Лорд мой, Глорфиндэль!

Я не помнил своих родителей. Другие дети Ривенделла смеялись над моей внешностью и часто говорили мне, что я не эльф: должно быть, я был уродлив в их глазах так же, как и в своих собственных. Толстенький, с редкими волосами, я ничем не напоминал тех, кто когда-то подарил мне жизнь. Взрослые мне просто сказали: «Ты сын нолдэ и тэлеро», и я поверил взрослым. Поверил, так как часто видел во сне фигуру: некто в белом, с рассыпанными по плечам волосами, отливавшими жидким золотом, облаченный в белое. Изо всех сил я бежал к этому призрачному силуэту, но поле ирисов казалось бесконечным, я выбивался из сил и падал, зарываясь лицом в мягкую землю, а ирисы смыкались надо мной. А потом я снова просыпался в слезах, сжавшись в комочек на мокром ложе. Униженный. Уничтоженный. Маленький эльфенок, которого другие эльфята называли «сыном людей». Взрослые же называли нелепым, неуклюжим именем — Кумехтар. Ах, как оно отличалось от певучих имен настоящих эльфов! Тот год был особенным. Колосья, полные зерен клонились к земле под собственной тяжестью. Все цвело в Ривенделле. Но на лицах тех, кого я знал всю жизнь, уже лежала печать страха. Война была неизбежна. И я боялся, что мне придется принять в ней участие. Я так сильно боялся. Тот год, да… Мне нечего было терять. Эльфийские девушки с презрением отворачивались от меня. Хотя я и вырос, но внешне оставался все так же некрасив. Я выбрал путь менестреля, но неизменно рвал струны, желая сыграть. Или рвал кожу себе на пальцах. Окружающие сравнивали моё пение с карканьем ворона, причем обязательно уточняли, что слушать последнего не в пример приятнее. Наверное, смерть стала бы облегчением для меня, избавила бы от постоянных насмешек и чувства собственной ненужности, но я был рожден трусом с заячьим сердцем в груди. Вновь, как в детстве, практически каждую ночь я просыпался на мокром ложе, и утром спешил к ручью, в надежде успеть скрыть следы своего ночного страха. Все изменилось, когда в Ривенделле появился он. Лорд мой. Глорфиндель мой. Эйно мой. Каким он был? У меня не найдется слов, чтобы описать его вам. Я могу конечно сказать: «Он был прекрасен». Я могу сказать: «У него были волосы, золотые как солнце». Могу сказать: «Его скулы были высокими, а глаза сияли холодноватым светом, словно далекие звезды». Но тогда, между двумя бесконечно длинными ударами сердца, я молчал, не смея сделать вдох. Не смея глаз поднять на него… Лорд мой… Видение из моих детских снов. Я, боявшийся войны, распростерся в тот последний вечер у его ног, заклиная, умоляя его взять меня с собою туда, где были кровь и смерть, и тьма. Лишь бы только быть рядом с ним. Теплая рука на моем плече. Его пальцы, коснувшиеся моего подбородка, заставляющие меня оторвать взгляд от земли, заставляющие взглянуть в его мерцающие звездным светом глаза. Лорд мой… Как же больно. Воспоминания обжигают моё сердце, подобно огненным языкам пламени, и нет мне от них спасения. Лорд мой — Глорфиндель. Лорд мой — Эйно. Днем — он был для всех. Его сияние завораживало, ослепляло, лишало страха сомневающихся. Дарило надежду. Ночью же, когда я приходил к нему в шатер — он был мой и только мой. Тело его — высеченная искуснейшим ваятелем фигура из белого мрамора, распростершаяся на шелковых простынях. Волосы его — золотой шелк, разметавшийся по подушке. Тень от длинных, темных ресниц на мраморе щеки. Лорд мой, Глорфиндель. Лорд мой — Эйно… О втором, тайном имени в отряде знал только я. Просто он как-то сказал: «А знаешь, мне было бы приятно, если бы ты звал меня…». И я звал. Он ничего мне не объяснял, да это было и не важно. Ночь за ночью я осыпал поцелуями каждый сантиметр его безупречного тела. Чувствовал тепло его рук, ласково скользящих по моим ягодицам. Жар его чересел. Эйно. Раз за разом я выдыхал его тайное имя, похожее на свежий морской бриз, вновь и вновь взлетая на пик неземного блаженства, и падая в раскаленную бездну страсти. Лорд мой, Эйно. Язык мой, некогда нежно касавшийся твои сосков, ныне недостоин произносить твои имена, лорд мой. После моего предательства мед обернулся ядом, а нежность и память — острейшим клинком, нацеленным в моё сердце. Когда на наш отряд напали в ту последнюю ночь, я сбежал, бросив его. Глорфиндэль, прости меня, лорд мой, прости… Они падали рядом со мной — тела тех, кого еще вчера я видел живыми, смеющимися. Падали с отрубленными головами. Падали с выпущенными кишками. И я, никогда не державший меча, ничего не мог изменить, ведь правда же, Глорфиндэль, правда, лорд мой? Имя твое — ножом по сердцу моему. Глаза твои — сияющая звездная бездна. Руки твои, тело твоё, волосы твои… Неделю я просидел, укрывшись в лесу, боявшийся, чтобы не нашли они. Боявшийся, чтобы не нашел ты. Боявшийся, что ты не найдешь, потому что тебя уже нет. Я ел падалицу. Я пил воду, скопившуюся в земляных ямках после дождя. Каждую ночь, засыпая, я снова бежал к тебе по полю ирисов, и каждую ночь вновь и вновь не мог добежать, как тогда, в снах далекого детства. Лорд мой, Глорфиндель… Лорд мой, Эйно… Та страшная ночь не прошла для меня даром. Разумом я стал совсем скорбен, и, блуждая по миру, находил слабое утешение лишь в том, что пел песни о тебе, Эйно мой. Прохожие брезгливо шарахались от меня — грязного, давно уже не снимавшего штанов для того, чтобы сходить в туалет. Разве узнал бы ты меня сейчас, о лорд мой? Разве узнал бы того, кого ночь за ночью одаривал своей страстью? Руки твои — и я выгибаюсь под ними, словно самый гибкий лук. Под пальцами твоими тело моё поет, словно прекраснейшая лютня мелодию любви. Глорфиндель мой. Эйно мой. Член твой пронзает меня, подобно копью, не знающему промаха, и я задыхаясь, растворяюсь в огне твоего желания. Тысячей сияющих солнц пульсируешь ты во мне, и я дрожу. Подобно струне лютни. Подобно тетиве лука. О лорд мой… Грех мой. Боль моя. На коленях у ног твоих я принимаю в себя милость твою, о Эйно мой, о лорд мой Глорфиндель. Кожа твоя столь сладка и нежна! Запах сирени разлит в воздухе. Или это запах твоей кожи, о любимый? И цикады поют за пологом шатра… Постепенно остатки моего разума возвращались ко мне. Я знал, что не могу больше вернуться в Ривенделл — место, которое считал своим домом. Я знал, что я — не эльф. Лишь человеческий ребенок, взятый эльфами в свое селение из жалости. И, конечно, я помнил о том, что я предал своего лорда. Чтобы искупить свой грех, я говорил и пел для прохожих: пел о руках твоих, нежнее которых ничего не знал в своей жизни. О глазах твоих. О нежной, голубоватой жилке на шее, пульсирующей с каждым ударом сердца. Это желание — говорить о тебе, о мой лорд Глорфиндель, о моя любовь Эйно, осталась со мной и в следующих моих жалких человеческих воплощениях. Раз за разом возрождаясь, я проношу через череду реинкарнаций свет моей любви к тебе. О лорд мой! Раз за разом я ищу тебя в других мирах, чтобы снова увидеть твои сияющие неземным светом глаза и услышать: «Я прощаю тебя, Кумехтар. Я прощаю тебя, любимый».