Chocolate Mint

      — Черт, да подожди ты…       — Отъебись от меня, я говорил, что мне не нужен такой альфа, как ты.       — Да че со мной не так-то…       — Все!.. Все с тобой не так, отъебись по-хорошему, Чонгук. — кричит омега, чем привлекает взгляды мимо проходящих людей. На дворе ночь, но жизнь идет своим ходом даже в такое время. Народа полным-полно, особенно около недавно открывшегося ночного клуба "chocolate mint".       — Ты так и будешь от меня бегать? Сколько можно? Самому не надоело, мм?       — Только не надо опять закатывать про нашу истинность, срать я на нее хотел. Я уже сказал, что мне не нужна обуза, как ты.       — Блять, Юнги, хватит говорить, что я обуза для тебя, я не ребенок за которым надо следить или нести какую-то ответственность, и тем более у нас уже все было, что тебе мешает довериться вн...       — Заебал, заглохни и свали, иди домой пока родители не наказали, надеюсь больше не увидимся. — перебивает Юнги, после чего направляется к входу в клуб. Заебало все: работа, родители, мелкие проблемы и наконец-то ебучий альфа, который не дает прохода уже как вторую неделю. Чонгук хочет пойти за своим омегой, но его остановили на полушаге. — Пойдешь за мной, тогда на этот раз точно въебу.       — Поговорили, блять. — говорит себе под нос Чонгук, наблюдая издалека, как охранники впускают омегу, дружелюбно приветствуя, не зря же он тут частый посетитель.       Юнги закидывает в себя третий бокал виски, и в который раз проклинает природу за то, что он не пьянеет быстро, как положено омегам. Вокруг куча пьяных тел, громкая музыка окутывает со всех сторон, а запахи смешиваются в одно непонятное месиво, от которого блевать тянет, но тонкий запах шоколада с мятой не дает этого сделать. Этот запах принадлежит самому клубу, только жаль, что его перебивают запахи пьяных альф и омег. Когда рассудок начинает потихоньку сдавать, только тогда Юн замечает, что за барной стойкой стоит другой бармен, а не его, как бы, друг. Да, присутствие Тэхена можно почувствовать сразу, ибо уж больно любит доебать своими вопросами и разговорами пьяного Юна.       Еще какое-то время просидев в полном одиночестве, Юнги уже скучает по разговорчивому бармену, потому что в голову лезут мысли о Чонгуке, подсознание подкидывает все самые яркие воспоминания с ним, все незабываемые вечера и ночи, все сладкие объятия и поцелуи по утрам.       Юнги такой сильный снаружи, такой сильный для всех, но внутри сердце разрывается от того предательства. Да, они встречались, на тот момент Чонгуку было семнадцать, Юну же было двадцать, и все было как в романтической дораме, но в дорамах часто возникают преграды и нужно пройти испытания. Вот и в жизни возникла преграда — отец Чонгука. Юнги знал, что родители Чонгука важные шишки в городе, но не знал, где именно они главные и чем вообще занимаются, да и не интересовало его это особо.       Как закончились их отношения? Все просто, сначала появился отец Чонгука с немалой взяткой и просьбой оставить его сына в покое. Юнги отказался от такого предложения, и их отношения продолжались, но до того, как Чонгук изменил в открытую с омегой, которую предложили его родители. Тогда Юнги разочаровался в очередной раз в своем существовании, разочаровался в людях и в мире в целом. Тогда Юнги убедился, что Чонгук еще маленький ребенок, который не может поступить против своих родителей, а может, просто их любви было не достаточно. Может, ее и не было...       — Так и знал, что ты вновь заливаешь в себя эту гадость. — рядом приземляется альфа, и по голосу Юнги понимает, что это Тэхен. Тот нагло забирает бокал с недопитым виски и делает глоток, морщась от горьковатого привкуса.       — О, нянька пришла, а че ты не по ту сторону барной стойки, даже как-то непривычно видеть тебя тут, рядом. — Юнги усмехается, принимая из рук незнакомого бармена новый бокал, и наливает себе новую порцию выпивки.       — Ну, если ты бегаешь от своего истинного, то я с ним живу и прислушиваюсь к его мнению. — Тэхен, одним глотком допивает содержимое бокала и поворачивается к Юну, смотря на недовольного омегу.       — Если бы мой истинный был не малолеткой, прислушивающимся к своим родителям, и не бросал меня, я бы может и прислушивался к нему. — вновь усмехается Юнги, и смотрит в ответ на помятого Тэхена, поднимая одну бровь в вопросительном жесте. — А с тобой-то что случилось, почему такой помятый, и ты не ответил на мой вопрос: почему ты тут, а не за своим местом.       — Не понимаю я, почему ты Чонгука называешь малолеткой, я его знаю, и в отличии от некоторых, общался все это время, он вырос за этот год и перестал зависеть от родителей. — Тэхен устало потирает красные от недосыпа глаза, а потом тянется за бутылкой и наливает себе еще выпивки. —А на счет моего рабочего места, оно теперь не мое. — Тэхен кладет рядом с Юнги бумаги, как понимает потом Юн, о добровольном увольнении.       — Оу, в смысле? Стоп, только не говори, что ты уходишь отсюда по просьбе своего омеги. — Юнги не понимает, потому что знает, что зарплата в этом заведении немалая.       — Юн, ты просто не понимаешь, я вчера тоже не понимал и устроил скандал по этому поводу, но перестарался, и благодаря тому, что до меня не дошло вовремя, что это во благо нашей будущей семье, Чим сейчас в больнице. — Юнги замечает, как у альфы в уголках глаз застывает влага, и смотрит как-то испуганно. — Понимаешь, из-за моего эгоизма я чуть не потерял будущего сына. Я знаю, что на этой работе немалая зарплата, но Чим и ребенок мне дороже. Просто надо найти работу с нормальным графиком, с нормальной зарплатой, и не в каком-то клубе, а в нормальном месте, чтобы мой ребенок гордился отцом, а не стыдился меня из-за того, что я просто бармен в ночном клубе.       — Тэ, куда ты устроишься, ты даже не закончил университет, про Чимина вообще молчу. — Тэхен пожимает плечами и смахивает со щеки скатившуюся слезинку. Юну как-то не по себе, ведь обычно роль психолога лежала на плечах Тэхена, и обычно это он был человек-настроение.       — Куда-нибудь устроюсь, а если нет, то переплюну свою гордость и пойду за помощью к отцу. — Тэхен приободрился, но лишь с виду, а внутри хочется волком выть, потому что работа по ночным клубам не подходит для примерного семьянина, а обеспечивать семью должен именно он. — Так, а теперь на счет тебя, ты до сих пор отгоняешь от себя Чонгука.       — Господи, сиди лучше, дальше рыдай. — фыркает Юнги, закатывая глаза.       — Юн, я серьезно, хватит его отгонять, поговори с ним, он тоже альфа, и терпение у него не железное, об этом ты и сам в курсе.       — Блять, я тоже серьезно, не хочу с ним говорить, и тем более иметь какие-то отношения, ему еще восемнадцать, он не вырос в моих глазах, по крайней мере, я не увидел этого за эти две недели, в которые он не давал мне покоя.       — Ты же понимаешь, что это просто выдуманные отговорки, ты боишься опять довериться и быть брошенным, только вот, в этот раз Чонгук намерен серьезно и...       — Все, блять, завали нахуй, заебали вы все... — Юнги с грохотом ставит стакан на стол, и встает из-за барной стойки, под непонимающий взгляд Тэхена.       — Ты куда?       — От вас всех подальше. Иди лучше к Чимину, пока не просрал все окончательно. — бросает напоследок Юнги и направляется в сторону к выходу. Тэхен хочет пойти следом, но его прерывает телефонный звонок и он срывается с места, выбегая из клуба быстрее Юна. Юнги сразу понимает, кто тому звонит и мысленно улыбается, хоть у кого-то все хорошо, и пусть оба студенты, и пусть с деньгами напряженка, но зато оба друг друга любят, и скоро у них будет полноценная семья, да и вообще пройдут у них все проблемы, Юнги в этом уверен на все сто процентов.       Юнги идет к выходу, но что-то идет не так, и его затаскивают за руку обратно в толпу, а потом ведут на второй этаж по лестнице, где находится что-то наподобие борделя, да тот, кто обустраивал этот клуб, знал, на чем срубить больше бабла. Юнги не понимает, что происходит, а когда этот кто-то жадно вцепляется в его губы, не давая сказать даже слова или хотя бы разглядеть себя, то Юн теряется, а выпитый алкоголь все же дает о себе знать, отключая рассудок окончательно, и он отвечает на жадный поцелуй, отвечает незнакомцу, чувствует, как губы уже нещадно жжет. Тело начинает тянуть, а слабость разливается по всему телу.       — От тебя вкусно пахнет... Мята... Как же тебя занесло сюда, да еще и с течкой, а может ты одна из шлюх этого борделя, мм? — хрипло говорит незнакомец, а до Юна медленно доходит, что он и вправду не знает этот голос, ему становится противно от чужих прикосновений, ему становится противно от самого себя, додумался же припереться сюда во время течки, но подавители работали на отлично, черт. От альфы пахнет противной корицей, от которой тошнит не на шутку, но тело отзывается на грубые прикосновения альфы, противно, противно, противно.       — Отпусти...       — Что? Не-ет, на сегодня ты мой, сейчас мы снимем комнату, развлечемся, тебе понравится.       — Отпусти, блять! — вскрикивает Юн, а потом чувствует обжигающую пощечину на своей щеке, хочется плакать, хочется рыдать, хочется... Хочется к Чонгуку. Нет! Ты сильный, ты сильный омега, сильные омеги не плачут.       — Сказали же отпустить, значит отпусти. — раздается приятный слуху голос.       — А ты-то кто? Куда шел, туда и иди.       — Отпустил омегу немедленно, или охрану позвать. — незнакомый альфа отпускает Юнги, и он сразу скатывается по стене, о которую его зажимали секундами ранее.       — С каких пор мне запрещают снять шлюху, и кто ты вообще такой, чтобы ходить тут и мешать мне, совсем еще школьник, рано по таким местам шататься, домой вали, уроки делать. — Юнги, после услышанного, поднимает испуганный взгляд и видит Чонгука, а потом звонко взвизгивает, когда злой Чонгук со всей силы бьет того альфу по лицу, и вдобавок пинает под дых.       — Это за школьника и за шлюху, чтобы я тебя больше тут не видел, а если увижу, то устрою такое, что тебя не в один клуб в этой стране не пустят, понял? — прошипел Чонгук, потом же с первого этажа прибежали охранники и чуть ли не вынесли того альфу из клуба. Юнги набрался сил и встал на дрожащие ноги, алкоголь отошел, после случившегося и он хотел уже уйти, но его остановили, схватив за запястье и грубо развернув к себе.       — Отпусти, больно вообще-то...       — Больно? Какого хуя ты поперся сюда во время течки? Что, приключений мало, захотел быть выебанным, секса не хватает? — кричит Чонгук, а Юнги начинает сомневаться в том, что Чонгук остался тем же ребенком, но...       — Секса не хватает? — тихо повторяет Юнги, а потом вырывает руку из захвата Чонгука. — Может и не хватает, не все же выбирают себе предложенную пару родителями, вместо истинного. Если тебе было с кем трахаться весь этот год, то прости, Чонгук, но мне, блять, было не с кем. — выплевывает Юнги, сам не понимая, что несет, но он чертовски прав, может и не до конца, но он прав.       — Стой, давай поговорим, просто поговорим. — осторожно говорит Чонгук, понимая, что Юнги сейчас не до разговоров, но либо сейчас, либо никогда.       — Господи, да говори ты уже... — выдыхает Юнги, он устал вот так вот бегать, но долго он слушать не сможет, не сможет долго находиться рядом с Чонгуком, потому что запах шоколада возбуждает, а когда подавители закончатся совсем, Юнги даже боится представить, что произойдет.       — Я знаю, что я многое должен сказать и объяснить, но для начала, прости...       — Тсс, прости? И все? Думаешь, все так просто, думаешь, я просто возьму и прощу? Нет, я ухожу, надоел... — Юнги разворачивается, но Чонгук хватает его за запястье, уже не так сильно, а нежно.       — Давай попробуем заново, я тебе все объясню, но потом, давай просто, — Чонгук подходит ближе и обнимает со спины, проводит носом по тонкой шее и блаженно выдыхает, обжигая бледную кожу, разнося по всему телу приятные мурашки. — просто доверимся друг другу, как доверились когда-то, давай забудем, что произошло между нами, потому что этого ничего не было. Не было измен, был спектакль, дешевое шоу, просто поверь, я докажу, но потом.       — Не верю! — вскрикивает Юнги, а сам молится, чтобы Чонгук говорил только правду, чтобы только не разворачивал к себе лицом, потому что на щеках слезы и непонятно от чего, но по-большей части от отчаяния.       — Ну же, малыш, прошу, я так скучал, я тебя искал весь год, но ты испарился. Прошу, доверься и поверь в последний раз, обещаю, больше не придется. — Чонгук медленно разворачивает Юна к себе лицом, хочет поцеловать, хочет вернуть к себе, но Юнги не хочет, Юнги понимает, что не может еще довериться. Рано, слишком рано.       — Нет, не доверюсь, не прощу, уйди. — Юнги отворачивает лицо, собирает волю в кулак, а потом смотрит, опять уверенно, придумывая, как бы уйти от последствий, как бы уйти вовремя, чтобы не довериться вновь.       — Почему, доверился же когда-то. — Чонгук смотрит внимательно, не пропуская не одной эмоции омеги.       — Да ты мне в младшие братья годишься, вот почему. — вновь выкрикивает Юнги, что первое приходит на ум. — А тогда доверился, потому что был дураком.       — Не боишься пожалеть о словах?— Чонгук принимает неизвестные никому правила, потому что его бесит, когда его называют маленьким или что-то в этом роде, его бесит то, что перед ним стоит течный Юнги, у Чонгука уже возбуждение бьет по мозгам, а Юнги ломается. Чонгук знает, что Юнги до сих пор любит его, он уверен в этом, потому что он тоже любит этого настырного омегу.       — Что мне сделает такой молокосос, как ты. — усмехается Юнги, а потом громко сглатывает, замечая недобрые искорки в темных глазах напротив. Терпению Чонгука пришел конец, он заебался играть в недотрогу, слишком долго играл, он видит, как тело Юна начинает действовать на его запах, видит, что подавители на последнем вздохе.       — Станет твоим папочкой. — криво ухмыляясь, шепчет на ухо Чонгук, и заталкивает омегу в комнату, которая находится совсем близко. Юнги давится возмущением и пытается вырваться, но его прижимают к двери комнаты с внутренней стороны и целуют так же страстно, как целовал незнакомец, только сейчас приятней в миллионы раз, от касаний сквозь одежду раздаются приятные электрические разряды, запах шоколада заставляет давно умерших бабочек в животе вспорхнуть, возбуждение завязывается приятным узлом внизу живота, а из гортани вырывается громкий стон от сильного нажатия на пах.       Юнги пугается всего происходящего, а в первую очередь своего тела, которое реагирует на Чонгука без всякого сомнения, ебаная истинность. Он отпихивает от себя Чонгука, а Чонгук лишь перехватывает стройные ноги поудобней и переходит поцелуями на шею, кусает тонкую кожицу, оставляет засос за засосом.       — Ч-чонгу-ук... — выстанывает Юнги и взвизгивает, крепко обхватывая шею Чона, когда из под спины уходит опора в виде двери. Через пару секунд Юнги закрывает глаза от страха, когда его отпускают, но потом резко распахивает их, приземляясь на что-то мягкое, кровать. У Юнги дыхание сбивается, а рассудок показывает средний палец, крича, что у него течка и алкоголя слишком достаточно в крови. А Чонгук не успокаивается, ласкает хрупкое тело в своих руках, проходится по самым чувствительным точкам, прекрасно помня о них. — О-отпусти, это не правильно... Не... Прав... А-а-ах..       — Единственное, что здесь неправильно, малыш, это то, что ты меня избегал все это время и то, что ты до сих пор противишься, хотя твое тело говорит обратное. — спокойно говорит Чонгук, стягивая белую футболку с омеги.       — Я не малыш тебе... — отстаивает свою позицию Юнги, но сам уже заплетается тонкими пальцами в темные волосы Чонгука, и притягивает ближе, поддаваясь приятным ласкам. Потом же пару минут стоит тишина, а когда Юнги шлепают по ягодице, он понимает, что с него сняли всю лишнюю одежду.       — Ты для меня малыш, а я для тебя... — томно шепчет Чонгук, прикусывая мочку уха.       — Кто я для тебя, скажи это...       — Н-нхх, никто, хватит, хватит, хватит. — Юнги не любит играть по правилам, он не за что не скажет эти слова, но Чонгук всегда добивается своего, Юнги хоть и не хочет это признавать, но это действительно так. Чонгук лишь ухмыляется, и продолжает мучить изнывающее тело.       Чонгук скользит языком между искусанных губ, страстно целует, постепенно избавляя и себя от одежды. Чон любуется прекрасным телом, изучает каждый сантиметр вновь, потому что прошло много времени, как он не прикасался к нему, трепетно целуя, отчего у Юна тянет внизу живота еще сильнее и хочется получить желаемой разрядки. Руки младшего скользят по изящным изгибам, сжимают ягодицы, возбуждая до предела. Юнги выгибается словно змея, наслаждаясь каждым прикосновением альфы.       Юнги крепко стискивает зубы, когда Чон проникает внутрь одним пальцем, коротко целует и шепчет что-то приятное на ухо. Второй палец проскальзывает также легко благодаря природной смазке, а Мин сжимает простыни от предвкушения, вот только пальцы проходят на половину, а потом вновь выходят, обводя колечко мышц, и так несколько раз. Юнги сходит с ума, ему хочется избавиться от противного зуда в заднице, но Чонгук откровенно издевается, а на его лице победная ухмылка от жалобных полустонов омеги. У самого альфы уже голова кругом, а возбуждение не дает покоя, но он добьется своего, он услышит желаемое, хотя самому уже хочется наплевать на самим же придуманные правила.       Юнги уже не знает, куда себя деть. Он прекрасно понимает, что от него требуется для прекращения мучений. Всего одно слово и все мучения закончатся, придет долгожданное наслаждение, которого омега не мог получить целый год. Вспоминая все те течки без Чона, Юнги хочется плакать, потому что те проходили болезненно, долго и мучительно. Сейчас же пальцы Чонгука только раздразнили зудящее отверстие и заставляют член изнывать от неполучения разрядки. Пальцы омеги цепляются за крепкие плечи альфы, сжимая так сильно, насколько возможно, от стонов остается беспомощное хныканье. Чонгук же медленно приближается к шее Юна, проводит тонкую дорожку от ключицы до ушка, а потом издеваясь медленно дует на нее. Юнги становится настолько плохо, что на глазах наворачиваются слезы, а руки не притягивают Чона ближе, а лишь отталкивают.       — Ну же, малыш, ты знаешь, чего я от тебя жду. — все же шепчет Чонгук, а Юнги после услышанного мотает головой, тихо повторяя, что не скажет этого. Он не хочет говорить этого, потому что где-то внутри он хочет выкрикивать это так громко, чтобы все в этом месте его услышали, но если он скажет это, то значит он доверился, значит, что он не удержался и все же доверился. — Просто назови меня...       — Не-ет, нет, нет...       — Ты же хочешь продолжения, да? — ухмыляется Чонгук, его удовлетворяют эмоции омеги, но и с другой стороны хочется вытереть эти слезы, хочется избавить омегу от страданий. Но он специально уже тремя пальцами проникает, вновь на половину. Юнги надрывисто простанывает, в голове уничтожаются все запреты, а с губ срывается то самое сладкое для Чона:       — П-папочка... — Юнги закусывает нижнюю губу и запрокидывает голову от наслаждения, когда пальцы не выходят из него, а наоборот входят глубже. Хочется большего, хочется продолжения.       — Повтори, что ты сказал, мой малыш. — Чонгук проводит другой рукой по тонкой талии омеги, видя остатки неуверенности омеги, пальцы скользят вверх, задевая давно затвердевший сосок, что отгоняет всю неуверенность на задний план.       — Ах, Возьми меня, папочка... Прошу, папочка... Ах-х... — Тонкие руки обвивают шею альфы, а омега захлебывается в собственных стонах. Чонгук припадает вновь к сладкой шее, ощущая на кончике языка привкус мяты, а пальцы, растягивающие колечко мышц, быстро выскальзывают оттуда, пройдясь по собственному члену рукой пару раз, Чон приставил возбужденный орган к пульсирующей дырочке и надавливает на нее, проникая только головкой. Юнги выгибается в спине, а от дискомфорта чуть дергается назад, но отстраниться ему не дают руки на бедрах. Ноги омеги удачно обвивают Чонгука, а стоны от приятных ощущений, заменяются одним громким, надрывистым стоном от чувства заполненности. Чонгук входит до упора в первый же раз попадая по простате, что приносит омеге только удовольствие.       Юну кажется, что он сейчас потеряет сознание от такого удовольствия, долгожданного удовольствия. У него ничего не было на протяжении года, лишь только свои пальцы и все, даже игрушками не пользовался, предоставляя себе это как наказание, за то, что доверился, за то, что в глубине души страдал весь год из-за неумения забыть своего истинного.       Чонгук начинает двигаться резкими, точными толчками, попадая каждый раз по чувствительному комочку нервов. Он и представить не мог, что Юнги весь этот год ни с кем не спал, даже во время течек, а Чон прекрасно помнит, какие они у него болезненные, даже с его присутствием. Сейчас же, когда Юн стонет под ним, расцарапывая своими ноготками плечи и спину, Чонгук хочет вернуть все обратно, все на год ранее, и не совершить ту глупую ошибку.       Чонгук не хочет мучать омегу, но все же на одном толчке застывает на выходе, в ответ услышав недовольный стон, а далее видит на себе жалобный взгляд.       — Ты же знаешь, что тебе нужно, для продолжения.       — Ах, придурок ты, Чон Чонгук. Выеби ты уже меня, как полагается мужику… — не выдерживает Юн, а Чонгук лишь издает смешок, потому что он так скучал по своему омеге со скверным характером, безумно скучал.       Чонгук перестает дразнить омегу и все же продолжает вдалбливать того в кровать, наслаждаясь громкими стонами и таким растрепанным видом Юна. Под конец голос срывается от стонов и Юнги кончает первым, обмякая в руках альфы, а Чон делает еще пару толчков и быстро выходит, кончая омеге на живот.       Чонгук хочет опять поцеловать Юнги, но тот уворачивается, надувая свои губки. Чонгук не Чонгук, если бы не повернул лицо упрямого омеги к себе и не добился желаемого, именно, поэтому Юн все же отвечает на поцелуй, который не такой напористый, как были до этого. До Юнги доходит, что только этот поцелуй был за это время, как год назад, всего остального раньше не было, и может вправду Чон изменился за это время.       — Я, вообще-то, не простил тебя еще… — все же, шепчет Юнги охрипшим голосом.       — А я еще не объяснил ничего толком, чтобы прощать. — Чонгук ложится рядом с Юном, обнимая того за талию. Юнги хочет убрать руку альфы с себя, но слабость в теле не позволяет этого сделать, да и не хочется, от слова совсем.       — Ну и что же ты там хотел объяснить? Давай, начинай заливать мне в уши воду. — тсыкает Юн, заглядывая, прямо в глаза Чона.       — Все было реальной ошибкой, только не перебивай, — вовремя говорит Чонгук, замечая, как тот готовится съязвить. — тогда, когда ты пришел ко мне, ты увидел, как тот омега целует меня, и ладно бы это. Но потом мой папа тебе наплел сполна, якобы я женюсь на этом омеге, что я его люблю, но это все не так.       — А как? Как, гребаный ты Чон Чонгук… — не вытерпев, срывается Юнги, повышая голос, но у самого слезы на глазах от воспоминаний, как ему папа Чона красиво преподносил всю историю. Он до сих пор помнит, как тот омега целовал Чонгука, он до сих пор помнит, как Чон приобнял того, как обнимал только его всегда.       — Боже, прошу, поверь, это и вправду была сплошная ложь, я всю жизнь любил и люблю только тебя. — тихо говорит Чон, крепче обнимая своего импульсивного омегу, и мельком целуя его в щеку. —Тогда ты не увидел, что передо мной сидел мой отец, это он надоумил того поцеловать меня. Я же хотел его оттолкнуть, но потом в моей голове что-то щелкнуло, и я ответил ему на поцелуй, даже обнял…       — Хватит. — Юн отталкивает Чонгука, и садится на край кровати, так быстро насколько ему позволяет свое состояние. Он ищет на полу свои вещи, которые Чон раскидал повсюду.       — Но потом я сказал, что буду так целовать своего истинного, буду целовать так только тебя. — договаривает Чонгук, и садится рядом с Юном, опять обнимая. Юнги перекручивает все в голове, и ему хочется верить, и более того, он осознает, что верит. Он думает, какой же он был дурак, что поверил во всю сказочку от папы Чона, который был озабочен тем, чтобы его сын женился на омежке из богатенькой семьи. — Я в правду искал тебя, но ты переехал, ты сменил номер, я заходил каждый вечер и сидел ждал тебя в баре, где ты часто бывал, но тебя и там не было. Потом же я решил, что так дело не пойдет, и надо перестать бездействовать, я открыл это место, а когда мне Техен сказал, что ты тут сидишь чуть ли не каждый вечер…       — Сhocolate mint?.. — издает тихий смешок Юн только сейчас понимая название этого ночного клуба и почему он так затянул его. Умно, шоколадная мята.       — Ты веришь мне, прошу, скажи, что ты мне веришь? Я наблюдал за тобой целый месяц, как ты тут сидел, глушил алкоголь, а потом, уладив все проблемы я приступил к действиям…       — Придурок, не мог еще дольше за мной просто наблюдать. — не сдерживая всхлипа, говорит Юн, и кидается с объятиями на шею Чонгука. Как же он скучал по нему, почему до него дошло это только сейчас, почему он не мог засунуть свою гребанную обиду в задницу и выслушать Чона еще две недели назад.       — Ну же не плачь, малыш, я обещаю, больше такого не повторится. — обнимая в ответ, утешает Чон, а потом тихо шипит, вспоминая, о вредности своего омеги, и получая легкий удар по спине.       — Чон Чонгук, назовешь меня еще раз малышом, я тебе ребра переломаю. — тихо смеясь проговаривает Юн, отлипая от своего альфы и утирает слезы, не уж то ли, радости. Чонгук, не протестует, а лишь улыбается в ответ и помогает утереть слезы, после чего целует в обе щеки.       — Чонгук, а вот если мы не поторопимся сейчас доехать до моего дома, я точно тебе что-нибудь сломаю. — сморщив носик от неприятных ощущений, говорит Юн, аккуратно вставая и начиная собирать свои вещи по комнате.       Чонгук счастливо улыбается, одевается сам, помогает омеге быстро собраться и дойти до своей машины. То, что они доехали спокойно до квартиры Юнги, это абсолютно не факт, но то, что Чонгук, больше никогда не давал усомниться в своей любви, это уж точно. Хоть и Юнги уж сильно ревнивый омега, но Чонгук справится с этим без сомнений.