Falling

Тебя зовут Джон Эгберт, и ты влюблён. Это, должно быть, немного сомнительное откровение, когда на улице около трёх часов утра, и «ночь» кино в самом разгаре. Особенно учитывая факт, что тот, в кого ты влюблён, свернулся комочком у тебя на груди и тяжело дышит во сне. И дальше — больше, ведь именно этого человека ты отшил несколько месяцев назад, сообщив, что ты, вообще-то, не гей (потому что ты был жутко растерян, а потом потратил кучу времени, возвращая всё к тому, как оно было раньше, и всё это время трясся, боясь потерять его). Господи, ты так, блять, облажался. Каркат зевает и немного сдвигается. Он довольно тяжёлый, и лежать вот так — не особо удобно, но ты бы не променял это ни за что на свете. Ты зарываешься носом в его волосы, и просто… Тебе уже ничего не поможет. Ты легонько целуешь его в макушку, и его волосы кажутся особенно мягкими по сравнению с твоими губами, твоё сердце бешено бьётся, а ещё он так и не открывает глаза. Утром ты просыпаешься от того, как Каркат выбирается из твоих объятий. Всё, чем ты его касался, мгновенно мёрзнет, и ты вдруг чувствуешь себя странно-опустошённым. — Мы опять заснули, не досмотрев половину чёртового фильма, — бормочет он, нахмурившись, будто недосмотренное кино — худшая вещь на свете. И, кто знает, может так оно и было бы, не цени ты каждую секунду, когда Каркат близко-близко к тебе, в сто раз больше, чем какой бы то ни было фильм. Вы знакомы с самого детства, а потом ты так, так ужасно затупил. Ещё с семи лет он приходил к тебе на ночь кино. Ещё с семи лет вы устраивались на кровати и смотрели фильмы, пока не заснёте. Ещё с семи лет ты вполне, блин, уверен, что влюблён в него. И он тоже любил тебя. Ровно до того момента, когда ты отказал ему. Буквально отправил дальше по жизненному пути, отвергнув его признание. И теперь остаётся лишь лежать, притворяясь, что вовсе не ты тут отчаянно скучаешь по нему, что все эти обжимания — результат исключительно платонических чувств, и что ты абсолютно не хочешь осторожно взять его лицо в ладони и прижаться губами к его губам, чтобы узнать, каков он на вкус. — Джон?! Ты вообще меня слушаешь? — он трясёт ладонью перед твоим лицом, и ты глупо моргаешь, прежде чем фокусируешься на происходящем. — Эм-м… просто задумался над тем, что тебе стоит вернуться ко мне. Я замёрз, — неплохо. Он смеряет тебя странным взглядом. — На дворе блядская весна, — ну, как ты и сказал, неплохо. Ты молчишь, переворачиваясь и зарываясь лицом в подушку вместо ответа. Ты так расстроен. Так счастлив, но всё равно расстроен. Этого всего недостаточно. И никогда не будет достаточно. Повисает короткая пауза, и Каркат строит нелепую гримасу, которая всегда заставляет тебя улыбаться, а потом ты вдруг чувствуешь его ладонь где-то в районе лопаток. — Что ж, пока ты там, мне нужно кое-что сказать. Так что сделай себе одолжение, разблокируй звуковые рецепторы, которые ты называешь ушами, и серьёзно послушай меня, ладно? — Конечно, — легко соглашаешься ты, но из-за подушки это звучит как «мммнчн». — Джон… — он глубоко вдыхает, — так больше не может продолжаться. Эти ночёвки, это… да без разницы. Я так не могу, это слишком больно. Ты вновь переворачиваешься, чтобы посмотреть на него испуганным взглядом, и чувствуешь резко подступивший страх. Он заметил? Ты серьезно проебался? Тебе… придётся потерять его? Каркат усердно прячет от тебя взгляд, пялясь на сминающие простыню пальцы. — Я помню, что сказал, типа, всё нормально, с тобой да и вообще со всем этим покончено, но… это не так, окей? Я наврал, чтобы вернуть всё, как было раньше, но уже просто не могу продолжать. Я люблю тебя. Ты дрожишь от его слов, а чувства, переполняющие тебя, очень странные, но ты предполагаешь, что это и есть любовь. Вау. — Я тоже, — шепчешь ты в ответ, но Каркат качает головой, чтобы прервать твой поток откровений. — Пожалуйста, только давай без этого «только-как-друга» дерьма. Я не могу… покончить с этим, Джон. Я люблю тебя, и я пиздец, как несчастен, потому что не могу прекратить, но зато могу испортить всё и заставить тебя ненавидеть меня, может раньше или позже, неважно, а я не хочу, чтобы это произошло! Ты сглатываешь, приближаясь к нему и аккуратно убираешь растрепавшиеся пряди его волос за ушко. А ещё ты легко замечаешь, как сбилось его дыхание. — Каркат, я и не собирался говорить этого. Я собирался сказать, что каждый раз, когда мы вместе, я счастлив. Ты — саркастичный мудак, иногда даже бываешь подлым, но я не смогу расстаться с тобой, даже если попытаюсь. Я хочу обниматься с тобой, смотреть вместе фильмы и делать тебя таким же счастливым, каким ты делаешь меня, и я даже не понимал, что это значит, пока не попытался поставить точку и не понял, что это самая хреновая идея за всю мою жизнь. — Что ты имеешь в виду под «этим»? — неуверенно интересуется Каркат, очевидно, напуганный перспективой вновь разбитого сердца. Чёрт, ты очень не хочешь ранить его ещё хоть раз. — Вот это, — бормочешь ты, наклоняясь к нему, и, в конце концов, набравшись непонятно откуда взявшейся смелости, ты целуешь его в щеку. Ты чувствуешь, как он замирает на мгновение, а затем сминает ткань твоей футболки в руках, не позволяя отстраниться. — Нет, даже, блять, не смей врать мне, Эгберт, — угрожающе шипит он, и ты улыбаешься. — Ни за что. Ваш поцелуй (первый для тебя и первый для него) донельзя смущающий, неуклюжий, но абсолютно великолепный. Когда ты отстраняешься, твоё лицо краснеет, но ты всё ещё ощущаешь призрачное присутствие его губ на своих, широко улыбаясь. — Я люблю тебя, Каркат. Очень, очень люблю тебя. Он несильно толкает тебя в плечо. — Заткнись и ляг уже обратно, чтобы я мог обнять тебя, и мы поцелуемся ещё чуть-чуть. Ты тихо смеешься, следуя его инструкциям. И ты никогда в жизни не был настолько уверен в принятом решении. Тебя зовут Джон Эгберт, и ты бесконечно влюблен в Карката Вантаса.