Не булочка

Ким Минсок — старший Хён южнокорейской группы EXO. Для большинства фанатов он миленькая плюшка или булочка, если угодно. Но на деле, он — страх всех мемберов. Помимо того, что Мин самый сильный участник, он ещё и довольно строгий, хоть и на камерах продолжает по-детски улыбаться. Минсок возвращается в общежитие поздним вечером. Сегодня директор настоял на том, чтобы парень снова отснял фото-тизеры к камбеку, а после засел в зале, дабы уже в тысячный раз прорепетировать танец. А все потому что Ким был не осторожен в словах, когда открыто намекнул, что ребят слишком гоняют. Вот ему и решили показать, что значит, действительно, уставать. Парень заваливается в общежитие, не чувствуя ровным счётом ничего, кроме всепоглощающей боли во всех конечностях. Ким садится прямо на коврике у двери, тяжело вздыхая. Хочется спать и в душ, в принципе можно и просто отключиться прямо тут, у ботинок других мемберов. Но Мин слишком чувствительный к грязи и беспорядку, поэтому снимает верхнюю одежду и плетётся на кухню, где его встречает Чондэ с чашкой свежезаваренного чая. — Спасибо большое, что бы я без тебя делал, — плюхаясь на стул, Минсок берёт в холодные ладошки чашку. — Хён, за что тебя так? — младший садится рядом, пододвигая мисочку с различными сладостями. — Не умею за языком следить, — коротко и понятно, на что Чондэ просто тяжело вздыхает. Мин всегда был вспыльчив и только камеры его сдерживали, но стоит им выключиться, как милый Сюмин превращается в ворчуна Минсока. Все, конечно, уже привыкли, но менеджеры уверены, что есть грань, за которую Киму заходить не стоит. Контракт подписан, так что молчи в тряпочку и делай, что сказано. Старший допивает горячий напиток и, снова поблагодарив друга, идёт в сторону ванны, но стоит двери за ним закрыться, как раздаётся злобный рык. — Кто, твою мать, снова развёл свинарник? — А вот и пробуждение «всеми любимого» педанта. Ким чуть ли не с пинка открывает дверь в общую комнату, он знает, что никто не спит, да даже если это и так, ему плевать. Мемберы пугливо жмутся к поверхностям, на которых лежат или сидят, и только Сехун спокойно сидит, смотря в окно, заслушался музыкой, что как бешеная орёт в наушниках. И в голове старшего всё складывается само собой. Он подходит к макнэ и опускает руку на его плечо, привлекая внимание. Сех снимает один наушник и с приветливой улыбкой смотрит на Кима. — Ты уже вернулся, хён? Как всё прошло? — Вернулся, Сехун-а, — Минсок подозрительно ласково тянет последнюю букву имени младшего и поднимает его на ноги, ведя за собой, — и смотри, что я обнаружил. Макнэ странно хмурит брови, а остальные ребята, кажется, начинают придумывать надпись на надгробие их младшенького. — Ванную? — Просто спрашивает Сехун, а Минсок взрывается изнутри. — Спасибо, блин, что объяснил! Какого хрена, тут такой беспорядок? Я же сегодня утром ясно всем сказал, чтобы вы перестали вести себя, как свиньи. Я вчера вечером убрался, сегодня с утра убрался. Мне может и перед сном начать это делать? Или, может быть, ты научишься убирать за собой хлам! — в конце Ким перешёл почти на ультразвук, обвиняя младшего. — Но, хён… — Что? Что «хён»? Ещё раз такое повторится, щёткой зубной будешь драить весь дом! — Ким смотрит снизу вверх, а в глазах молнии, ноздри раздуваются, даже отдышка от эмоций появилась. Сехун поджимает губы, коротко кивает и, бросив тихое «прости», уходит в комнату, аккуратно прикрывая за собой дверь, не дай бог снова взбесить старшего. Минсок немного успокаивается, начиная наводить хотя бы видимость порядка в ванной, пока не слышит тяжёлый вздох рядом с собой. — Чего тебе? — Ким, вроде, уже успокоился, но неприятный осадок всё равно остался. Чувство, что он Золушка, никуда не делось. — Минсок-хён, не хорошо ты поступил, — Чондэ качает головой и складывает руки на груди. — А мелкий, зашибись, хорошо! — Мин хочет всплеснуть руками, но вытирает воду, которой залили всю стиральную машину, поэтому просто недовольно цокает. — Я понимаю, ты устал, нервы ни к чёрту, но мог хотя бы выслушать его. — Нужны мне его оправдания. Ничего нового: «Хён, я случайно», «хён, я забыл». Проходили уже это. Хватит! — пародирует голос макнэ Минсок. — Прекрати вести себя как ребёнок! Хоть бы попробовал разобраться, прежде чем орать на мелкого. Набезобразничал здесь Чонин, он даже хотел признаться, но сделать ничего не успел, потому что ТЫ сорвался на макнэ! — Чондэ говорит спокойно, но каждым словом буквально вбивает старшего как гвоздь в пол. — Чёрт, — Минсок обходит друга и идёт к комнате Сехуна. Макнэ, на самом деле, очень чувствительный, хоть и пытается пародировать камень, и именно Минсок об этом лучше всех знает. От этого только хуже, от осознания, что ты сделал родному человеку больно. Ким стучит в дверь и, не дожидаясь ответа, медленно её открывает. На кровати сидит Сехун с наушниками в ушах и смотрит в одну точку на стене, старшего он не видит, поэтому вздрагивает, когда чужая рука касается спины. — Хён, что-то случилось? Мне надо убраться в ванной? — Сехун тыльной стороной ладони быстро вытирает глаза. И как Ким мог забыть, что макнэ не может сдержать слёзы, когда на него незаслуженно кричат. «Совсем ребёнок, который вообще-то уже на пару голов выше меня», — Минсок вздыхает и садится на корточки перед парнем. — Нет. Прости меня, Сехун-а. Я виноват, сорвался на тебя просто так, ты же знаешь, я тот ещё придурок, когда всегда, — Ким усмехается и безумно радуется, когда видит улыбку на чужих губах. — Ты, действительно, придурок, Хён! — Сехун пользуется моментом и говорит то, что крутилось в голове последние двадцать минут, пока он слушал крики старшего. — Но ты же простишь меня, потому что любишь меня таким, какой я есть, — старший включает режим «Сюмина» и быстро-быстро моргает глазками. Сехун ещё пообижался бы, но попросту не может смотреть на эту моську напротив и не улыбаться. Да и парень прекрасно понимает, что старший устал, да и любит же всё равно, и поделать с собой ничего не может. — Как ты догадался? — макнэ наигранно удивляется и затаскивает Кима на кровать, ложась на него и утыкаясь носом в ямочку между ключиц. Минсок смеётся, расслабляясь в чужих объятьях. День был по-настоящему тяжёлый, ещё и новая порция нервов под вечер. Сехун — личный антистресс, который всегда знает, что и когда нужно сделать. От этих мыслей старший снова начинает винить себя, что так просто накричал на это чудо, которое сильнее жмётся, пытаясь отдать своё тепло. Но макнэ вовремя отвлекает его от самобичевания. — Хён, — теперь очередь Сехуна подозрительно тянуть гласные. — А что ты с Чонин-хёном сделаешь? — макнэ заглядывает в глаза и ухмыляется. Должна же эта зараза получить за то, что из-за него получилась такая путаница. — Всё, что ты хочешь, но я думаю, что зубной щёткой общежитие отдраить всё-таки надо, — якобы задумавшись, отвечает на вопрос парень. — Полностью с тобой согласен, Хён! — Сехун счастливо улыбается и засыпает быстрее, чем успевает это заметить. А Минсок думает, что так и не сходил в душ и не закончил уборку, но плюёт на всё и тоже прикрывает тяжёлые веки. Чондэ, который наблюдал за сие действиями, аккуратно прикрыл дверь в спальню и посмотрел на испуганного Чонина, что услышал конец диалога и осознал всю тяжесть своей участи. Дэ вздохнул, отправляя младшего спать, обещая, что поговорит с Минсоком о смягчении приговора, и вернулся на кухню допивать уже остывший чай. «Милые бранятся, только тешатся», — думает Чондэ, доедая зефирку Минсока.