***
В студии оформление меняют на дурацкий фиолетовый. Кто-то из интернета шутит, мол, чтобы с голубизной со своей не светиться. Кто-то парирует, мол, фиолетовый — цвет гомосексуалистов вообще-то. Добровольский пробивает "значение фиолетового цвета" в Опере через двадцать минут после первой шутки. "Фиолетовый по статистике — любимый цвет гомосексуалистов..." — он смотрит на ржущих, как пара дебилов, Арса с Шастуном. "...художников..." — Позов что-то рисует в блокноте. Паша заглядывает через его плечо однажды и видит странных человечков. — В детстве комиксы мечтал рисовать, — говорит Димка с извиняющейся слегка улыбкой. "...психически нездоровых..." — к дрожащим рукам прибавляются бессонница и вечно усталый вид. Кто-то из парней однажды в эфире шутит, мол, ты бы к врачу сходил, там тебе и таблеточки пропишут, и в смирительную рубашку спеленают. "...в некоторых странах — траурный..." — любовь — как случайная смерть, знаете. Паша смотрит на мрачно курящего одну за другой Тоху, когда он думает, что никто не видит, когда не нужно смеяться и вообще быть добродушным парнем из Воронежа. На Сеньку, который себя так, вообще-то, называть запрещает, но не похуй ли. Сенька бьёт костяшки в мясо и матерится так, что даже у Добровольского, у которого бывшее амплуа, на секундочку, гламурный подонок, не иначе, уши в трубочки сворачиваются. На Димку, который после ссор со своей ненаглядной Катенькой толком анекдот прочитать не может, какая там в задницу импровизация. Он смотрит на себя в зеркало, и видит вместо молодого ещё мужчины затраханное жизнью нечто с мешками под глазами и добела сжатым ртом. Он смотрит — и в голове остаётся только "Как же ты меня измучи..." "...и одиночек" — взгляд сам собой падает на невыносимого полудурка с этим дебильноватым пучком на башке. Сережа улыбается, смеется, ехидничает, подкалывает шутит. Одиночка и есть. И никто ему не нужен. Добровольский ловит себя на зависти и какой-то детской обиде - вообще никто?.. Они впервые целуются возле входа на площадку через два дня после смены декораций. Паша помнит, как давно, в другой, наверное, жизни, так хотелось хотя бы просто дурашливо чмокнуть где-то в закулисье смешного паренька с серьгой в ухе и наивно-восторженным взглядом. Не хотелось его, нет, не было тех бабочек в животе пресловутых, ничего и из того, как от Ляйсан с ума сошел, вообще. Но он нравился. По-детски, наивно и тупо нравился. Ему, в Питере уже долго тогда живущему, хотелось его тогда в шарф закутать, отвести на Сенную площадь или на Большую Конюшенную, кофе со сгущенкой какой-нибудь купить. И водить его за руку по городу, пока не надоест. Но мысли такие он в себе давил, вырывал с корнем. Гламурный подонок, сами понимаете. Поэтому в голове не затухало одно только: поцеловать, чтобы увидеть, как отшатнется в шоке, как раскраснеется, как назовет извращенцем, а потом хохотать над смешным мальчиком, которому только что показали суровую культурную столицу и ее нравы. В Питере и не такое случается. Не сложилось, не решился, пожалел невинное создание. Плати теперь, Добровольский. У твоего мальчика с серьгой, который лет десять точно не мальчик уже, и твоим и не был ни в одной из вселенных, теперь губы горячие, инициативу у тебя перехватывают, и ты, растерянный, ее отдаешь, поднимаешь белый флаг перед Сережей Матвиенко из Армавира. И даже не догадываешься, что он потом тебя разрушит.***
- Не уходи, - тянет Сережа, когда Паша натягивает ветровку. Он удивленно оборачивается на звук. Это ты всегда уходишь, хочется сказать. Девять лет назад, без единого напоминания, без ничего. А теперь? Теперь, когда из-за твоей стены тебя вытащит разве что твой друг Сенька, который Арс, который Арсений Сергеевич, который голубее собственных глаз. И то не всегда. Когда ты от меня в постели дальше, чем девять лет назад на одной сцене. - Чай выпей просто, - пачка сигарет жжет карман. - Полторы ложки сахара, - сдаваясь, вздыхает Добровольский. Последняя стена осаждаемой крепости капитулирует. Сережа Матвиенко из Армавира когда-нибудь уйдет, оставив за собой горелые обломки того, что когда-то гордо называлось сердцем Павла Алексеевича Добровольского. Сережа Матвиенко шикарно играет на его нервах и еще лучше - перекрывает кислород. Добровольский готов, знаете.