девчонка, которая чуть было не угробила нас обоих несколько раз, прежде чем вы мило поболтали и всё стало прекрасно. Она… Я… Мы много времени вместе провели, понимаешь? Сердце Те Фити всё так же мерцало, озаряя светом пещеру, успокаивая мысли и даруя душе мир. Мауи обратил внимание, что уже некоторое время рассеянно поглаживает лежащий на коленях крюк, словно живое существо. Как питомца. Или ребёнка. Или чью-то ладонь. — Мы разговаривали. Она переживала за меня — хотя именно я был источником всех её проблем, её и её народа. Я выбрасывал её в океан несколько раз, а она вернула мне мой крюк, заботилась, пыталась помочь. Если я не прав, можешь сказать, что я не прав, но мне кажется, что я тогда получил ещё один шанс обрести семью. Не быть больше в одиночестве. Снова стать кому-то нужным. Он поднял глаза на пульсирующий камень, проговорив с отчаянием: — Я не хочу снова потерять семью. Не хочу видеть, как эта девчонка вырастет и умрёт у меня на глазах, пока я остаюсь грёбанным бессмертным дураком, не меняющимся с течением времени. Не такой ценой. Я знаю, что ты можешь очень много. Я не знаю, кого просить, кроме тебя. Мы не были друзьями, я сделал много чего за свою жизнь, ранил тебя, и ты уже достаточно была великодушной, но я прошу тебя, Те Фити, сделай что-нибудь, чтобы мне не пришлось терять её. Я не хочу терять её. Пожалуйста. Мауи закрыл глаза и склонил голову, шёпотом повторив: — Пожалуйста. И тогда, в тишине, вместе с очередной пульсацией сердца он почувствовал волну смутно знакомой силы. Это невозможно было объяснить словами — словно тепло от нагретой солнцем земли ласково и неотвратимо обволакивало саму его суть, укачивая, как ребёнка. Мауи ощутил, как его душа смешивается с чем-то непостижимо могущественным. Очень долгую секунду ему казалось, что сейчас он не выдержит прикосновения богини, растворится в нём, но прежде, чем он окончательно потерял себя, всё закончилось. Тепло схлынуло. Он больше не чувствовал рядом присутствия Те Фити. Постепенно к Мауи вернулось чувство реальности. Он открыл глаза. Вокруг ничего не изменилось — всё та же пещера, всё та же стена с пульсирующим зелёным камнем в центре. Но у него не осталось сомнений: его услышали. /// Те Фити наблюдала за тем, как огромный ястреб удаляется от её берегов, превращаясь в размытое пятно, а затем — в чёрную точку на фоне светлеющего неба. Ей не нужно было прерывать свой сон ради этого: во сне она была одновременно всем и ничем, могла находиться в каждой песчинке, в каждом дереве, в каждом листе, тянущемся к солнцу. Мауи не обязательно было искать пещеру с сердцем, чтобы поговорить с ней, но он об этом, конечно, не знал. В конце концов, он не был богом. Он был рождён человеком. Точно так же и сама мать островов не знала, что так встревожило её непокорного сына. Для неё не существовало разницы между цветением и увяданием, жизнью и смертью — всё это было равнозначными ступенями вечного цикла, начало которому она положила когда-то давно. Она сама была его частью, раз за разом умирая и возрождаясь с каждым живым созданием. Она помнила, как по воле богов Мауи был вырван из этого цикла ради того, чтобы сделать его сильнее. Чтобы он стал связующим звеном между людьми и богами. В конце концов, он оказался чужим и тем, и другим. Она могла проделать то же самое и с той девушкой, Моаной, но ей никогда не нравилась эта идея. Те Фити сделала то, что сочла единственно правильным. Прикоснувшись к Мауи, она вернула его обратно в бесконечный цикл жизни, вернула ему возможность меняться вслед за течением времени. Возможность расти, цвести, увядать рядом с близкими людьми, и возможность уйти, когда придёт время. Это — то, что она могла дать ему. То, что она хотела ему дать. И, вновь погружаясь в сон, растворяясь в сущем, она знала, что поступила правильно. 05.2018