My ideal destroyed

Иногда Куникиде кажется, что у ВДА просто не может быть выходных по определению. Наверное, это ужасно осознавать, но… Он уже начинает понимать, как их не хватает, этих самых выходных, чего не скажешь про человека, идущего неподалеку. Да-да, именно. Напарника и суицидника в одном лице. Наверное, по большей части, именно из-за него Куникиде порой хочется идеально провести свое свободное время, которого нет. Гильдия, Портовая Мафия. Все эти люди, которые просто не могли усадить свое седалище и жить без войны, уже осточертели. Каждый день, получая новое задание от полиции или от мирных жителей, начинает нервно дергаться глаз. Когда-то Доппо пообещал себе, что будет придерживаться своего идеала, а эти идиоты только все портили. Он обещал себе, что больше никогда не увидит смерть и никогда не станет таким, как они. Но как же порой было сложно сдерживать это обещание, особенно когда на улицах столько преступности. Дазай всё ходит и ходит вокруг напарника бодрой, пружинистой походкой, убрав ладони в карманы брюк. Он снова о чем-то говорит, о чем-то очень захватывающем, из-за чего голос то и дело срывается на восторженные и едва не мечтательные нотки, однако нет-нет, да поглядывает на Куникиду с обидой, потому что тот не слушает. Как всегда. Ну, видимо, только Осаму интересно, как быстро можно умереть, если хлебнуть белизны. — Кажется, у нас новое дело, — сухо произносит Доппо, получив анонимное письмо на почту о взрывчатке, которую должны активировать именно сегодня. — Информация не проверена, но велика вероятность, что это правда. В любом случае, нужно проверить. Доппо этим самым прерывает немножко навязчивого Осаму, но даже не делится подробностями, а потому тот, подойдя ближе, буквально повисает на нем и заглядывает через плечо, самостоятельно читая имеющуюся информацию. — Дазай, — обращаясь к своему вечному напарнику, безапелляционно добавляет Куникида. — Идешь со мной. И без своих выходок, — на последних словах поправляет сползающие к кончику носа очки. Если честно, на данное дело лучше бы еще прихватить с собой доктора, однако, сегодня у Акико были и свои дела, так что терпеть вечно «трындящего» о смерти Осаму Куникиде придется одному. Нет, конечно, он уже привык к этому. Вот, правда, искать его в какой-нибудь дыре или тонущим в речке как-то не вызывало восхищения. — Почему сразу я? — тянет Дазай больше для проформы, нежели действительно интересуясь. — Ну, ничего, Куникида-кун, не белизна, так подорвемся! Напарник, кажется, воодушевления не разделяет, а потому Осаму отлипает от него и разводит руками в стороны, как бы говоря этим: «альтернативы — всегда хорошо!»

***

Когда машина останавливается, Дазай отрывает взгляд от страниц излюбленной в последнее время книги в кричаще красной обложке и оглядывает местность через лобовое и боковые стёкла. Окружение не впечатляет, а картинки, прерывающие душещипательные описания способов прервать собственную жизнь, которые Осаму видит уже далеко не первый раз, куда интереснее замусоренного переулка. — Это должно быть где-то здесь, — негромко произносит Куникида, прежде чем открыть дверь и выйти из машины. — Если верить информатору, то времени у нас не так много. Время для Доппо бесценно, а вот информации вряд ли можно верить наверняка, поэтому следовало бы поспешить, пусть даже это и была ловушка. Жизни детективов, конечно, ценны, но важнее, чтобы мирные жители были в безопасности. Тем не менее Дазаю тоже приходится выйти из машины и, оставив раскрытую книгу на сидении кресла, последовать за своим напарником. Они достаточно быстро находят проход, ведущий под землю, и молодой человек вжимает голову в плечи, чтобы не стукнуться макушкой о низкую притолку. В тоннеле темно, и Осаму тянется в карман неизменного бежевого плаща, чтобы вытащить хотя бы мобильный со вспышкой. Однако, к счастью, пальцы смыкаются вокруг фонарика — уж не Куникида ли позаботился? — и Дазай, щелкая кнопкой, освещает путь перед собой. Тишину прерывает разве что шарканье ботинок по земле, потому что напарники молчат, а молчание в скучных ситуациях удручающе действует на Дазая. Он всё размышляет над анонимным письмом, поворачивает в голове события так и эдак, и, чем больше думает, тем больше вся эта ситуация его напрягает. — Кстати, — не останавливаясь ни на секунду вдруг произносит Куникида, доставая блокнот и ручку. — Ты, кажется, что-то говорил про командную работу на подобных заданиях, когда мы выходили из офиса? Я забыл записать, повтори, пожалуйста. Ты сказал, что это важно. — Важно? Разумеется важно! — Дазай всплескивает руками и округлившимися глазами смотрит на напарника. Направленный луч света от фонарика бешено мечется по потолку из-за жестикуляции молодого человека. — Записывай, я тебе даже в блокнот посвечу. Вот что б ты без меня делал, Куникида-кун? — Риторический вопрос повисает в воздухе, когда Осаму действительно направляет свой фонарик на страницы блокнота Доппо, а сам смотрит куда-то в чернеющий мрак тоннеля впереди. Возмущенный тон голоса неуловимо меняется на более низкий и спокойный, когда Дазай начинает говорить: — Главное в командной работе — понимать, что можешь целиком и безоговорочно доверить напарнику собственную жизнь. Если ты сомневаешься хоть на миг, всё дело обречено на провал. Нельзя рассчитывать на успех, если ежесекундно ожидаешь удара в спину. Уж кому-кому, как не Дазаю говорить это по собственному опыту. Он слегка морщится, вспоминая о бывшем мафиозном напарнике, а затем встряхивает головой и непринужденно улыбается, направляя свет от фонарика вглубь тоннеля. Риторический вопрос: «Что бы ты без меня делал?» заставляет мозг Куникиды мысленно ответить моментально и автоматически: «Не тратил бы свое личное время на вытаскивание тебя из очередной петли!». Правда, пусть они и часто ругались, и Дазай доводил Куникиду до нервных срывов, многие считали их лучшими напарниками. Они уже давно сработались, как команда, иногда даже не замечая того, что понимают друг друга без слов. На каждое безумное действие Осаму, которое не связано с его суицидальными мыслями, находится разумное объяснение. Это Доппо понял еще давно, и именно поэтому до сих пор доверяется ему, если дело касается чего-то серьезного. Хотя в Дазае есть кое-что, что пугает даже Куникиду. Нет, не то, что его найдут когда-нибудь действительно умершим в канаве с симпатичной девушкой [хотя факт наличия девушки будет больше удивлять, ведь как она вообще на подобное согласилась?], а то, что Куникида стал, по факту, единственным, кто совсем недавно узнал, чем раньше занимался Осаму. Он был членом Портовой Мафии. Конечно, это в прошлом, и этот факт можно принять, простить, понять, но… Утверждение того, что Дазай был лентяем, который гонял балду и ничего не делал, пришлось вычеркнуть из блокнота, ведь Доппо был уверен, что именно таким он и был. А тут… Хоть сейчас это было уже не важно, но иногда просто заставляет задуматься. Записав в блокнот очередные мысли Дазая [что было странным, ведь обычно он говорит, что «шутит» или специально выдает лишнюю или ненужную информацию], они продолжают идти. По полу тянутся серые кучки пыли и земли, и судя по тому, сколько времени Дазай и Куникида уже идут по тоннелю, в ближайшее время он точно не прервется. Но этот факт не мешает тоннелю раздвоиться. Осаму останавливается и поочередно светит то в левый, то в правый проход, раздумывая, куда бы податься. — Ну вот и куда же нам теперь? — Он лениво тянет слова и потягивается, давая себе время подумать и вспомнить карту города на поверхности. Наконец, он вытягивает руку с фонариком в сторону правого прохода. Подвернутый рукав плаща задирается, открывая туго перебинтованное предплечье. — Думаю, нам сюда. В письме же говорилось о больших жертвах, верно? Значит, нам надо двигаться в сторону центра. Каким бы Дазай внутренне не был — слишком привыкший к насилию и крови, чтобы чему-то удивляться — став детективом, он прекрасно осознает мотивы и задачи организации, а потому неизменно делает всё возможное, чтобы предотвратить потери и человеческие жертвы на пути противостояния преступникам. В конце концов, лучше ведь спасать чьи-то жизни, верно? По крайней мере, человек, который сам прошел этот путь, не стал бы так просто лгать своему другу. Дазай опускает свободную руку в карман плаща, сохраняя расслабленный вид. Скоро выяснится, что тут происходит на самом деле. Правда, вот если там и правда находится бомба, надо бы подумать, как именно ее обезвредить и успеют ли они это сделать. Куникида даже подумывает позвонить Рампо, но тот так показательно возмутился — «и не смейте меня беспокоить!» — что это немного отбивает охоту его отвлекать. — Как думаешь, — внезапно произносит Доппо, обращаясь к Осаму. — Насколько информация может быть верна? По твоему мнению? На лице Куникиды отражается неподдельная серьезность, когда он представляет, что мало того, что они могут идти прямо в ловушку, так еще и могут не успеть спасти ни в чем неповинных людей. Вопрос заставляет задуматься. Дазай на секунду прикрывает глаза, а потом беспечно пожимает плечами. — Более, чем на семьдесят пять процентов, — не задерживаясь с размышлениями, отвечает он. — В конце концов, если хочешь запутать врага, эффективнее всего говорить правду. Логический фокус, подсознательная фишка, ментальный трюк. Враг стопроцентно будет искать подвох, а это лишь означает, что если ты скажешь ему даже не всю правду, а хотя бы большую часть, он бессознательно будет искать подвох и засомневается в тех самых частицах правды, сокрытой в общем потоке информации. Итак, что же может оказаться в сообщении правдивым? Заложенная бомба? Вполне. Это самый распространённый способ для распространения массовых разрушений. Многочисленные жертвы? Что же, и это может быть правдой, если бомба заложена где-нибудь под центром города. Время взрыва? Вот здесь могли и приврать, хотя, если рассчитывали загнать детективов прямиком в эпицентр, скорее всего, разлёт по времени не такой уж большой. А, зная педантичность Куникиды, они прибыли на место вовремя, если не раньше. Тогда где же подвох? Где? О, Осаму всегда славился своими ловушками. И теперь, когда он добровольно идёт в одну из таких, седьмое чувство буквально вопит об опасности, заставляя настороженно поглядывать в темноту, при этом внешне сохраняя маску необремененного заданием паяца. Немного, немного людей в Йокогаме способны обдурить демонического вундеркинда, теперь молодой человек лишь надеется, что это не один из них. По крайней мере. После выполнения задания можно попытаться потащить Доппо куда-нибудь ещё. Например, отметить очередное успешное задание двойным суицидом с обрыва. Дазай улыбается своим мыслям. Вообще-то он предпочитает видеть парой в таком ответственном деле какую-нибудь милую девушку, но и собственный напарник сойдет. Куникида же никогда не подводит, неужели и в такой маленькой слабости откажет? Да вот только на секунду Куникида резко останавливается. Голоса? Это… Что… Дети?! — Дазай, ты…. Слышал…? — его хладнокровный голос моментально начинает выражать страх. На лице выступает холодный пот, а в глазах проявляется ужас. Он надеется, что напарник скажет, будто ему причудилось, что у него галлюцинации, но кажется… Это… Правда… Откуда-то впереди сырым сквозняком доносит голоса. Осаму бы и рад сказать, что Доппо почудилось, но тот уже и сам понимает, что это далеко не слуховые галлюцинации. Где-то там, впереди, посреди катакомб под городом какого-то черта забыли не один, не два, а несколько детей. Дазай резко протягивает руку, но кончики пальцев только вскользь задевают ворот жилетки напарника, да хвост светлых волос бьёт по запястью, когда Куникида в панике срывается с места. Осаму не часто видит Доппо в таком состоянии, а потому, негромко чертыхаясь, бежит следом, стараясь не потерять из виду бешено мечущеется по тоннелю пятнышко света от чужого фонарика. Вот оно, вот. Чёрт бы побрал это анонимное письмо, черт бы побрал всех этих больных ублюдков. Как-то очень быстро Осаму забыл о собственных преступлениях, не считая их чем-то важным или особой заслугой. Подумаешь, когда-то за два года принёс Портовой мафии большую половину её прибыли. Всё это давно в навсегда перечёркнутом прошлом. По сознанию запоздало колет шальная мысль, давно уже не дающая покоя неудачливому суициднику. Тот лишь мысленно отмахивается. Не сейчас, потом. Дазай залетает в слегка расширяющийся проём и видит перед собой напарника, остановившегося перед множеством связанных детей. Карие глаза шокировано расширяются, и тут же оглядывают всех пленных, стараясь понять, что происходит. Вот оно. Вот он этот подвох, красиво упущенный в письме. Грудь каждого ребёнка перетянута отдельным взрывным устройством — «пояс смертника», как услужливо подкидывает внутренний голос, — и все эти устройства соединены проводами одно с другим. Отдельный и самый длинный провод тянется к плоскому планшеу, лежащему чуть в стороне. — Не трогай их, — на всякий случай предупреждает Дазай, ту же направляясь в сторону планшета. Уже издалека он замечает на тускло подсвеченном экране программу. Осаму берёт планшет в руки, осторожно, чтобы не задеть провода в порте, и вчитывается в послание на заглавной странице экрана, под которыми неминуемо откатывается обратный отсчёт до взрыва. 1:59 Взрывные устройства соединены между собой. Отключение от панели управления ведёт к мгновенной детонации. 1:52 Частота команды отключения совпадает с частотой команды запуска бомбы в торговом центре на поверхности. 1:45 Частота команды отмены запуска бомбы в торговом центре запускает необратимый отсчёт детонации поясов на заложниках. 1:37 Удачи. 1:35 Несколько сотен жизней на поверхности или жизни десятка детей в катакомбах. Невозможный своей жестокостью сложный выбор. И даже не беря в расчет то, что сам Осаму года четыре назад мог предоставить кому-нибудь точно такой же выбор и даже не подумал бы про его абсолютную бесчеловечность. — Куникида! Уходим! — в приказном тоне рявкает Дазай, принимая решение. Выбирая меньшее из двух зол, он подтверждает на планшете команду отмены запуска бомбы в торговом центре. Таймер с тревожно-фиолетового меняет свой цвет на кричаще-красный. 1:20 Планшет опускается обратно, а сам Дазай уже быстро идёт к напарнику, чтобы оттащить его от детей. В глазах — черная бездонная глушь ненависти и молчаливого обещания всех кар земных и наказаний Преисподней для того ублюдка, создавшего сей беспощадный механизм, а в действиях — ни секундной дрожи. 1:10 Дазай хватает Куникиду за предплечье, крепко, чтобы не вырвался (и откуда в таком стройном и жилистом человече столько силы), и тащит его в противоположную сторону, назад, подальше от эпицентра грядущего взрыва. Если бы здесь была Акико, она бы помогла, но с ними не было прекрасного решительного эспера с редчайшей способностью исцеления, а «Поэзия Доппо» и «Неполноценный человек» оказывались в совершенно беспомощном и бесполезном виде. — Быстрее, быстрее. Сталь в голосе и жгучая злоба в глазах, будто снова проснулся демон Портовой мафии, тот самый, что наводил одним своим упоминанием ужас на людей и мешал им спокойно спать по несколько суток, показавшись случайно на глаза. Хватка на предплечье напарника нисколько не ослабляется, и Осаму тащит Доппо всё дальше, не позволяя вырваться и кинуться на помощь детям. 0:30 Куникида вырывается. Пытается изо всех сил выбраться из рук напарника. Да, что он творит? Неужели ему собственная шкура дороже этих невинных детей?! Доппо плевать на свою, тогда зачем его пытаются удержать? Его идеал в спасении тех, кого он видит перед собой, и если он не сможет их спасти, то должен разделить с ними эту мерзкую учесть. Дазай должен уже понять это! — ОТПУСТИ МЕНЯ, ДАЗАЙ! ТЫ С УМА СОШЕЛ?! ТЫ БОЛЬНОЙ СУИЦИДНИК, ОТПУСТИ! Куникида считает, что еще может, может вырваться из захвата. Руки сами тянутся на зов этих связанных детей. Доппо не может больше слушать эти крики, ему больно точно так же, как и им. Он не хочет видеть их страдания. С ними ничего не должно случиться! — ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ! ПУСТИ МЕНЯ!!! — это уже не просьба, не крик, а приказ. Рык, который вырывается из самой глубины души. Куникида часто включал в себе заместителя директора, но это был иной случай. Сейчас он был им. Он и есть заместитель. И каждый в агентстве должен слушаться. Тогда почему… Почему Дазай не может отпустить, почему жертвует другими?! — Ты… — ярость Куникиды начинает отражаться в глазах. — Ты чертов бывший мафиози! ТЕБЕ БЫЛО МАЛО СМЕРТЕЙ! ОТПУСТИ МЕНЯ?! Я СМОГУ ПОМОЧЬ ИМ! Злой выкрик, явно же сгоряча, бьёт обухом по голове, но Осаму никак не реагирует. Уши закладывает. Не столько от криков и плача детей, сколько от воплей Куникиды. Дазай сжимает зубы и упрямо тащит напарника прочь, прочь, прочь, подальше от взрыва, даже если этот идиот вознамерился отобрать титул суицидника года и подорваться вместе с пленниками. Они уже далеко… И… Взрыв! Всю какофонию перекрывает звуковая волна, и сразу же после неё настигают отголоски ударной. Куникида останавливается, черт его знает почему, и Дазай останавливается вместе с ним, но всё ещё крепко держит за руку на случай, если напарнику что-нибудь в голову вдарит и он решится рвануть назад. Доппо, кажется, наконец-то перестаёт вырываться. Может, его оглушило взрывом и осознанием, что теперь уже детям точно не помочь, Осаму не знает, да и знать, если честно, не хочет. Ему сейчас нестерпимо хочется отрезвить Куникиду точно так же, как он уже проделывал это с Ацуши: резко, наотмашь, ударить его раскрытой ладонью по лицу, чтобы прочистить затуманенные мозги и заставить думать здраво. Но вместо этого Дазай просто хватает напарника за плечо и впечатывает спиной в стену уверенным движением полностью выпрямленной руки. Он смотрит тому в глаза, твердо, спокойно, и только на дне чёрных зрачков, окаймлённых горячим шоколадом радужки, беснуется откровенная расплавленная сталь. На ум приходят слова, выкрикнутые напарником в попытке вырваться. — Чёртов бывший мафиози? Да. — Дазай слегка склоняет голову набок и улыбается, но в этой его улыбке нет ничего хорошего, ничего тёплого, и глаза не улыбаются вместе с механическим, доведённым до автоматизма движением лицевых мышц. — И этот чёртов бывший мафиози только что спас тебя от напрасной смерти. Наверное, действительно смешно, когда человек, который ежеминутно пытается найти лестницу на тот свет, говорит кому-то о напрасной смерти. Но даже этот самый человек, воистину неполноценный в своём существовании и желании найти в этом мире хоть что-то, чего он не сможет постичь собственным умом, желает лишь тихой смерти, которая никому не доставит проблем, а не оставит после себя ворох хаоса и нерешённых проблем. — Знаешь, если бы ты прислушался ко мне, то ты бы понял, почему я так поступил. Знаешь, что было бы, если бы ты попытался отсоединить взрывные устройства от детей? Осаму отступает на шаг и резко разводит руки, растопыривая тонкие длинные пальцы со слегка укрупненными суставами: — Бах! Мгновенная детонация! Сейчас Дазай не склонен шутить, но вся его манера разговора сводится именно к этому. Может, чтобы не травмировать Куникиду ещё больше. Может, чтобы загнать свою темную сторону, вылезшую так некстати спустя вот уже четыре года, обратно в закоулки туманного прошлого. Молодой человек никогда целенаправленно не скрывал, откуда он такой свалился в Детективное Агентство, ну, а то, что Доппо, как всегда, узнал это самым последним, уже вина не Дазая. — А знаешь, что ещё бы могло произойти? Я там планшетик такой интересный нашел, с парой кнопочек. Одна кнопочка спасла бы детей, но…, но убила бы несколько сотен людей в торговом комплексе прямо над нами. — Осаму вытягивает руку и тычет указательным пальцем в потолок. — А вторая кнопочка активировала взрывные устройства у детей, но оставляла живыми те несколько сотен ни в чём не повинных и ничего не подозревающих. Дазай отходит совсем назад и скрещивает руки на груди, смотря на Куникиду. Ему самому, наверное, жаль этих детей, по крайней мере должно быть жаль. Но между десятком и сотнями здравый смысл подсказал выбрать именно сотни. А там пусть Куникида ненавидит его хоть до конца жизни за аморальный выбор. — Идём, — наконец, произносил Осаму, взмахом руки показывая в сторону выхода. — Нам ещё этого анонима ловить. Надо же узнать, кто решил отыграться на агентстве. Или ты предпочтёшь вернуться? Шанс маленький, но кто-то из детей мог выжить. Вероятно, если Ёсано освободилась, она может помочь этим потенциально выжившим. При условии, что они смогут найти хоть что-то в тошнотворной мешанине из крови, мяса, осколков костей и бог весть чего ещё. Осаму снова скрещивает руки на груди и смотрит на напарника сверху вниз. Во взгляде ни сочувствия, ни жалости, только размеренное ожидание того, когда Куникида, наконец, сможет взять себя в руки и подняться с пола на ноги. Вернее, не так. Когда Куникида наконец, сможет осознать, что его чертов идеал такими темпами загонит его в могилу. Доппо, конечно, помянул прошлое, и его нельзя в этом винить, но откуда ему знать, что Осаму пережил на самом деле. О, если бы он только знал, каково это: держать чуть ли не единственного друга на руках, слышать его последние слова, в абсолютно потерянном состоянии не понимать, что же делать дальше. Видеть аккуратное пулевое отверстие на неровно вздымающейся груди, вокруг которого расползается отвратительное мокрое тёмное багряное пятно. Чем больше увеличивается это пятно, тем быстрее угасает блеск в глазах друга. И его кровь… его кровь везде. Даже на собственным ладонях, и кажется, будто это ты сам убил его, вот этими вот самыми руками, только потому, что не сумел вовремя остановить. Откуда ему знать, каково пытаться вырастить из озлобленного, одичавшего ребенка, способного уничтожить себя собственной способностью, более или менее отзывающегося хотя бы на приказы человека. Каково раз за разом учить его прятать острие собственной слепой ярости в ножны, даже если для этого приходится избивать его, без предупреждения пытаться всадить три пули подряд прямо в лоб. Только чтобы он понял, что создан не только для того, чтобы убивать. Но ещё и защищать. Откуда ему, в самом деле, знать, каково видеть перед собой человека и понимать, что через секунду ты собственноручно заставишь его грызть поребрик тротуара, а потом с силой наступишь на затылок, так, что услышишь мерзкий хруст открывающейся и ломающейся челюсти, при этом отчетливо представляя, как зубы разворачивают десны, крошатся, режут острыми сколотыми гранями губы и язык. А потом, вдогонку, всаживать в прямо в грудь обреченного человека три контрольных выстрела. Потому что так поступает Портовая мафия. И откуда же такому правильному, идеальному Куникиде знать, что вместо трех выстрелов в грудь Дазай предпочитал вырывать из клетки ребер ещё теплые, судорожно сжатые агонией сердца. Четыре года уж прошло. Никто не знает и никогда не узнает, что двигало Осаму и какими мыслями он руководствовался, когда отдавал очередной смертный приговор или собственноручно исполнял смертную казнь. Кому какое дело. Не зная всех скелетов в шкафу, имеешь ли ты право осуждать прошлое человека. Куникиду, наконец, перестает трясти. Он понимает. Осознает. Нет смысла сокрушаться над тем, что было, ведь это не поможет. Нет смысла в том, чтобы беспомощно сидеть и убиваться. Все это бессмысленно, глупо. Нужно наступить на глотку своей боли и идти дальше. — В моем идеале прописано, что… Я никогда не увижу больше смерти других, тем более, — его руки сжимаются в кулаки. — Детей, но… — Доппо аккуратно поправляет очки, пытаясь держаться изо всех сил, чтобы не сорваться и хладнокровно вести себя, не отводя взгляда от места, где произошел взрыв. — Но раз я не смог разделить с ними участь, тогда я не успокоюсь, пока эту участь с ними не разделит тот, кто посмел забрать их жизни. — Вот и прекрасно. Осаму дружелюбно, непринуждённо улыбается, и даже с некой заботой приближается к напарнику, чтобы стряхнуть с рукава рубашки приставшую пыль. Между делом, он старается обдумать следующие действия, даже не со стороны детектива, а со стороны преступника. Итак, что бы сделал аноним, когда увидел, что торговый центр не взлетел на воздух? Дазай следует по тоннелю в стороны выхода, подозрительно помалкивая, и лишь насвистывая незамысловатый мотивчик любимой песни. «Совершить двойной суицид ты не сможешь в одиночку»… Кажется, все до безумия просто. Если где-нибудь нет очередного подвоха. … «но ты сможешь это сделать, если вас будет двое». Осаму выходит на поверхность и щурится от солнца. Он оглядывается по сторонам, резким поворотом головы смахивая темную отросшую челку с глаз, и только после этого идет к машине, на которой они приехали. — Ключи. Уж извини, Куникида-кун, но за руль я тебя пока что не пущу. Я, конечно, был бы рад погибнуть в автокатастрофе, но не хочется утруждать дорожные патрули и эвакуатор избавляться от наших трупов. Когда Осаму предложил повести, назвав весомый аргумент, который Доппо и сам понимал, пусть сейчас находился полностью в своих мыслях, то все равно слегка удивил. Погруженный в некий собственный мир, Куникида достает ключи и кидает в сторону Дазая, а после садится на сидение рядом с водительским, не смотря в сторону этого суицидника Дазай садится на сидение водителя, убирает с соседнего свою книгу и закидывает руки за подголовник, потягиваясь едва ли не всем делом. Он всё ещё насвистывает прилипчивый мотивчик и улыбается своим мыслям, хотя, казалось бы, чему тут улыбаться. — Ты не помнишь, рядом с центром есть промзона? — как бы невзначай спрашивает Осаму, поворачиваясь к напарнику. — Наш аноним вряд ли бы сунулся сюда, потому что, во-первых, он рисковал быть замеченным, а, во-вторых, пронаблюдать, взорвется ли торговый центр, легче и безопаснее, чем пытаться выяснить, подорвались ли дети под ним. Молодой человек рассуждает, не боясь задеть чувств Куникиды. Некогда рассусоливать, ощущать себя во всех грехах виноватым, и все в том же духе. Поговорить обо всех неприятностях можно после. Дазай, наверное, готов даже получить очередной выговор или выволочку: уж к этому тем более не привыкать. — Скорее всего он занял выжидательную позицию. Не рядом, а где-то неподалеку. Какое-нибудь высотное здание, около которого крутится не слишком много народу. Территория завода или промзоны самое то. А пока что напарнику придется положиться на чутье «чертового бывшего мафиози» и «больного суицидника». — Поблизости нет промзоны, — отвечает Куникида, вновь сжав кулаки, и выглядывая из окна автомобиля. Он понимает, что сейчас нужно трезво смотреть на сложившуюся обстановку, а потому, тяжело выдохнув, на время выкидывает этот взрыв из своей головы. — Завода тоже поблизости нигде не найдешь, однако… Понаблюдать за своим «творением», он мог с многоэтажного, офисного здания. Многие помещения там сдаются в аренду, а значит многие этажи либо заняты, либо наоборот пустуют. Это здание, как раз находится в центре… Сегодня кусок от жизни, которая состояла из идеалов, откололся и ударил в самое сердце, а значит, Куникида должен был ударить еще сильнее тех, кто устроил все это. И пусть в следующий раз ему самому придется совершить убийство, но даже к этому он уже готов. Он готов уничтожить «несправедливость» собственными руками, чтобы приблизить мир к идеалу. Дазай посвистывает и крутит ключи от автомобиля на указательном пальце. Сдающееся в аренду офисное здание, конечно, вариант рискованный, но если рядом нет ничего более подходящего, то и это должно было сгодиться для анонима, кем бы он ни был. Глупо предполагать, что, не увидев взрыва, противник успокоится. Скорее всего, он либо давным-давно сбежал с места преступления, либо готовит очередную ловушку. — Хорошо. Значит, офисное здание. Лучше бы это оказалось ловушкой. Носиться за всякими преступниками Осаму не любил ещё больше, чем собак. Рука замирает в воздухе, и ключи, по инерции повернувшись еще раз вокруг пальца, бьют по костяшкам. Дазай тихонько шипит, стряхивает ключи в ладонь, и вставляет их в замок зажигания. Плавный поворот заставляет двигатель машины ожить. Что же, пришла пора прокатиться. Дазай очень плохо водит автомобиль. Нет, не так. Дазай отвратительно водит автомобиль. Но если вам, конечно, нравится, когда средство передвижения бросает из стороны в сторону на сумасбродной скорости, то и дело появляется риск вписаться в ближайший столб или поучаствовать во всей красе в дорожно-транспортном происшествии — то ничего ужасного в этом нет. Абсолютно. Не забудьте только пристегнуть ремень и проверить, отлажен ли механизм появления подушки безопасности. Бывают ведь случаи, когда люди гибнут, получив мощный удар подушкой в лицо на скорости раскрытия оной в двести километров в час. И это еще повезет, если автомобиль не американский, там эта скорость вообще ровняется тремстам. Можно сказать, Куникиде повезло, что сегодня Дазай не был настроен погибнуть в ближайшей автомобильной катастрофе. Осаму ведет автомобиль быстро, но на удивление аккуратно. Он не сжимает пальцы на рулевом колесе, а поворачивает его нижней частью ладони, словно бы это действие не предполагает абсолютно никаких усилий. Ладони почти лениво скользят по ободку руля, автомобиль послушно поворачивает, куда следует, и, казалось бы, даже ситуация на дорогах располагает к тому, чтобы напарники прибыли к месторасположению торгового центра как можно быстрее. Дазай останавливает машину на парковке и, пригнувшись, через боковое стекло смотрит на высотное офисное здание, построенное явно в каком-то новомодном стиле. Куча стекла, все такое прозрачное, на виду. Надо быть глупцом, чтобы попытаться там спрятаться. Хотя это наоборот может сыграть на руку: если хочешь что-то спрятать, спрячь это на виду. Возможно, аноним предположил, что никто и не подумает искать его там, где все настолько хорошо просматривается. А еще Осаму думает о том, что если, предположим, кто-то захочет взорвать это здание, то целые тонны стекла прозрачным смертоносным водопадом обрушатся на ближайшие улицы. Падающее с высоты стекло режет подобно ножу, и тем, кто очутится поблизости, уж точно не повезет оказаться с нависшими над головами миллионами частичек с функциями гильотины. Все окрасится кровью. Мгновенно. Возможно, у людей даже не будет возможности вскрикнуть. Красивая, но глупая смерть. — Ну что, пойдем посмотрим? Голос звучит беспечно, и на губах словно застыла не отягощенная произошедшей трагедией улыбка. В этом весь Дазай, и его вечная маска чудака, заставляющая людей вокруг него смеяться, негодовать, в общем и целом испытывать хоть какие-то яркие эмоции. По крайней мере, когда люди смеются, они не замечают, что Дазай выпадает из того состояния, которое они называют «жизнью». Осаму хотелось находиться рядом с теми, кто не потерял способность и переживать яркие эмоции и чувства. Хотя бы потому, что сам давным-давно утратил такую способность. А еще у Дазая не было при себе оружия. Вот так. Забыл, что называется. Однако он не думает, что это хоть сколько-то помешает. Оружие всегда можно попросить у напарника. Или стащить у противника, в конце-то концов. Кажется, и сегодня не получится заработать звание суицидника года. Какая жалость. Однако еще не вечер, и кто знает, вдруг аноним решит убрать мешающих ему детективов и, к величайшему восторгу самого Дазая, не промахнется, как-нибудь успеет его ранить настолько, что даже чудодейственная помощь Акико, появись она в офисном здании, не поможет. К сожалению, мечты — мечтами. Осаму прекрасно помнит слова Одасаку о том, что в смерти он не сможет найти для себя упокоение, помнит, что пообещал ему, и исправно это обещание держит. В конце концов, смерть всегда избегает тех, кто за ней гоняется. Доппо поворачивается в сторону Осаму и положительно кивает в ответ на его вопрос прежде, чем отцепить ремень безопасности. Пусть Куникида и погружен полностью в свои мысли, но игнорировать напарника для него последнее дело. Сейчас он говорит только по делу, за что можно отметить этот день красной пометкой в календаре. — Дазай, — вдруг зовет Куникида, ненадолго задерживая Осаму, но не поднимая на него взгляда. Ему захотелось спросить его об этом сейчас, а не потом. — Скажи… — Куникида не может смотреть на что-то конкретно, взгляд мечется в разные стороны. Словно он боится услышать ответ. — Ты тоже… Ты… Убивал невинных людей? В воздухе вновь нависает тишина, но она уже другая. Она какая-то противная и мерзкая. Куникида всегда ненавидел Портовую Мафию, и не удивился бы, если бы то, что сейчас произошло, было их рук дело. Они преступники, не знающие пощады и морали. Возможно, они оберегают этот город, но ради своей цели готовы пойти на многое. Неужели Дазай и правда был один из них? Неужели тот человек, который только недавно спас паренька от голодной смерти, был одним из этих уродов? Они ведь напарники, он ведь скажет правду. Ведь так, Дазай? Дазай замирает, заслышав вопрос напарника, и оборачивается на Куникиду. Он видит, насколько Куникиде тяжело спрашивать нечто подобное. До сих пор никак не смирится, что обалдуй-бездельник некоторое время назад считался демоническим вундеркиндом Портовой мафии, бессердечным псом. Возможно, в глазах Осаму, на самом дне, можно даже заметить легкий осадок в виде жалости, и он сознательно медлит с ответом, не зная как поступить. Соври. Он все еще мог обратить ситуацию в очередную выходку, в шутку, в фарс. Довести Доппо до белого каления и с чистой — а чистой ли — совестью идти в здание с предполагаемым террористом (ну, а как еще назвать дражайшего анонимуса, решившегося на подрывную деятельность?), раскинув приглашающие объятия для Авеля в широком, черном балахоне и с косой наперевес. Признайся. Или лучше рассказать правду? Рано или поздно Доппо всё узнает, сам, и будет относиться к Осаму ещё хуже, чем теперь. Вскрывшаяся правда, особенного от кого-то другого, может воротить ещё больше проблем. Не то, что бы молодого человека пугал факт того, что его будут ненавидеть. Уж к чему, а к этому ему совершенно не привыкать. Однако он, с удивлением, четко осознавал, что успел за неполные пять лет привязаться к людям из Агентства. Да и как иначе выполнять обещание данное Одасаку? А надо ли выполнять то давнее обещание, Дазай? — Больше сотни человек, — наконец, отвечает Дазай. — Кого-то сам, кто-то убит по моему приказу. В основном это были наемники, члены иных организаций. Люди, которые мешали Портовой мафии. Если среди них и были невинные, то отвратительных личностей было еще больше. Ответил как есть, не вдаваясь в подробности своих темных, кровавых деяний. Пусть уж лучше Куникида услышит правду от самого Дазая, чем от кого бы то ни было ещё. Молодой человек выходит из автомобиля и хлопает дверцей, словно бы ставя точку в неприятном разговоре. Если сейчас это знание помешает Доппо выполнять свои обязанности детектива — его проблемы, раз решил разобраться здесь и сейчас. Осаму неспешно идет ко входу в высотное здание, убрав узкие ладони в карманы длинного плаща, и прикидывает, как же им теперь поступить. Этажей много, чтобы прочесать каждый уйдет много времени. К тому же, в таких постройках обычно существуют и лестничная клетка, и лифт, а это значит, что у анонима вдвое больше шансов улизнуть, если он не успел этого проделать до сего момента. — Куникида-кун, оставляю на тебя лифт, — произносит Дазай, прежде чем свернуть в сторону от главного входа. Вход делится на две части. В правой находится холл и лифты, пассажирский и грузовой, а в левой — изолированная лестница. Чтобы попасть от лестницы в здание, нужно пройти по внешнему переходу в холл с лифтами, а потому Осаму уверен, что если они с напарником будут продвигаться так, как можно быстрее обследуя эти две зоны, то смогут обнаружить нечто, которое подскажет, на каком из этажей следует ловить предполагаемого анонима. По кафелю цвета слоновой кости — грязные мокрые разводы черного цвета. Дазай на секунду опускается на корточки, присматриваясь к следам, и, кивнув самому себе, тут же выпрямляется. На улице абсолютно сухая погода, и около многоэтажки нет мокрых луж. Значит, анонимус совсем недавно проходил где-то здесь. Смущает только, что следы не от одной пары ног, но, пожалуй, это сущие мелочи. Осаму начинает подниматься по лестнице, опустив взгляд на ступеньки и высматривая очередной грязный отпечаток. Если на каком-то пролете эти отпечатки исчезнут, значит, этаж приблизительно нужный. Главное не пропустить момент. Однако, Дазай умудряется прохлопать одну важную деталь. Вернее, две важные детали. Стоит поднять взгляд, и он видит перед собой человека, волосы и глаза которого скрыты широкополой шляпой и черными очками, а нос, рот и подбородок — повязанной на шею банданой-платком. Осаму ему едва ли не носом в грудь утыкается. Досадная оплошность. Шорох позади подсказывает, что пролетом ниже стоит точно такой же человек. Детективов явно поджидали. — Как и предполагалось, — произносит один из людей-в-черном. — Не рыпайся, парень, хуже будет. Дазай плавно, почти театрально отклоняется и смотрит назад, чтобы увидеть второго налетчика. Тот действительно стоит на нижнем пролете, и до него расстояние чуть больше, нежели до первого. Оба вооружены пистолетами. И если один направляет свое оружие прямо на Неполноценного, то у второго пушка болтается в плотно застегнутой кобуре. Какие самонадеянные ребята. — Ну что вы. Я беспокоюсь лишь за то, чтобы вы не промахнулись, — дружелюбно откликается Осаму, растягивая губы в широкой улыбке. — Травматика? — любопытствует он, наклоняется вперед и без какого-либо просвета чувства самосохранения в глазах пытается разглядеть пистолет в руках первого незнакомца. — Как жаль, что запретили разрывные патроны, правда? Налетчик явно нервничает и тут же поднимает оружие, едва ли не утыкая ствол прямо в лоб Осаму. — Не рыпайся, я сказал. Руки за голову. Дазай тут же вытягивает ладони из карманов пальто и, виновато улыбаясь, поднимает руки, словно и впрямь готов вот так запросто сдаться и позволить себя захватить. Он прищуривается, выжидает томительную секунду и делает резкий рывок вперед-вверх по лестнице. Тут же бьет нападающего по руке, выбивая пистолет, перехватывает, по инерции хватает человека за шею, выставляет перед собой и использует в качестве живого щита, чтобы не попасться под выстрелы его напарника. Второй аноним, видимо, замешкался, потому что когда он схватился за оружие, Дазай уже был вне его досягаемости, приставив дуло пистолета к виску своего заложника. — Поднимайся сюда, — негромко, почти ласково просит Осаму, смотря прямо в глаза человека пролетом ниже. Тот, помявшись, что-то злобно цедит сквозь зубы и делает несколько шагов по лестнице. Дазай сейчас действительно здорово подставлялся, не убегая, а буквально зазывая к себе второго противника. Его шансы на победу медленно, иллюзорно скатывались к нулю. — Лови! — внезапно выкрикивает Дазай, бьет заложника прикладом по голове и кидает тело в сторону его напарника. Второй не успевает отшатнуться на узкой лестнице, получает удар в грудь безвольным телом и кулем летит обратно на нижний пролет. Раздается громкий стук об бетон, вероятно, кто-то из низ приложился затылком об твердую стену, однако, Дазай уже и сам спускается вниз, перекидывая пистолет из одной руки в другую. Он быстро наклоняется, для острастки снова бьет прикладом и того, и другого, чтобы точно не очухались, и начинает беззастенчиво рыться по карманам из пиджаков, точно не зная, что выискивая. У одного из налетчиков он находит ключи от дверей, выводящих на наружные лестничные пролеты, и вот это как раз именно то, что нужно. — Интересно, Куникиду-куна тоже ждали… — бормочет он себе под нос, поигрывая ключами в свободной руке. План рождается сам собой. Дазай срывает пиджак со второго, более подходящего по комплекции человека, затем избавляет его от рубашки, брюк, ботинок, шляпы, солнечных очков и банданы. На то, чтобы переодеться, у него уходит не так уж много времени. Собственную одежду он прячем за мусоропроводом, а два безвольных тела вытаскивает на наружную лестничную клетку. Раз — запереть дверь, выводящую к лифтам. Два — вернуться на лестницу и запереть и эту дверь. Пусть посидят там, подумают над своим поведением, и не мешают. Дазай как можно тщательнее натягивает бандану, пропахшую дешевым одеколоном, на лицо, надвигает шляпу поглубже, поднимает ворот рубашки так, чтобы не было видно бинтов на шее, и прячет ладони в карманы брюк. Оставалось только понять, на каком же этаже кому-то ещё удалось задержать Куникиду. _ «Спасибо, что хоть сказал правду», — пусть и разрушительную, но все равно для Куникиды это было важно. Пусть в голове происходил полный кавардак, но ведь не удивительно, что бывший член Портовой Мафии, который являлся преступником, убивал людей. Не важно, какими личностями они были. Убийство есть убийство. Люди не Боги, а потому карать других подобными методами недопустимо. Месть несет за собой разрушение, а разрушение новую войну. Проще говоря, те, кто живут по методу «покарай зло собственноручно» потихоньку приближают этот мир к гибели, какую бы цель они не несли. Таковы мысли Куникиды, и именно так написано в его блокноте. Он тоже ненавидит преступников и считает, что им нет места в мире, но не просто так существуют законы, правила, методы наказания. Не просто так люди создали суд и тюрьму. Если бы все думали так же, как Портовая Мафия, то в мире сначала бы жили без законов, потом в хаосе, а после в страхе и ужасе. Глупо. Только сейчас задумавшись над всем этим, Доппо понимает, что сам лично не сможет убить человека. Не сможет отобрать чью-то жизнь. Причинить боль, возможно, но не уничтожать. Кротко кивнув напарнику на его слова, Куникида заходит через парадную дверь, в которой находится холл с лифтом. Подойдя к нему вплотную, нажимает кнопку, а после внутри словно ударяет током. За спиной неожиданно оказываются два человека, лиц которых практически не возможно успеть разглядеть. Видимо, их слишком смущают камеры, которые оборудованы на каждом этаже здания. Довольно не дурно замаскировались, хотя и слегка глуповато. Зайдя в лифт, Куникида уже готов схватить блокнот и использовать способность, однако незнакомцы оказались проворнее. Спиной Доппо чувствует, как между лопаток упирается дуло пистолета, а со стороны того, кто решил с ним таким своеобразным способом познакомиться, слышится смешок. «Дождались, пока Дазай уйдет?» — спокойно размышляет Доппо, холодно осматривая стену. — Не предусмотрительно, Куникида Доппо. Не то, чтобы ты нам сильно насолил, однако у нас приказ. — Приказ…? — тихо переспрашивает тот, пытаясь оглянуться назад, однако чувствует, как дуло сильнее упирается между лопаток. — Тихо! Нам на десятый. — Неужели это приказ настолько важен, что нужно было жертвовать детскими жизнями? — сквозь зубы цедит Куникида, наплевав на «Тихо!». — Ну, что-то вроде того, — ухмыляется один из незнакомцев, а после двери лифта медленно открываются на десятом этаже. В проходе никого нет, однако, взгляд тут же падает на дверь, за которой, видимо, находится та самая изолированная лестница, по которой отправился Дазай. — Так значит вы, чьи-то шавки? — Куникиде плевать, и он продолжает общаться с преступниками как на допросе. — Хочешь выиграть время? Не волнуйся, мы тебя убивать не станем, — вновь усмехается незнакомец. — Думаю, того подарочка со взрывчаткой тебе хватило. Хотя нет, сегодня тебя ждет еще один сюрприз. Догадался? Здание заминировано, но это еще не все. — Хочешь сказать, что вы заминировали несколько домов? Но, зачем? — А ты не догадываешься? Эсперы такие тугодумы, чем вы меня все и бесите, — со злобой в голосе отвечает второй преступник. Неизвестно, что именно из себя представляет, потому что до этого упорно молчал. — Портовая Мафия, Агентство, все вы кучка отбросов, которые не достойны жить, поэтому от вас надо потихоньку избавляться. От некоторых сразу, а некоторых можно и подарочками побаловать! Разговор накаляет нервы с каждой лишней секундой все больше и больше. Со стороны лестницы раздаются шаги, и Куникида бросает взгляд на перекрывающую её дверь. Один из преступников, меж тем, ухмыляется. Неужели там тоже была засада? Но Осаму же не такой глупый, чтобы попасться, ведь так? Дазай ни словом, ни жестом не показывает, что знаком с напарником, лишь слегка потягивается, так, чтобы рукава пиджака приоткрыли перебинтованные запястья. Судя по глазам Доппо, тот замечает и признает Осаму, а вот другие неизвестные, кажется, подвоха не видят. — Что так долго? — Спрашивает один из них. — И где второй? — Паршивец сопротивлялся, — отвечает Дазай хриплым, измененным голосом. — Тот охранять остался. — А что у тебя с голосом? — тут же переспрашивают подозрительно. Но и на это у Дазая готов ответ: — Саданул мне по горлу и под дых. Пройдет. Если бы давным-давно у Куникиды спросили, каким должен быть идеальный напарник, он бы ответил, что кем угодно, лишь бы не суицидником с маниакальным желанием утопиться в ближайшей речке. Однако сейчас он был совершенно иного мнения, про себя усмехаясь Осаму, который решил взять ситуацию в свои руки. К сожалению, Куникида не знает, сколько времени осталось до того, как сработает механизм, и как скоро все взлетит на воздух. Скорее всего, чтобы не подвергать себя лишней опасности, бандиты сейчас пойдут к детонатору, чтобы запустить его и успеть эвакуироваться, а значит, пара лишних минут все-таки есть в запасе. — Так, ладно, — произносит тот, кто, видимо, является главным в этой всей заварушке. — За вторым вернемся потом, а пока надо активировать детонатор. Вы оба, — смотрит он на своего подельника и — новую восходящую звезду голливудского масштаба — Дазая. — Пошли, — он тут же стремительно направляется к лифту. Кажется, пронесло. Дазай, конечно, от скромности не умрет, считая себя поистине гениальным актером, однако, на то, что все пройдет настолько гладко, не рассчитывал даже он. Мужики оказались на редкость доверчивыми: вероятно, настолько боялись допустить оплошность в порученном им задании, что не заметили вопиющей наглости подмены прямо у себя под носом. Что ж. Они допустили очень крупную ошибку, не сдернув бандану у Осаму с лица. Молодой человек заходит в лифт вслед за еще двумя людьми. Пассажирский оказывается довольно узким, поэтому все трое стоят достаточно близко друг к другу, едва не соприкасаясь плечами. Дазай поворачивает голову немного в сторону и прячет ладони как можно глубже в карманы брюк. Он даже дышать старается тише — делает все, чтобы его не раскрыли вот прямо сейчас. — Ты код-то хоть не потерял? — ворчливо спрашивает один из террористов, как их про себя окрестил Дазай. — Совсем меня за идиота держишь? — лениво огрызается второй. «Код… код…» — тем временем повторяет в голове Осаму, пытаясь понять, о чем они говорят. А когда понимает, то едва не разражается смехом. Ему стоит гигантских усилий сохранять невозмутимость, а тонкую улыбку, к счастью, не видно из-за закрывающей лицо банданы. Этих ребяток даже любителями язык не поворачивается назвать. Написать где-то код активации детонатора — это надо умудриться. Правда, существует единственная несостыковка, которая не дает Осаму покоя. Сеть детонаторов, закрепленная на детях, была особенно высокотехнологична, такую просто так, из ниоткуда, не достанешь. Значит… они всего лишь пешки. Там, наверху, над ними, кто-то есть. Скорее всего начальство этих дегенератов даже не здесь, а отсиживается в своем логове, в безопасности, но легче от этого не становится. Итак. Сначала обезвредить детонаторы. Потом разбираться по ходу событий. Лифт останавливается, и все выходят на этаже. Двое террористов идут вперед, Дазай же держится чуть позади, сославшись на недомогание после крепкого удара в солнечное сплетение. Он внимательно следит за тем, куда именно его ведут, но между делом смотрит в окна, выгадывает месторасположение основных точек, в которых расположены взрывные устройства, думает, думает, думает. Они сворачивают в одно из помещений, предназначенных, видимо, для небольшой конторы или офиса. Помещение пустое, если не считать устройства вполне понятного предназначения. Технологическое оборудование практически такое же, как и в том подземном переходе, где погибли дети. Надо действовать быстро и не дать им запустить детонатор. — После ввода сожги пароль, — ворчит один из мужиков. — Нам и так крупно влетит, если заказчик узнает, что мы где-то его писали. «Недоумки», — думает Осаму, прикидывая, как узнать, куда именно спрятан пароль и как добраться до консоли управления детонатором раньше, чем «анонимы» поймут, что с третьим членом их команды что-то очень и очень не так. Дазай крепко сжимает челюсти, прищуривается и разглядывает консоль, запоминая расположение кнопок и полей ввода данных. — Да не кипишуй раньше времени, — отмахивается второй, хлопая себя ладонью по карману груди. «Вот оно», — успевает подумать Дазай. — У нас будет что-то около пятнадцати минут, чтобы убраться отсюда. Оставим этих детективов здесь, а сами полюбуемся заревом из зрительского зала. Вдвойне недоумками парни оказываются потому, что оставили Куникиду Доппо одного. Знакомую формулу способности Осаму слышит еще загодя, а потому успевает среагировать раньше, чем люди в черном. Он зажмуривается и с силой отпихивает от себя одного из них, прямиком на второго, стараясь при этом успеть сорвать хотя бы с одного из них солнечные очки. Мгновенная, до боли яркая вспышка озаряет помещение, ослепляя и дезориентируя противников. — Осмотри второго! — вместо ответа выкрикивает Осаму, сгребая к себе первого из террористов. Он даже не объясняет причину. Куникида просто должен довериться чутью своего напарника, хотя бы сейчас. Дазай шарит по карманам пиджака, но не находит искомого, и хмурится. Его начинает раздражать ткань на лице, и он сдергивает бандану, после чего и шляпу отбрасывает в сторону. — Даже у Чуи вкус лучше, чем у этих, — драматично сокрушается он, наконец, нащупывая свернутую в несколько раз бумажку в нагрудном кармане рубашки. Тонкие пальцы проворно вытаскивают бумажку и разворачивают ее. На одной из сторон мелким неровным почерком написан код, который, вероятно, и нужно ввести в консоль детонатора. — Боже-боже, ну кто ж пишет как бройлер окорочком! — взмахивает руками Осаму, поднимаясь на ноги. — Ну вот и как теперь набрать код правильно? Он быстро перемещается к консоли и начинает водить пальцами по сенсорному экрану, отыскивая панель, которая должна полностью отменить детонацию всех запрятанных зарядов. Сенсорный экран нахально поблескивает под пальцами всеми оттенками синего и фиолетового. Как там говорят, успокаивающие цвета? Да черта с два успокаивающие. Дазай что-то посвистывает себе под нос, разбираясь с панелями и кодами-ключами, прекрасно зная, что напарник в этот момент держит ублюдков под прицелом и не даст им и малейшего шанса помешать отключить детонаторы. Наконец, на экране загорается нужная панель, тревожно мерцающая красным, то более интенсивным, то постепенно затухающим. Осаму на миг замирает, позволяя пальцам замереть над сенсорной клавиатурой, словно бы примериваясь, а потом начинает аккуратно, но быстро вводить контрольный код, управляющий всей этой чертовой системой. Дазая подмывает спросить у Куникиды, почему он до сих пор не связывается с каким-нибудь своим знакомым хакером. По крайней мере, насколько помнит сам Дазай, у Доппо на примете не один, не два, а несколько человек, способных разбираться с техникой и компьютерными технологиями. Разумеется, Осаму считает себя гением едва ли не во всех областях — ну, а кто еще рискнет разбирать часовой механизм бомбы, прочитав накануне книжку про обезвреживание, или же составит собственный план атаки, основываясь на трактатах известных гуру войны? — но не лучше ли перестраховаться на всякий пожарный случай? Хотя, что касается самого суицидника, так он вряд ли расстроится, если это здание взлетит на воздух вместе с ним самим. Куникиду спасет Йосано со своей восхитительной, редкой даже для эсперов способностью к исцелению. Дазаю же в случае фатального исхода никто не сможет помочь: «Исповедь неполноценного человека» не позволяет каким бы то ни было способностям воздействовать даже в благих целях. Самая мерзкая способность. Сразу же после контроля разума, доставшегося мальчику с напрочь отключенной здравой логикой и чувством самосохранения на пару. Куникида в это же время направляет пистолет на одного из находящихся в сознании преступников. Просто на всякий случай. Тот хрипло смеется, словно бы и не облажался вовсе. — Даже если вы, агентики, — его голос еле слышим. — Сейчас остановите бомбу и посадите нас, то это ничего не исправит. Мы не главные в этой игре, а потому ждите сюрпризов. — Посадим? — холодным монотонным голосом отвечает Куникида, не отводя взгляд с его лица. — Вы же не сможете убить невинных, убить людей, — вновь усмешка. — Вы отведете нас в тюрьму, а мы потом выйдем, возможно, к тому времени вас уже не будет. — Кто сказал, что мы не можем убить? — На секунду Куникида чувствует, что способен отречься от собственных слов о том, что никогда никого не сможет убить. — Вы, скоты, убили невинных детей, не дав им даже права нормально пожить, и вы думаете, мы просто сможем усадить вас в тюрьму? Не слишком ли добродушно для таких, как вы? Говорят, что идеалы строятся для каждого человека по-разному и ради своих целей и принципов, иногда, люди могут перешагнуть через себя. Ради мира, некоторые могли убивать миллионы людей, лишь бы донести свои благородные принципы. Интересно, что чувствуешь, когда умышленно забираешь чью-то жизнь?.. Тихий щелчок предохранителя выводит из своеобразного оцепенения. Дазай опускает палец на контур клавиши ввода, и тысячи единиц и нулей программного кода, преобразованные в электрический импульс, отключают детонатор. Или несколько детонаторов, кто уж знает, как далеко были способны зайти преступники в своем желании кому-то что-то доказать. Страшно? Ничуть. Но что-то заставляет чутье внутри Дазая напрягаться. — Куникида-кун… Кто-то, кроме самого Осаму, сумел довести Доппо до ручки. Браво. Аплодисменты. Только эти аплодисменты через несколько секунд станут последним, что услышит номинант на премию «выбеси сотрудника вооруженного детективного агенства до белой ярости». Голос Дазая переливающийся и спокойный, словно упрашивающий переключиться на что-то иное, кроме лба в перекрестии прицела пистолета. Бывший член исполнительного комитета Портовой мафии отходит прочь от консоли управления — машина теперь уже точно справится и без помощи человека — и неторопливо приближается к напарнику. Просто Дазай знает, сколько значат для Куникиды все эти его идеалы, записанные в многострадальном блокноте. Просто Дазай однажды стибрил этот блокнот, просто смеха ради, прочитал, и кое-что для себя запомнил. Просто Дазай в виду каких-то своих соображений прямо сейчас опускает ладонь на ствол пистолета в руках напарника и смотрит тому в глаза, поблескивающие за прямоугольными стеклами очков. — Если не дрогнешь — стреляй, — говорит Осаму, слегка пожимая плечами. — Они этого заслужили. Но ты сможешь жить с этим? Куникида дрожит и стискивает зубы. Еще секунда, и этот жалкий человек отправится вслед за теми, кого он убил. Перекрестие прямо в сердце. Еще немного и он труп. Резкое движение и палец сжимает спусковой крючок, не обращая внимания на Осаму. Бах! Осаму не знает. То ли он сам инстинктивно надавил ладонью сильнее, то ли Доппо промахнулся намеренно, но сидящий перед ними мужик в черном остался жив и даже относительно цел. Насчет его штанов молодой человек не уверен и проверять уж точно не собирается. — Тебя либо казнят, либо пожизненно посадят, это решать не мне, — глядя в испуганные глаза преступника, холодно произносит Куникида и поправляет очки. — Молись, чтобы тебя казнили, ведь твоя жизнь может обернуться адом… Ладонь Осаму слегка ноет, хотя отдача, в основном, вдарила по плечу Куникиды. Дазай некстати, с легкой веселостью, вспоминает о том, что если бы пережал ствол пистолета сильнее, мешая выходить сжатому газу, то оружие взорвалось бы, как минимум оторвав пальцы обоим детективам, как максимум лишив их ладоней в целом и в добавок ранив осколками. Красота. — Я… — тихо добавляет Доппо, поворачиваясь к Осаму. — Я никогда не смогу забрать чью-то жизнь. Я не такой, как ты, ведь я пообещал, что никто больше не умрет на моих глазах, даже такие твари, как этот… — легкий кивок в сторону преступника. — Но ты всегда знал это и прекрасно знаешь меня, а потому, спасибо тебе за все, Дазай. Несмотря ни на что, я ценю то, что ты делаешь для нас. Ты член ВДА, а то, кем ты был раньше не так важно, ведь ты все-таки мой напарник. Куникида протягивает руку и касается ладонью плеча Дазая. Тот смотрит в глаза напарника и кивает на проникновенную речь. Действительно. Это никогда не было таким уж важным. Дазай никогда и не скрывал, что выходец из Портовой мафии. Просто ему было смешно наблюдать за тем, как Вооруженное детективное агенство силится угадать, кем же он работал до того, как стать детективом. Куникида, вот, вообще считал, что Осаму был безработным, лентяем и тунеядцем. Ну, про лентяя он, конечно, угадал, но быть одним из руководителей мафии не то, чтобы быть тунеядцем. Работать Дазаю приходилось, правда, большей частью не руками, а мозгами. Ну, еще нерадивых подчиненных наказывать. Молодой человек никогда не признается вслух, особенно Куникиде, что для него было нормой стрелять в собственных подчиненных, даже подростков. Хорошо, в одного конкретного подростка. Может, поэтому он и вырос таким озлобленным на весь мир? И теперь Осаму пытается исправить свои же оплошности, как умея приглядывая за Ацуши? Может быть, все может быть. — Да. Не не такой как я, Куникида-кун, — нараспев тянет Дазай и широко, открыто улыбается. — Такой, как я, всего один. — Надо бы вызвать полицию, но может, допросим их для начала? — задумчиво спрашивает Куникида. — Все-таки им нужны не просто мы или Портовая Мафия, а все эсперы… Согласен… Напарник? Вместо ответа Дазай отходит и скучающе пинает ближайшего к себе мужика в голень. Тот шипит, ругается сквозь зубы, матерится и клянется, что ничего не скажет паршивым шавкам ВДА, даже если его здесь насмерть запытают. Храбрится, не иначе. Понял, что Доппо не станет убивать и, скорее всего, не позволит убивать Осаму, а тюрьма — из тюрьмы и сбежать можно. — Окей, хорошо, — примирительно улыбается Дазай, и ох, много кто знаком с эдакой многообещающей улыбочкой, ничего хорошего, обычно, не предвещающей. — Тогда я скажу твоей дочери, что ее папочка едва не подорвал ее? Мужик затыкается и ошарашенно смотрит на Дазая. Открывает и закрывает рот, не в силах понять, откуда Дазай узнал. А Дазай кидает самодовольный взгляд на Куникиду, как бы молчаливо говоря: «Еще никто не выдерживал мой допрос». — У тебя в кармане билет в кинотеатр. На… — Осаму оглядывается, ища часы, но мысленно махает рукой на это дело. — Сеанс должен был начаться тридцать пять минут назад. Да и контрольный корешок оторван. Ни в жизнь не поверю, что такой здоровенный мужик как ты любит мультики для дошкольников, даже в качестве алиби или прикрытия. Значит, ты отвлек дочку мультиком, а сам пошел на дело. Только вот признайся. Ты ведь не в курсе, какие именно здания в округе заминированы, верно? Вам сказали просто их подорвать. Дазай скрещивает руки на груди. Из-под рукавов черного пиджака прекрасно видны узкие, перебинтованные запястья. Складывается ощущение, словно бы они затянуты чересчур сильно, но Осаму это не заботит. Он наблюдает за меняющимся выражением на лице мужика, и переводит взгляд на второго. — Почему дочка? Ну, пацаны, вроде, не особо жалуют принцесс, — посмеивается он, отвечая на невысказанный вопрос. — Так что тебе лучше все выложить начистоту, прежде чем девочка узнает, за что ее папа загремел за решетку. — Он сказал, — Куникида тут же напрягается, стоило преступнику заговорить. — Сказал, что если не избавится от вас, то придется уничтожить больше, чем планировалось. Он сказал, что «скоро этот мир погрузится в хаос, а я стану создателем нового мира». — Кто он? Он — эспер? — переспрашивает Доппо. — Не знаю, — хрипло, но спокойно отвечает преступник. — Он давал нам указания на расстоянии, дальше ваша очередь выяснять кто он. Правда, даже если бы мы знали, у нас нет права разглашаться, иначе… Он придет за нами, и полиция здесь не поможет. На самом деле смущало больше не то, что какой-то левый дядя давал указания этим здоровым лбам, а то, почему он так неаккуратно действовал? Не знал хорошо членов агентства? Или же не подозревал, кто именно состоит в Портовой Мафии? Почему этот неизвестный аноним послал таких идиотов на столь ответственную миссию? Любитель? Или просто не продумал все до конца? Нет, почему-то внутри складывалось ощущение, что агентство имеем дело с умным человеком, но либо догадки не верны, либо… — Велика вероятность, — тихо произносит Куникида в сторону Дазая. — Что это все либо игра, либо некое предупреждение. К этому делу необходимо подключить Рампо. Думаю, он сможет разобраться и выяснить, что именно здесь происходит. _ Спустя где-то час, на улице послышались гудки сирены, которые приблизились к зданию. Кажется, полиция не особо торопилась задерживать преступников, зная, что за ними наблюдают члены ВДА. — Дазай, — неожиданно просит Куникида, когда полиция, наконец, занимается своими обязанностями. — Скажи директору. Что меня сегодня и завтра не будет… Я… ничем не пригожусь вам, во всяком случае, сейчас. Сегодняшний день стал началом, открывающим глаза на тот идеальный мир, которым Куникида так грезит. Его нет. Идеального мира просто не существует.