Часть 1
12 октября 2011 г. в 01:28
Слышишь?
Сегодня, когда я подкрался к тебе и по привычке закрыл твои глаза, путаясь пальцами в длинной челке, а ты, улыбнувшись, томно протянул: «Вот уж не знаю, кто это там», я впервые осознал, что уже не смогу без этого. Как-то даже глупо… Шумно сопеть у тебя над ухом, вдыхая слабый запах разложения и формалина, что пропитал насквозь твои серые волосы, и думать о том, что вот оно, счастье. Именно это, а вовсе не снисходительная холодность бюрократа или сомнительная благосклонность демона.
Кстати, о демонах. Знаешь, почему я продолжаю виться вокруг этого напыщенного и такого скучного Себас-тяна? На то есть три причины. Во-первых, это всё игра, спектакль, в котором я проверяю свои силы. Королева драмы! Я так вжился в роль легкомысленной и немного, совсем чуть-чуть, распутной особы, что так просто взять и отказаться от этой маски не смогу. Во-вторых, я видел, как ты смотрел на меня в один из таких моментов, улыбаясь и поглаживая ноготком урну с печеньем; вся эта сцена явно позабавила тебя, а ты так любишь смех!.. И в-третьих… А вот вдруг в один прекрасный миг ты прошепчешь, прокричишь, прохихикаешь, да в конце концов просто дашь понять, чуть сжав губы: «Хватит! Ты мой!» Это было бы так прекрасно, Гроби!
Иногда, приходя к тебе, я вижу, что ты занят украшением своих ненаглядных гостей, и мне становится немножко обидно. Ведь с ними ты обращаешься так нежно, так ласково… Словно именно они, а не я, могут изогнуться навстречу твоим прикосновениям и мягко мурлыкнуть. И что бы я ни делал в такие моменты, как бы ни крутился вокруг тебя – ничего. Это больно, знаешь. Расстроенный, я ухожу на кухню и нагло залезаю на стол, чего ты так не любишь, и там засыпаю, предварительно съев всё тесто для печений, если таковое имеется, чисто из вредности. А спустя какое-то время просыпаюсь в окружении красного атласа, в кольце твоих рук, и ты тихонько хихикаешь, называя меня забавным. И все обиды забываются.
Когда я слышу от тебя «Моя леди», внутри будто всё обрывается и сердце рушится куда-то вниз, под ноги, под землю, сквозь Ад в райские кущи. Порой кажется, что я не выдержу той бури чувств, что охватывает меня всякий раз, стоит тебе появиться рядом. Представляешь, я не могу прикоснуться к тебе рукой, затянутой в перчатку. Всегда – голая кожа. Всегда – дрожь в тонких пальцах, которую так трудно, почти невозможно, сдержать. Заметил ли ты? Не думаю. Я же ведь смертельно хорошая актриса!
Ах, мой дорогой Гробовщик… Всё было бы совсем хорошо, если бы… Ненавижу это «если бы»! Когда мы вместе, когда свет и тьма сливаются для нас в одну ослепительную вспышку… Я хочу стонать, кричать, невнятно шептать твоё имя, твоё настоящее имя, а не вовсе не «Ах, Гроби!» Но я не знаю его. Что это? Почему? Ты не доверяешь мне, и потому до сих пор не сказал? Или ты чего-то ждёшь?
Может, дело в том, что я сам ещё ни разу не говорил тебе столь важные слова… Но, милый, одно дело – признаваться в любви всем подряд, ничего не испытывая, и совсем другое – сказать тоже самое тому, к кому на самом деле это чувствуешь. Да разве и так не понятно?
Я люблю тебя, слышишь?
Конец.